ом, какой из сорока каналов смотреть по телевизору. Или какой флюоресцирующий рюкзак лучше всего подойдет для езды на велосипеде по горным дорогам.
     Токкафонди был прирожденным оптимистом. Улыбка не сходила с его лица. И в своем довольно юном возрасте он еще не утратил иллюзий насчет важности полицейской службы. Работа доставляла ему удовольствие и позволяла чувствовать собственную полезность. У него была нескладная скошенная голова, большие глаза и большие руки крестьянина. Его крепко сбитое тело с трудом втискивалось в летнюю форму. Подкладка его кобуры для пистолета была грязно-белого цвета. Берет едва держался на макушке большой головы.
     - Вы были на Сан-Теодоро прошлой ночью, комиссар?
     Тротти кивнул.
     - Пойдем выпьем кофейку - настоящего.
     Молодой полицейский покачал головой:
     - Нужно ехать на реку. Почему бы и вам с нами не поехать?
     - Да не убежит твоя работа, - Тротти перешел на диалект, - никто никуда не денется. А мне нужно выпить кофе.
     Громкий возглас:
     - Машина готова, Токка?
     Вскинув густые брови, Токкафонди обернулся.
     Перескакивая через две ступеньки, выставив одно плечо вперед, вниз по лестнице бежал Педерьяли. Он кивком поприветствовал Тротти, застегивая на ходу свою темно-синюю рубашку. На лбу у него блестели капли пота.
     - "Ланча" у подъезда.
     - Тогда поехали, Токка.
     Взволнованный, улыбающийся, Токкафонди повернулся к Тротти и схватил его за руку.
     - На реке самоубийство. Вся пожарная команда уже на ногах. Отряжают водолазов.
     - Хватит с меня трупов.
     - Утонула женщина. Она оставила записку.
     - Мне нужно выпить кофе, - сказал Тротти, но позволил Токкафонди отвести себя к блестевшей на утреннем солнце "ланче".
     - Да не убежит ваш кофе, комиссар.
     Визжа шинами и завывая сиреной, полицейский автомобиль повернул на Новую улицу. Педерьяли быстро вел бело-голубую машину в направлении Крытого моста, к неторопливым водам По.
     Возбуждение молодых полицейских передалось и Тротти.
     Он вдруг почувствовал, что улыбается, начисто забыв о своем кофе. И о начальнике квестуры тоже.

"Виджили дель фуоко"



     Женщины Борго-Дженовезе одевались в черное и обычно ходили стирать грязное белье на реку. Потом все обзавелись стиральными машинами, и прачки исчезли. Тридцать с лишним лет они жили только в воспоминаниях да на фотографиях, висевших в соседней кондитерской. Потом, в начале восьмидесятых, в порыве ностальгии по былой нищете и изнурительному труду отцы города торжественно открыли в честь прачек памятник. Женщина в длинной юбке и широкополой шляпе склонилась за его оградой над лежавшей на козлах доской и в вечном безмолвии стирала белье.
     Тротти видел таких женщин перед войной - большие, покрытые волдырями руки и пряди волос на загорелых потных лбах.
     Давным-давно.
     Операцией руководил Майокки. Он стоял на понтоне. Длинноволосый, в мешковатых брюках, он скорее напоминал студента, чем полицейского. Тротти он приветствовал широкой улыбкой, держа в зубах потухшую трубку.
     Пожарник, похожий чем-то на папу Войтылу, отсалютовал:
     - Ждем ваших распоряжений, комиссар Майокки!
     - Начнем.
     Мужчина повернулся и прокричал что-то сидевшим в лодке.
     Трехметровая лодка была сделана из красного стекловолокна. Она стояла на якоре в нескольких метрах от берега и, сносимая течением, натягивала нейлоновый канат. По обеим сторонам ее борта белыми буквами было выведено "Виджили дель фуоко", веревочная петля крепилась к гакаборту. Один мужчина в тенниске сидел за рулевым колесом, другой помогал двум водолазам спуститься в воду. Один из водолазов чему-то засмеялся, поправил маску и соскользнул с низкого планшира в реку рядом со своим товарищем. Затем обе фигуры исчезли под темной поверхностью воды.
     Токкафонди стоял рядом с Тротти.
     - Нам звонили два раза, комиссар.
     - Кто поднял на ноги пожарных?
     - Наверное, Майокки.
     - Добрались они сюда быстро.
     - Первый раз позвонили сегодня в четыре утра, комиссар Тротти.
     - Звонили в оперативный?
     Токкафонди кивнул своей большой головой:
     - Женский голос.
     - И что сказали?
     - Какая-то женщина позвонила по 113 и сказала, что видела у самой воды ворох одежды на одном из понтонов под Крытым мостом. - Молодой человек указал на то место выше по течению реки, где через нее перекинулся мост. До Тротти доносился оттуда грохот машин, от которых в подернутое дымкой утреннее небо поднималось грязное облако выхлопных газов. - Когда мы сюда приехали, только-только рассветало.
     - Вы уже тут были?
     - И ничего не нашли, - сказал Токкафонди. - Ничего.
     - Ложный вызов?
     - Мы так и решили.
     - Чертово прошлое. - Тротти облокотился на ограду памятника.
     - Простите, комиссар?
     Тротти указал на бронзовую статую прачки:
     - Тогда все было проще. Но ничего хорошего в нищете нет. Если ты бедствовал, тебе приходилось искать работу. А заполучив ее, ты не имел права жаловаться на беспросветный труд и разламывающуюся спину.
     Токкафонди ничего не ответил. Только провел рукой по своему большому рту.
     Тротти бросил взгляд на реку. Последние два лета были сухими, и зимой снега в Альпах было очень мало. Альпы зимой... Река обмелела, и вода старательно огибала недавно появившиеся в ней песчаные островки с травой. В буро-синей поверхности По неверно отражался город. Он поглядел дальше - на другой берег По, на набережную, на бетонные ангары, сооруженные для гидросамолетов дуче, и на собор. Купол его сиял, словно он уже окончательно свыкся с той зияющей пустотой, где некогда в течение девяти столетий возвышалась Городская башня.
     - Красивую одежду носили тогда только богатые женщины. Там, откуда я приехал, девушки надевали на себя черный вдовий траур, не достигнув и двадцати лет. Никаких тебе бенеттонов или стефанелей, никаких магазинов дамских нарядов. - В голосе Тротти звучала горечь. - Стирали чужое грязное белье или работали по колено в грязи на рисовых полях - и себя от радости не помнили, что нашли работу.
     Токкафонди пребывал в замешательстве.
     - В девять часов опять позвонили, - проговорил он. - Та же самая женщина. В оперативном утверждают, что голос тот же. Снова сказала, что у реки валяется чья-то одежда.
     Майокки сразу же сюда поехал. - Он пожал плечами. - Оперативники и подняли на ноги пожарных.
     Тротти снова перевел взгляд на длинную лодку и не без труда сфокусировал глазами ее изображение. "А я и впрямь старик".
     Один из водолазов всплыл на поверхность и, подняв над собой руку в резиновой перчатке, сделал ею какой-то непонятный для Тротти жест.
     Токкафонди ушел поговорить с Педерьяли.
     - Не исключено, что тело отнесено течением, Майокки, - сказал Тротти, подходя к своему коллеге.
     За трубкой мелькнула невеселая усмешка:
     - Если тело вообще существует, Пьеро. Зато есть прощальное письмо - для некоего Луки.
     - Кто этот Лука?
     - Под письмом ее подпись - Снупи . - Майокки вытащил из кармана огромный коробок кухонных спичек. - Лука - это несчастный ублюдок, которого она... - он махнул рукой в сторону реки, - пыталась склонить к любви с помощью шантажа. - Он помолчал и тряхнул головой. - Женщины!
     - Что - женщины?
     - Все одинаковы.
     - Что-то я не пойму, Майокки.
     - Все они одинаковы. С виду - ласковые, милые, прекрасные, а внутри - несгибаемые, как гвозди. Жестче и непреклоннее любого мужика.
     - Если ты и правда так думаешь, Лецио, пора тебе разводиться.
     - Добиваются своего, используя три линии нападения. - Он поднял вверх три пальца. - Первая и самая мощная - их обаяние, их телеса. Женские чары страшнее сотни быков. - Майокки загнул один палец.
     - Вторая?
     - Если чары не срабатывают, принимаются за шантаж - моральный шантаж. - Он загнул второй палец.
     - А если и шантаж не срабатывает?
     Майокки ткнул указательным пальцем в небо:
     - Тогда тебе уготовляют сплошные адовы муки, обещая родить несчастного ублюдка.
     Майокки улыбался, но его веселость не могла скрыть печали в усталых глазах. "Сплошные адовы муки", - повторил он.

Липучка от мух

     - Никто не знал, что я поехал в Борго-Дженовезе.
     В рот Боатти проскользнула еще одна лягушачья лапка. Он вытер губы розовой салфеткой из плотной ткани.
     Тротти спросил:
     - Откуда вы узнали, что я тут?
     - Я и не знал вовсе. - Боатти покачал головой. - Что совсем не помешало мне обрадоваться нашей с вами встрече.
     Ресторан "Пескатори"  открылся в Борго-Дженовезе недавно. Вернее, это была древняя траттория у реки, долгие годы противостоявшая зимним туманам, весенним паводкам и летним комарам. Пару лет назад ее купил один миланский консорциум, который решил освоить прилегающий к ней участок земли. Тратторию сначала выпотрошили, а потом отремонтировали. Фаршированная рыба, журнальные иллюстрации в рамках на стене, спирали липкой бумаги от мух и запах вина и душистого кофе явно пошли ей на пользу. Потемневшие от времени деревянные доски отодрали и заменили мраморными плитками, окна расширили, и они стали пропускать в помещение отраженный от реки свет. Снаружи тратторию оштукатурили и перекрасили. Из традиционно-охряных стены превратились в пастельно-розовые, отчего все здание приобрело какой-то нереальный вид и стало напоминать фотографию из журнала по архитектуре. Дабы воспрепятствовать парковке автомашин у стен и подъезда, на улицу были вытащены растения в кадках. Дорога, некогда покрытая асфальтом, теперь была аккуратно вымощена камнями, уложенными небольшими полукругами.
     - А порциями-то тут не балуют, - съязвил Тротти, цепляя вилкой ризотто.
     - Здесь всем заправляет мой двоюродный брат. А он несколько лет проработал в Швейцарии.
     Просторную террасу, где прежде собирались рыбаки, чтобы за шумной игрой в брисколу  опустошить бутылку-другую вина или похвастаться друг перед другом невероятными приключениями, превратили в ресторан, изо дня в день услужливо принимавший богатых гурманов, которые специально приезжали сюда из Милана отведать новую "cuisine all'italiana" .
     - В сберегательном банке?
     Боатти нахмурился.
     - Ваш двоюродный брат работал в Швейцарии в Сбербанке?
     Боатти, казалось, удивился:
     - Я и не знал, комиссар, что у вас есть чувство юмора.
     - Кто вам сказал, что я здесь?
     - Ну я же вестовой в нескольких национальных газетах.
     - Вестовой?
     - У меня много деловых знакомых, и когда случается что-нибудь интересное...
     - Например, самоубийство в По?
     Боатти кивнул.
     - Так вот что означает мой бесплатный ленч?
     - Не слишком любезно с вашей стороны, комиссар.
     - В моем возрасте на лицемерие времени не тратят.
     - А прошлой ночью агрессивности в вас было гораздо меньше.
     - Агрессивности?
     - Я допускаю, что есть люди, которым вы нравитесь, комиссар. Допускаю даже, что и друзья у вас есть.
     - Да допускайте что хотите.
     - Я рад, что разыскал вас. - Боатти откинулся в кресле - очень современном, из экзотической древесины, с высокой темной спинкой; лицо его было бледным, ноздри сжаты.
     Он взял стакан и, прежде чем заговорить, отхлебнул вина. - Я подумал о том, что мы могли бы сотрудничать.
     - И обслуживают здесь медленно.
     - В этом-то все и дело. Slow food .
     Тротти нахмурился.
     - И рис, и лягушки - все с окрестных болот, а болота тянутся отсюда до самой Адриатики. И это - ответ итальянцев на американское fast food . Вам не нравится?
     - Мне нравится, что я ем бесплатно.
     - Не так уж часто полицейскому приходится самому платить за еду, а, комиссар?
     - Вы сказали - сотрудничать, синьор Боатти?
     - Я подумал, что мы могли бы работать вместе - вы и я.
     - Никто не сработается с полицейским.
     - Сотрудничать ради общей выгоды.
     Тротти доел ризотто с лягушачьими лапками. Он вытер пальцы и, глядя на Боатти, положил розовую салфетку на белую скатерть.
     - Я писатель, комиссар. Конечно, я занимаюсь журналистикой, но по-настоящему она меня не интересует.
     - А как же все эти ваши политические бредни?
     - Давным-давно их бросил. От них и сытым не будешь, и от политической полиции не отвяжешься. - Усмешка. - А, я вижу, вы меня проверяли.
     - Привычка.
     - Я хочу написать книгу, Тротти.
     Вспомнив книжные полки, уставленные желтыми томами издательства "Мондадори", Тротти спросил:
     - Детективный роман?
     - Полувымысел - что-нибудь среднее между документальным и художественным. Что-нибудь в духе Трумена Капоте.
     - Кого?
     - Книгу о каком-нибудь реальном случае убийства. - Боатти по-мальчишески улыбнулся и подлил вина в бокалы. За окном позади Боатти под тяжелым небом лежал безмолвный и неподвижный город. Широкая панорама так и просилась на фотографию. Город отражался в медленных мутных водах По. - Я так и не прилег сегодня ночью. Видите ли, я очень любил Розанну. Ее смерть.., не могу поверить, что она так глупо умерла.
     - Вы хотите написать книгу и сделать на ней деньги?
     Боатти устремил взгляд на Тротти:
     - Если бы мне нужны были деньги и сенсации, я бы стал политиком.
     - Весьма разумно, синьор Боатти.
     - Или уж на худой конец полицейским. - Какой-то миг Боатти колебался, а потом, отодвинув рукой тарелку и тонкую белую вилку, подался вперед. - Книгу. Мне бы хотелось написать книгу. О Розанне и ее смерти. И о том, как работает полиция.
     - Меня от расследования отстранили.
     - Что?
     Тротти огляделся.
     - Все-таки обслуживают здесь очень медленно.
     Голос Боатти прозвучал резко:
     - Вас отстранили, Тротти?
     - Если хотите, синьор Боатти, я дам вам телефон комиссара Меренды.., того самого полицейского, с кем вы беседовали прошлой ночью.

Преданность

     - И что вы намерены делать?
     Тротти пожал плечами.
     - Вы хотите совсем отказаться от участия в этом деле?
     - Им будет заниматься Меренда из отдела по расследованию убийств. Начальник квестуры не хочет, чтобы я стоял у Меренды на пути.
     - И это вас останавливает?
     - Да.
     - Но вы же слывете хорошим полицейским, Тротти.
     - Может, я и был им когда-то. - Тротти снова пожал плечами и, повернув голову, поискал официанта. - Мне шестьдесят два года. Карьера полицейского для меня закончилась.
     - Вы разыщете убийцу Розанны раньше, чем Меренда успеет почистить зубы.
     - Зубы у него что надо. Ему их и чистить не нужно.
     - А ночью вы вроде бы встревожились судьбой Розанны.
     Вы сказали, что дружили с ней.
     Тротти снова повернулся и взглянул на Боатти:
     - Это было ночью.
     - Но дружили же.
     - Мы были знакомыми - вот и все, - ответил Тротти.
     Когда Тротти удалось наконец привлечь внимание официанта, они заказали на десерт мороженое с персиком в сиропе, кофе и виноградную водку.
     - Все это, безусловно, одна показуха, - сказал Боатти, кончиком языка слизывая с губ капли виноградной водки.
     - Что - показуха?
     - Да ваша мизантропия. Вы давным-давно могли бы уволиться, комиссар, но оставались в квестуре, потому что слишком любили свою работу.
     - А вы все обо мне знаете.
     - Так уж в этом городе заведено. Вы этим и живете - чтобы в вас нуждались, чтобы уважали. А прошлой ночью вы встревожились по-настоящему.
     - Что такое, по-вашему, мизантропия?
     - Да начальник квестуры вас насквозь видит.
     Тротти усмехнулся:
     - Начальник хочет благополучно от меня избавиться.
     - Я не верю, что вы так просто откажетесь от дела Розанны.
     - Верьте чему хотите.
     - Вы очень упрямы, комиссар. - Боатти прищелкнул языком. - Кроме того, вы раздражительны и довольно невежественны.
     Тротти улыбался, не глядя на Боатти.
     - Но одно ваше свойство, комиссар, искупает все.
     - Вы мне льстите.
     - Ваша преданность. Преданность идеалам и друзьям. - Боатти помолчал. - Если бы речь шла о политике, я бы вас возненавидел. Подозреваю, что вы до сих пор фашист.
     - Фашисты убили моего брата.
     - В глубине души вы совершенно не политическое животное. Да и времени на разные там идеи у вас, думаю, нет. То, к чему вы относитесь действительно серьезно, - какую бы угрюмость вы на себя ни напускали, - это дружба. - Боатти усмехнулся, не раскрывая рта. - Совершенно очевидно, что начальник квестуры видит вас насквозь. Divide et impera .
     Рука Тротти замерла с ложкой на полпути между тарелкой и ртом. Он медленно перевел взгляд с панорамы города за окном на Боатти:
     - Прошу прощения?
     - Начальник изучил вас насквозь, Тротти. Он знает вашу преданность. И ваше неимоверное упрямство!
     - И именно поэтому он хочет убрать меня с дороги Меренды?
     - Не впервой вам нарушать приказы вышестоящих. - Боатти осклабился. - Начальник прекрасно знает, что Меренду вы презираете.
     Тротти поднес ложку ко рту и, прежде чем ответить, какое-то время ел мороженое.
     - Меренда - очень компетентный полицейский.
     - Меренда вам не по сердцу потому, что он принадлежит к новому поколению полицейских. К тем, кто знает ответы на все вопросы, знаком с отцами города, но кто никогда не работал ногами, не выстаивал зимние ночи напролет на улице и ни разу не отмораживал себе яйца.
     - Да?
     - Меренда - университетский. Умный и образованный.
     Но у него нет вашего опыта.
     - А у меня нет его квалификации.
     - Потому-то начальник квестуры только обрадуется, если вы начнете свое собственное, частное расследование. Личную вендетту.
     - Ничего не выйдет.
     - Но вышло же в случае Чуффи.
     Тротти побледнел.
     - А вы и впрямь многое обо мне знаете, Боатти.
     - Я тоже справлялся, комиссар. - Усмешка. - Привычка.
     Видите, у нас масса общего.
     - Не думаю.
     - Вы знали Розанну и...
     - И что?
     - Начальник квестуры ничем не рискует. - Боатти тряхнул головой. - Столько лет в полиции - и до сих пор не поняли природу власти?
     - У меня не слишком богатое воображение.
     - Начальнику квестуры нужны результаты, но больше всего он хочет укрепить свои позиции. А тем самым и свою власть. Произошло отвратительное убийство, и, конечно же, он не прочь, чтобы оно было раскрыто. Сделай это вы, все только обрадуются. Ваши с начальником фотографии поместит "Провинча". А поскольку вам все равно скоро в отставку, никаких хлопот с вами у начальника не будет. В вашем возрасте угрозы вы для него не представляете.
     - Спасибо.
     - Попробуй вы его потеснить, Тротти, он попросту от вас отмахнется. А Меренда молод. Он - начальник нового отдела по расследованию убийств. Для начальника любой его успех - потенциальная угроза. Потому-то он и надеется, что вы опередите Меренду с его отделом.
     - Не очень-то убедительно.
     - Напротив. А я вам помогу. - Боатти подмигнул умным глазом. - Информацией, которой нет у Меренды.
     Тротти промолчал. Его темные глаза, казалось, стали меньше.
     - Информацией, которая сможет решить все дело.
     - Какой информацией?
     - Еще водки?
     - Какой информацией, Боатти?
.Боатти, похоже, колебался.
     - Меренда не знает того, что знаете вы, комиссар Пьеро Тротти. А именно - что у синьорины Беллони был тайный любовник.
     Серебряная ложка Тротти был вне себя от удивления:
     - Об этом сказала вам сама синьорина Беллони?
     - Розанна была всегда очень сдержанной. Она вообще не любила болтать. И о себе говорила редко.
     - Но своим прошлым она с вами все-таки делилась?
     - Она меня не боялась. Как мужчина я не представлял для нее опасности.
     - Долго ли вы были с ней знакомы, Боатти?
     - Она мало общалась с мужчинами. Когда ей перевалило за сорок, она все еще ухаживала за своей матерью. А потом ей пришлось присматривать за сестрой.
     - За Марией-Кристиной?
     - Едва ли у Розанны было много знакомых мужчин, если не считать ее сослуживцев. - Боатти помолчал, закусив свою толстую верхнюю губу. - Скорее всего ко мне она относилась как к сыну.
     - У нее могли быть и собственные д