Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
ом, какой из сорока каналов смотреть по телевизору. Или какой флюоресцирующий рюкзак лучше всего подойдет для езды на велосипеде по горным дорогам.
Токкафонди был прирожденным оптимистом. Улыбка не сходила с его лица. И в своем довольно юном возрасте он еще не утратил иллюзий насчет важности полицейской службы. Работа доставляла ему удовольствие и позволяла чувствовать собственную полезность. У него была нескладная скошенная голова, большие глаза и большие руки крестьянина. Его крепко сбитое тело с трудом втискивалось в летнюю форму. Подкладка его кобуры для пистолета была грязно-белого цвета. Берет едва держался на макушке большой головы.
- Вы были на Сан-Теодоро прошлой ночью, комиссар?
Тротти кивнул.
- Пойдем выпьем кофейку - настоящего.
Молодой полицейский покачал головой:
- Нужно ехать на реку. Почему бы и вам с нами не поехать?
- Да не убежит твоя работа, - Тротти перешел на диалект, - никто никуда не денется. А мне нужно выпить кофе.
Громкий возглас:
- Машина готова, Токка?
Вскинув густые брови, Токкафонди обернулся.
Перескакивая через две ступеньки, выставив одно плечо вперед, вниз по лестнице бежал Педерьяли. Он кивком поприветствовал Тротти, застегивая на ходу свою темно-синюю рубашку. На лбу у него блестели капли пота.
- "Ланча" у подъезда.
- Тогда поехали, Токка.
Взволнованный, улыбающийся, Токкафонди повернулся к Тротти и схватил его за руку.
- На реке самоубийство. Вся пожарная команда уже на ногах. Отряжают водолазов.
- Хватит с меня трупов.
- Утонула женщина. Она оставила записку.
- Мне нужно выпить кофе, - сказал Тротти, но позволил Токкафонди отвести себя к блестевшей на утреннем солнце "ланче".
- Да не убежит ваш кофе, комиссар.
Визжа шинами и завывая сиреной, полицейский автомобиль повернул на Новую улицу. Педерьяли быстро вел бело-голубую машину в направлении Крытого моста, к неторопливым водам По.
Возбуждение молодых полицейских передалось и Тротти.
Он вдруг почувствовал, что улыбается, начисто забыв о своем кофе. И о начальнике квестуры тоже.
"Виджили дель фуоко"
Женщины Борго-Дженовезе одевались в черное и обычно ходили стирать грязное белье на реку. Потом все обзавелись стиральными машинами, и прачки исчезли. Тридцать с лишним лет они жили только в воспоминаниях да на фотографиях, висевших в соседней кондитерской. Потом, в начале восьмидесятых, в порыве ностальгии по былой нищете и изнурительному труду отцы города торжественно открыли в честь прачек памятник. Женщина в длинной юбке и широкополой шляпе склонилась за его оградой над лежавшей на козлах доской и в вечном безмолвии стирала белье.
Тротти видел таких женщин перед войной - большие, покрытые волдырями руки и пряди волос на загорелых потных лбах.
Давным-давно.
Операцией руководил Майокки. Он стоял на понтоне. Длинноволосый, в мешковатых брюках, он скорее напоминал студента, чем полицейского. Тротти он приветствовал широкой улыбкой, держа в зубах потухшую трубку.
Пожарник, похожий чем-то на папу Войтылу, отсалютовал:
- Ждем ваших распоряжений, комиссар Майокки!
- Начнем.
Мужчина повернулся и прокричал что-то сидевшим в лодке.
Трехметровая лодка была сделана из красного стекловолокна. Она стояла на якоре в нескольких метрах от берега и, сносимая течением, натягивала нейлоновый канат. По обеим сторонам ее борта белыми буквами было выведено "Виджили дель фуоко", веревочная петля крепилась к гакаборту. Один мужчина в тенниске сидел за рулевым колесом, другой помогал двум водолазам спуститься в воду. Один из водолазов чему-то засмеялся, поправил маску и соскользнул с низкого планшира в реку рядом со своим товарищем. Затем обе фигуры исчезли под темной поверхностью воды.
Токкафонди стоял рядом с Тротти.
- Нам звонили два раза, комиссар.
- Кто поднял на ноги пожарных?
- Наверное, Майокки.
- Добрались они сюда быстро.
- Первый раз позвонили сегодня в четыре утра, комиссар Тротти.
- Звонили в оперативный?
Токкафонди кивнул своей большой головой:
- Женский голос.
- И что сказали?
- Какая-то женщина позвонила по 113 и сказала, что видела у самой воды ворох одежды на одном из понтонов под Крытым мостом. - Молодой человек указал на то место выше по течению реки, где через нее перекинулся мост. До Тротти доносился оттуда грохот машин, от которых в подернутое дымкой утреннее небо поднималось грязное облако выхлопных газов. - Когда мы сюда приехали, только-только рассветало.
- Вы уже тут были?
- И ничего не нашли, - сказал Токкафонди. - Ничего.
- Ложный вызов?
- Мы так и решили.
- Чертово прошлое. - Тротти облокотился на ограду памятника.
- Простите, комиссар?
Тротти указал на бронзовую статую прачки:
- Тогда все было проще. Но ничего хорошего в нищете нет. Если ты бедствовал, тебе приходилось искать работу. А заполучив ее, ты не имел права жаловаться на беспросветный труд и разламывающуюся спину.
Токкафонди ничего не ответил. Только провел рукой по своему большому рту.
Тротти бросил взгляд на реку. Последние два лета были сухими, и зимой снега в Альпах было очень мало. Альпы зимой... Река обмелела, и вода старательно огибала недавно появившиеся в ней песчаные островки с травой. В буро-синей поверхности По неверно отражался город. Он поглядел дальше - на другой берег По, на набережную, на бетонные ангары, сооруженные для гидросамолетов дуче, и на собор. Купол его сиял, словно он уже окончательно свыкся с той зияющей пустотой, где некогда в течение девяти столетий возвышалась Городская башня.
- Красивую одежду носили тогда только богатые женщины. Там, откуда я приехал, девушки надевали на себя черный вдовий траур, не достигнув и двадцати лет. Никаких тебе бенеттонов или стефанелей, никаких магазинов дамских нарядов. - В голосе Тротти звучала горечь. - Стирали чужое грязное белье или работали по колено в грязи на рисовых полях - и себя от радости не помнили, что нашли работу.
Токкафонди пребывал в замешательстве.
- В девять часов опять позвонили, - проговорил он. - Та же самая женщина. В оперативном утверждают, что голос тот же. Снова сказала, что у реки валяется чья-то одежда.
Майокки сразу же сюда поехал. - Он пожал плечами. - Оперативники и подняли на ноги пожарных.
Тротти снова перевел взгляд на длинную лодку и не без труда сфокусировал глазами ее изображение. "А я и впрямь старик".
Один из водолазов всплыл на поверхность и, подняв над собой руку в резиновой перчатке, сделал ею какой-то непонятный для Тротти жест.
Токкафонди ушел поговорить с Педерьяли.
- Не исключено, что тело отнесено течением, Майокки, - сказал Тротти, подходя к своему коллеге.
За трубкой мелькнула невеселая усмешка:
- Если тело вообще существует, Пьеро. Зато есть прощальное письмо - для некоего Луки.
- Кто этот Лука?
- Под письмом ее подпись - Снупи . - Майокки вытащил из кармана огромный коробок кухонных спичек. - Лука - это несчастный ублюдок, которого она... - он махнул рукой в сторону реки, - пыталась склонить к любви с помощью шантажа. - Он помолчал и тряхнул головой. - Женщины!
- Что - женщины?
- Все одинаковы.
- Что-то я не пойму, Майокки.
- Все они одинаковы. С виду - ласковые, милые, прекрасные, а внутри - несгибаемые, как гвозди. Жестче и непреклоннее любого мужика.
- Если ты и правда так думаешь, Лецио, пора тебе разводиться.
- Добиваются своего, используя три линии нападения. - Он поднял вверх три пальца. - Первая и самая мощная - их обаяние, их телеса. Женские чары страшнее сотни быков. - Майокки загнул один палец.
- Вторая?
- Если чары не срабатывают, принимаются за шантаж - моральный шантаж. - Он загнул второй палец.
- А если и шантаж не срабатывает?
Майокки ткнул указательным пальцем в небо:
- Тогда тебе уготовляют сплошные адовы муки, обещая родить несчастного ублюдка.
Майокки улыбался, но его веселость не могла скрыть печали в усталых глазах. "Сплошные адовы муки", - повторил он.
Липучка от мух
- Никто не знал, что я поехал в Борго-Дженовезе.
В рот Боатти проскользнула еще одна лягушачья лапка. Он вытер губы розовой салфеткой из плотной ткани.
Тротти спросил:
- Откуда вы узнали, что я тут?
- Я и не знал вовсе. - Боатти покачал головой. - Что совсем не помешало мне обрадоваться нашей с вами встрече.
Ресторан "Пескатори" открылся в Борго-Дженовезе недавно. Вернее, это была древняя траттория у реки, долгие годы противостоявшая зимним туманам, весенним паводкам и летним комарам. Пару лет назад ее купил один миланский консорциум, который решил освоить прилегающий к ней участок земли. Тратторию сначала выпотрошили, а потом отремонтировали. Фаршированная рыба, журнальные иллюстрации в рамках на стене, спирали липкой бумаги от мух и запах вина и душистого кофе явно пошли ей на пользу. Потемневшие от времени деревянные доски отодрали и заменили мраморными плитками, окна расширили, и они стали пропускать в помещение отраженный от реки свет. Снаружи тратторию оштукатурили и перекрасили. Из традиционно-охряных стены превратились в пастельно-розовые, отчего все здание приобрело какой-то нереальный вид и стало напоминать фотографию из журнала по архитектуре. Дабы воспрепятствовать парковке автомашин у стен и подъезда, на улицу были вытащены растения в кадках. Дорога, некогда покрытая асфальтом, теперь была аккуратно вымощена камнями, уложенными небольшими полукругами.
- А порциями-то тут не балуют, - съязвил Тротти, цепляя вилкой ризотто.
- Здесь всем заправляет мой двоюродный брат. А он несколько лет проработал в Швейцарии.
Просторную террасу, где прежде собирались рыбаки, чтобы за шумной игрой в брисколу опустошить бутылку-другую вина или похвастаться друг перед другом невероятными приключениями, превратили в ресторан, изо дня в день услужливо принимавший богатых гурманов, которые специально приезжали сюда из Милана отведать новую "cuisine all'italiana" .
- В сберегательном банке?
Боатти нахмурился.
- Ваш двоюродный брат работал в Швейцарии в Сбербанке?
Боатти, казалось, удивился:
- Я и не знал, комиссар, что у вас есть чувство юмора.
- Кто вам сказал, что я здесь?
- Ну я же вестовой в нескольких национальных газетах.
- Вестовой?
- У меня много деловых знакомых, и когда случается что-нибудь интересное...
- Например, самоубийство в По?
Боатти кивнул.
- Так вот что означает мой бесплатный ленч?
- Не слишком любезно с вашей стороны, комиссар.
- В моем возрасте на лицемерие времени не тратят.
- А прошлой ночью агрессивности в вас было гораздо меньше.
- Агрессивности?
- Я допускаю, что есть люди, которым вы нравитесь, комиссар. Допускаю даже, что и друзья у вас есть.
- Да допускайте что хотите.
- Я рад, что разыскал вас. - Боатти откинулся в кресле - очень современном, из экзотической древесины, с высокой темной спинкой; лицо его было бледным, ноздри сжаты.
Он взял стакан и, прежде чем заговорить, отхлебнул вина. - Я подумал о том, что мы могли бы сотрудничать.
- И обслуживают здесь медленно.
- В этом-то все и дело. Slow food .
Тротти нахмурился.
- И рис, и лягушки - все с окрестных болот, а болота тянутся отсюда до самой Адриатики. И это - ответ итальянцев на американское fast food . Вам не нравится?
- Мне нравится, что я ем бесплатно.
- Не так уж часто полицейскому приходится самому платить за еду, а, комиссар?
- Вы сказали - сотрудничать, синьор Боатти?
- Я подумал, что мы могли бы работать вместе - вы и я.
- Никто не сработается с полицейским.
- Сотрудничать ради общей выгоды.
Тротти доел ризотто с лягушачьими лапками. Он вытер пальцы и, глядя на Боатти, положил розовую салфетку на белую скатерть.
- Я писатель, комиссар. Конечно, я занимаюсь журналистикой, но по-настоящему она меня не интересует.
- А как же все эти ваши политические бредни?
- Давным-давно их бросил. От них и сытым не будешь, и от политической полиции не отвяжешься. - Усмешка. - А, я вижу, вы меня проверяли.
- Привычка.
- Я хочу написать книгу, Тротти.
Вспомнив книжные полки, уставленные желтыми томами издательства "Мондадори", Тротти спросил:
- Детективный роман?
- Полувымысел - что-нибудь среднее между документальным и художественным. Что-нибудь в духе Трумена Капоте.
- Кого?
- Книгу о каком-нибудь реальном случае убийства. - Боатти по-мальчишески улыбнулся и подлил вина в бокалы. За окном позади Боатти под тяжелым небом лежал безмолвный и неподвижный город. Широкая панорама так и просилась на фотографию. Город отражался в медленных мутных водах По. - Я так и не прилег сегодня ночью. Видите ли, я очень любил Розанну. Ее смерть.., не могу поверить, что она так глупо умерла.
- Вы хотите написать книгу и сделать на ней деньги?
Боатти устремил взгляд на Тротти:
- Если бы мне нужны были деньги и сенсации, я бы стал политиком.
- Весьма разумно, синьор Боатти.
- Или уж на худой конец полицейским. - Какой-то миг Боатти колебался, а потом, отодвинув рукой тарелку и тонкую белую вилку, подался вперед. - Книгу. Мне бы хотелось написать книгу. О Розанне и ее смерти. И о том, как работает полиция.
- Меня от расследования отстранили.
- Что?
Тротти огляделся.
- Все-таки обслуживают здесь очень медленно.
Голос Боатти прозвучал резко:
- Вас отстранили, Тротти?
- Если хотите, синьор Боатти, я дам вам телефон комиссара Меренды.., того самого полицейского, с кем вы беседовали прошлой ночью.
Преданность
- И что вы намерены делать?
Тротти пожал плечами.
- Вы хотите совсем отказаться от участия в этом деле?
- Им будет заниматься Меренда из отдела по расследованию убийств. Начальник квестуры не хочет, чтобы я стоял у Меренды на пути.
- И это вас останавливает?
- Да.
- Но вы же слывете хорошим полицейским, Тротти.
- Может, я и был им когда-то. - Тротти снова пожал плечами и, повернув голову, поискал официанта. - Мне шестьдесят два года. Карьера полицейского для меня закончилась.
- Вы разыщете убийцу Розанны раньше, чем Меренда успеет почистить зубы.
- Зубы у него что надо. Ему их и чистить не нужно.
- А ночью вы вроде бы встревожились судьбой Розанны.
Вы сказали, что дружили с ней.
Тротти снова повернулся и взглянул на Боатти:
- Это было ночью.
- Но дружили же.
- Мы были знакомыми - вот и все, - ответил Тротти.
Когда Тротти удалось наконец привлечь внимание официанта, они заказали на десерт мороженое с персиком в сиропе, кофе и виноградную водку.
- Все это, безусловно, одна показуха, - сказал Боатти, кончиком языка слизывая с губ капли виноградной водки.
- Что - показуха?
- Да ваша мизантропия. Вы давным-давно могли бы уволиться, комиссар, но оставались в квестуре, потому что слишком любили свою работу.
- А вы все обо мне знаете.
- Так уж в этом городе заведено. Вы этим и живете - чтобы в вас нуждались, чтобы уважали. А прошлой ночью вы встревожились по-настоящему.
- Что такое, по-вашему, мизантропия?
- Да начальник квестуры вас насквозь видит.
Тротти усмехнулся:
- Начальник хочет благополучно от меня избавиться.
- Я не верю, что вы так просто откажетесь от дела Розанны.
- Верьте чему хотите.
- Вы очень упрямы, комиссар. - Боатти прищелкнул языком. - Кроме того, вы раздражительны и довольно невежественны.
Тротти улыбался, не глядя на Боатти.
- Но одно ваше свойство, комиссар, искупает все.
- Вы мне льстите.
- Ваша преданность. Преданность идеалам и друзьям. - Боатти помолчал. - Если бы речь шла о политике, я бы вас возненавидел. Подозреваю, что вы до сих пор фашист.
- Фашисты убили моего брата.
- В глубине души вы совершенно не политическое животное. Да и времени на разные там идеи у вас, думаю, нет. То, к чему вы относитесь действительно серьезно, - какую бы угрюмость вы на себя ни напускали, - это дружба. - Боатти усмехнулся, не раскрывая рта. - Совершенно очевидно, что начальник квестуры видит вас насквозь. Divide et impera .
Рука Тротти замерла с ложкой на полпути между тарелкой и ртом. Он медленно перевел взгляд с панорамы города за окном на Боатти:
- Прошу прощения?
- Начальник изучил вас насквозь, Тротти. Он знает вашу преданность. И ваше неимоверное упрямство!
- И именно поэтому он хочет убрать меня с дороги Меренды?
- Не впервой вам нарушать приказы вышестоящих. - Боатти осклабился. - Начальник прекрасно знает, что Меренду вы презираете.
Тротти поднес ложку ко рту и, прежде чем ответить, какое-то время ел мороженое.
- Меренда - очень компетентный полицейский.
- Меренда вам не по сердцу потому, что он принадлежит к новому поколению полицейских. К тем, кто знает ответы на все вопросы, знаком с отцами города, но кто никогда не работал ногами, не выстаивал зимние ночи напролет на улице и ни разу не отмораживал себе яйца.
- Да?
- Меренда - университетский. Умный и образованный.
Но у него нет вашего опыта.
- А у меня нет его квалификации.
- Потому-то начальник квестуры только обрадуется, если вы начнете свое собственное, частное расследование. Личную вендетту.
- Ничего не выйдет.
- Но вышло же в случае Чуффи.
Тротти побледнел.
- А вы и впрямь многое обо мне знаете, Боатти.
- Я тоже справлялся, комиссар. - Усмешка. - Привычка.
Видите, у нас масса общего.
- Не думаю.
- Вы знали Розанну и...
- И что?
- Начальник квестуры ничем не рискует. - Боатти тряхнул головой. - Столько лет в полиции - и до сих пор не поняли природу власти?
- У меня не слишком богатое воображение.
- Начальнику квестуры нужны результаты, но больше всего он хочет укрепить свои позиции. А тем самым и свою власть. Произошло отвратительное убийство, и, конечно же, он не прочь, чтобы оно было раскрыто. Сделай это вы, все только обрадуются. Ваши с начальником фотографии поместит "Провинча". А поскольку вам все равно скоро в отставку, никаких хлопот с вами у начальника не будет. В вашем возрасте угрозы вы для него не представляете.
- Спасибо.
- Попробуй вы его потеснить, Тротти, он попросту от вас отмахнется. А Меренда молод. Он - начальник нового отдела по расследованию убийств. Для начальника любой его успех - потенциальная угроза. Потому-то он и надеется, что вы опередите Меренду с его отделом.
- Не очень-то убедительно.
- Напротив. А я вам помогу. - Боатти подмигнул умным глазом. - Информацией, которой нет у Меренды.
Тротти промолчал. Его темные глаза, казалось, стали меньше.
- Информацией, которая сможет решить все дело.
- Какой информацией?
- Еще водки?
- Какой информацией, Боатти?
.Боатти, похоже, колебался.
- Меренда не знает того, что знаете вы, комиссар Пьеро Тротти. А именно - что у синьорины Беллони был тайный любовник.
Серебряная ложка Тротти был вне себя от удивления:
- Об этом сказала вам сама синьорина Беллони?
- Розанна была всегда очень сдержанной. Она вообще не любила болтать. И о себе говорила редко.
- Но своим прошлым она с вами все-таки делилась?
- Она меня не боялась. Как мужчина я не представлял для нее опасности.
- Долго ли вы были с ней знакомы, Боатти?
- Она мало общалась с мужчинами. Когда ей перевалило за сорок, она все еще ухаживала за своей матерью. А потом ей пришлось присматривать за сестрой.
- За Марией-Кристиной?
- Едва ли у Розанны было много знакомых мужчин, если не считать ее сослуживцев. - Боатти помолчал, закусив свою толстую верхнюю губу. - Скорее всего ко мне она относилась как к сыну.
- У нее могли быть и собственные д