за  изучением  анатомии,  он  ощущал,  что  знает  каждый
мускул, нерв, кость в человеческом теле. Теперь же, когда в руке была кисть,
а на постаменте стоял натурщик, Тони начал творить. Даже  мэтр  Канталь  был
удивлен.
   - Умеете чувствовать, - ворчливо признал он. -  Теперь  нужно  поработать
над техникой.
   В школе постоянно работали десять - двенадцать  натурщиков:  чаще  других
мэтр Канталь вызывал Карлоса, неимущего  студента  медицинского  факультета,
Аннет, маленькую полногрудую брюнетку с  огненно-рыжим  треугольником  внизу
живота и спиной, испещренной застарелыми шрамами от  фурункулов,  и  Доминик
Массэ, красивую молодую блондинку с тонкими чертами  лица  и  темно-зелеными
глазами.
   Доминик позировала  для  многих  известных  художников  и  была  всеобщей
любимицей. Каждый день после занятий толпа  мужчин  окружала  ее,  умоляя  о
свидании. Но девушка оставалась непреклонной.
   - Никогда не путаю бизнес с удовольствием. А кроме  того,  -  насмехалась
она, - это было бы несправедливо. Вы уже видели все, что я могу  предложить.
Откуда я знаю, что у вас под одеждой?
   И, лукаво улыбаясь, остроумно отвечала на непристойные шутки. Но  никогда
не встречалась со студентами вне школы.
   Как-то к вечеру, когда все уже ушли и только Тони задержался,  доканчивая
портрет Доминик, девушка, неожиданно оказавшись за его спиной, заметила:
   - У меня нос слишком длинный.
   - О, простите, сейчас исправлю, - встрепенулся Тони.
   - Нет-нет. Не на картине. Мой собственный нос слишком длинный.
   - Боюсь, - улыбнулся Тони, - с этим я ничего не могу поделать.
   - Француз сказал бы: "У тебя прехорошенький носик, дорогая!"
   - Мне нравится ваш нос, хотя я и не француз.
   - Это и видно. Вы никогда не пытались назначить мне свидание.  Интересно,
почему.
   - Не.., не знаю, -  защищался  застигнутый  врасплох  Тони.  -  Наверное,
потому, что за вами и так все ухаживают, а вы ни с кем не встречаетесь.
   - Каждая женщина  с  кем-нибудь  встречается,  -  улыбнулась  Доминик.  -
Спокойной ночи.
   И, помахав рукой, исчезла.
   Тони заметил, что всякий раз, когда он  оставался  допоздна,  Доминик  не
спеша одевалась, подходила ближе и наблюдала, как он рисует.
   -  Ты  очень  талантлив,  -  объявила  она  как-то.  -  Станешь   великим
художником!
   - Спасибо, Доминик. Надеюсь, ты права.
   - Живопись много значит для тебя, так ведь?
   - Так.
   - Не хочет  ли  будущий  гений  пригласить  меня  пообедать?  И,  заметив
удивленные глаза Тони, добавила:
   - Не беспокойся, я не ем много, нужно беречь фигуру.
   - Конечно, - засмеялся Тони, - с большим удовольствием.
   Они отправились в дешевое бистро, где долго  беседовали  о  художниках  и
картинах. Тони зачарованно слушал рассказы Доминик об известных  художниках,
у которых она работала. За кофе с молоком девушка объявила:
   - Должна сказать, что ты рисуешь не хуже их. Тони необыкновенно польстило
такое сравнение, но вслух он пробормотал только:
   - Мне еще много нужно работать.
   Они вышли из кафе, медленно побрели по тротуару.
   - Не собираешься пригласить меня посмотреть, как живешь?
   - Если хочешь. Боюсь, не очень-то роскошно. Оглядев крохотную  неубранную
квартирку, она покачала головой:
   - Ты прав. Совсем не роскошно. Прислуги, конечно, нет?
   - Приходит раз в неделю, убирать.
   - Выгони ее. Развела грязь! А подружка есть?
   - Нет.
   Она внимательно посмотрела на Тони.
   - Ты не голубой?
   - Нет.
   - Прекрасно. Ужасно жаль, если такой мужчина пропадает впустую! Найди мне
ведро и мыло.
   Доминик трудилась, пока не отскребла все углы, и квартирка заблестела.
   - Ну вот, - распрямилась она, - сойдет пока. О Господи, на кого я похожа!
Срочно мыться!
   Войдя в тесную ванную, девушка открыла кран.
   - Как ты здесь умещаешься? - удивилась она.
   - Поднимаю ноги выше. Доминик засмеялась:
   - Хотела бы я на это посмотреть!
   Через четверть часа  Доминик  вновь  появилась,  розовая,  необсохшая,  в
полотенце, небрежно завязанном узлом на талии,  светлые  кудряшки  обрамляли
нежное личико. У нее была прекрасная  фигура:  полные  груди,  узкая  талия,
длинные стройные ноги. До этого дня Тони совсем не замечал  в  ней  женщину.
Доминик была для него всего лишь обнаженной натурой, моделью для  картин.  И
только теперь все изменилось. Тони ощутил неудержимое желание.
   - Хочешь меня? - спросила не сводившая с него глаз Доминик.
   - Очень.
   Она медленно развязала узел.
   - Тогда покажи мне...
   Тони в жизни не встречал таких женщин.  Доминик  давала  все,  ничего  не
требуя взамен. Почти каждый  вечер  она  готовила  ужин,  а  когда  они  шли
куда-нибудь, выбирала самые дешевые бистро или кафе.
   - Ты должен экономить, - наставляла она. - Даже хорошему художнику  очень
трудно пробиться, а ты так талантлив, дорогой.
   На рассвете они часто отправлялись на знаменитый парижский  рынок  поесть
лукового  супа,  часами  бродили  по  музеям  и  укромным  местам,  куда  не
заглядывали туристы, таким, как кладбище Пер-Лашез, место последнего  приюта
Оскара Уайлда,  Фредерика  Шопена,  Оноре  де  Бальзака  и  Марселя  Пруста,
облазили катакомбы и  провели  восхитительную  неделю  полного  безделья  на
спускавшейся  вниз  по  течению  Сены  барже,  владельцем  которой  оказался
приятель Доминик.
   Девушка была неисчерпаемым источником  радости  для  Тони.  Она  обладала
неистощимым чувством юмора и всегда  находила  способ  рассеять  его  плохое
настроение, утешить и развеселить. Казалось, она была знакома  со  всеми,  и
часто водила Тони на вечеринки, где он встречал многих выдающихся людей того
времени: поэта Поля Элюара, Андре  Бретона,  директора  знаменитой  "Галереи
МЭ".
   Много раз Доминик  повторяла  Тони,  что  он  будет  великим  художником,
завоюет мировую славу. Если  ему  хотелось  рисовать  по  ночам,  Доминик  с
готовностью позировала, хотя назавтра должна была целый день работать.  Тони
считал, что ему невероятно повезло. В первый раз он был  уверен,  что  любим
бескорыстно, искренне, не за деньги. Тони не смел признаться Доминик в  том,
что он наследник огромного состояния, боясь, что тогда она изменится, станет
холодной и расчетливой - их  любовь  будет  омрачена.  Не  смог  противиться
искушению и подарил ей на день рождения манто из русской рыси.
   - Ничего не видела прекраснее! - охнула Доминик, кутаясь в пышный мех.
   -  Не-ве-ро-ят-но!  -  запела  она,  закружилась,  присела  и  неожиданно
замерла:
   - Откуда ты его взял? Тони, оно же ужасно дорогое!  Но  он  был  готов  к
допросу:
   - Краденое. Купил у какого-то типа недалеко  от  музея  Родена.  Тому  не
терпелось от него избавиться. Заплатил чуть дороже, чем  стоит  обыкновенное
драповое пальто в "О'Прентан".
   Доминик на мгновение уставилась на Тони, но тут же разразилась хохотом:
   - Я буду носить это манто, даже если мы оба попадем в тюрьму.
   И, бросившись на шею Тони, заплакала.
   - О, милый, ты такой дурачок! Родной, любимый, смешной дурачок!
   Тони  решил,  что  ради  такого  стоило  солгать.  Как-то  ночью  Доминик
предложила переехать к ней. Она неплохо зарабатывала и могла позволить  себе
снять большую современную квартиру на улице Претр Сен-Северин.
   - Тебе нельзя жить в такой дыре, Тони. Здесь просто  ужасно.  Перебирайся
ко мне, и за жилье платить не нужно. Я буду тебе стирать, готовить и...
   - Нет, Доминик, спасибо, не могу.
   - Но почему?
   Как ей объяснить?! Раньше, в самом начале, Тони мог бы  сказать  Доминик,
что богат, но сейчас... Слишком поздно. Решит, что он все время смеялся  над
ней.
   - Не хочу жить за твой счет, - выдавил наконец  Тони.  -  Я  и  так  тебе
многим обязан.
   - Тогда я отказываюсь от своей квартиры и переезжаю сюда. Хочу быть рядом
с тобой.
   На следующий день она перевезла свои вещи к Тони  и  так  начались  самые
счастливые дни в его  жизни.  Они  существовали  как  на  седьмом  небе:  по
субботам уезжали за город,  останавливались  в  маленьких  гостиницах.  Тони
расставлял мольберт и рисовал пейзажи.
   Доминик обычно приносила корзинку с заранее приготовленным завтраком. Они
ели, долго отдыхали, наслаждаясь безлюдьем и тишиной, а  потом,  сплетясь  в
объятиях, падали в высокую траву. Тони никогда еще не было  так  хорошо.  Он
делал поразительные успехи. Даже мэтр Канталь, показав как-то студентам одну
из работ Тони, сказал:
   - Взгляните на это тело. Оно дышит. Тони с трудом дождался,  пока  они  с
Доминик останутся наедине:
   - Вот видишь! Это  потому,  что  каждую  ночь  я  держу  модель  в  своих
объятиях!
   Доминик весело засмеялась, но тут же вновь стала серьезной.
   - Тони, думаю, тебе совсем ни  к  чему  еще  три  года  учиться!  Ты  уже
законченный художник. Все в школе знают это, даже Канталь.
   Но Тони опасался, что так и останется заурядностью, одним  из  многих,  а
его работы затеряются в потоке безликих картин, каждый  год  выставляемых  в
витринах и галереях. Сама мысль об этом была невыносима.
   "Самое главное - выиграть, Тони. Стать победителем. Помни об этом!"
   Иногда, закончив работу,  Тони  был  вне  себя  от  счастья  и  почти  не
сомневался в том, что обладает талантом, но  бывали  дни,  когда,  глядя  на
полотно, думал:
   "Какая жалкая любительская мазня!"
   Но,  чувствуя  постоянную  поддержку  Доминик,  он  обретал  все  большую
уверенность в себе. К этому времени у него накопилось уже почти  две  дюжины
готовых работ: пейзажи, натюрморты, портрет лежащей под  деревом  обнаженной
Доминик: солнечные лучи сплелись прихотливым узором на безупречном теле.  На
заднем плане виднелись  небрежно  брошенные  мужской  пиджак  и  рубашка,  и
зритель понимал, что женщина застыла в ожидании возлюбленного.
   Увидев впервые картину, Доминик воскликнула:
   - Ты должен выставить свои работы!
   - Это безумие, Доминик! Я еще не готов.
   - Ошибаешься, дорогой! Я знаю, что права. Придя домой на следующий  день,
он  застал  гостя,  Антона  Герга,  худого  мужчину  с  огромным  животом  и
зеленоватыми глазами навыкате. Он оказался владельцем и  директором  "Галери
Герг", скромного выставочного зала на улице  Дофин.  По  всей  комнате  были
расставлены картины Тони.
   - Что здесь происходит? - спросил хозяин.
   - Происходит то, месье! - закричал Герг,  -  что  я  считаю  ваши  работы
просто шедеврами!..
   И, хлопнув Тони по плечу, добавил:
   - Буду счастлив выставить их в моей галерее. Тони  нерешительно  взглянул
на Доминик; лицо девушки сияло.
   - Я.., я не знаю, что сказать.
   - Вы уже все высказали, месье. Этими полотнами, - ответил Герг.
   Тони и Доминик полночи провели в спорах.
   - Это совсем еще любительские картины. Критики меня уничтожат!
   - Не говори так, любимый! Поверь, они превосходны! Да  и  галерея  совсем
маленькая. Туда мало кто приходит. Ни о чем не беспокойся! Месье Герг ни  за
что не предложил бы выставить полотна, если бы не верил в тебя. Он, как и я,
считает, что ты будешь великим художником.
   - Ну хорошо, - сдался наконец Тони. - Кто знает,  а  вдруг  даже  удастся
продать что-нибудь!

***

   - Вам телеграмма, месье, - окликнула консьержка. Тони развернул листок.
   "Прилетаю Париж субботу. Жду к ужину. Целую. Мама". Первое, что пришло  в
голову Тони, когда он увидел входящую в студию мать, было:
   - "Какая все-таки красивая женщина!"
   Кейт было уже  за  пятьдесят,  но  черные  волосы,  прошитые  серебряными
прядями, не были выкрашены, а вся она излучала  жизненную  силу  и  энергию.
Тони как-то спросил мать, почему та не вышла замуж во второй раз,  она  тихо
ответила:
   - В моей жизни было только двое мужчин - твой отец и ты.
   И вот сын и мать снова были вместе после долгой разлуки.
   - Т-так х-хорошо снова увидеть т-тебя, м-мама, - пробормотал Тони.
   - Сынок, ты великолепно выглядишь! И бороду отрастил! - засмеялась  Кейт,
потрепав Тони за волосы. - Похож на молодого Эйба Линкольна! Кстати,  тут  у
тебя стало гораздо чище! Слава Богу,  наконец-то  догадался  нанять  хорошую
прислугу. Совсем другое дело!
   Кейт подошла к мольберту, на котором стояла незаконченная картина и долго
смотрела на полотно. Тони нервно переминался с ноги  на  ногу,  ожидая,  что
скажет мать.
   - Это великолепно,  Тони.  Просто  великолепно,  -  тихо  прошептала  она
наконец, не пытаясь скрыть, как горда за сына. Она прекрасно  разбиралась  в
живописи и была потрясена его талантом.
   - Покажи остальные, - попросила мать.
   Целых два часа они  вместе  рассматривали  картины.  Кейт  подробно,  без
всякого снисхождения обсуждала каждую. Она пыталась, чтобы  сын  жил  по  ее
указке, и проиграла, но Тони восхищался мужеством, с  которым  мать  приняла
поражение.
   - Постараюсь организовать выставку, - пообещала Кейт. - Я знаю нескольких
посредников...
   - Спасибо, м-мама, н-не с-стоит; в с-следующую п-пятни-цу - в-вернисаж.
   Кейт бросилась Тони на шею:
   - Потрясающе! В какой галерее?
   - "Галери Герг".
   - Никогда о ней не слыхала!
   - М-маленький зал, но, боюсь, я еще не г-готов к настоящим показам.
   Кейт показала на портрет Доминик:
   - Ошибаешься, Тони. Думаю, эта...
   - Хочу тебя, как сумасшедшая, дорогой! Раздевайся поскорее!
   Но тут Доминик увидела Кейт.
   - О черт! Простите. Не..,  знала,  что  ты  не  один,  Тони!  Последовало
неловкое молчание.
   - Доминик, это моя м-мать. М-мама, познакомься, это Доминик Массо.
   Женщины безмолвно, изучающе глядели друг на друга.
   - Здравствуйте, миссис Блэкуэлл.
   -  Только  сейчас  восхищалась   вашим   портретом,   -   обронила   Кейт
многозначительно.
   Все опять умолкли, не зная, как загладить неловкость.
   - Тони уже сказал вам о выставке, миссис Блэкуэлл?
   - Да, это просто великолепно!
   - Т-ты с-сможешь остаться, м-мама?
   - Все отдала  бы,  только  посмотреть,  но  послезавтра  в  Йоганнесбурге
собирается совет директоров, и  мне  обязательно  нужно  там  быть.  Знай  я
заранее, обязательно перенесла бы совещание на другой день.
   - Н-ничего, - кивнул Тони. - Я понимаю.
   Он сильно нервничал: вдруг матери придет в голову сказать при Доминик еще
что-нибудь о компании  или  пожаловаться  на  странное  пристрастие  сына  к
нищенскому существованию, но та целиком была поглощена картинами.
   - Очень важно, чтобы выставку посетили нужные люди.
   - Кого вы имеете в виду, миссис Блэкуэлл?
   - Те, кто создает общественное мнение. Критики. Скажем, Андре д'Юссо.
   Андре д'Юссо был одним из  самых  почитаемых  во  Франции  художественных
критиков, свирепым львом, охраняющим храм искусства,  и  всего  одна  статья
могла навеки уничтожить или возвеличить художника. Д'Юссо приглашали на  все
вернисажи, но он посещал лишь немногие, самые известные  галереи.  Владельцы
выставочных залов и художники трепетали в ожидании его рецензий. Д'Юссо был,
кроме  того,  известен  своим  остроумием,   и   его   словечки   и   меткие
характеристики  мгновенно  распространялись  по  всему  Парижу.  Никого   не
ненавидели так, как Андре д'Юссо, но и уважением он пользовался огромным.  И
бешеные  нападки  и  уничтожающие  остроты  прощались  ему  за  безошибочные
суждения, за тонкое художественное чутье.
   - М-мама в своем репертуаре! - объяснил Тони Доминик. - Андре  д'Юссо  не
ходит в т-такие галереи, мама.
   - О, Тони, он должен прийти!  Если  он  захочет,  назавтра  сделает  тебя
знаменитостью!
   - Или уничтожит.
   - Неужели ты так не уверен в себе? - воскликнула Кейт.
   - Ну конечно уверен, - ответила Доминик, - только вряд  ли  месье  д'Юссо
захочет посетить выставку.
   - Я могла бы попробовать найти друзей, которые его знают.  Глаза  Доминик
зажглись:
   - Это было бы просто потрясающе! Милый, представляешь, что будет, если он
все-таки придет?
   - От меня отвернутся друзья и публика.
   - Серьезно, Тони, я знаю его вкус и что ему  нравится.  Вот  увидишь,  он
будет в восторге от твоих работ.
   - Я ничего не буду делать без твоего согласия, Тони, - вмешалась Кейт.
   - Он согласится, обязательно согласится, миссис  Блэкуэлл.  Тони  глубоко
вздохнул:
   - Я уж-жасно т-трушу, но какого черта! Давайте попробуем.
   - Сейчас  подумаю,  что  можно  сделать.  Кейт  долго-долго  смотрела  на
незаконченную картину, потом повернулась к Тони. В глазах застыла непонятная
печаль.
   - Сынок, завтра я улетаю. Не можем мы сегодня вместе поужинать?
   - К-конечно м-мама. М-мы свободны.
   Кейт повернулась к Доминик и вежливо предложила:
   - Куда хотите пойти? К "Максиму" или...
   - М-мы знаем в-великолепное маленькое к-кафе неподалеку отсюда, м-мам,  -
поспешно вмешался Тони.
   Они отправились в бистро на Пляс Виктуар. Там  неплохо  кормили,  а  вино
вообще  было  превосходным.  Женщины,  казалось,  поладили,  и  Тони  ужасно
гордился обеими.
   Для него это был лучший вечер в жизни: рядом два самых любимых  существа,
мать и девушка, на которой он собирается жениться.
   На следующее утро Кейт позвонила из аэропорта:
   - Я поговорила кое с кем, определенного ответа не получила. Но как бы  то
ни было, дорогой, я тобой горжусь. Твои работы великолепны,  сынок.  Я  тебя
очень люблю.
   - И я т-тебя, мама.
   Картины Тони, наспех развешанные в небольшом  зале  "Галери  Герг",  были
готовы к показу чуть не в  последнюю  минуту  перед  началом  вернисажа.  На
мраморной доске буфета было расставлено несколько тарелок с ломтиками сыра и
печеньем и бутылка шабли. Но пока еще  в  галерее  находились  только  Антон
Герг, Тони, Доминик и молодая помощница  Герга,  трудившаяся  над  последней
картиной.
   Антон Герг глянул на часы:
   - Приглашения посланы на семь часов. Публика вот-вот появится.
   Тони все время уговаривал себя не волноваться.  "Какое  тут  волнение,  -
думал он. Я - просто умираю от страха!"
   - Что если никто не придет? - спросил он вслух. - То есть вообще напрочь,
ни одна собака не покажется? Доминик, улыбнувшись, погладила его по щеке:
   - Значит, сами съедим весь сыр и выпьем вино! Но  Тони  беспокоился  зря.
Зрители приходили. Сначала по одному,  потом  целыми  группами.  Месье  Герг
стоял у двери, радостно приветствуя каждого. Тони мрачно заметил  про  себя,
что на покупателей они  не  похожи,  и  мысленно  разделил  публику  на  три
категории: художники и студенты, посещавшие каждую выставку,  чтобы  быть  в
курсе дел, агенты по продаже картин, тоже бывавшие на всех вернисажах, чтобы
потом распространять уничтожающие сплетни о начинающих художниках,  и  толпа
псевдолюбителей  искусства,  состоящая  в  основном  из  гомосексуалистов  и
лесбиянок, почти все время отирающихся в мире богемы.  Он  решил  было,  что
вряд ли удастся продать хоть одну работу, но тут  заметил,  что  месье  Герг
делает ему знаки.
   - Не хочу я ни с кем здесь говорить,  -  прошептал  Тони  стоявшей  рядом
Доминик. - Они пришли, чтобы вдоволь поиздеваться надо мной.
   - Глупости. Просто хотят познакомиться.  Иди  и  постарайся  понравиться,
Тони. Покажи, что умеешь быть милым и очаровательным.
   И Тони старался. Он пожимал руки, улыбался,  бормотал  вежливые  фразы  в
ответ на комплименты. Но были ли эти по хвалы искренними?  За  много  лет  в
аристократических кругах уже выработались особые выражения, в  которых  было
принято оценивать работы неизвестных художников:
   - У вас так развито чувство прекрасного...
   - Никогда не видел такой манеры...
   - Вот эта картина - нечто особенное!..
   - Моей душе близок такой стиль...
   - Лучше нарисовать просто нельзя...
   Народу  все  прибывало.  Интересно,  что  привлекает  их:   картины   или
возможность выпить вина за чужой счет? Пока еще ничего не было  продано,  но
тарелки и бутылки почти опустели.
   -  Терпение,  -  прошептал  Герг.  -  Им  нравится.  Просто  сначала  они
притворяются безразличными, но потом всегда возвращаются. Вот увидишь, скоро
спросят о цене, а когда захлопнут наживку - р-раз! И рыбка на крючке.
   - Можно подумать, я здесь на рыбалк