левизора. - Пауза. - Акилле по-своему неплохой человек.
     - Будем надеяться, - промолвил Пизанелли.
     - Пожалуй, немного ограниченный. Южанин. Но мне кажется, что вместе они будут счастливы.
     Кофе у Тротти совсем остыл. Он залпом допил чашку и вытер губы тыльной стороной ладони:
     - А что же "фиат-панда"? - Какой еще "фиат-панда", комиссар?
     - Владелец гостиницы сообщил, что Розанна уехала с мужчиной на "фиате".
     - Он правда сказал это? - На круглом потном лице засияла улыбка.
     - Когда мы дозвонились до этой гостиницы, вы были со мной и Пизанелли.
     - Ни у Розанны, ни у Акилле нет машины.
     - "Панду" взяли напрокат.
     - Уверяю вас, Тротти, никакой машины быть вообще не могло. Ни "фиата", ни какой другой. - Он поднял плечи. - Еще один случай ошибочной идентификации. Может быть, Розанну кто-нибудь подвозил, - в дельте полно автомобилей с четырьмя ведущими колесами. А может, владелец гостиницы хотел сбить вас с толку.
     - Как и вы.
     Боатти опустил голову, словно принимая в свой адрес комплимент:
     - В некотором смысле да.
     - Зачем владельцу гостиницы врать?
     - Скорее всего, он и не врал. Скорее всего, ее действительно подвозили. Или же это было такси.
     - Розанна была еще в дельте, когда я звонил? Когда нам удалось напасть на эту гостиницу?
     - Акилле и Розанна покинули ее вчера днем.
     Тротти задумчиво кивнул:
     - Вот почему вы так волновались.
     - Волновался, комиссар?
     - Вы же знали, что она вернется в гостиницу "Бельведер", и поэтому, когда Пизанелли установил ее местонахождение, вы испугались.
     - Тротти, за все это я не чувствую за собой ни малейшей вины.
     - Адвокат вам так или иначе понадобится, - осклабился Пизанелли.
     У Боатти поднялись брови:
     - Из-за слишком дружеских отношений с синьориной Роберти?
     - Из-за утаивания фактов, из-за лжи и увиливаний. И еще, Боатти, из-за того, что вы жалкое дерьмо.
     - Вы меня пугаете, лейтенант Пизанелли.
     - Есть за что.
     Жестом Тротти остановил Пизанелли. Пристально глядя на журналиста, он спросил:
     - Когда вы отправились забирать свою машину, вы ведь звонили по телефону? Вы позвонили в гостиницу. Чтобы убедиться, что она уехала.
     - Она мне все равно что мать. В некотором смысле я люблю Розанну Беллони больше, чем свою родную мать. Я обязан ей очень многим, так что и расплатиться, наверное, не удастся.
     Не так уж много хорошего я сделал в жизни...
     Пизанелли хотел что-то сказать, но Тротти бросил на него злой взгляд.
     - Я правильно - очень правильно - сделал, что пытался ее оградить. Акилле полностью со мной согласен. - Боатти провел рукой по влажному лбу. - Хотите арестовать меня, Тротти, я не возражаю. Чтобы защитить ее, я готов заплатить гораздо дороже.
     - Все это разговоры, Боатти.
     - Когда она через пару недель вернется, ей придется узнать правду. А теперь, теперь пусть наслаждается - в полной мере наслаждается тем маленьким счастьем, что подарила ей жизнь.

Должностное лицо

     - Вы убили Марию-Кристину?
     Отвечать на вопрос Боатти не счел нужным.
     - Вы ее убили?
     - Зачем мне было убивать эту жалкую дуру? Ее любовником я никогда не был. Никогда не ложился к ней в постель, не забирался на нее и не пытался влезть туда, где перебывали сотни других. - Он дернул плечами. - И ничего плохого Мария-Кристина мне никогда не делала.
     - Кроме того, что постоянно отравляла жизнь Розанне.
     Боатти кивнул.
     - А вы, как только что сами признались, старались защищать Розанну.
     - Задумай я убить Марию-Кристину, наверное, я не стал бы этого делать как раз тогда, когда Розанна решила отдохнуть с женихом.
     Пизанелли оторвался от батареи и присел на край стола:
     - Вы признаетесь, что были в доме на Сан-Теодоро в субботу ночью?
     На мгновение в комнате воцарилась тишина. Потом Боатти откинулся в кресле, скрестил ноги и принялся покусывать губы.
     Тротти предложил ему английский леденец из жестянки.
     - Так как?
     Боатти пожал плечами.
     Тротти посмотрел на зажатую в руке банку, но леденца не взял:
     - Вы были там с девицей Роберти, не так ли? И к своим родственникам в Верчелли вы с женой не ездили.
     - Моя жена... - Боатти вздохнул и принялся нервно теребить обручальное кольцо. - Моя жена ничего не знает.
     - Но она была в ту ночь в своей квартире?
     - Да.
     - И выдумка про Верчелли - она согласилась на нее, чтобы оградить вас?
     - Мы с ней счастливы. У нас две замечательные дочурки. - Он помолчал. - Может, вам покажется странным, Тротти, но моя жена все понимает.
     - Что понимает? - спросил Пизанелли.
     - Понимает мужчину.., понимает, что у мужчины могут возникать желания.., ничего не значащие желания, у которых нет завтрашнего дня, нет будущего. Моя жена это понимает.
     Я не хочу сказать, что она рада...
     - И не говорите.
     Тротти вышел из себя:
     - Пизанелли, заткнись ты ради Бога.
     - Он дерьмо, комиссар.
     - Не твое дело, Пизанелли.
     - У него жена и две дочери, какого же хрена он трахается со студенткой, которая ему в дочери годится?
     Тротти улыбнулся:
     - Пизанелли, попробуй понять одну вещь. - Он достал из жестянки леденец и положил его в рот.
     - Мы сейчас не на суде и не занимаемся вынесением приговоров. Наша работа - выполнять приказы, выполнять распоряжения. Мы должностные лица и...
     - Он ведь все это время смеялся над нами, комиссар!
     Дерьмо.
     - И выбирай выражения.
     - Сочинил сказку про какую-то книжку.
     Боатти вытянул руку в сторону Пизанелли и затряс указательным пальцем:
     - Не беспокойтесь о моей книге, лейтенант Пизанелли. Я ее напишу. И обещаю вам, что там я скажу правду - всю правду о вашем в высшей степени непрофессиональном поведении.
     - Вы мне угрожаете?
     - Как и вы мне, лейтенант Пизанелли.
     Тротти поднял руку:
     - Довольно!
     - Да что тут говорить, комиссар, он ее и убил. Как еще убийца мог проникнуть в дом и в квартиру Розанны Беллони? - Пизанелли смотрел на Тротти, большим пальцем указывая на Боатти. - Ключи у него были, он и убил Марию-Кристину. Он маньяк и...
     - Маньяк?
     Пизанелли повернулся к Боатти:
     - Конечно, вы маньяк, неудовлетворенный сексуальный маньяк. Пока вы не удовлетворите свою похоть, вы готовы на все - делать больно, ранить, убивать.
     - Стало быть, я вошел в квартиру и ударил Марию-Кристину Беллони по голове?
     - Она собиралась обо всем рассказать вашей жене. Она вас шантажировала. Мария-Кристина вас шантажировала. - Пизанелли взглянул на Тротти, потом на Майокки. Он соскочил со стола и встал перед Боатти. - Она собиралась все рассказать вашей жене и...
     Боатти приподнялся в кресле:
     - Вы скотина, лейтенант Пизанелли.
     - Маньяк.
     - Я раскроил этой корове череп? - Боатти шлепнулся обратно в кресло. - Я - маньяк? - Гнев его постепенно улетучивался.
     В кабинете Тротти надолго воцарилась гнетущая тишина.
     - Я раскроил ей череп? Вы действительно так думаете, комиссар?
     Тротти покачал головой:
     - Череп Марии-Кристине никто не раскраивал, Боатти. Она утонула. У нее в легких была вода.
     Налитые кровью глаза Боатти уставились на Тротти.
     - А кровоподтеки? - Его губы дрожали.
     - По мнению доктора Боттоне, причиной ее смерти были не травмы на голове. Марию-Кристину утопили, - утопили в речной воде.
     - Здесь? В городе?
     Тротти вновь покачал головой:
     - В лаборатории говорят, что вода не здешняя - она недостаточно загрязнена. По мнению Мазерати, если Марию-Кристину убили в По, то произошло это от города где-то выше по течению.
     - Например, в Гарласко.
     - Промахнулись, Боатти. - Изобразив на своем лице притворное сочувствие, Пизанелли завертел головой. - Гарласко не на реке.
     Судорожная улыбка:
     - Может, вы и правы. А "Каза Патрициа" на реке.
     - Что?
     - По территории "Каза Патрициа" протекает По. За платановой рощей.

Половина плюс семь

     - Женишься на ней, Пиза?
     Близился вечер, но было по-прежнему жарко. Тротти сидел на заднем сиденье и поеживался. К разговору Пизанелли и Майокки он не прислушивался. Ему было не по себе. Наверное, переел леденцов.
     Майокки сидел спереди. В зубах он держал трубку; врывавшийся в окно ветер теребил его густые волосы. Пизанелли не мог скрыть возбуждения. Непрестанным смехом и слишком громким разговором он напоминал подростка.
     - Женишься на ней, Пиза? Она вдвое моложе тебя.
     Пизанелли дернул плечами:
     - Нужно разделить свой возраст пополам и прибавить семь лет. Вот таких мужчина и должен брать замуж.
     Здание стояло на вершине небольшого холма. Оно было построено в начале XIX века, и в его сдержанном архитектурном облике угадывались признаки австрийского и итальянского стилей. Широкий фасад красного кирпича возвышался над раскинувшейся вокруг долиной, которая полого сбегала к длинному ряду платанов, выстроившихся, словно стражники, по берегу По.
     Еще один засушливый день, на небе ни облачка.
     - Она в меня влюблена, говорит, что хочет от меня детей.
     - Пизанелли свернул налево и выехал на длинную подъездную дорогу. Негоревшие неоновые буквы извещали о близости "Каза Патрициа". Дорога была обсажена каштанами. В их тени стояли и сидели старики, не обратившие на проезжающий автомобиль никакого внимания. Минуло пять, и зной, казалось, начал спадать.
     Тротти вновь поежился, он сильно потел.
     Пизанелли остановился перед зданием. Трое полицейских вышли из машины. Тротти поднялся по ступенькам на крыльцо и вошел в дверь, которую распахнул перед ним Майокки.
     На душе у Тротти было неспокойно, под ложечкой сосало.
     Знакомый запах лака для пола, лекарств и молчаливого страдания.
     За секретарским столиком - все то же хорошенькое простоватое личико с чересчур обильной косметикой под глазами.
     Девушка встала. На ней была белая блузка и голубая хлопковая юбка. Лифчика под блузкой не было. Она улыбнулась, обнажив неровные зубы и темные десны:
     - Комиссар Тротти?
     - Я бы хотел поговорить с доктором Сильви.
     Она перевела взгляд своих темных глаз с Тротти на Пизанелли и на Майокки:
     - Не могли бы вы... - Она потянулась к телефонной трубке.
     Тротти перехватил руку.
     - Где доктор Сильви? Я желаю с ним говорить. Немедленно.
     Девушка побледнела:
     - Тот, кого вы ищете.., где его искать, должен знать директор. - Она опустила глаза на руку Тротти, сжимавшую ее запястье, и насупилась.
     - Где Сильви?
     Девушка подняла глаза.
     - Доктор Сильви - где он?
     Она судорожно вздохнула, плоская грудь поднялась и упала.
     - На юге.
     - Где?
     - Кажется, доктор Сильви в отпуске. Кажется, он вернулся в Калабрию. - Она горестно кивнула, не спуская глаз с руки Тротти. - Он сюда вернется недели через две, не раньше.
     Тротти обернулся и посмотрел на Майокки и Пизанелли.
     Пизанелли широко улыбнулся и пригладил рукой свои длинные редкие волосы:
     - Из Боатти вышел бы замечательный сыщик. Ублюдок развратный.

Крашеные волосы

     Сначала Тротти не узнал Карнечине.
     Директор "Каза Патрициа" подкрасил волосы, и седина с головы исчезла. Он был подтянут и выглядел моложе. Карнечине сидел в мягком кожаном кресле. - А, добро пожаловать.
     - Он встал и, неестественно улыбнувшись, протянул руку.
     Не обращая внимания на протянутую руку, Тротти спросил:
     - Вам Сильви рассказал?
     - Прошу прощения?
     - Вы не знали, где Беллони, и повсюду ее разыскивали. Вы забеспокоились.
     - Забеспокоился? - Улыбка на лице Карнечине сменилась хмурой гримасой. - Прошу садиться, господа. Может быть, выпьете чего-нибудь? - Его рука указывала на лежавшую на столе деревянную доску, где было вырезано его имя. - Проходите, пожалуйста, и присаживайтесь. Вермута?
     - Карнечине, я говорю о Марии-Кристине Беллони.
     - Но чем я могу вам помочь? Я, кажется, даже не понимаю, о чем речь.
     - О Марии-Кристине Беллони - о той самой Марии-Кристине Беллони, которую вы убили ночью в прошлую субботу на Сан-Теодоро.
     Вежливая улыбка:
     - Полагаю, вы шутите?
     - Сильви рассказал вам, где она.
     - Доктор Сильви? Боюсь, доктор Сильви в отпуске. - Он повернулся к Майокки и Пизанелли и изумленно повертел головой. - Это шутка? Вы уверены, что не нуждаетесь в глотке спиртного? - На Карнечине была чистая белая рубашка с погончиками. На голове - ежик выкрашенных в густой черный цвет волос. - Садитесь, садитесь же. - Карнечине опустился в кожаное кресло и положил свои нескладные руки на стол.
     Тротти заметил на них совсем свежий маникюр.
     - Несколько лет вы тянули из нее деньги.
     Карнечине покачал головой:
     - По-моему, здесь какое-то недоразумение.
     - Из Марии-Кристины Беллони - с помощью своих лекарств. А может, и с помощью сексуальных манипуляций. Вы прикарманивали ее денежки. Курочка с золотыми яичками. Курочка, которую так накачивали лекарствами, что она ничего не соображала.
     - Вы слишком голословны, комиссар.
     - И вдруг курочка вырывается на свободу. И вы испугались. Ведь вы испугались, Карнечине?
     Наступила долгая тишина. Как бы ища поддержки, Карнечине посмотрел на Пизанелли и Майокки, потом перевел взгляд на две фотографии на стене - римского папы и матери Терезы Калькуттской. - Если я правильно понял, вы обвиняете меня в том, что я убил синьорину Беллони? - На маленьком лице промелькнула робкая улыбка. Происходившее, казалось, волновало его не слишком сильно.
     - В том, что вы утопили ее, Карнечине, в том, что вы утопили Марию-Кристину в речной воде. - Тротти махнул рукой в сторону вереницы платанов за окном.
     - Мария-Кристина Беллони? Наша пациентка? - Он поднял плечи. - Я даже не знал, что она мертва.
     - Она мертва, уверяю вас. Ее убили. Сильно ударили по голове и утопили.
     Карнечине опустил голову:
     - Весьма прискорбно. Я слышал, что погибла ее сестра. Весьма, весьма прискорбно.
     - У вас не было выбора, Карнечине. Вы вынуждены были ее убить.
     - Я не понимаю вас.
     - Лучше было ее убить, чем оставлять в живых. Она начала всем подряд рассказывать, как вы прикарманиваете ее денежки. Банк Сан-Джованни выплачивал ей большое содержание. Но вам хотелось еще больше.
     - Вы это серьезно? - Голова Карнечине резко дернулась вниз. - Вы серьезно думаете, что я убил свою пациентку?
     - Мы знаем, что вы ее убили.
     - Конечно же, вы шутите. - Карнечине смотрел на Тротти своими умными темными глазами. - Всего несколько секунд назад я даже не знал, что она мертва.
     - Странно - если учесть, что вы убили ее своими собственными руками. Преднамеренное убийство. Утопили ее в нескольких литрах речной воды.
     - Несколько месяцев назад нас посетила финансовая полиция.
     И мы пришли к обоюдному согласию. - Карнечине вновь кивнул.
     - Я уверен, что органам правопорядка упрекнуть меня не в чем.
     - О финансовой полиции мне ничего не известно. Убийство. Речь идет о преднамеренном убийстве. Вы убили Марию-Кристину Беллони, опустив ее голову в воду.
     - Для чего?
     - Для чего вы ее утопили? А для того, чтобы, когда труп прибило бы к берегу, все решили, что она совершила самоубийство. Что она утонула в реке, а не в городской квартире своей сестры. Что она бросилась в По под Крытым мостом. Самоубийство из-за несчастной любви к Луке.
     - Я не знаю никакого Луки. Право, комиссар, при всем моем к вам уважении я не могу отделаться от чувства, что... - Он засмеялся.
     - Но вы не учли, что воду можно будет идентифицировать.
     И взяли воду из реки в том месте, где она сравнительно чистая.
     - Лука? Не знаю никакого Луки.
     - Луке понадобился врач, и он обратился к своему приятелю Сильви. Лука ведь не знал, что Мария-Кристина - пациентка "Каза Патрициа". Он рассказал о своем приключении с ней доктору Сильви. А Сильви рассказал вам. Так что обо всем-то вы знали. От Сильви вам стало известно, где Мария-Кристина скрывается, - и вот у вас появился шанс безнаказанно ее убить.
     - Чтобы я убил своего пациента? Похоже ли такое на человека, возглавляющего санаторий для тех, кто прежде всего нуждается в любви и внимании. Для тех, кто в своих собственных семьях любви почти не видел?
     - Действительно, все это очень странно, Карнечине.
     - Богатая клиентка - с какой стати мне было убивать синьорину Беллони?
     - Потому что вы испугались.
     Карнечине поднял темные брови:
     - Чего?
     - Вы потеряли над ней контроль. Она выходила из-под контроля - из-под вашего контроля. Вы не могли ее утихомирить, не могли подступиться к ней со своими транквилизаторами. Возможно, она даже пыталась связаться с вами и потребовала назад свои денежки. Угрожала вам. Но вы не знали, где она находится. Не могли заставить ее замолчать. Вы не знали, где она, до тех пор, пока Лука невольно не рассказал о ней Сильви.
     Карнечине снова посмотрел на Пизанелли и Майокки. Он улыбнулся и кивнул головой:
     - Гипотеза весьма любопытная.
     - Мария-Кристина уехала отсюда в конце июля. - Тротти похлопал ладонью по столу. - Уехала к сестре - так она делала на феррагосто каждый год. Вы думали, что она привыкла к тем лекарствам - к нейролептикам, которыми вы пичкали ее годами. На Сан-Теодоро за ней должна была присматривать сестра. Но на сей раз сестре было не до Марии-Кристины. Розанну Беллони занимало нечто совсем другое. И вот, впервые за пять лет, Мария-Кристина оказалась предоставленной самой себе. Живя без всякого надзора у себя в квартире на улице Мантуи, Мария-Кристина мало-помалу прекратила принимать вашу отраву. - Тротти фыркнул. - Она почувствовала себя лучше. Туман из головы улетучивался. Кстати, что это вы с Сильви ей давали? Убойные дозы валиума? Или что-нибудь покрепче - хлорпромазин, флуфеназин? Как бы там ни было, а от вашей отравы она постепенно отвыкла. Может, компенсировала ее эффекты марихуаной и алкоголем. И психостимуляторами. А почувствовав себя снова человеком, она, естественно, стала искать помощи. Потому что хотела вернуть свои деньги. Впервые за пять лет до нее дошло, что с ней случилось и во что вы ее превратили. И она принялась направо и налево об этом рассказывать. Луке и прочим. О том, как ее обкрадывал директор некоего приюта для психически неуравновешенных людей.
     Карнечине, словно игрушечный щенок у заднего стекла машины, непрерывно кивал головой, устремив испытующий взгляд своих глубоко посаженных глаз на Тротти. Потом он посмотрел на Пизанелли и Майокки, - Как насчет джина, господа?
     Тротти порывисто опустился в стоявшее рядом с письменным столом кресло и приблизил свое лицо к Карнечине.
     Пизанелли оставался на ногах. Майокки прислонился к стене у окна.
     Вздох.
     - Не так-то просто управлять санаторием для...
     - Для кого, синьор директор?
     - Сами знаете, комиссар, у нас в Италии специальных заведений для психически больных нет.
     Тротти с силой ударил рукой по столу. Настольная лампа, стопка пожелтевших газет и деревянная доска с вырезанным именем Карнечине подпрыгнули.
     - Хватит с нас ханжеской болтовни, синьор директор. Уже не интересно. - Тротти повысил голос. - Я перевидал слишком много трупов. И убийство мне отвратительно.
     - Ваши голословные заявления...
     Тротти был в гневе:
     - Мне отвратительно убийство и отвратительны убийцы.
     - Меня обвинять в убийстве, комиссар? - не переставал изумляться Карнечине.
     - Вы убили ее, потому что не могли больше чувствовать себя в безопасности, - после того как к ней вернулся рассудок и она начала мыслить здраво.
     - Комиссар...
     Тротти подался вперед и схватил Карнечине за воротник.
     Движение было столь неожиданным, что лицо Карнечине перекосилось от испуга.
     - Берегись, - сказал Тротти и сжал челюсти, потом ослабил хватку, и Карнечине резко откинулся назад.
     Карнечине оправил рубашку. Он улыбался от изумления и испуга.
     - Господин, комиссар, по-моему, поберечься сл