обученной красной шляпой было сердито-багровым,  на  столе
стояла бутылка из-под кьянти.
   - Счастливого Рождества, адмирал.
   - Господи помилуй, - откликнулся он, - вы что, газет не читаете?
   Я ухитрился протиснуться между столиками, хотя проход был  очень  узок,
и, к огорчению своему, убедился, что столик мне оставили рядом со столиком
майора Чарджа.
   - Добрый вечер, майор, - приветствовал я его. Я уже  начал  подумывать,
не единственный ли я здесь штатский.
   - У меня к вам просьба, - начал майор.
   - Разумеется... чем могу... Боюсь, я уже не так  внимательно  слежу  за
ценами на фондовой бирже...
   - Какая фондовая биржа? Неужели вы думаете, я  способен  иметь  дело  с
Сити? Они продали нашу страну в рабство. Я говорю о моих рыбках.
   Тут нас прервала мисс Трумен, которая подошла,  чтобы  принять  у  меня
заказ. Вероятно желая воодушевить своим примером посетителей,  она  надела
бумажную шляпу, отдаленно напоминающую военную, но при этом желтого цвета.
Этой крупной, громкоголосой женщине нравилось, чтобы  ее  называли  Питер.
Тесный ресторанчик, казалось, с трудом вмещал ее и ее партнершу -  женщину
по имени Нэнси, тихую, застенчивую, которая лишь изредка появлялась, как в
раме, в окошке раздаточной.
   Она заслонила собой всю перспективу, и мне ничего  не  оставалось,  как
сделать ей комплимент по поводу ее головного убора.
   - Как в прежние времена, - с довольным видом сказала она, и я вспомнил,
что она была офицером женских частей военно-морского флота.
   Какие двойственные я испытывал  чувства!  Я  вдруг  осознал,  до  какой
степени перевернула тетушка мою жизнь. Ведь вот меня окружает знакомый мне
мир - тесный маленький мирок стареющих людей,  куда  мечтает  возвратиться
мисс Кин, где опасности встречаются только  в  газетах,  где  кардинальной
переменой может быть только смена правительства, а  величайший  скандал...
мне вспоминается  лишь  один  случай  с  протратившимся  клерком,  который
просадил слишком много денег  на  состязании  борзых  в  Эрлз-Корте.  Этот
уголок был моей родиной в большей мере, чем вся Англия; я никогда не видел
Чертовых мельниц и не бывал на северных пустошах, но здесь я был по-своему
счастлив. И в то же время я взирал на Питера,  то  бишь  на  мисс  Трумен,
ироническим оком, как будто я перенял  у  тетушки  ее  видение  и  смотрел
вокруг ее глазами. По ту сторону  Латимер-роуд  лежал  другой  мир  -  мир
Вордсворта,  и  Каррана,  и  мсье  Дамбреза,  и   полковника   Хакима,   и
таинственного мистера  Висконти,  который  переоделся  монсеньером,  чтобы
удрать от союзных войск. Но кроме того, еще и мир моего отца,  который  со
словами "Долли! Куколка!" испустил последний вздох на полу в  гостинице  и
снискал вечную любовь мисс Патерсон тем, что умер в ее  объятиях.  К  кому
мне было обратиться за визой в эту страну теперь, когда тетушка исчезла?
   - Вам фирменный рождественский обед, мистер Пуллинг?
   - Боюсь, что плам-пудинга мне не осилить.
   - Нэнси испекла потрясающие сладкие пирожки.
   - Так и быть, один пирожок, - согласился я, - ради Рождества.
   Мисс Трумен удалилась враскачку, как заправский моряк, а я повернулся к
майору Чарджу.
   - Вы что-то начали говорить?..
   - На Новый год я уезжаю. На семинар в Чешем. Кому-то надо отдать рыб на
пансион. Приходящей служанке я их доверить не могу. Я подумывал о  Питере,
но она тоже как-никак женщина. Сами видите, как  она  нас  пичкает.  Любой
предлог, чтобы насесть. Чего доброго, и козявок моих закормит.
   - Вы хотите, чтобы я присмотрел за вашими рыбками?
   - Я же присматривал за вашими георгинами.
   И чуть их совсем не засушил, подумал я, но пришлось сказать:
   - Да, конечно, я возьму их.
   - Я принесу корм. Давайте одну чайную ложку  в  день.  И  не  обращайте
внимания, если они будут тыкаться мордами в стекло. Они не  понимают,  что
им полезно, а что вредно.
   - Я буду бессердечен, - пообещал я и отмахнулся от черепахового супа  -
он был мне знаком до  тошноты.  Слишком  часто  я  откупоривал  бутылку  с
черепаховым супом, когда мне уже не хотелось даже яиц. - Что за семинар?
   - Проблемы империи. - Он сердито вытаращил на меня глаза, как  будто  я
уже успел высказать в ответ глупость или неодобрение.
   - Я думал, мы от них уже избавились.
   - Временный приступ паники,  -  отрывисто  бросил  он  и,  как  штыком,
проколол индейку.
   Я безусловно предпочел бы иметь  клиентом  его,  а  не  Каррана.  Майор
никогда не стал бы одолевать меня просьбами о превышении кредита, он  жил,
стараясь не выходить за границы своей пенсии; он был  порядочный  человек,
хотя взгляды его и были мне  антипатичны.  Мне  вдруг  представилось,  как
мистер Висконти танцует с тетушкой в общей  зале  борделя,  расположенного
позади "Мессаджеро", после того, как он  обвел  вокруг  пальца  Ватикан  и
короля Саудовской Аравии и  нанес  большой  урон  банкам  Италии.  Неужели
секрет долгой молодости известен только преступным натурам?
   - Вас искал какой-то человек, - после  продолжительной  паузы  произнес
майор Чардж.
   Адмирал встал  из-за  стола  и  нетвердым  шагом  направился  к  двери.
Бумажная корона все еще сидела у него на голове, и, только когда он взялся
уже за ручку двери, он вспомнил про корону и скомкал ее.
   - Какой человек?
   - Вы ушли на почту - так я  предполагаю.  Во  всяком  случае,  в  конце
Саутвуд-роуд вы повернули не налево, а направо.
   - Что ему было нужно?
   - Он не сказал. Звонил, стучал, звонил, стучал, поднял дикий шум.  Даже
рыб перепугал, бедных моих козявок. Вообще-то, их было двое. Я решил,  что
пора поговорить с ними, пока они не переполошили всю улицу.
   Не знаю почему, но мне пришел в голову Вордсворт, какая-то  возможность
узнать о тетушке.
   - Он был черный? - спросил я.
   - Черный? Что за странный вопрос. Конечно, нет.
   - Он не назвал себя?
   - Ни тот, ни другой не назвались. Один спросил, где  вас  найти,  но  я
понятия не имел, что вы собираетесь прийти сюда. Вас тут ни в прошлом,  ни
в позапрошлом году не было. Пожалуй, я вообще вас тут  никогда  не  видел.
Единственное, что я мог ему сказать, - это что  вы  наверняка  пойдете  на
рождественскую службу к Святому Иоанну.
   - Кто бы это мог быть... - пробормотал я.
   Я был твердо убежден, что мне опять предстоит очутиться в мире  тетушки
Августы, и пульс мой забился сильнее  от  безрассудного  ликования.  Когда
мисс Трумен принесла два сладких пирожка, я взял оба,  словно  они  должны
были придать мне сил для долгого  путешествия.  Я  даже  не  отказался  от
большой порции глазури на коньяке.
   - Настоящий "Реми Мартен" добавляла, - сообщила мисс Трумен. -  Вы  еще
не дернули вашу хлопушку.
   - Давайте дернем вместе, Питер, - осмелев, предложил я.
   Кисть у нее была сильная, но мне достался счастливый конец,  и  на  пол
покатился маленький пластмассовый  предмет.  Я  порадовался,  что  это  не
шляпа. Майор Чардж схватил упавшую игрушку с трубным фырканьем, означавшим
смех, но больше похожим на сморканье. Он поднес штучку к губам и, с  силой
дунув,  извлек  хрипящий  звук.  Я  разглядел,  что  предмет  имеет  форму
крохотного горшочка со свистом в ручке.
   - Матросский юмор, - добродушно проговорила мисс Трумен.
   - Святки, - произнес майор. Он извлек еще один хрип. - Слышишь - ангелы
поют! [начало рождественской службы] - Тон  у  него  был  такой  свирепый,
будто  он  хотел  выместить  свое  глубокое  разочарование  жизнью  и   на
Сочельнике со всем обозом святых семейств, яслей  и  волхвов,  и  даже  на
самой любви.
   Я  пришел  в  церковь  в  четверть  двенадцатого.  Богослужение  всегда
начиналось в  половине  двенадцатого,  чтобы  не  спутать  его  с  римской
католической   мессой,   начинавшейся   в   полночь.   Я   стал   посещать
рождественскую службу, когда стал управляющим банком - это  мне  придавало
стабильный семейный вид в глазах  окружающих,  -  и,  хотя  в  отличие  от
тетушки Августы у меня нет религиозных убеждений, тут не  было  ханжества,
поскольку мне всегда нравились наиболее поэтические стороны  христианства.
Рождество, с моей  точки  зрения,  нужный  праздник:  всем  нам  требуется
временами посожалеть о несовершенствах  людских  отношений;  это  праздник
нашей несостоятельности, грустный, но утешительный.
   Годами я сидел в одном и том же ряду под витражом, посвященным  в  1887
году памяти советника Трамбула. На витраже изображен  Христос,  окруженный
детьми, сидящий под сенью очень зеленого дерева, надпись  соответствующая:
"Пустите детей и не  препятствуйте  им  приходить  ко  Мне"  [Евангельская
цитата (от Матфея, 19:14)]. Благодаря советнику Трамбулу  на  Кренмер-роуд
было построено прямоугольное здание красного кирпича с решетками на  окнах
- сперва сиротский приют, а ныне место заключения малолетних преступников.
   Рождественская служба началась с более мелодичного,  чем  в  исполнении
майора Чарджа, варианта "Слышишь - ангелы поют!", а затем  мы  перешли  ко
всеми любимому "Славному королю Венцеславу".
   "Свежий, чистый, ровный", - выводили на галерее высокие женские голоса.
Мне этот стих всегда казался очень красивым, он воскрешал  картину  уютной
сельской  Англии,  где  нет  толп  и  машин,  грязнящих  снег,  где   даже
королевский дворец стоит среди безмолвных, нехоженых полей.
   - Снежного Рождества, сэр, в этом году нам не  дождаться,  -  прошептал
мне в ухо кто-то за моей спиной, и, обернувшись, я узрел в следующем  ряду
сержанта сыскной полиции Спарроу.
   - Вы что тут делаете?
   - Не уделите ли мне минутку  после  службы,  сэр,  -  отозвался  он  и,
поднеся к глазам молитвенник, запел звучным приятным баритоном:

   А мороз был лютый;
   Шел за хворостом старик...

   (Быть может, сержант Спарроу тоже, как и мисс Трумен,  когда-то  служил
на флоте.)

   ...Нищий и разутый.

   Я оглянулся на его спутника. Щегольски одетый, с сухим лицом законника,
в темно-сером пальто, с зонтиком, висевшим на согнутой руке - очевидно, он
боялся потерять его. Интересно, пришло мне в голову, что он будет делать с
зонтом или с отутюженной складкой на  брюках,  когда  придется  встать  на
колени. В отличие от сержанта Спарроу, он явно чувствовал себя не в  своей
тарелке. Он не пел и, подозреваю, не молился.
   - Верный паж, ступай за мной... - истово запел сержант.
   - Смело шествуй следом... -  Хор  на  галерее  со  страстью  вступил  в
состязание с этим неожиданным голосом снизу.
   Наконец  началось  собственно  богослужение,  и  я   был   рад,   когда
навязываемый нам на Рождество  символ  веры  Афанасия  [свод  христианских
молитвенных песнопений, приписываемых александрийскому  епископу  Афанасию
(296?-373)] благополучно закончился. "Якоже ниже три несозданные ниже  три
непостижимые, но Един несозданный и Един непостижимый".  (Сержант  Спарроу
несколько раз в продолжение службы откашлялся.)
   Я намеревался  -  как  всегда  на  Рождество  -  подойти  к  причастию.
Англиканская  церковь  не  представляет  собой  исключения   из   правила:
причастие  -  служба  поминальная,  и  я  имел  такое  же  право  помянуть
прекрасную легенду, как и любой  истинно  верующий.  Священник  произносил
слова четко, а прихожане невнятно гудели, чтобы скрыть то  обстоятельство,
что они плохо помнят текст:  "Сердцем  и  словом  к  Тебе  припадаем,  все
преступления наши сознавая, молимтися: помилуй и очисти беззакония  наши".
Я  заметил,  что  сержант,  вероятно  из  профессиональной   осторожности,
присоединился к всеобщему признанию своей вины. "Множество содеянных  нами
лютых прегрешении, во  вся  дни  жизни  нашея,  плачем  и  рыдаем  горько,
помышляя лукавые деяния". Ни разу прежде я не замечал,  насколько  молитва
похожа на речь старого каторжника, обращающегося к  судьям  с  просьбой  о
помиловании. Присутствие сержанта сыскной полиции  словно  придало  службе
совсем другую окраску. Когда я отошел в неф, чтобы подойти  к  алтарю,  за
моей спиной послышались бурные пререкания шепотом и слова  "Нет,  Спарроу,
вы!", произнесенные очень настойчивым тоном, так что я не удивился, увидав
коленопреклоненного сержанта Спарроу рядом с собой у  барьера  в  ожидании
причастия. Возможно, у них родилось сомнение  -  а  вдруг  я  воспользуюсь
причастием и сбегу через боковую дверь.
   Когда дошла очередь до сержанта Спарроу приложиться к  чаше,  он  очень
долго от нее не отрывался, и я  заметил,  что  до  конца  обряда  пришлось
принести еще вина. Когда я возвращался на место, сержант следовал за  мной
по пятам, и на скамье позади меня  снова  разгорелось  перешептывание.  "У
меня глотка как наждак", - услышал я. Видимо, сержант  оправдывался  из-за
своей возни с чашей.
   К концу службы они стояли  и  ждали  меня  у  дверей.  Сержант  Спарроу
представил мне своего спутника.
   - Инспектор сыскной полиции Вудроу, - сказал он, - мистер Пуллинг. - И,
понизив голос, с благоговением добавил:  -  Инспектор  Вудроу  работает  в
Специальном отделе.
   После некоторого колебания с обеих сторон мы пожали друг другу руки.
   - Мы интересуемся, сэр, не согласитесь ли вы опять нам посодействовать,
- начал сержант Спарроу. - Я рассказывал инспектору  Вудроу,  как  вы  нам
однажды помогли разобраться с тем горшком марихуаны.
   - Очевидно, вы имеете в виду урну с прахом моей матери, - ответил я  со
всем возможным высокомерием, на какое способен  человек  в  рождественскую
ночь.
   Прихожане высыпали на улицу из обеих дверей. Мимо прошествовал адмирал.
Из нагрудного кармашка у  него  торчало  что-то  алое,  наверное  бумажная
шляпа, служившая ему теперь носовым платком.
   - В "Короне и якоре" нам сообщили, -  чопорным  и  неприязненным  тоном
произнес инспектор Вудроу, - что ключи от квартиры вашей тетушки находятся
у вас.
   - Мы хотим действовать  деликатно,  -  пояснил  сержант  Спарроу,  -  с
добровольного согласия всех заинтересованных сторон. Для суда  это  всегда
лучше.
   - Что, собственно, вам нужно?
   - Счастливого Рождества, мистер Пуллинг. - Викарий положил руку мне  на
плечо. - Имею ли я удовольствие видеть перед собой двух новых прихожан?
   - Мистер Спарроу, мистер Вудроу, викарий, - представил я.
   - Надеюсь, вам понравилась наша рождественская служба?
   - Еще как, - с жаром подтвердил сержант.  -  Для  меня  главное  -  это
хорошая мелодия и слова чтоб были понятные.
   - Подождите минуточку, я поищу экземпляры нашего  приходского  журнала.
На редкость удачный выпуск.
   Священник нырнул обратно в темную церковь, в своем стихаре он был похож
на привидение.
   - Понимаете, сэр, - продолжал свое сержант Спарроу,  -  нам  ничего  не
стоило получить  ордер  на  обыск  и  войти  без  вашего  разрешения.  Но,
во-первых, замок жаль портить, хороший замок - Чабб - мисс  Бертрам  очень
предусмотрительна. А кроме того, это будет говорить  не  в  пользу  старой
леди при следствии. Если, конечно, дело дойдет до следствия.  А  мы  хотим
надеяться, что не дойдет.
   - И что же вы ищете на сей раз? Надеюсь, не марихуану?
   Инспектор Вудроу произнес загробным тоном палача:
   - Мы проводим расследование по запросу "Интерпола".
   К нам рысцой приближался викарий, размахивая  экземплярами  приходского
журнала.
   - Если вы откроете сразу на последней  странице,  то  увидите  отрывной
бланк подписки на следующий год. Мистер Пуллинг уже подписался.
   - Спасибо, большое спасибо, - отозвался сержант  Спарроу.  -  Сейчас  у
меня с собой нет ручки, но вы пока оставьте мне его. Узор такой со вкусом,
оригинальный - тут и остролист, и птички, и надгробные памятники...
   Инспектор Вудроу взял себе экземпляр с явной неохотой.  Он  держал  его
перед собой, как свидетель держит в суде Библию, не зная в точности, что с
этим делать.
   - Номер  роскошный,  ничего  не  скажешь,  -  заметил  викарий.  -  Ох,
простите. Несчастная женщина. Один момент, я сейчас. -  С  криком  "миссис
Брустер, миссис Брустер!" он бросился вдогонку за пожилой  дамой,  которая
удалялась по дорожке в сторону Латимер-роуд.
   - Я думаю, прежде чем он вернется, - проговорил инспектор Вудроу, - нам
надо бы пойти куда-нибудь и обсудить дела.
   Сержант уже успел открыть журнал и с увлечением читал его.
   - Можно пойти ко мне, - предложил я.
   - Я бы предпочел пойти прямо на квартиру мисс Бертрам,  не  откладывая.
Мы можем объясниться в машине.
   - Что вам понадобилось в квартире моей тетушки?
   - Я уже сказал. У нас  имеется  запрос  из  "Интерпола".  Мы  не  хотим
беспокоить  мирового  судью  в  рождественскую  ночь.   Вы   -   ближайший
родственник. Вручив вам ключи от квартиры, ваша  тетушка  оставила  ее  на
ваше попечение.
   - С моей тетушкой что-нибудь случилось?
   - В этом нет ничего невозможного. - Там, где  требовалось  одно  слово,
инспектор меньше чем пятью не удовлетворялся. - Викарий возвращается...  -
сказал он раздраженно. - Спарроу, ради бога, оторвитесь же.
   - Ну вот, надеюсь, вы теперь  не  забудете  подписаться,  -  прощебетал
викарий.  -  Ваши  деньги  пойдут  на  благое  дело.  Мы   заблаговременно
подготавливаем  к  Пасхе  детский  уголок.  Я  бы  предпочел  назвать  его
часовней, но в Саутвуде у нас  еще  водятся  твердолобые  протестантки.  Я
посвящу вас в глубокую тайну. Я даже комитету еще не говорил.  На  днях  я
достал  на  Портобелло-роуд  подлинный  рисунок  Мейбл  Люси   Атвел!   Мы
торжественно развернем его на Пасху, и у меня есть тайная мысль - а  вдруг
нам удастся убедить принца Эндрю...
   - Боюсь, нам пора, викарий, - прервал его инспектор Вудроу, -  надеюсь,
ваш уголок получится удачным.
   Начинало накрапывать. Инспектор Вудроу покосился  на  свой  зонтик,  но
раскрывать не стал. Быть  может,  боялся,  что  потом  четкие  складки  не
улягутся на место должным образом.
   - Я скоро навещу вас обоих, - пообещал викарий, - как только буду иметь
ваши адреса на бланках подписки.
   - Спарроу! - прикрикнул инспектор Вудроу.
   Спарроу с неохотой сложил журнал и бегом, спасаясь от дождя,  припустил
за нами. Усаживаясь рядом с Вудроу на водительское место,  он  объяснил  в
свое оправдание:
   - Там есть рассказ под названием "Кто виновен?". Я  думал,  может,  про
убийство - очень уж люблю читать про  убийства,  а  оказывается,  это  про
старушку, которая плохо обошлась с певицей, поющей поп-песенки.  Нынче  по
заглавию ничего не поймешь.
   - Итак, мистер Пуллинг, - приступил инспектор  Вудроу,  -  когда  вы  в
последний раз видели вашу тетю?
   Фраза мне что-то смутно напомнила.
   - Несколько недель... месяцев назад. В Булони. А в чем дело?
   - Вы с ней довольно много путешествуете, не так ли?
   - Н-ну...
   - Когда вы в последний раз имели от нее сведения?
   - Я уже ответил - в Булони. Я обязан отвечать на эти вопросы?
   - У вас есть ваши конституционные права, - вмешался сержант Спарроу,  -
как  у  всех  граждан.  Но  и  обязанности,  конечно,  тоже.  Добровольное
показание всегда выглядит лучше. Суд принимает во внимание...
   - Ради бога, Спарроу, придержите язык, - оборвал его инспектор  Вудроу.
- Вас не удивляет, мистер Пуллинг, что со времени поездки в Булонь  вы  не
получали от вашей тети никаких известий?
   - Когда речь идет о тетушке, меня уже ничто не удивляет.
   - А вас не тревожит - не случилось ли с ней что-нибудь?
   - Вы считаете, что у меня есть основания для тревоги?
   - Она водит компанию с весьма подозрительными  личностями.  Слыхали  вы
когда-нибудь о некоем мистере Висконти?
   - Фамилия мне чем-то знакома.
   - Военный преступник, - неосмотрительно брякнул сержант Спарроу.
   - Ваше дело следить за дорогой,  Спарроу,  -  заметил  инспектор.  -  А
генерал Абдул? Вы, полагаю, слыхали о генерале Абдуле?
   - Кажется... да, как будто слыхал.
   - Вы были некоторое время назад с вашей тетушкой в Стамбуле. Вы прибыли
поездом и через несколько часов были оттуда выдворены.  Вы  встречались  с
полковником Хакимом.
   - Да, действительно, какой-то офицер полиции приходил. Нелепая ошибка.
   - Ге