льцев.
     - Она умница, Пизанелли. - Тротти нажал на кнопку.
     Где-то в глубине дома раздался звонок. К коричневой деревянной двери никто не подходил.
     Сунув в рот очередной вишневый леденец, Тротти взглянул на Пизанелли.
     Тот грустно кивнул головой:
     - Сдается, опять я свидание прогуляю.

Кролик Багз

     Несколько ступенек вели к узкой двери, рядом с которой на стене из грубого бетона, за цветочными горшками с засохшими растениями болтался ключ. Замок с шумом отворился, и Тротти вошел в прихожую. Он повернул выключатель. Над ним, под кружком от собственной тени, тускло загорелась единственная лампочка.
     Внутри было прохладно. Толстостенные дома Ломбардии строились так, чтобы противостоять и зимнему холоду, и гнетущему неподвижному летнему зною долины По.
     Пизанелли и Тротти стояли у подножия лестницы. Справа от них на длинных ржавых петлях висела бурая деревянная дверь с маленькой железной ручкой.
     - Комнаты Розанны. Она жила здесь со своей матерью.
     Мария-Кристина жила наверху, - прошептал Тротти. Ручка не поддавалась. Судя по всему, дверь давно не открывали.
     Они стали подниматься по лестнице.
     На полпути ступеньки повернули направо, и полицейские вышли на узкую пыльную площадку, где находилась еще одна бурая дверь. Точно такая же ручка, такие же дверные петли; все здесь было выкрашено в грязно-бурый цвет.
     Из-за двери слабо доносилось бормотание мужских голосов.
     Тротти постучал в дверь костяшками пальцев.
     Ответа не последовало. Бормотание продолжалось.
     Тротти повернул ручку. Дверь оказалась незапертой.
     Бросив взгляд на Пизанелли, он постучался еще раз. Полицейские выжидали.
     Пизанелли улыбался. В тусклом свете лицо его словно постарело. Он стоял совсем рядом с Тротти. Тротти налег на дверь, и она заскрипела.
     - У нас даже ордера нет, комиссар? - Тротти почувствовал на щеке теплое дыхание Пизанелли.
     Дверь открылась медленно, тяжело. Полицейские очутились в кухне. Пизанелли включил верхнее освещение.
     С единственной лампочки свисала почерневшая от дохлых мух липучка.
     Каменная раковина с несколькими грязными тарелками под осуждающим перстом надетой на кран резиновой трубки. На тарелках - засохший томатный соус. Кофеварка "экспресс" на электрической плите; кофе выплеснулся из нее на ржавый нагревательный блин плиты. На красном каменном полу валялись спичечный коробок и рассыпавшиеся пластиковые спички.
     По улице Мантуи проехала машина.
     Голоса продолжали свое тихое бормотание.
     Пизанелли провел пальцем по крышке кухонного стола и посмотрел на собравшуюся на нем пыль.
     - Дней пять - неделя, - сказал он. Улыбки на его лице уже не было.
     Тротти кивнул, громко чмокая леденцом и обыскивая кухню взглядом. В тусклом свете лампочки лицо его тоже казалось побледневшим.
     За кухней была спальня.
     Полицейские вошли в нее вместе.
     Работал телевизор, на низком потолке и грязных оштукатуренных стенах мелькали серые отблески от экрана. Гнусавый голос кролика из мультфильма.
     - Кролик Багз, - сказал Пизанелли. Он хотел было побалагурить, но, подойдя к телевизору, раздумал.
     У черно-белого экрана телевизора вились в слепом беспрерывном танце насекомые.

Спагетти

     Перекусить Тротти и Пизанелли так и не удалось.
     - Свет вроде горит.
     На площади Сан-Теодоро было запарковано несколько автомобилей, а у больших дверей дома стоял полицейский мотоцикл.
     Полицейский в форме - один из новеньких, кого Тротти еще не знал, - невзирая на неподвижный зной, проворно отдал им честь.
     - Мне бы хотелось поговорить с синьором Боатти. Он живет здесь на самом верху.
     - Слушаюсь, - сказал полицейский и снова отдал честь.
     Он что-то отметил в своей записной книжке, сверился с часами и, открыв дверь, пропустил Пизанелли и Тротти. - Опять жара вечером, комиссар. И дождя, видно, опять не будет.
     Они оказались в том же убогом дворике.
     - Deja vu, - усмехнулся Пизанелли. Он вытащил из кармана куртки сигарету и закурил.
     - Может быть, Мария-Кристина уже вернулась в Гарласко, - предположил Тротти.
     - Если и вернулась, то в жуткой спешке: даже телевизор не выключила.
     - Или же она просто очень неаккуратна - в противоположность Розанне.
     Во дворике было прохладно. Запах дыма от потухшей спички смешался со сладковатым ароматом жимолости. После того как стемнело, прошло уже несколько часов. А от кирпичных стен все еще исходило накопленное за день тепло.
     - Что это - deja vu, Пизанелли?
     - Чувство, что ты уже что-то видел прежде.
     - В четыре утра ты это "что-то" и видел. - Тротти пожал плечами. - В моем возрасте чувствуешь, что все уже видел.
     - Комиссар, вы говорите так, словно готовитесь расстаться с этим миром.
     - С этим миром? Наверное, нет. Во всяком случае, не теперь. - Дабы не накликать беду, Тротти сложил два пальца в рогулю.
     - А голос у вас усталый.
     - Вот с квестурой расстаться готов.
     - Вы это уже десять лет говорите.
     - Ты думаешь, я буду по вас скучать? - Тротти изобразил слабую улыбку. Взяв Пизанелли под руку, он поднялся на второй этаж.
     Они подошли к двери. На ней висела овальная, отполированная до блеска медная табличка: "Доктор Роберти". Пизанелли позвонил, и через пару минут за дверным окошком из темного стекла появился свет. Дверь открылась.
     - Господа?
     Синьорина Роберти выглядела совсем девчонкой. Стройная. Одета в джинсы и мужскую рубашку. Черные, поглощающие свет волосы. Косметики на лице не было. На ногах - голубые веревочные туфли.
     - Комиссар Тротти, уголовная полиция. - На усталом лице Тротти появилась улыбка. - Не могли бы вы уделить нам несколько минут? - Не переставая улыбаться, он пожал плечами. - Мне нужно задать вам несколько вопросов.
     - Речь, наверное, идет о бедной... - Девушка не закончила фразу. Она подняла руку, как бы указывая на квартиру этажом выше. Взгляд ее перешел с Тротти на Пизанелли. Она отступила назад, не отнимая руки от дверной ручки.
     - Входите, пожалуйста.
     Дверь за ними закрылась.
     Они прошли за ней и оказались в большой квартире. Пол был покрыт лаком, стены обиты малиновым шелком, который кое-где начинал протираться. Распятия и чаши для святой воды, мебель черного дерева и звук их шагов, когда они шли по безоконному коридору, в конце которого виднелась залитая светом комната.
     У девушки была грациозная походка. Верхняя часть ее тела едва покачивалась, туфли на веревочной подошве ступали бесшумно. Она проговорила через плечо:
     - Только сегодня днем вернулась из Ланге. - Она говорила с легким шепелявым туринским акцентом, который так нравился Тротти. - У моего отца там небольшой виноградник.
     Внутри этих огромных апартаментов у нее была собственная маленькая квартирка. Светлая и уютная. Воздух здесь охлаждался искусственно; тихо жужжал кондиционер.
     В одном углу стоял небольшой телевизор, по которому показывали дублированный американский телесериал. Окно с жалюзи выходило на площадь Сан-Теодоро, вдоль противоположной стены растянулась кухонька - посудомойка, холодильник, плита и навесной воздухоочиститель. На стене над низкой незастланной постелью висели две картинки - "Fiera del Levante"  и портрет Мэрилин Монро. На полу в беспорядке валялись одежда и обувь. Там же лежали несколько подобранных в тон небольших чемоданов - точно такие же чемоданы "Vuitton" купила перед своей последней поездкой из Италии и Аньезе, - из которых на деревянный пол и бежевый ковер вывалилась одежда.
     - Когда вы узнали о смерти синьорины Беллони? - спросил Пизанелли.
     Ее черные волосы блестели. Они были обрезаны на прямую линию. Несмотря на мальчишескую прическу, лицо сохраняло мягкость. Отбросив со лба несколько прядей волос, девушка поглядела на Тротти.
     - Извините, пожалуйста, за беспорядок. - В ее дыхании чувствовался запах эвкалипта.
     - О смерти синьорины Беллони? Бедняжка, бедняжка. Она была такой доброй.
     - Теперь она мертва, - уныло проговорил Пизанелли.
     Она посмотрела на Пизанелли, и во взгляде ее сквозили боль и осуждение.
     - Я уже знаю. - Девушка вздохнула и опустила глаза на свои домашние туфли. - Я уже знаю.
     - Вы не возражаете, синьорина, если мы присядем?
     Смущенная улыбка, которая напомнила Тротти совсем другую женщину.
     - Вы не выпьете чего-нибудь, господа? - Юное лицо, казалось, просветлело.
     Тротти опустился на мягкие подушки дивана, почувствовав бремя своего возраста, и покачал головой.
     - Я как раз собиралась приготовить себе спагетти. - Она похлопала себя по плоскому животу под розовой хлопковой рубашкой. - После этой дороги из Пьемонта умираю с голоду.
     Такое пекло, жуткое пекло. Господа, если вы голодны... - Она указала рукой на кастрюлю, из которой шел пар.
     Тротти хотел было снова отказаться. Но что-то - бремя лет, наверное, - его остановило. Улыбнувшись, он сказал:
     - Вы очень добры. Мы оба весь вечер ничего не ели.
     Она стояла посередине комнаты, заложив руки за спину; на ее тонких лодыжках различались полосы летнего загара.
     Аньезе, Пьоппи, Чуффи.
     Загорелые тела, блестящие искренние глаза, большие щедрые рты. Их потребность быть любимыми. Их потребность отдавать.
     Розанна.
     Тротти откинул голову на спинку дивана и смежил веки.
     Конечно же, он лгал себе.
     Не было и никогда не будет у него никакой умиротворенности. Никогда он не сможет ограничиться только кофе и леденцами. Женщины - Тротти нуждался в них слишком сильно.
     - Не стоит из-за нас надрываться, но немного спагетти не помешает, синьорина Роберти.
     Женщины ему были нужны. И Тротти сознавал, что они слишком сильно ему нравятся.

Петрарка

     Пизанелли впал в столь несвойственное ему мрачное расположение духа. Агрессивность, казалось, не покидала его даже за столом, когда он поедал наспех приготовленные девушкой спагетти. Он сидел в куртке, облокотясь на красивую клетчатую скатерть; в руке он держал бокал с темным вином. На губах остался жир от пищи. Свисавшие с головы длинные волосы явно нуждались в расческе. Галстук он снял; на лбу проступили капли пота.
     - Еще немного, комиссар?
     Тротти помотал головой. Вынутый из холодильника болонский соус пришлось разогревать, и тем не менее он был удивительно вкусным. Хорошим оказалось и вино - "гриньолино" в бутылке без этикетки. Сидевшая напротив девушка, казалось, изучала Тротти взглядом.
     - Вы очень добры, синьорина.
     - Называйте меня Лаурой.
     Он не мог подавить невольной улыбки:
     - Красивое имя.
     - Девочка, в которую в 1327 году в Авиньоне влюбился Петрарка. - Она встала и занялась кофе. - Ей было всего двенадцать лет.
     - Лаура умерла от чумы во время эпидемии, - сказал Пизанелли.
     Лаура Роберти свалила тарелки в раковину, и все они пересели на диван. На экране телевизора - в углу экрана электронными буквами высвечивалась надпись "Raidue" - продолжало что-то беззвучно мелькать.
     - У вас есть приятель, синьорина?
     Девушка кивнула.
     - Где он?
     - Джан-Мария? Он в Ферраре.
     - Он учился там в университете?
     Она улыбнулась и опустила голову.
     - Учился. А теперь работает у синьора Роньони - у своего отца в Ферраре, где у него небольшая типографская компания.
     - А когда вы видели его в последний раз? - спросил Пизанелли. На коленях у него лежала раскрытая записная книжка, в левой руке была ручка.
     Лаура повернула голову и взглянула на него:
     - А зачем вам это знать?
     - Мы не отличаемся скромностью. - Тротти коснулся ее колена в потертых джинсах. - Задавать бесцеремонные вопросы - часть нашей работы. - Он опустил голову. - Пожалуйста, постарайтесь простить нас - и попытайтесь понять.
     - Мы с Джан-Марией помолвлены.
     - Примите поздравления, - сказал Пизанелли.
     - Как только я получу степень, мы поженимся; мне осталось сдать еще семь экзаменов. - В ее голосе появилась усталость. - К весне все должно остаться позади.
     - Ваша степень или замужество?
     Она пропустила слова Пизанелли мимо ушей.
     - Мы с Джан-Майче" помолвлены уже два года.
     - И у вас большая любовь? - спросил Пизанелли.
     Она холодно на него посмотрела.
     Пизанелли что-то записал в свою книжку.
     Хотя воздух кондиционировался, в комнате было жарко.
     Тротти провел рукой по лбу.
     - Когда вы уехали отсюда в Ланге?
     - У моих родителей небольшое поместье, отец занимается там виноделием. Это его хобби, хотя немного вина он как-то ухитряется продавать. "Гриньолино" вам понравилось?
     - Отличное вино.
     - Санто-Стефано - прекрасное место для отдыха.
     - Тогда почему же вы здесь?
     Лаура откинулась на спинку дивана, скрестив руки на мальчишеской груди.
     - Мне нужно было вернуться в город, чтобы продолжать работу.
     - А там вы не могли заниматься?
     - В Санто-Стефано? - Она пожала плечами. - У меня там не было всех нужных книг. - Она махнула рукой в сторону скрытых за занавесками книжных полок. - Ив Ланге нет университетской библиотеки.
     - Поэтому вы и вернулись в город?
     - Середина августа - лучшее время для работы. Студентов нет, ничто не отвлекает. В факультетской библиотеке можно достать любую книгу и даже найти место позаниматься.
     Днем можно поехать на реку в Лидо и поплавать, а утром - выспаться. Движения на площади нет. Иногда я отправляюсь в Загородный клуб поиграть в гольф. - Она махнула рукой назад, в сторону раскинувшейся за задернутыми занавесками площади Сан-Теодоро. - К сентябрю я добиваюсь великолепных результатов. - Она уперлась маленькой ногой в край кофейного столика. Свои французские веревочные туфли она уже скинула.
     - А Джан-Мария? - спросил Пизанелли.
     - А что Джан-Мария?
     - Когда вы снова с ним увидитесь?
     - Он звонит мне по вечерам, а на будущей неделе, возможно, и приедет. Он знает, как я занята. Он тоже хочет, чтобы я сдала все экзамены.
     - Когда вы уехали в Ланге? Когда вы видели Розанну Беллони последний раз, Лаура? - Тротти позволил себе еще раз коснуться рукой ее колена. Он сидел рядом с ней, откинув голову на спинку дивана и вдыхал теплый, мускусно-сладкий запах ее волос.
     - Вы действительно думаете, что ее убили?
     Тротти почувствовал, как содрогнулось под рукой ее тело.
     Он скрестил руки на груди.
     - Мы с Пизанелли видели труп. Кто-то ударил ее сзади и раскроил череп. Нос и челюсть переломлены, лицо жутко изуродовано.
     - Трудно в это поверить. Синьорина Беллони была очень доброй и мягкой женщиной. Не могу даже вообразить человека, у которого могла бы подняться на нее рука.
     - За насильственной смертью обычно стоят один-два мотива.
     - Деньги или секс?
     Тротти поднял брови.
     - А для молодой леди вы информированы неплохо.
     Девчоночья усмешка.
     - У нас был курс популярной беллетристики - включая и детективные романы.
     - Деньги или секс, - сказал Тротти, кивнув головой. - А иногда и то и другое вместе.
     Улыбка исчезла с ее лица.
     В комнате воцарилась тишина. Все молчали. На экране телевизора прыгали и мелькали кадры; никто не обращал на них внимания.
     - Будь я тут, ничего этого, может быть, и не случилось бы. - Лаура закрыла глаза и откинула голову на спинку дивана.
     - Вы не должны винить себя в ее смерти, Лаура.
     - Иногда она спускалась ко мне, и мы болтали. Розанна любила одиночество, и мне всегда льстили и доставляли удовольствие ее посещения. Хотя, вообще-то говоря, чаще я к ней сама поднималась.
     - Зачем?
     - Что - зачем?
     - Чем вы занимались с Розанной Беллони?
     - Она любила поговорить.
     - О чем?
     - О детях.
     - Что?
     - Она жалела, что у нее никогда не было собственных детей. И она скучала по своим ученикам. - Пауза. - Розанне нравилось объяснять мне, какое счастье, что у меня хороший парень...
     - Она знала Джан-Марию?
     - Они встречались. - Девушка пожала плечами. - Он ей нравился, и, мне кажется, она хотела, чтобы мы были с ним счастливы. Все время твердила: "И пусть у вас будет куча детей - куча детей". Она просто обожала двух дочурок синьора Боатти, - добавила она ласково.
     - И вы собираетесь завести кучу детей? - спросил Пизанелли.
     - Профессия. Прежде чем заводить детей, я хочу устроиться на работу и получать за нее деньги. - Она слегка повернула голову и взглянула на Пизанелли.
     Тот сделал вид, что бегло записывает что-то в своей книжке.
     - Скажите, пожалуйста, когда вы видели ее в последний раз, Лаура?
     - Я уезжала на восемь дней. Должно быть, это было в четверг или в пятницу. Мы столкнулись на лестнице. Я уходила в университет, а она возвращалась из бакалейного магазина на улице Ланфранко, где купила кофе. И свежий хлеб.
     - Что она сказала?
     - Она сказала "buongiorno" и улыбнулась.
     - Еще что-нибудь?
     Девушка покачала головой.
     - Почему ее интересовали свидетели Иеговы?
     - Свидетели Иеговы? Первый раз об этом слышу. Розанна была доброй католичкой - во всяком случае, так мне кажется.
     По воскресеньям, а иногда и в будние дни она часто ходила на мессы.
     - Вы знали, что у нее есть враги?
     - Враги? - Темные глаза девушки широко раскрылись.
     - Не знали ли вы кого-нибудь, кто ей не нравился? Или кого-нибудь, кто не любил ее?
     - С тех пор как Розанна ушла из школы, она редко куда-нибудь ходила.
     - Но ее навещали?
     Девушка сидела рядом с Тротти, который вдыхал запах ее волос, получая давно забытое, запретное удовольствие.
     - Навещали? - повторила она, не глядя на него.
     - Вам приходилось видеть Розанну с кем-нибудь еще?
     Девушка едва заметно пожала плечами.
     - Иногда я видела ее с сестрой - с Марией-Кристиной, с ее младшей сестрой, которая сейчас живет где-то в Гарласко.
     Время от времени она приезжает сюда на выходные. А раз-другой с какими-то ее подругами.
     - С кем именно?
     - Я не знаю, как их зовут. - Она покачала головой. - Пожилые дамы. Старше ее. Всякий раз, когда они проходили мимо моей двери, я чувствовала запах лавандовой воды.
     - Ас мужчиной вы никогда не видели ее, Лаура?
     Молчание.
     - Вам доводилось когда-нибудь видеть Розанну с мужчиной?
     - Кажется, нет.
     - Так "да" или "нет", Лаура?
     - Я ведь и вправду не слишком часто виделась с синьориной Беллони.
     - Вы когда-нибудь видели ее с мужчиной?
     - Но не с синьором Боатти?
     - Вы когда-нибудь видели Розанну Беллони в компании иного мужчины?
     Девушка покачала головой.
     - Нет.
     - Но с синьором Боатти вы ее видели?
     - Он живет на самом верху. Синьорина Беллони очень любила его дочек.
     - А синьор Боатти часто ее навещал? - Пизанелли обратил взор к потолку и, подняв брови, ожидал ответа.
     - Единственным мужчиной, с кем я ее видела, был синьор Боатти, комиссар.
     - И вам казалось это совершенно естественным?
     Девушка задержала дыхание.
     - Совершенно естественным.
     Вскоре Тротти и Пизанелли поднялись.
     - Я должен еще зайти к синьору Боатти, - сказал Тротти. - Если вы его встретите, синьорина, постарайтесь не входить в детали нашего разговора.
     Лаура задумчиво кивнула и скользнула своими узкими ступнями в матерчатые туфли. Она проводила полицейских до двери.
     Когда они поднимались по лестнице, Пизанелли тихо проговорил:
     - Только не пытайтесь меня уверить, комиссар, что болонский соус, простояв восемь дней в холодильнике, может быть таким вкусным.

"Ланча"

     - "Tema Sturbo".
     В автомобиле сидело трое мужчин. Пизанелли одной рукой держал рулевое колесо. Тротти, казалось, спал, но время от времени слышалось, как во рту у него позвякивает леденец.
     В машине пахло потом, чесноком и вишневым леденцом Тротти.
     - "Tema Sturbo", - ковыряя в зубах старой зубочисткой, повторил Пизанелли, внутренне разочарованный, что никто не оценил его шутки. - Автомобиль Чичолины называется "Tema Sturbo".
     Боатти сидел сзади. Своим мя