Эванстоне, штат Иллинойс. - Блеклая улыбка. - Изобретает новые сорта сахарина для какой-то крупной американской химической фирмы. Она там очень счастлива.
     Боатти замолчал. Было по-прежнему жарко, и в небе повисла свинцово-серая пелена. Они шли по безлюдным улицам, пахнувшим вином, бутылочными пробками и пылью.
     - Розанна, - сказал Тротти, взяв Боатти под руку. - Ваша жена сказала, что Розанна помогла вам поселиться в этой квартире.
     - Розанна всегда готова помочь чем может, - ответил Боатти и прибавил:
     - В этой квартире я живу уже больше пятнадцати лет. Въехал в нее еще до женитьбы. Нам повезло - Розанна берет с нас очень умеренную плату.
     - Почему?
     - Почему она любит всем помогать? Так уж она устроена.
     Вы же с ней были знакомы, комиссар. Вы, должно быть, отметили ее потребность приносить людям пользу. Она по-настоящему добрый человек.
     - А к вам она была особенно добра.
     Боатти ничего не ответил.
     - Почему она так расположена к вам, Боатти?
     - Не понимаю, о чем вы спрашиваете. - Боатти остановился. Он опять начал потеть. Они стояли возле "Citta di Pechino"  - небольшого китайского ресторана на улице Лангобарди. Ресторан еще не открывали, но двое мужчин с плоскими азиатскими лицами выносили из залитой неоновым светом кухни ведра с мусором. Из кассетного магнитофона неслись непривычные для уха заморские мелодии.
     (В квестуре считали, что секс-поезд - вечерний экспресс из Генуи, привозивший африканских и бразильских проституток на ночной промысел в Богеру и на улицу Аурелиа, - был обязан своим существованием китайской триаде, сеть которой в Ломбардии составляли рестораны вроде "Citta di Pechino").
     - Вы не понимаете, о чем я вас спрашиваю? Поставим вопрос иначе: Розанна занимает в вашей жизни очень важное место?
     Боатти кивнул.
     - А между тем, узнав о ее смерти, вы даже не поплакали.
     - При вас я действительно не плакал, комиссар. Вы меня плачущим не видели.
     - Вы хотите писать книгу. Ради нее.
     - Она мой друг. Я думал, она умерла.
     - И только-то?
     - Что вы имеете в виду? - Боатти выдернул руку из ладони Тротти. - Мне не нравятся ваши инсинуации, комиссар.
     - Вы знали, что Розанна жива, Боатти.
     - Никакого права говорить такое у вас нет, - горячился Боатти.
     - Вы сочиняете сказку, что собираетесь писать книгу только для того, чтобы сбить всех с толку и получить возможность влезть в расследование.
     - Смешно.
     - Чтобы следить за мной.
     - Вы считаете себя такой важной птицей?
     - Только я-то от дела отстранен.
     - Что вам от меня нужно, Тротти?
     - А что вам от меня было нужно, Боатти?
     - Что вам нужно?
     Они стояли друг против друга на булыжной мостовой, а тем временем китайцы, не обращая на них внимания, готовились к своему ежевечернему действу. Откуда-то из глубины "Citta di Pechino" донесся женский смех.
     - Правда.
     - Я знаю не больше вашего, комиссар.
     - Она была вашей любовницей, разве нет?
     - Простите?
     - Вы с Резанной Беллони были любовниками. И все эти пятнадцать лет вы ее трахали, разве не так, Боатти?
     Круглое лицо Боатти начало бледнеть.
     - Она годится вам в матери, а вы ее трахали.
     Боатти ударил. Сильно ударил Тротти по лицу. Потом повернулся и быстро пошел прочь.
     Конверт В квестуре было прохладно и почти безлюдно.
     Поднимаясь на лифте, Тротти вспоминал, как родилась Пьоппи, - у нее было круглое сплющенное личико и темные волосы. Почти тридцать лет прошло. Ему вспомнилось, как гордилась рождением дочери Аньезе. "Наш первый ребенок, Пьеро", - сказала она.
     Первый и единственный.
     Улыбаясь воспоминаниям, Тротти вышел на третьем этаже и направился к своему кабинету. "Пора бы позвонить дочери", - сказал он себе и стал распахивать окна, выпуская застоявшийся воздух на волю. Снаружи было все еще жарко, но в воздухе над городом уже ощущалась вечерняя прохлада. Переждав затянувшееся интермеццо полуденного зноя, на крыше снова заворковали голуби.
     У Тротти болели глаза. Ни с того ни с сего задрожала вдруг с гулом отопительная батарея.
     Тротти поставил на стол банку холодного "кинотто".
     На столе он заметил конверт: Итальянская республика, уголовная полиция. "Пьеро, если ты на праздники уезжаешь, до отъезда верни мне это". Пытаясь расшифровать подпись, Тротти нахмурился. Потом до него дошло, что неразборчиво выведенные буквы означают инициалы Майокки.
     Он вскрыл темный плотный конверт и вынул из него квадратную фотографию.
     Снимок был сделан "поляроидом" с помощью фотовспышки, изображение получилось блеклым и размытым.
     За столом сидели мужчина и женщина. На обоих были футболки с белыми переплетенными буквами "NY" с левой стороны груди. Сначала Тротти никого из них не узнал.
     У молодого мужчины было свежее лицо жителя Средиземноморского побережья. Как и сидевшая рядом с ним женщина, он смотрел на что-то, что находилось слева от фотографа и в кадр не попало. Кулаком левой руки он подпирал подбородок, правая покоилась на плече у подруги.
     От яркой вспышки света морщины у женщины явно сгладились. Ее лицо было слегка обрюзгшим. Двойной подбородок, откинутые назад и небрежно завязанные узлом нечесаные волосы.
     Женщина очень походила на Розанну, но черты лица были жестче и грубее. Да и выглядела она моложе. Сильно накрашенные губы и ресницы и густо наложенные под глазами тени наводили на мысль, что пользоваться косметикой она не привыкла.
     В ушах у Марии-Кристины висели тяжелые золотые кольца. Как и Лука, она улыбалась, но в лице заметно было напряжение. Один зрачок у нее получился на снимке красным. Руки лежали на краю стола, толстые пальцы сжимали стакан с желтой жидкостью.
     07.21.90.
     Лишь через несколько секунд Тротти понял, что эти цифры, словно булавкой выколотые в правом нижнем углу рамки, обозначают - на американский манер - дату.
     На обратной стороне снимка было нарисовано пронзенное стрелой сердце и аккуратным почерком выведены слова: "Лука и Снупи - навсегда". Неустоявшийся почерк школьницы.
     Тротти перевернул фотокарточку и, продолжая разглядывать ее, потянулся к телефону.
     В это мгновение в кабинет вошла молодая женщина.

Дядюшка

     - Дядя!
     Тротти поднял глаза.
     - Дядя Пьеро!
     - Это я ваш дядя?
     Девушка прошла в комнату, а Тротти положил на место телефонную трубку и встал, нахмуря лоб и одновременно улыбаясь.
     От девушки веяло запахом сена и юности. Встав на цыпочки, она поцеловала Тротти в обе щеки.
     - Ты меня не узнаешь, дядюшка? - Она отступила на шаг и склонила набок голову. - Не узнаешь свою крестницу?
     - Анна?
     Она кивнула.
     - Анна Эрманьи?
     Тротти заключил ее в объятия, и она рассмеялась.
     - Анна, я думал, что ты вернулась в Бари. - Он сделал шаг назад. - Я думал, вы все вернулись в Бари.
     - Теперь видишь, как ты обо мне заботишься?
     - Когда ты сюда вернулась? А ты уже совсем взрослая, Анна! - Тротти положил ей руки на плечи. Она была в джинсах и майке. - Дай мне поглядеть на мою Анну. Челку убрала - нет, что я говорю, в последний раз, что я тебя видел, ты была с хвостом. Но что ты тут делаешь? Садись, садись, Анна. - Он поцеловал ее в голову. - А отец как? А Симонетта? И мальчишка - как его зовут-то? Ему сейчас, наверно, лет десять уже?
     - Ты и этого даже не помнишь. Пьеро Тротти. Забыл, что моего брата тоже зовут Пьеро?
     - Выпьем, Анна?
     Она помотала головой и плюхнулась в кресло-модерн.
     - Глазам не верю. Неужели ты - та самая девчушка, которую я нашел на автобусной остановке? Девочка, которую похитили?
     - Сто лет назад, дядя. - Она улыбнулась, показав ровные белые зубы.
     - Тысячу лет назад.
     - А тетя Агнезе? Как она?
     - Моя жена в Америке.
     - А Пьоппи?
     - Только собирался ей позвонить, а ты тут как тут. Она вышла замуж, теперь живет в Болонье. Вот-вот родит. - Тротти широко улыбался, и усталости в его глазах не было. - Так что перед тобой без пяти минут дедушка.
     - Ну и чудеса. - Она смотрела на него своими прекрасными, как и у ее покойной матери, глазами, от улыбки нежная кожа, покрытая легким светлым пушком, собралась вокруг глаз в морщинки. - Пьоппи всегда была такой красавицей.
     - Красавица. - Тротти пожал плечами. - И ей не сладко иногда приходилось. Как-то целый год почти ничего не ела. Мы не знали, что и делать. Потом, слава Богу, появился Нандо.
     - Нандо - ее муж?
     - Они вместе уже четыре года. Он адвокат. А ты, Анна, - почему ты тут? Твой отец заходил ко мне перед вашим отъездом в Бари.
     - Поступила в университет. В октябре начинаются занятия.
     - Сколько тебе лет? Восемнадцать?
     - Я учу языки - английский, французский и русский. - Широкая улыбка. - Когда вернусь из Лондона или Нью-Йорка, меня возьмут переводчицей. В ФАО.
     Тротти положил руки на стол.
     - Вот девица, которая знает, чего хочет. - Он откинул назад голову и рассмеялся, поймав себя на мысли, что впервые за долгое-долгое время смеется счастливо.
     - Я думала, что ты в отпуске, а Пьеранджело сказал, что ты работаешь, дядя.
     - Пьеранджело?
     - Пиза.
     - Пьеранджело? Какой Пьеранджело?
     - Пизанелли, дядя.
     - Пизанелли, - глухо проговорил Тротти. - Мой Пизанелли?
     Она кивнула:
     - Пьеранджело.
     - Пизанелли зовут Пьеранджело?
     - Мой Пизанелли предпочитает, чтобы его звали Пьеранджело.
     - Твой Пизанелли, Анна?
     - А он тебе разве не говорил? - От улыбки ее нежная кожа вновь собралась вокруг глаз в мелкие морщинки. - Уже две недели как мы с ним помолвлены.
     - О Господи!
     - Он хочет на мне жениться.

Цветок

     Ревность?
     - Дядя, я же знала, что ты за меня порадуешься.
     - Ты уже взрослая женщина.
     - Пьеранджело - человек особенный. Он понимает женщин.
     - Анна, ты помолвлена с Пизой?
     - Он мне рассказывал о смерти синьорины Беллони. Она всегда была такой доброй. И прекрасно относилась к нам, детям.
     Тротти нахмурился и покачал головой.
     - Пиза мне говорил, что у него есть девушка. И сказал даже, что я ее знаю. Но мне и в голову не приходило, что это моя крестница.
     - Вы нашли ее убийцу, дядя? - Анна поежилась.
     Тротти подался вперед, наклонился над столом и положил свои руки на ее ладони.
     - Маленькая моя Анна, такая серьезная, такая спокойная, сидит на автобусной остановке со своей черной челкой, в своих беленьких школьных носочках... - Тротти засмеялся и почувствовал, что в глазах в него защекотало. - А теперь совсем взрослая женщина. И настоящая красавица.
     Анна кокетливо склонила голову набок и улыбнулась:
     - Вы правда думаете, что я ничего, дядюшка Пьеро?
     - Цветок. Так, бывало, Розанна говорила: дети как цветы.
     А ты как прекрасный распустившийся цветок. - Тротти медленно покачал головой. - Мне жалко только, что я так мало смог для тебя сделать.
     - Ты сделал для меня многое, дядя.
     Тротти обвел взглядом убогую тесную комнатушку:
     - Во всем виновата моя работа. Вот эта квестура, этот убогий кабинет, которые и были все это время моей работой.
     Моей жизнью. Я всегда ставил работу на первое место - даже впереди жены и дочери. И впереди всех тех, кого мне следовало бы любить больше - и крепче.
     Анна завертела своей коротко стриженной головой с черными блестящими волосами:
     - Ты всегда был рядом - даже если я тебя и не видела.
     Тротти внимательно на нее посмотрел.
     - То же самое о тебе говорит и отец, дядюшка. Ты все время занят, тебе нравится целиком отдавать себя работе, чувствовать, что ты что-то делаешь. Отец говорит, что ты очень упрямый и считаешь, что способен обойтись без чужой помощи. Но отец-то знает, что, когда ты ему был нужен, когда он в тебе нуждался по-настоящему, - ты всегда оказывался рядом.
     - Не совсем так. - Тротти почесал нос и потер рукой подбородок. - Крестным отцом тебе я был плохим. Ты заслуживаешь большего, чем этот старый угрюмый сыщик.
     - Отец говорит о тебе только хорошее. А если мы с тобой и не виделись слишком часто, это из-за того, что у меня ведь тоже есть отец, мать и младший братишка. Дома и так всегда хватало любви. Но я всегда знала, что ты рядом и если что, я всегда могу на тебя положиться.
     Тротти промолчал.
     - Вот и теперь я знаю, что ты рад за меня. Рад за нас с Пьеранджело.
     Ревность? Под ложечкой засосало? Прохлада от ее мягких девичьих рук у него под ладонями.
     - А твой братишка? Как он?
     - Ты же знаешь, отец назвал его Пьеро в честь тебя. После смерти матери ему было очень плохо. Он говорит, что, если б не твоя помощь, он бы ни за что не женился во второй раз. - Девушка откинулась на спинку кресла и сложила на груди руки. У нее было продолговатое лицо, красные улыбающиеся губы и ровные блестящие зубы.
     - Расскажи мне о своем брате.
     - Синьору Пьеро Эрманьи сейчас девять лет. Он не любит девчонок, а всякого женатого мужчину искренне считает дураком. Говорит, что, когда начнет зарабатывать, все деньги будет тратить не на жену, а на свою коллекцию "лего".
     - "Лего"?
     - Конструкторы. Он весь в каких-то моторах, подъемных кранах и даже сам мастерит маленькие автомобильчики. Говорит, что, когда вырастет, станет инженером и архитектором.
     Уедет жить в Данию, поселится там в деревне Лего и будет изобретать новые игры и игрушки.
     - Весьма целеустремленный юноша, этот Пьеро-младший, - рассмеялся Тротти.
     - А его старшая сестра, не менее целеустремленная молодая женщина, очень целеустремленная и очень счастливая.
     Тротти смотрел на нее, любовался ее молодостью, энергией и счастьем, и в носу у него вдруг защипало. Проползающие мимо годы, ностальгия по незаметно пролетевшим дням...
     - Пьеро, - проговорил он вслух, - неплохое имя.
     - Дома все зовут его Рино. Иногда это маленький монстр.
     Но он может быть и нежным.., когда захочет.
     Тротти снял трубку и нажал кнопку.
     - Коммутатор.
     - Синьорина, не могли бы вы соединить меня с номером...
     - Комиссар Тротти?
     - Да. Не могли бы вы соединить меня с Болоньей, телефон 232-34-23?
     - Комиссар Тротти, вас искала какая-то молодая дама.
     - Это моя крестница, она сейчас здесь, у меня.
     - И еще, комиссар Тротти.
     - Да?
     - Заходил комиссар Майокки. Он хотел вам что-то передать.
     - Все в порядке. Свою записку он оставил у меня на столе.
     Благодарю вас.
     - Комиссар Майокки просил передать, что он еще к вам зайдет. Ему нужно о чем-то с вами переговорить.
     - Спасибо, синьорина. А теперь соедините-ка меня, пожалуйста, с Болоньей - 232-34-23... - Не дожидаясь ответа, Тротти положил трубку на рычаг и улыбнулся Анне Эрманьи. - Я почему-то уверен, что у Пьоппи родится мальчик. Нутром чувствую. И абсолютно уверен, что она назовет его Пьеро.
     Анна широко улыбнулась.
     - Мне тоже хочется детей. Кучу детишек.
     - Не все сразу, Анна, - сказал Тротти и снова нахмурил лоб. - Подожди, пока не подыщешь работу. Ты же еще очень молода - двадцати даже нет. А Пьоппи без малого тридцать.
     Может, и поздновато немножко для первого ребенка, но она столько училась. Зато сейчас у нее хорошая работа.
     - Пьеранджело говорит, что мы будем жить в деревне.
     - А как же ФАО? - спросил Тротти с беспокойством. - И твоя переводческая работа в Риме?
     - Не волнуйся, дядюшка, не волнуйся, дурака я никогда не сваляю. Прежде чем обзаводиться семьей, мне нужно выучить английский и французский. Хотя стоит мне только посмотреть на Пьеранджело - и всей моей целеустремленности как не бывало.
     - Я тебя понимаю. - Тротти вздохнул и быстро прибавил:
     - Хочу поговорить с Пьоппи. Мы с ней уже четыре дня не разговаривали. А она может родить в любую минуту. Только бы блондинка на коммутаторе соединила.
     Телефонный аппарат, словно вняв его пожеланию, начал мигать лампочкой.
     - Да?
     - Комиссар Тротти, вы не сказали мне - ваш звонок в Болонью частного характера?
     - Я звоню дочери - она ждет ребенка.
     - Это частный звонок, комиссар?
     - А какая разница?
     - Вы же знаете новые правила, комиссар. Начальник квестуры распорядился не предоставлять частных междугородных переговоров. Говорит, слишком много частных звонков, что квестура на них разорится, что коммутатор перегружен.
     - Коммутатор перегружен? О Господи, да на носу феррагосто! Ведь в квестуре почти никого нет!
     - Но ваш вызов - частный?
     - Частный? Будь у меня собственный телефон, как у Меренды, Майокки и остальных, мне не нужно было бы вообще пользоваться коммутатором.
     - Попробуйте и меня понять.
     - Синьорина, я вот-вот стану дедушкой... И вы меня тоже поймите.
     - Я всего лишь выполняю распоряжения, господин комиссар.
     - Продолжайте выполнять распоряжения. Огромное вам спасибо, - прохрипел Тротти и со злостью бросил телефонную трубку.

Болонья

     Блондинка на коммутаторе, должно быть, сжалилась: безобразный зеленый аппарат неожиданно зазвонил. Тротти схватил трубку:
     - Пьоппи?
     - Прошу прощения?
     - Нандо? - громче спросил Тротти. Звуки его голоса отскакивали от пустых стен кабинета.
     - Кто это? - Мужской голос со знакомым болонским акцентом.
     - Это синьор Тротти! Я хочу переговорить с дочерью. Это ты, Нандо?
     - Нандо нету. Кто это говорит, простите?
     - Отец Пьоппи.
     - Простите - не расслышал.
     - Отец синьоры Солароли - отец Пьоппи. Как она? С ней все нормально?
     - Полицейский?
     - Где Пьоппи? - Тротти перешел почти на крик. - С ней все в порядке? Где Нандо?
     - Простите. Я брат Нандо. Нандо в больнице.
     - Как она? Я думал, что роды начнутся через день-другой.
     - Ее отвезли в больницу прошлой ночью.
     - Она уже родила? Мальчик?
     - Пока ждем - не знаю.
     - Как так - не знаете? С моей Пьоппи все в порядке? Что-нибудь случилось?
     - Нандо сказал, что собирается вам позвонить.
     Пальцы Тротти, сжимавшие трубку, побелели. Сосредоточенный, насупленный, он вперил взгляд в пол, в пятно желтого света, косо падавшего из окна кабинета.
     Анна Эрманьи следила за ним своими прекрасными немигающими глазами. Она протянула руку и дотронулась до его запястья.
     Где-то ворковал голубь.
     - С моей дочерью все в порядке?
     - Прошлой ночью у нее были боли - часа в два утра, - и мы вызвали скорую. Было небольшое кровотечение. Но вроде бы тревога ложная. Сейчас она в больнице. У нее отдельная палата, с ней мой брат. Мама тоже там.
     - Значит, ничего плохого?
     - Синьор Тротти, я могу дать вам телефон. Болонья, городская больница, 423-42-53.
     - 423-42-53, - повторил Тротти и левой рукой записал телефон на промокашке, которую успела ему сунуть Анна Эрманьи. - Огромное спасибо. Значит, она в норме?
     - Вчера вечером она почувствовала усталость, но поужинала нормально. Ложная тревога.
     - У номера есть добавочный?
     - Нет, телефон прямой.
     - Спасибо, - сказал Тротти, медленно опустил трубку и тут же нажал на белую кнопку.
     Он посмотрел на Анну, которая сидела, сцепив пальцы, и молча ему улыбалась.
     В трубке зазвучал голос телефонистки.
     - Синьорина, будьте добры, Болонью, 423-42-53.
     - Надеюсь, звонок не частного характера?
     - Что за странная мысль? Болонья, 423-42-53.
     - Мальчик или девочка, комиссар?
     - Чем быстрее соедините, тем скорее узнаете.

Телефонный разговор

     - Это ты, Пьоппи?
     - Папа?
     - Пьоппи, с тобой все в порядке?
     - Откуда ты звонишь, папа?
     - Я звонил тебе домой, там какой-то мужчина сказал, что ты в больнице. Мне нужно было тебе раньше позвонить. У тебя все нормально, Пьоппи? Выезжаю следующим поездом в Болонью.
     - Не нужно.
     - А как ребенок?
     - Нет пока никакого ребенка.
     - Мужчина сказал, что у тебя было кровотечение.
     - Пустяки.
     - Какие пустяки, если тебя забрали в больницу? Почему началось кровотечение? И когда ты собираешься рожать?
     - Ложная т