едует вам.
     Ничего, кроме хладнокровного гнева к сидевшему перед ним злому человеку, Тротти не испытывал. Но хладнокровный гнев - тоже гнев. Убить человека из-за денег. Порывистым движением руки Тротти смахнул со стола все, что на нем было.
     Телефон, старые номера "Републики" и деревянную доску с вырезанным именем. Все это упало на пол. Повиснув на шнуре, телефон громко стукнулся о боковую поверхность стола.

Джин

     - Вы с ума сошли.
     Тротти наклонился вперед и уперся указательным пальцем Карнечине в грудь.
     - Почему вы не выбросили тело в реку, Карнечине? Мне нужно знать, почему вы оставили ее тело в квартире на Сан-Теодоро? Хотели же вы сначала бросить труп в реку?
     Майокки отошел от окна и мягко положил руку Тротти на плечо:
     - Как ему было вынести тело днем, комиссар? Когда он убил Беллони, уже, должно быть, рассвело. Оставил труп на месте и решил дождаться ночи. - Он взмахнул рукой. - К несчастью для него, у Боатти был ключ от квартиры. Позже, днем, Боатти спустился в квартиру Розанны Беллони и наткнулся на тело. И позвонил по 113 в полицию.
     Тротти обернулся.
     - Это было ночью в понедельник, Майокки. Тело пролежало там дня два - воскресенье и понедельник. Почему так долго?
     - Трупное окоченение.
     В письменном столе был шкафчик. Карнечине открыл его и достал бутылку лондонского джина и грязный стакан. Он заискивающе улыбнулся Майокки.
     - Он мог бы разрезать труп на куски, - весело заметил Пизанелли.
     Карнечине налил в стакан джина. Рука его едва заметно дрожала. Розовым языком он облизал край стакана.
     - А как же тот телефонный звонок о женщине, бросившейся в реку? - Тротти поднял взгляд на Майокки. - Мы ведь тогда уже нашли тело. Где смысл?
     - Может быть, он все распланировал заранее, - Майокки указал рукой на директора, - а потом просто не мог подобраться к телу. Точное время звонка никакого значения не имеет. Труп в реке можно выловить когда угодно. Главное, чтобы тело потом опознали как любовницу Луки. С помощью какой-то своей знакомой Карнечине пытался сделать так, чтобы все выглядело как самоубийство Марии-Кристины.
     - Какой еще знакомой? - спросил Карнечине.
     - Вашей сообщницы. Может быть, той штучки, что сидит в приемной. Два раза позвонила в полицию, не зная, что тело уже найдено.
     - Вы, должно быть, сошли с ума. - Карнечине сделал очередной глоток джина. - Вы все тут рехнулись. - В его жилистой шее прыгал кадык.
     Пизанелли до сих пор хранил молчание. Он подошел к столу, присел на него, понюхал джин в бутылке, одобрительно кивнул и хлебнул из горлышка. Вытер губы рукой и ткнул большим пальцем в сторону Карнечине:
     - Все было спланировано заранее, комиссар. Ему нужно было избавиться от Марии-Кристины - вы же сами слышали, что сказал по телефону Сильви. Когда Лука его позвал, он нашел ее на улице Мантуи. А потом Сильви сообщил вот этому нашему приятелю, где ее можно найти.
     Где-то прогудел поезд - одна из тех тихоходных электричек, что курсируют по пригородным линиям.
     - Когда Сильви пришел Луке на помощь, Мария-Кристина его узнала. Потому-то она и перебралась с улицы Мантуи на квартиру сестры. Наверное, думала, что на Сан-Теодоро ей будет безопаснее. - Пизанелли вновь отхлебнул джина. - Из огня да в полымя.
     - Главный вход в дом на Сан-Теодоро был закрыт. И квартира Розанны тоже. - Тротти помотал головой. - Как Карнечине пробрался внутрь?
     - И все это вам рассказал доктор Сильви?
     Тротти продолжал качать головой. - Не понимаю, как он попал внутрь. Точнее, как они попали внутрь. Если принять версию нашей купельной лягушки - старухи вдовы с Сан-Теодоро, - Карнечине был в компании женщины.
     - Вам доктор Сильви рассказал?
     Пизанелли поставил бутылку на стол. Он повернул голову и поглядел на Карнечине. Пальцем он погладил директора по щеке:
     - Если синьора Карнечине попросить чуть убедительнее, ему наверняка захочется рассказать нам правду. - Рука Пизанелли легла директору на голову.
     - Старуха на Сан-Теодоро, должно быть, приняла подругу Карнечине за девицу Роберти. А тот, кого она сочла новым хахалем Роберти, был сам синьор Карнечине. - Тротти потер подбородок. - Но как все же он пробрался в дом? Мария-Кристина смоталась с улицы Мантуи, потому что испугалась.
     А если она боялась за свою жизнь, вряд ли она впустила бы кого-нибудь в дом.
     - Свидетели Иеговы, - сказал Майокки.
     - Не в четыре же утра, Господи.
     - В первый раз.
     - Что ты несешь, Майокки? Какой первый раз?
     - У Карнечине была сообщница. Возможно, в первый раз она и попала в квартиру под видом свидетеля Иеговы. И унесла ключ.., или сделала копию.
     - А потом среди ночи заявляется Карнечине?
     - Все было спланировано. Ему нужно было ее утопить и потом бросить в По. Но она была сильной, и, чтобы убить ее, ему пришлось изрядно попотеть.
     - Синьор Карнечине хочет нам помочь. Даю голову на отсечение, - сказал Пизанелли.
     - Может быть, он убил ее слишком поздно, когда уже начало светать. Так или иначе, но утром в воскресенье труп из квартиры они не выносили. А потом им пришлось ждать.
     - Ждать?
     - Из-за трупного окоченения. Но прибраться в квартире Розанны они успели. Боялись оставить отпечатки пальцев на тот случай, если все пойдет вкривь и вкось. И ведь пошло. Объявляется Боатти.
     - Думаю, пора послушать и вас, синьор Карнечине. Не так ли? - подал голос Пизанелли.
     Карнечине сник. Он перестал улыбаться и начал потеть.
     - Мы живем в отсталой стране. В отсталой стране, где тем не менее процветают все претензии, свойственные Западу и передовому западному мышлению. Италия. А между тем у нас нет даже психиатрических лечебниц. Потому что психиатрическая лечебница - если ею управлять с толком - требует кучи денег.
     Пизанелли шлепнул его по щеке тыльной стороной ладони.
     Шлепнул не сильно, но движение было резким и неожиданным.
     Маленькие темные глазки изумленно открылись.
     - Вам бы лучше все нам рассказать.
     - Не так-то просто...
     Едва успел Пизанелли замахнуться, как отворилась дверь.
     На пороге стоял комиссар Габбиани, походивший больше на удачливого журналиста, чем на полицейского.
     - Лейтенант Пизанелли, оставьте-ка синьора Карнечине в покое. - Улыбнувшись, он покачал головой. - Правду можно узнать гораздо проще.

БМВ

     - Почти вовремя - будет дождь.
     - Откуда вы узнали, что я в Гарласко?
     - Догадался, Тротти.
     - Вы знаете Карнечине?
     - Да.
     - И знали, что Карнечине убил Марию-Кристину?
     - Да.
     - Знали, что он ее убил?
     - Умножать два на два я пока не разучился.
     - И ничего мне не сказали, Габбиани?
     - Когда мы с вами виделись, Тротти, я еще не знал, что убили младшую сестру. - Габбиани рассмеялся. - А знаете, вам и впрямь нужно отдохнуть. - Он бросил на Тротти быстрый насмешливый взгляд, в котором раздражение смешалось с симпатией. - Надеюсь, прямо сейчас вы и отправитесь в отпуск. Навестите в Болонье дочь. - Он пошлепал ладонью по стоявшему между сиденьями телефонному аппарату. - Родился у нее ребенок?
     Большой БМВ катился по проселочной дороге почти бесшумно, слышалось лишь шуршание его колес по асфальту. Пизанелли и Майокки ехали следом на "ланче". О лобовое стекло разбивались комары.
     Из-за холмов, со Средиземного моря, юго-западный ветер пригнал облака; не пройдет и часа, как на пересохшую землю прольется дождь.
     - Я ведь тоже считаюсь в отпуске. - На Габбиани были зеленые вельветовые брюки и клетчатая рубашка без галстука.
     Кожа на лице была гладкой, как будто он только что побрился.
     - Последуйте моему примеру. Убийцу нашли, чего торчать в городе?
     В водительском зеркальце Тротти заметил свое отражение.
     Худое лицо глядело на него мрачно - узкий нос, тонкие складки кожи вдоль щек.
     - Все это время вы знали, что творится в "Каза Патрициа"? Знали, что Карнечине нужны были деньги, не то его заведение лопнуло бы? И ничего-то мне не сказали?
     - Нечего откалываться, Тротти. Я же предлагал вам приходить ко мне за любой информацией. Помните? - Габбиани снял руку с руля и поднял палец. - Я сказал тогда, что, возможно, знаю именно то, что вам нужно.
     - Вы все знали о "Каза Патрициа"?
     - Конечно.
     - И ничего мне не сказали!
     Габбиани снова рассмеялся:
     - В этом году там уже побывала финансовая полиция. За последние два года туда дважды вызывали карабинеров и "Антисофистикацьоне".
     - Карабинеров?
     - Жалобы на обращение с пациентами. Какая-то женщина пожаловалась, что ее мать держат там прикованной цепями к постели.
     - Первый раз слышу.
     - Я тут ни при чем, Тротти. Вы работаете в городе, а то, что происходит за его пределами, тревожит вас, кажется, все меньше и меньше.
     - "Антисофистикацьоне" тоже мне ничего не сообщила.
     - С карабинерами, наверное, нужно быть чуть дипломатичнее. - Габбиани пожал плечами. - Я вроде бы здесь главный по борьбе с наркотиками. В отличие от вас, Тротти, мне непозволительно наживать врагов.
     - Ваш отдел следил за Карнечине?
     - А как вы думаете?
     - Карнечине возился с лекарствами?
     - Уже перестал. - Габбиани помотал головой.
     - Занимался Карнечине наркотиками?
     - Несколько лет назад фармацевтические препараты стали появляться у студентов. Мы тогда заподозрили кой-кого в "Каза Патрициа". Не Карнечине - для него это было бы слишком опасно. Скорее всего, на такое пошел кто-то из врачей.
     - Сильви?
     - Не слышал вообще такой фамилии. Этим мог заниматься и кто-нибудь из санитаров.
     - А зачем тогда надзор за Карнечине?
     - Я не сказал - надзор. - Габбиани искоса посмотрел на Тротти и перевел взгляд обратно на дорогу. - По всей стране таких заведений, как "Каза Патрициа", тысячи. И в городах, и в провинции денег на больничные койки не хватает. А когда ликвидировали психиатрические лечебницы, стало совсем плохо. А значит, появилась куча людей, предлагающих частные услуги. Частные заведения для психически больных. И для стариков тоже. Бурно развивающаяся отрасль индустрии. Но на каждое заведение такого сорта, где действительно заботятся о здоровье пациентов, приходится пара мошеннических. Даже если есть закон, надлежащий контроль органам здравоохранения и карабинерам обеспечить трудно. Работа адская, а, кроме того, имея кое-какие политические связи, такие люди, как Карчине, всегда могут быть уверены, что о готовящейся инспекции их предупредят за сорок восемь часов. - Габбиани фыркнул. - Наверняка последние несколько лет Карнечине был социалистом.
     - Но при чем здесь отдел по борьбе с наркотиками?
     - Да говорю же вам, тут не наркотики. - В притворном раздражении Габбиани оторвал от руля руки. - Карнечине мог делать деньги и по-другому. Ему годами удавалось тянуть деньги из стариков. Видите ли, обаятельному молодому человеку вообще ничего не стоит сколотить себе состояние, общаясь с ожидающими смерти и одурманенными таблетками стариками. Приятные манеры у постели и понимающая улыбка.
     Не так уж и трудно убедить восьмидесятилетнюю женщину, у которой к тому же не вполне здравый рассудок, изменить завещание или подписать дарственную.
     - Почему вы ничего этого мне не рассказали?
     У Габбиани вырвался вздох подавленного раздражения:
     - С какой стати мне было связывать смерть старшей сестры...
     - Розанны Беллони.
     - С какой стати мне было связывать ее смерть с "Каза Патрициа"? Я-то ведь думал, что убили Розанну. Я не знал, что это ее безумная сестрица.
     - Когда вы узнали, что мертва не Розанна, а ее сестра?
     - Когда? - раздраженно переспросил Габбиани. - Да совсем недавно - в четыре часа. Мне позвонил ваш приятель Боатти. И я поехал вас искать.
     - Вы знакомы с Боатти?
     - Более или менее.
     - Как это? Он ваш друг?
     - Несколько раз он ко мне заходил. Сказал, что хочет написать книгу о полицейской работе.
     - И вы ему поверили?
     - Конечно, поверил. Пару глав из нее я сам видел. Совсем неплохо. Но больше всего ему хотелось описать расследование убийства.
     - Тротти хранил молчание, и Габбиани продолжал:
     - А теперь, Тротти, я должен вам кое-что разъяснить.
     - Разъяснить?
     - Как вы думаете, почему, вместо того чтобы отдыхать с семьей в горах, я отправился искать вас? - Темные волосы Габбиани сохранили юношеский блеск. Широкий рот растянулся в невеселой улыбке. - Начальник квестуры прав, Тротти.
     Ведь в некотором смысле вы и в самом деле дошли до культа личности. Вам кажется, что со всем-то вы прекрасно можете справиться в одиночку. А я думаю, что при этом вам глубоко наплевать, через чьи трупы перешагивать. Как сказал бы начальник квестуры, видя перед собой цель, вы отказываетесь замечать препятствия. Вы одержимы, Тротти. И в этой своей одержимости можете стать опасным.
     - Вы мне льстите.
     - Вы в полиции вдвое дольше меня, Тротти. А иногда ведете себя как капризный ребенок. Как избалованный невротический младенец. Вы верите в дружбу. Прекрасно, замечательно.
     Все мы верим в дружбу. Но, по-вашему, это дает вам право идти напролом. Для вас ваша дружба с Резанной Беллони важнее любых профессиональных соображений. Никакого раскаяния, Тротти, никаких угрызений совести из-за Бельтони - того самого Бельтони, которого я так долго создавал. Моего Бельтони, Тротти, - моего осведомителя. Да плевать вы на нас с ним хотели.
     Долгое и очень неловкое молчание. В машине работал кондиционер, но оба полицейских вспотели. И оба они старались сдержать гнев и обиду.
     - Зачем, Тротти? Не нужен вам был Бельтони. Зачем было лезть на моего осведомителя? На моего осведомителя?
     - Я работал с Бельтони десять с лишним лет. Задолго до того, как вы даже появились в городе.
     - На людях, перед толпой проституток и трансвеститов.
     Неужели и впрямь была такая необходимость? Необходимость загубить всю нашу работу? Испоганить все, что с таким трудом создавалось годами. Или же это было просто представление в честь Боатти? В честь романиста Боатти? Нечто захватывающее, что он сможет вставить в свою книгу. В книгу о супердетективе, комиссаре Пьеро Тротти.
     Тротти не отвечал.
     - Так как?
     - Бельтони мне кое-чем обязан. - Тротти потер подбородок и устремил взгляд в затемненное окно автомобиля - туда, где на фоне темнеющего неба начали едва заметно вырисовываться силуэты города, кафедрального собора и башен в лесах.
     Дождь.
     - Я старик, Габбиани. Старик полицейский.
     - Ну и что?
     - Ну и что? Убили женщину, которую я когда-то любил.
     Никаких зацепок, ничего. Бельтони был с ней давно знаком.
     Возможно, вы этого не знали.
     - И поэтому вы набрасываетесь на него посреди города?
     Тротти вздохнул:
     - Я не верю Боатти. Не верю его побуждениям, этой его сказке о книге. - Тротти пожал плечами. - Я нутром чувствовал, что его на меня натравили, что он перед кем-то обо мне отчитывается. Скорее всего, я ошибался, но у меня было такое чувство, что его подослал начальник квестуры.
     - И это дало вам право развалить всю нашу работу?
     - Да ладно, Габбиани. Неужели найдутся такие, кто не знал бы, что Бельтони - осведомитель? Вы хотите, чтобы я в это поверил?
     - А вы опасный человек, Тротти.
     - Может, и опасный. - Тротти язвительно засмеялся. - Но я по крайней мере стараюсь быть честным. По-своему я стараюсь быть честным.
     Внезапно в салоне немецкого автомобиля словно похолодало.
     - А я нечестный - так ведь. Пьеро Тротти?
     - Я думал, что Мария-Кристина замешана в убийстве Розанны. Поэтому я и пошел за информацией на улицу.
     - Я ведь не такой честный, как вы?
     - За информацией, которую мог дать мне Бельтони.
     - Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.
     Тротти молчал.
     Габбиани ткнул в его сторону пальцем:
     - Бесчестный - это-то вы и хотите мне сказать?
     Молчание.
     - Я бесчестный, Тротти?
     - Не мне судить, вас, Габбиани.
     - Какого черта вы недоговариваете?
     - У вас свои убеждения, у меня - свои.
     - Вы обвиняете меня в том, что я еще не дорос до ваших высочайших норм честности? Высочайшие этические критерии честности Пьеро Тротти!
     Тротти не отвечал.
     - Так, что ли? Деньги с наркотиков? Я живу на деньги с наркотиков - вы это хотите сказать?
     - В прошлый раз, когда вы меня подвозили, у вас был маленький "инноченти".
     - Если я езжу на БМВ, значит, я беру взятки? Так, что ли, Тротти?
     - А роскошная вилла в Пьетрагавине? - не мог удержаться Тротти от ядовитого замечания.
     - Роскошная вилла в Пьетрагавине, - повторил за ним Габбиани.
     - На зарплату полицейского такой не обзаведешься. - Возмущение. Давняя горечь.
     Габбиани вытащил из "бардачка" пачку "Нацьонали".
     - А у вас разве нет виллы на озере, Тротти? - Раскуривая сигарету, он прищурил свои серые глаза с длинными темными ресницами. От зажигалки, которую он вынул из приборной панели, поднимался дым. Рука Габбиани слегка дрожала.
     - Вы - глава отделения по борьбе с наркотиками. И работаете так, как считаете нужным. Точно так же и я работаю.
     Наши убеждения могут и не совпадать. Я раскаиваюсь в том, что случилось с Бельтони. В следующий раз буду держать вас в курсе дела. Пошлю вам заявку в трех экземплярах, Габбиани.
     Я очень сожалею. Но, повторяю, это было расследование смерти друга.
     - У вас ведь тоже вилла, Тротти? На озере Гарда, разве нет?
     - Она принадлежит моей жене.
     - А разве у других полицейских богатых жен быть не может?

Умиротворенность

     Боатти и комиссар Меренда стояли под одним зонтом.
     Боатти что-то говорил в свой диктофон.
     Тяжелые капли дождя падали на пыльную землю и в медленные воды По.
     Убогая местность на краю города, где доживали свой век старые дома и тянулась вдоль реки грунтовая дорога, - беспризорная земля, на которой нашла себе прибежище лишь скудная рощица платанов. На берегу, под отметкой уровня паводков, - несколько деревенских домишек, большей частью необитаемых. Еще ниже - огороды, текстильная фабрика с трубами, из которых не шел дым, и подсобными постройками.
     Под дождем все это выглядело еще более заброшенным.
     Тротти и Габбиани выбрались из машины.
     Токкафонди заметил их и поспешил с зонтиком навстречу.
     Хотя вечер был теплым, на нем были форменная кожаная куртка и перчатки. Он нервно улыбнулся и поправил на голове берет.
     - В чем дело? - Тротти указал рукой в сторону полицейского кордона. Там уже собралась небольшая толпа любопытных, но никакого искусственного освещения, кроме включенных фар полицейского автомобиля, не было. На земле лежал какой-то темный предмет, но за кордоном полицейских разглядеть его было трудно.
     Предмет этот отбрасывал на землю длинную тень.
     - Работа, кажется, профессиональная. Изуродовали жутко. А потом еще облили бензином и сожгли. - Храбро улыбнувшись, Токкафонди закрыл глаза. - Отрезали ему почти все пальцы. Вид не из приятных... Меня... - Он с трудом сглотнул слюну, и на его юном лице вновь появилась улыбка.
     - Кто это? - Тротти нахмурился и двинулся вперед.
     Жертве, должно быть, привязали за спиной руки к ногам.
     - Классическое мафиозное убийство, - спокойно заметил Габбиани. - Мышцы ног не выдерживают напряжения, и человек задыхается. - Он фыркнул. - А потом они его еще и сожгли. Скорее всего, и язык отрезали. Организованная преступность осведомителей не любит. Он должен рассыпаться перед вами в благодарностях, Пьеро.
     Бельтони.
     Тротти вышел из-под зонтика, под которым они стояли с Габбиани. Нырнув под полицейское ограждение, он направился к темному бугорку.
     Как ни странно, большую часть лица пламя не тронуло. Все тело обуглилось и почернело, как головешка, а лицо, одной щекой прижатое к земле, осталось невредимым. Длинные волосы были опалены, пустой открытый рот приникнул к пыльной почве, по которой уже поползли ручейки дождевой воды.
     В свете фар полицейского автомобиля Тротти опустился