и на передаче ее? Работает сеть? Или шпион
действует в одиночку?
     - Видимо, стоит начать с проверки тех, кто работает в Луисбурге?
     - Но если допуститьа саеатаь, то следует проверить и тех, кто работал
там раньше. А потом отбросить всех, кто не имеет доступа к особо секретным
документам.  И сосредоточиться на людях,  которые многоа  занаааюата  -  и
здесь и там.
     - Но  радиограммы идут на  Москву,  Константин Иванович.  Какой смысл
отправлять сюда радиограммы, если их агент сидит в Луисбурге?
     - Значит,  вы  исключаете  версиюа  саеатаи?  Допустим,  что  наметку
информации  ЦРУ  получает  в Луисбурге,  а подтверждения требует от своего
человека в Москве. Такую возможность вы отвергаете?
     - Нет, - ответил Славин задумчиво, - не отвергаю.
     Константинов снял  трубку,  набрал номер  телефона генерал-лейтенанта
Федорова.
     - Петр Георгиевич,  - сказал он, - мы тут со Славиным сидим над новой
радиограммой.  И письмом.  Занятным письмом. Доложить в понедельник или...
Хорошо. Ждем.
     Константинов положил трубку:
     - "Пэ Гэ" выезжает с дачи.  Вызывайте  ваших  людей,  будем  готовить
предложения.   Есть   все   основания  для  возбуждения  уголовного  дела.
Согласуйте с прокуратурой. Пока все.


                               КОНСТАНТИНОВ

     За завтраком Лида,  жена Константинова, посмотрела на него вопрошающе
и чуть обиженно -  после того уж, как он созвонился со Славиным и назначил
время на корте: семь сорок пять.
     Заметив, кааака Лида поднялась со стула,  Константинов  улыбнулся  ей
ласково,  чуть  иронично,  с  тем  изначальным  пониманием "что есть что",
которое  подчас  злит,  но  всегда  понуждает  относиться  друг  к   другу
уважительно, не соскальзывая в бытовщину, убивающую любовь в браке.
     Лида принесла кофе, подвинула мужу сыр.
     - Хочешь печенья? У нас есть "Овсяное"...
     - Ни в  коем случае.  Сколько в  нем калорий?  Много.  А  я не вправе
обижать тебя ранним ожирением.
     - Ранним?  -  она  улыбнулась.  -  Что будет с  человечеством,  когда
средняя продолжительность жизни приблизится к двумстам годам?
     Константинов допил кофе,  отставил чашку;  Лида поняла, что он сейчас
саоабаиараааеатасаяа - за двадцать лет,  прожитых вместе, человека узнаешь
- не по слову даже, а по егоа параеадатаеачае.
     Он,  в свою очередь,  тоже понял,  что она сейчас поднимется, положил
поэтому руку на ее пальцы и сказал:
     - Я помню. Ты станешь записывать или запомнишь?
     - Неужели успел?
     - Конечно.  Так вот, Лидуша, рукопись никуда не годится. Это - унылая
литература,  а,  как  говорили великие,  любая  литература имеет  право на
существование, кроме скучной.
     - Это  азбука,  Костя,  я  обратилась к  тебе,  чтобы  ты  помог  мне
мотивировать отказ.
     - А ты вправе отказать ему?
     - То есть? Конечно, вправе.
     - Это очень плохо,  если "конечно".  Я, признаться, боюсь такого рода
неограниченной власти редактора.  А что, коли твой автор повесится? Или ты
не разглядела гения?
     - Мы же смотрели вдвоем.
     - Я - дилетант. Читатель.
     - Самая,  кстати,  трудная профессия. И потом, нынешний читатель куда
честнее некоторых критиков.  Те пытаются угадать,  кого похвалить,  а кого
лягнуть, но угадывают не в читальных залах и книжных магазинах, а...
     - Очень плохо.
     - Костя,  родной,  я  лучше  тебя  знаю,  как  это  плохо,  поэтому и
попросила тебя прочесть эту рукопись.
     Константинов пожал плечами:
     - Каноническая схема,  а  не  литература;  плохой  директор,  хороший
парторг;  новатор,  которого поначалу затюкали,  а потом орден дали,  один
пьяница на весь цех...  Зачем врать-то?  Будь в каждом  цеху  только  один
пьяница, я бы в церкви свечки ставил. Всякое желание понравиться - кому бы
то ни было - есть форма неискренности.  А потом спохватимся, начнем ахать:
"Откуда  появились  новые  лакировщики?!"  Разве  кто-либо понуждал твоего
автора писать ложь?  Расталкивает локтями,  к литературному пирогу лезет -
нельзя  же  так спекулировать,  право...  Настоящая литература - это когда
человек изливает душу;  а если так - то и работы его  не  видно.  А  здесь
какая-то эклектика:  и драматург,  и спорщик,  и рассказчик, и оратор. И к
каждому  этому  профессиональному  качеству  можно  приложить  одно   лишь
определение  -  "посредственный".  В наш век информационного взрыва нельзя
быть эгоцентриком,  идеи в воздухе носятся, или уж быть надобно гениальным
эгоцентриком.
     - Ты пролистал рецензии мэтров на его рукопись?
     - Прочитал.  Ну и  что?  Эти меценаты потом,  глядишь,  и  в  газетах
выступят, а книгу отправят на макулатуру, но и это полбеды; главная беда в
том,  что может появиться некая девальвация литературной правды,  а  сие -
тревожно. Мне так, во всяком случае, кажется.
     - Про такое заключение мне бы сказали: "разнос", Костя.
     - Правильно. Зачем же литературу превращать в парламент: "Ты - мне; я
- тебе,  наша  коалиция  сильней".  Не  надо  так,  это  же  самопожирание
литературного процесса.
     - У меня появится много врагов, если выступлю так резко.
     - Что ж,  свою позицию надо уметь отстаивать.  Я  бы на компромисс не
шел.  Еще вопросы есть?  -  он улыбнулся.  - Спасибо, я поехал проигрывать
Славину.


     ...Славин опоздал на пять минут;  Константинов,  тренируясь у стенки,
заметил:
     - Точность - вежливость королей, Виталий Всеволодович.
     - Так я ж не король, Константин Иванович, я всего лишь полковник, мне
и опоздать можно... Затор был на Кутузовском.
     Когда они менялись местами на корте, Славин задумчиво сказал:
     - Знаете, на какие мысли навел меня этот затор?
     - Вы хотите меня заговорить, чтобы обыграть всухую?
     - Конечно. Но думал я, действительно, о том, как скорость века меняет
психологию.  Раньше-то  наш ОРУД незамедлительно реагировал на минимальное
превышение скорости,  как  матадор реагировал,  а  сейчас  гонят  шоферов:
"Проезжай!", на осевую пускают, только б не затор, то есть потеря времени.
Мне это очень нравится. А вам?
     - В  часы  пик  гонят,  а  попробуйте-ка  превысить скорость  днем  -
матадорская хватка осталась прежней. До изменений психологии семь верст до
небес и все лесом. Подавайте!


     - Итак,   подытоживаю.  -  Константинов  спрятал  очки  в  карман  и,
откинувшись на  спинку кресла,  оглядел контрразведчиков,  вызванных им на
совещание,  - Славина, Гмырю, Трухина, Проскурина, Коновалова. - Работу по
выявлению агента будем  вести по  следующим направлениям.  Первое -  отдел
Проскурина устанавливает все те организации,  которые связаны с поставками
в  Нагонию  сельскохозяйственной  техники,   лекарств,   оборудования  для
электростанций.  Второе: подразделение Коновалова наблюдает за выявленными
разведчиками ЦРУ в посольстве -  все их контакты,  маршруты поездок должны
быть  проанализированы с  учетом данных,  которые мы  получим,  реализовав
первую  позицию.  Третье:  Виталий Всеволодович передает руководство своим
отделом Гмыре и  вылетает в Луисбург.  Товарищу Славину предстоит выяснить
ситуацию на границах с Нагонией,  в какой мере силен Огано,  и установить,
кто автор письма. После этого...
     - Если получится, - заметил Славин.
     - После этого, - словно бы не слышав его, продолжал Константинов, - в
случае,  если Славин будет убежден,  что имеет дело не с  подставой,  а  с
искренним  человеком,  -  знакомит  нашего  неизвестного  корреспондента с
фотографиями членов советской колонии.
     - Номер в "Хилтоне" стоит сорок долларов,  - сказал Славин,  - а жить
надо там, обязательно там, потому что мне сдается, наш корреспондент, если
только  это  неа  иагараы,  в "Хилтоне" работает,  скорее всего в кафе или
ресторане.
     - Довольно умозрительно, - заметил Константинов.
     - Значит,  лаборатория страдает умозрительностью,  - сказал Славин. -
Они мне заключение по письму прислали: есть следы масла и сохранился запах
дешевого сыра...
     - А   если   письмо   сочиняли  за   завтраком?   -   поинтересовался
Константинов. - В номере?
     - Тогда был бы запах клубничного джема, - победно улыбнулся Славин. -
Сыр на завтрак дают редко,  да и потом,  если бы это дело варганили ребята
из  ЦРУ,  они  бы  заказали "хэм  энд  эггс".  Дешевый сыр  дают  в  барах
"макдоналдс", они сейчас по всему миру разбросаны.


     ...В Шереметьево Константинов и Славин приехали ночью; пахло полынью;
казалось, что вот-вот затрещат цикады.
     - Выпьем кофе? - спросил Константинов.
     - С удовольствием.
     Они сели за столик;  народа было немного;  две молоденькие официантки
говорили о  том,  что ехать на Рижское взморье рано еще,  дождит,  и  море
холодное,  хотя песок за день прогревается, мягкий, нежный, и можно гулять
по пляжу,  вдыхая пряный сосновый запах, а загар лучше, чем на юге, дольше
держится...
     Константинов посмотрел  на  Славина,  улыбнулся,  подвинулся к  нему,
шепнул:
     - Занятно,  теперь  нам  с  вами предстоит партия в теннис,  причем -
проигравшего не будет, победителями обязаны стать оба...
     - Теннисом  вы  определяете  предстоящие шифротелеграммы?  -  спросил
Славин.
     - Именно.  И  не  сердитесь,  как  обычно,  если я  что-то  стану вам
настойчиво не рекомендовать.
     - Запрещать, говоря прямо, - уточнил Славин. - Но обижаться все равно
буду.
     Официантка поставила перед ними кофе, спросила:
     - Куда летим?
     - В Болгарию, - ответил Славин. - Там море прогрелось.
     - Зато песка мало,  -  сказала официантка,  -  а  теплый песок важнее
моря, прогрев дает на всю зиму, тепло хранит... Я в прошлом году в Румынии
отдыхала, хорошо, конечно, но только вот с песком плохо, камни...
     Константинов посмотрел ей вслед, покачал головой, сказал задумчиво:
     - Все-таки  время  -   категория  совершенно  поразительная,  Виталий
Всеволодович... Вы ощущаетеа маиаранаоасатаь?
     - Теплый песок пляжа и запах сосен,  - повторил Славин. - Красиво, но
при чем здесь категория времени? Не вижу связи.
     - Видите. Впрочем, могу сформулировать, коли желаете.
     - Извольте.
     - Шестьдесят лет тому назад были невозможны две вещи...  Впрочем,  не
шестьдесят  даже...   Тридцать  лет  назад  такое  тоже  было  невероятно:
официантка,  отправлявшаяся на  курорт  за  границу,  и  ЧК  -  инструмент
разрядки.
     - Вы  к  тому,  что  тридцать лет  назад надо  было  бандитов  ловить
иа оащаеараиавааатаьасаяа на власовцев и бандеровцев?
     - А говорили -  "не вижу связи"... Именно это и имел в виду. А теперь
едет Славин в  Луисбург,  ловить шпиона,  который помогает заговору против
тишины,  там ведь,  говорят,  песок горячий, только сосен нет, пальмы... Я
гордостность ощущаю постоянно,  Виталий Всеволодович,  начали-то с нуля, а
ныне,  защищая свою  безопасность,  помогаем маленькой Нагонии...  Коли не
начнут там стрелять - тишина останется первозданной, море и песок.
     Голос диктора был сонным, чуть усталым.
     - Пассажиров,   следующих  рейсом  на  Луисбург,   просят  пройти  на
посадку...
     - Говорит блондинка двадцати семи лет,  голубоглазая,  с  родинкой на
щеке, - сказал Славин, поднимаясь.
     - И в голосе ее заключена мирность,  - заключил Константинов,  - хотя
родинка у нее на подбородке, а глаза наверняка зеленые.


                                  СЛАВИН

     Коллега Славина в Луисбурге был молод,  лет тридцати пяти,  звали его
Игорем  Васильевичем,   фамилию  свою   он   произносил  округло,   как-то
по-кондитерски: "Ду-улов".
     - Вообще-то  пока еще никто не обращался ко мне за помощью,  - певуче
рассказывал Дулов,  изредка поглядывая на острую макушку Славина;  они шли
по берегу океана;  солнце было раскаленно-белым,  жгло нещадно, слепило. -
Один раз жена коменданта пришла, ей показалось, что за ней следят.
     - Креститься надо, когда кажется.
     - Мы проверили, тем не менее.
     - Ну зто понятно. Даллес за нею, надеюсь, не следил?
     Дулов переспросил, нахмурившись:
     - Даллес?
     - Ну да, Аллен Даллес.
     Дулов понял, рассмеялся - он смеялся заливисто, чуть откидывая голову
налево, словно щегол перед песней. И глаза у него были щегольи, маленькие,
пронзительно-черные, чуть навыкате.
     - По  поводу Парамонова все вскрылось уже после его отъезда домой,  -
продолжал Дулов. - Пришла повестка в суд, а его уж и след простыл.
     - В суде были?
     - Да.  Те отфутболили в местную автоинспекцию.  А там молчат, "ничего
не знаем, никого не помним".
     - Сам Парамонов ничего об этом не сказал?
     - Никому ни слова.
     - Чем он занимался?
     - Механик гаража.  Прекрасный,  надо  сказать,  механик.  Поставил на
"Волгу" Зотова карбюратор "Фиата" -  теперь летает,  как спутник,  шепотом
дает полтораста километров.
     - Как? - удивился Славин. - Почему шепотом?
     - Тихо, без натуги.
     - А что,  хорошее определение - шепотом, - согласился Славин, - очень
точно передает легкий и ненатужный набор скорости.  Так,  это - понятно. А
по  поводу здешних разведчиков ЦРУ вам что-нибудь известно?  Ни к  кому из
наших не подкрадываются?
     - Есть  тут  один  занятный персонаж.  Джон  Глэбб,  коммерсант,  так
сказать. С ним довольно часто видится Зотов.
     - Кто?
     - Андрей Андреевич Зотов,  инженер-корабел,  я же говорил вам.  Я его
предупреждал,  что Глэбб,  возможно,  связан со  службами,  но  он  только
посмеялся: "Ваша работа такая, в каждом видеть црушника".
     - Правильно посмеялся. А как человек? Претензий у вас к нему нет?
     - Нет. Рубит с плеча, бранится, но - убежден - честен.
     - Бранится по поводу чего?
     - По  поводу  того,  что  мы  все  браним  -  с  разной  только мерой
громкости:  и разгильдяйство наше,  и перестраховку, и леность, и раздутые
штаты, и бюрократство.
     - Правдолюбец? - вспомнив Дмитрия Степанова, усмехнулся Славин.
     - Вы вкладываете в это слово негативный смысл?
     - А   можно?   -   удивился  Славин.   -   Кстати,   кто   следит  за
своевременностью поставок в Нагонию?
     - Зотов.   Здесь,  в  Луисбурге,  наши  суда,  следующие  в  Нагонию,
запасаются  на  весь  рейс:   там  же  ничего  нет,   порты,  практически,
демонтированы колонизаторами.
     - Он давно здесь?
     - Третий  год.  Последние семь  месяцев один  живет.  Жена  улетела в
Москву. Недавно сам летал в Москву.
     - Она что, здешний климат не выдержала?
     - Нет, не в этом дело... Что-то у них сломалось, кажется.
     - Как бы установить, с каким рейсом Зотов вернулся?
     - Проще простого. Два рейса в неделю, пятница и вторник...
     - А почему не вторник и пятница?  -  поинтересовался Славин. Он любил
тесты,  это помогало ему понять реакцию собеседника:  иному толкуешь битый
час,  а он - как дерево, а на другого стоит только посмотреть, и по глазам
видно - понял.
     - Потому что пятница более верная точка отсчета,  -  ответил Дулов, -
за нею идут дни отдыха.
     - Теннисные корты, кстати, у вас есть?
     - В "Хилтоне".
     - А где же там? Я что-то и не заметил.
     - В подвале. Там кондиционер, прекрасное покрытие.
     - Играете?
     - Болею.
     - За кого?
     - Сейчас за польского консула,  а  раньше болел за жену Зотова -  она
играла мастерски.
     - Скажите, а Зотов давно встречается с Глэббом?
     - Давно.  Они  познакомились месяца через три  после того,  как Зотов
приехал.  Да, видимо, года два с половиной, не меньше. Глэбб не пропускает
ни одного нашего приема, его у нас многие знают.
     - Зотов говорит по-английски?
     - И по-испански, и по-португальски - образованный мужик.
     - Он вам нравится, - полуутверждающе заметил Славин.
     Дулов,  понимая,  что вопрос о Зотове поднят неспроста,  тем не менее
откинул -  по-щегольи -  голову,  уставился на Славина глазами-бусинками и
ответил:
     - Да, он мне нравится.
     - Хорошо, что вы не сказали: "У нас к нему нет претензий", молодчага.
Зотов - пьющий?
     - Нет, но он умеет пить.
     - То есть пьющий? - повторил Славин.
     - Нет.  Он  умеет пить,  -  упрямо повторил Дулов.  -  Он может много
выпить, но никогда не бывает пьяным. Конечно, он не тихушник какой, я сужу
только по тому, как он пьет на приемах.
     - Любовницу не завел, после того как жена уехала?
     - Я думаю, вас неверно о нем информировали, Виталий Всеволодович.
     - А  меня про него только вы информировали,  Игорь.  Я  ничего о  нем
раньше не знал. Как он проводит досуг?
     - Ездит по стране. Собрал интересную библиотеку.
     - Наши книги здесь легко купить?
     - Теперь - трудно. Все поняли, что в Москве хорошую книгу не найдешь,
только тут  и  покупают.  У  него  много книг  по  искусству,  по  здешней
живописи.
     - Музей, кстати, открыт? Книги по живописи Африки купить можно?
     - Музея нет.  Книги о художниках Африки издают в Париже и Лондоне. Вы
не хотите с ним поговорить?
     - Обязательно поговорю. Только не сразу, ладно?
     - Конечно, вам видней, Виталий Всеволодович.
     - Теперь вот что,  Игорь...  Никто из  наших не встречал в  "Хилтоне"
русских эмигрантов?  Может,  к ним кто обращался - ну там водка, сувениры,
пластинки...
     - В   "Хилтоне"  всего   человек  шесть   белых   работают,   Виталий
Всеволодович,  остальные африканцы.  Бармен, я знаю, белый, француз, Жакоб
его зовут, шпион, сукин сын, всем служит, невероятного шарма парень, потом
там  у  них  есть  белый  метрдотель,  Линдон Уильямс...  Больше не  знаю,
право...
     - Вы с Глэббом на приемах раскланиваетесь?
     - Конечно.
     - Когда у нас предвидится коктейль или прием?
     - В субботу.
     - Надо бы проследить за тем, чтобы Глэббу отправили приглашение.
     - Хорошо. Вы об этом попросите?
     - Зачем?  Я тряхнул стариной, приехал, ибо на фронте был военкором...
Вы уж этим озаботьтесь, ладно? И познакомьте меня с Глэббом.
     - Но он же знает, кто я.
     - Ну и что? Прекрасно.
     - Прекрасно-то прекрасно, но ведь он, думаю, может догадаться о вашей
нынешней профессии. Визг в прессе поднимут...
     - Пусть не лезут к нашим людям - дома ли, здесь ли, за границей - мне
тогда незачем будет сюда ездить, - жестко сказал Славин. - Они же начинают
первыми,  они -а паоадакарааадаыаваааюатасаяа  к  тем  проблемам,  которые
входят в прерогативу государственной безопасности. Пусть не лезут к нашим,
- повторил Славин, - мы тогда будем сидеть в Москве.
     - Так прямо и объяснить? - Дулов улыбнулся.
     - А что? Зачем темнить? В конспирации тоже следует соблюдать меру.
     - Попробуем.
     - Парамонов, кстати, никогда на приемах не бывал?
     - Нет, Виталий Всеволодович, он же не дипломат...
     - Случайность исключается?
     - Исключается,  - убежденно ответил Дулов и вздохнул.  - Особенно при
нашей смете, каждая бутылка на счету.
     ...Вопросы Славина,  правду сказать,  Дулову не понравились - лобовые
вопросы, беза иагараы, несколько отдают схемой.
     Ответы Дулова,  однако,  Славину понравились; он любил людей, которые
умели отстаивать собственную точку зрения,  несмотря на  то  что -  тут от
интонации  много  зависит  -  лучше  бы  для  него  было  подстроиться под
приезжего, особенно такого звания и уровня.


     "Центр.
     Что  известно о  Парамонове?  Сообщал ли  он  кому-либо  о  факте его
задержания полицией?  Если сообщал,  что именно?  Существуют ли  в  Центре
данные о русской эмиграции в Луисбурге? По моим сведениям, здесь проживает
около сорока человек.

                                                                  Славин".


     "Славину.
     Данные  о   русской  эмиграции  весьма  незначительны,   поскольку  в
Луисбурге нет клуба эмигрантов.  По неподтвержденным данным,  в  Луисбурге
живет   некто   Хренов  Виктор  Кузьмич  (Кириллович),   бывший  власовец,
участвовал  в   боях  за   Вроцлав  (Бреслау).   Точное  место  проживания
неизвестно,  однако,  по сведениям трехлетней давности,  он снимал номер в
отеле возле вокзала. Изве