дравствуйте, когда вы
ждете Василия Лукьяныча?  Ах,  улетел... Понятно, а кто на хозяйстве? Ага,
спасибо.  -  Он набрал второй номер.  - Николай Григорьевич, здравствуйте,
это  Федоров,   из  КГБ,   добрый  день.   Да,  ничего,  спасибо.  Николай
Григорьевич,  у  меня  вопрос  -  вы  принимали  участие  в  переговорах с
Нагонией?  Именно.  А  кто готовил материалы?  Нет,  нет,  я  имею в  виду
специальные поставки.  Так. Ясно. Из какого отдела? Дубов? Мой заместитель
к вам собирается, генерал Константинов, найдете время? Ах, вот в чем дело,
ну-ну. Спасибо. До свидания.
     Петр Георгиевич положил трубку, снял очки, спрятал их в футляр.
     - Вот так,  -  сказал он.  -  По вопросам экономики материалы готовил
Дубов.  А  вас поздравляю -  у него уже сидит Проскурин,  четко работаете,
генерал, четко. Готовьте постановление, связывайтесь с Прокуратурой, будем
эксгумировать труп.


     В заключении специалистов,  участвовавших в эксгумации трупа Винтер и
проведении экспертизы,  говорилось,  что  отек  обоих  легких  был  вызван
применением препарата с  острым запахом,  неизвестного нашей фармакологии.
При исследовании остатков препарата выяснилось,  что потеря сознания могла
наступить через тридцать - сорок секунд после применения препарата, однако
смерть приходит значительно позже.  Поскольку препарат нам неизвестен,  то
действия врачей,  оказывавших первую помощь О.  В. Винтер, следует считать
совершенно   правильными;   мы,   нижеподписавшиеся,   не   знаем,   какое
противодействующее  средство  можно  было  применить,  дабы  спасти  жизнь
Винтер. При этом на поставленный перед нами вопрос о беременности покойной
следует дать отрицательный ответ.
     Мы  должны также дать  отрицательный ответ и  на  вопрос о  наличии в
организме покойной каких-либо  следов  хронического легочного заболевания.
Можно утверждать,  что  покойная до  введения в  ее  организм неизвестного
препарата была абсолютно здорова".


     "Славину.
     По  возможности ускорьте ответ на  вопрос о  представительстве "Кук и
сыновья". Интерес к Дубову тщательно маскируйте.

                                                                   Центр".


     "Центр.
     Представительства  "Кук  и  сыновья"  в  Луисбурге  нет.  Для  Дубова
двухкомнатный люкс  номер 1096 был  снят двенадцать раз,  начиная с  марта
1976  года по  июль.  Стоимость номера 95  долларов в  сутки.  Ежемесячная
заработная плата Дубова в период с марта по июль составляла 500 долларов.

                                                                  Славин".


                                  ГЛЭББ

     - Вы один, Эндрю?
     Зотов удивленно отступил в  прихожую,  в  темноте лестничной площадки
(он снимал квартиру в доме, где рано ложились спать) стояла Пилар. Лицо ее
в темном обрамлении волос было тревожным, бледным.
     - Входите, Пилар, рад видеть. Как вы меня разыскали?
     - Милый, милый Эндрю...
     - Что случилось? Вы чем-то встревожены. Заходите же.
     - Спасибо. Можно пройти на балкон?
     - Куда угодно. Только там еще более душно, чем здесь.
     - Эндрю,  выслушайте меня.  Я пришла сказать вам не про то, что люблю
вас и готова быть с вами где угодно: в России ли, если захотите меня взять
туда;  здесь ли,  если решите остаться;  в другом ли месте, если надумаете
уехать.  Погодите,  Эндрю,  вы обещали меня выслушать. Вы не видели Глэбба
два дня, я - тоже. Он не просто торговец, Эндрю, он, мне кажется, связан с
СИА...
     - С кем?
     - СИА.  Так мы,  испанцы, называем ЦРУ. И не появляется он неспроста,
милый Эндрю.  У них что-то случилось.  Я не знаю,  что у них случилось, но
Лоренс сказал,  что теперь,  после того что произошло,  они могут подвести
нескольких русских, вас - в том числе.
     - Что за ерунда, Пилар?! Я ничего понять не могу.
     - Нежный мой, седой человек, вы поймете меня. Я бы никогда не посмела
прийти к вам с этим, Эндрю, но та женщина, которая не позволяла мне прийти
к вам с этим признанием раньше... Словом, Ольги нет более, она умерла...
     - Что?!
     - Да. Скоропостижно умерла, ее похоронили два дня назад...
     Зотов  присел на  краешек плетеного стула,  оперся локтями о  решетку
балкона, сжал ладонями виски...
     - Почему же никто ничего не сообщил?  Да послушайте же, это бред, это
глупая шутка, этого не может быть, Пилар!
     - Тише. Родной мой человек, это правда.
     - Какой же  код...  -  Зотов поднялся.  -  Вы не знаете,  какой код в
Париж?  Говорят,  что можно звонить через Париж.  Как вы узнали про Ольгу?
Что с нею? Автокатастрофа?
     - Я  не знаю подробностей.  Я  знаю одно:  ее нет больше.  Я  не знаю
парижского кода,  если хотите,  я закажу разговор через Мадрид.  У вас нет
чего-нибудь выпить, меня всю трясет...
     - Там... В баре. Сейчас.
     - Я возьму, не тревожьтесь. Вам со льдом?
     - Что?  Да, со льдом. Нет, не надо льда, налейте стакан, безо всякого
льда.
     Пилар принесла на подносе рюмку красного вина себе и  большой фужер с
виски для Зотова.  Она неотрывно смотрела, как он медленно выпил; закурила
ему сигарету -  пальцы ее  были холодны и  нежны,  она провела ими по лицу
Зотова, как слепая, трепетно и осторожно.
     - Нежный вы мой,  -  продолжала она шепотом,  -  я  чувствую над вами
горе,  тяжесть я чувствую,  позвольте мне остаться подле.  Я знаю, вам это
запрещено, но я буду жить здесь так, что никто не узнает и не увидит меня.
Или давайте я увезу вас к себе...
     - Что? Погодите, Пилар, я пока ничего не понимаю, милая. Вы убеждены,
что в Москву можно позвонить через Мадрид?
     Пилар сняла трубку телефона - квартира,  которую занимал Зотов,  была
нааашапаиагаоавааанааа аппаратами, даже в ванной стоял розовый телефон - и
набрала код Мадрида.
     - Росита,  здравствуй, родная. Да, я. Ты можешь помочь мне? Да, очень
важно.  Это для человека,  которого я люблю, я писала тебе, это Зотов. Да.
Спасибо.  Закажи  немедленно Москву,  отсюда  дозвониться невозможно.  Да.
Записывай номер. Какой номер, Эндрю?
     - Сейчас.  Спасибо.  А куда же звонить,  если ее нет? Мой домашний...
Погодите. Я забыл. Но ведь...
     - С кем вы хотите говорить?
     - С ее отцом...
     Пилар продиктовала номер:
     - Росита,  как только дадут Москву, звони мне по коду, сюда, я сейчас
у Эндрю.  Восемьсот три пятнадцать сорок восемь.  И держи трубку к трубке.
Я... Мы ждем, мы очень ждем, Росита. Это так важно для нас...
     Через два часа Пилар вышла из квартиры.  В  машине ее ждал Глэбб.  На
другой стороне стоял звероподобный "форд", набитый пассажирами в шляпах.
     - Ну? - спросил Глэбб. - Как?
     - Знаешь, мне жаль его.
     - Мне тоже. Тем не менее, ты его уложила?
     - Мне его жаль,  -  повторила Пилар. - Дай мне, пожалуйста, сигарету,
мои кончились.
     - Жалей "Умного",  гвапенья.  Он  -  твой  компаньон,  как-никак.  Мы
работаем жестокое дело, и надо уметь контролировать сердце.
     - Я не уложила его,  Джон.  Это было бы противоестественно, поверь, я
женщина, я это чувствую лучше. Ты ошибся в расчете.
     - Я не ошибаюсь, когда рассчитываю мужчин. Как он отнесся к тому, что
может быть скандал?
     - Он даже не спросил об этом.  Словно и  не слышал.  Или,  может,  не
понял.
     - Хорошо. Как ты думаешь, он придет к тебе завтра?
     Пилар покачала головой отрицательно.
     - Он не придет, Джон. Он завтра же улетит в Россию.
     - Их самолет ушел сегодня, остается пятница.
     - Он улетит любым рейсом.
     - Им нельзя. Они летают своим рейсом. Он никуда завтра не улетит...
     - Едем?
     - Погоди. Я устал...
     - От чего?
     - От ожидания,  Пилар.  Я очень устал, ожидая тебя, девочка. Я устаю,
когда ты работаешь. Это очень трудная работа - ждать...


     Через три часа Глэбб получил запись разговора Зотова с  Роситой;  она
соединила его со стариком Винтером; слышимость была отвратительной, но все
же Зотов услыхал: "Оленьки больше нет".


     Через три часа сорок минут Глэбб приехал в  "Хилтон" и поднялся в бар
- он знал,  что Пол Дик сейчас там,  пьет свое пиво и пишет фломастером на
салфетках.  Глэбб удивился, когда понял, что пишет тот не корреспонденции,
а стихи.
     - Привет,  Пол,  пьете в  одиночестве и  не знаете о скандале в нашей
богадельне?
     - У нас их слишком много. В какой именно?
     - В ведомстве Лоренса.
     - Нашего главного шпиона?
     - Именно.  У него ломанули сейф. Если это сделали чужие - тогда никто
ничего об этом не узнает,  а если работнули здешние гангстеры - надо ждать
требования о  выкупе,  и  бедному  Лоренсу  придется  платить;  материалы,
видимо,  того стоят.  Он так хорошо конспирировал, этот Лоренс, что ребята
твердо уверовали:  он  хранит в  своем  сейфе доллары.  Странная,  кстати,
манера - снимать для такого рода оффиса апартамент в отеле.
     - Почему же об этом ничего здесь не слышно?
     - Потому что  хозяева "Хилтона" умные  люди.  Разве  можно отпугивать
клиентуру?
     - Какой у него номер?
     - Не вздумайте сослаться на меня - шестьсот восьмой.
     - Он у себя?
     - Откуда я знаю? Если у себя - расскажете мне, как он прореагирует на
ваш визит.
     Пол Дик странно усмехнулся, сполз со стойки, обернулся к бармену:
     - Я надеюсь вернуться.  Если этот джентльмен решит выпить -  сделайте
ему один "хайбл" за мой счет.
     Глэбб  посмотрел ему  вслед задумчиво,  с  доброй улыбкой и  попросил
бармена:
     - Налейте стакан апельсинового сока за мой счет.


     Через три часа пятьдесят две минуты Роберт Лоренс, хмуро оглядев Пола
Дика, спросил:
     - От кого к вам пришла информация такого рода?
     - Я  не открываю источников моей информации,  мистер Лоренс,  я  хочу
лишь  получить ответ -  правда ли,  что  секретные материалы,  связанные с
государственными интересами нашей страны, ушли на сторону?
     - Я не комментирую этот вопрос.
     - Позвольте  мне   сформулировать  иначе:   правда  ли,   что  группа
неизвестных пыталась похитить документы той фирмы, где вы работаете?
     - Да, это так.
     - Тогда я  хотел бы узнать,  правда ли,  что вы являетесь сотрудником
Центрального разведывательного управления?
     - Я  не  имею к  этой организации никакого отношения,  я  представляю
"Интернэйшнл телефоник".
     - Какого рода интерес могут представлять документы вашей фирмы и  для
кого?
     - Имена  наших  контрагентов,   объем  поставок,   цены  -   все  это
представляет интерес для конкурентов.
     - Вы утверждаете, что ограбление было совершено вашими конкурентами?
     - Именно  так.  Теми,  кто  хочет  помешать развитию добрых отношений
между нашей страной и Луисбургом.
     - Если ваша фирма честно работает, как можно помешать ее отношениям с
Луисбургом, мистер Лоренс?
     - Любую честную работу можно фальсифицировать,  любого человека можно
вымазать грязью. Это все, что я могу сказать, благодарю вас.
     - Последний вопрос, мистер Лоренс.
     - Я отвечу на ваш последний вопрос.
     - Вы  тот  самый  Роберт  Лоренс,  служащий  "Интернэйшнл телефоник",
который давал показания в конгрессе по поводу заговора в Чили?
     - Я давал показания в том смысле,  что мы не имели никакого отношения
к трагедии, произошедшей в Сантьяго. Но мне бы не хотелось, сэр, чтобы ваш
вопрос и мой ответ попали на страницы газеты.
     - Вы обращаетесь ко мне с просьбой, и я готов выполнить вашу просьбу,
но - в таком случае - выполните и вы мою: что украли, мистер Лоренс?
     - Вы же бывалый человек.  Неужели вы не понимаете,  что я не могу вам
ответить?  Неужели вы  не  понимаете,  что мой ответ может подвести людей;
хороших -  поверьте моему слову -  людей,  верных и надежных компаньонов в
нашем честном деле.


     Через  пять  часов  двенадцать минут  директор полиции Стау  позвонил
Глэббу, который сидел напротив Лоренса у телефона, и сказал:
     - Все в порядке.
     Глэбб осторожно положил трубку,  вздохнул -  глубоко,  облегченно - и
рассмеялся:
     - А вот теперь, босс, я с радостью выпью рюмку хорошего хереса.
     Он  имел право выпить рюмку горьковатого испанского вина,  потому что
полиция,   вызванная  соседями  (звон  разбитого  окна),   застала  Зотова
связанным,  оглушенным;  в  его  квартире все было перевернуто вверх дном.
Агенты криминальной полиции -  к вящему их удивлению - обнаружили в темной
кладовке портативный радиопередатчик,  а в нижнем ящике стола -  шифровку:
цифры были точно такими же,  какие в течение последнего года перехватывала
советская контрразведка;  когда Зотов,  в госпитале уже, пришел в себя, на
вопрос  о  передатчике отвечать следователю отказался;  вызванный полицией
советский консул  задал  ему  такой  же  вопрос;  Зотов  сказал,  что  все
произошедшее - провокация, и попросил отправить его в Москву.
     - Это  будет решать суд,  господин Зотов,  -  ответил ему полицейский
следователь.  -  В вашей квартире обнаружены предметы, запрещенные в нашей
стране к ввозу.  Видимо,  господин консул понимает, что я не могу нарушать
закон  моей  родины.  Пока  мы  не  установим,  каким образом вы  ввезли в
Луисбург передатчик,  что передавали, кому и о чем, мы не вправе разрешить
выезд; более того, ваша палата отныне будет под нашей охраной.


     Вечерние газеты вышли с заголовками: "Русский шпионаж в Луисбурге".
     И лишь единственное  издание,  близкое  к  американскому  посольству,
опубликовало  странный комментарий:  "Передатчик - в тех странах,  которые
считают себя свободными,  - не есть улика.  Колонка цифр может и  не  быть
шифром,  так  что  арест  русского  инженера  представляется  нам досадной
ошибкой,  если  не  преступлением,  ибо,  как  нам  стало  известно,  одна
американская   фирма   подверглась   такого  же  рода  ограблению,  причем
неизвестные, казалось, не искали денег. Чья же рука руководит ими?"
     Прочитав этот комментарий, Славин позвонил Глэббу:
     - Джон, привет вам, как поживаете?
     - Здравствуйте, дорогой Вит, рад вас слышать. Как вы?
     - Прекрасно. Куда пропал Пол?
     - По-моему, он заперся в номере и пишет, он мне говорил, что обладает
сенсационной информацией. Не хотите вместе пообедать?
     - С удовольствием.  Только сначала я постараюсь прорваться в больницу
к Зотову.
     - Почему в больницу? Что с ним?
     - Вы не читали газет?  - спросил Славин и  ясно  представил  ликующее
лицо Глэбба. - Отстаете от жизни. Он чей-то шпион.
     - Перестаньте, он - милейший человек.
     - Шпион обязан быть милейшим человеком,  если только он профессионал,
а не любитель. В семь я жду вашего звонка, о'кэй?
     - Я  позвоню к  вам,  Вит,  передайте привет Зотову,  я  его вспомнил
наконец - русские фамилии, языковый барьер. Спросите его, может быть, надо
чем-то помочь?
     - Спасибо. Обязательно, Джон, вы очень добры.


                                   ТЕМП

     "Дорогой друг,  мы рады передать вам привет от очаровательной "П". По
ее просьбе сообщаем вам, что ваши дела идут хорошо и те акции, которые она
приобрела из  вашего  гонорара,  вложены в  дело  надежно,  можно  ожидать
двенадцати -  тринадцати процентов на единицу вложения.  Сообщаем, что ваш
гонорар составляет 32 772 доллара 12 центов.  Однако, поскольку вы просили
прислать вам лекарства,  изделия из золота и серебра, мы вычли из гонорара
641  доллар  03  цента,   следовательно,  окончательная  сумма  к  выплате
составляет 32131 доллар 0,9  цента.  Должны сказать,  что  ваша информация
представляет исключительный интерес.  По  оценке  нашего руководителя,  вы
вносите громадный вклад в  дело  освобождения Нагонии от  коммунистической
тирании.  Мы просили бы вас продолжать информировать нас постоянно.  Более
всего нас интересует на этом этапе тот же вопрос: известно что-либо Москве
о  нашей помощи группам оппозиционеров и  если известно,  то  что  именно?
Следует ли  ожидать расширения помощи режиму Грисо?  По-прежнему мы высоко
дорожим  вашей  оперативной информацией о  том,  когда  и  откуда  выходят
караваны судов.  В  ближайшие дни мы перешлем вам новые рекомендации и все
то,  о  чем вы  просили в  прошлом сообщении.  Хотим порадовать:  все ваши
опасения могут теперь быть перечеркнуты. Известный вам человек введен нами
в игру "операция прикрытия",  и все возможные подозрения будут обращены на
него - во всяком случае, в течение ближайших нескольких месяцев. Затем мы,
вероятно,  законсервируем на  какое-то  время  радиосвязь и  обсудим новые
формы  нашей  дальнейшей работы.  От  всего сердца приветствуем вас,  ваши
друзья "Л" и "Д".


     "Центральному разведывательному управлению.
     Мы  были бы  глубоко признательны,  если бы  вы  смогли передать вашу
последнюю информацию по ситуации в Нагонии.  Наше посольство полагает, что
группа Огано выражает свои  симпатии Пекину весьма неквалифицированно.  По
мнению наших наблюдателей,  "работа" сделана наспех, ибо Африка убеждена в
том,  что войска Огано проходят подготовку под руководством советников ЦРУ
и  что радикализм Огано санкционирован Вашингтоном.  В достаточной ли мере
контролируемы  контакты   Огано?   Мы   ждем   однозначного  ответа,   ибо
предполагаемые акции,  сориентированные на  африканский континент,  должны
быть соответствующим образом мотивированы на международной арене.

                                                        Отдел исследований
                                           Государственного департамента".


     "Луисбург, резиденту ЦРУ Роберту Лоренсу.
     Прокорректируйте  публичные  высказывания  Огано.   Он  слишком  явно
повторяет доводы Пекина при том,  что,  по мнению Гос.  департамента,  его
контакты  с  нами  просматриваются  весьма  очевидно,  и,  таким  образом,
африканцы имеют возможность подозревать его  в  неискренности.  Это мнение
сходится с информацией агента "Умный" из Москвы.  Дайте указание Огано еще
более   резко  отмежеваться  от   "империализма"  и   подвергнуть  критике
"пассивность"  Государственного департамента  в  его  "слишком  осторожном
сдерживании" прокремлевских элементов.

                                    Заместитель директора ЦРУ Майкл Вэлш".


     Из речи посла по особым поручениям США:
     - Когда мою страну упрекают в  поддержке сепаратистов и  называют при
этом    сторонников   мистера   Огано,    я    не    перестаю   поражаться
недобросовестности такого рода обвинителей.  Речи мистера Огано проникнуты
духом радикализма, его критика в адрес моей страны не оставляет сомнений у
беспристрастных наблюдателей в том, что этот человек далек от тех идеалов,
которым  мы   преданы.   Мое   правительство  не   может   нести   никакой
ответственности за действия мистера Огано;  связывать его каким-то образом
с  целями  и  методами нашей  внешней политики -  значит клеветать на  мою
страну и ее правительство...


     "Пекин, министерство иностранных дел.
     Огано  проинформировал меня  о  плодотворных совещаниях,  которые  он
провел с  известным вам  Лоренсом.  Огано  во  время  этого совещания была
обещана  новая  партия  вертолетов,  минометов и  тридцать легких  танков,
которые, видимо, будут решать исход предстоящих в скором времени событий.

                                             Ду Лии, посол КНР в Нагонии".


                                 ПОЛ ДИК

     "Ваш корреспондент Пол Дик ведет этот репортаж из  джунглей,  которые
выходят к берегу океана;  здесь штаб-квартира армии генерала Огано, лидера
националистов Нагонии.
     - Мистер Огано, на кого вы опираетесь в вашей борьбе?
     - Народ  Нагонии  поддерживает  мои  идеи - от мала до велика;  народ
Нагонии ненавидит Джорджа Грисо,  этого интеллигентика,  далекого  от  тех
чаяний, которыми живет нация.
     - Каковы чаяния нации?
     - Свобода и независимость.
     - Генерал,   вас   называют  ставленником  Пекина,   как  вы   можете
прокомментировать такого рода утверждения?
     - Меня  еще  называют  агентом  ЦРУ.  Продажные щелкоперы,  купленные
Москвой и Гаваной,