е обрывки бумаги -  мгновенно превратившись в
маленьких собачонок, они вцепляются в ноги идущих навстречу пешеходов.
   Вместе  с   обрывками  бумаги  в   потоки  и   водовороты  втягиваются,
естественно,  и  песок и пыль -  они точно прошивают насквозь полотно ветра.
Моя грязная машина должна была бы,  казалось,  затеряться в этом месиве,  но
происходит обратное -  она еще больше бросается в  глаза.  Кажется,  будто в
водовороте носятся не  пылинки,  а  лучи  света,  лишь принявшие облик пыли.
Поэтому вкус и запах февральской пыли ассоциируется с ранней весной. Сегодня
лучи  солнца особенно золотисты.  Значит,  чтобы моя  машина не  бросалась в
глаза,  лучше всего вымыть ее как следует на заправочной станции -  а  я уже
больше двух недель ленюсь и езжу на грязной.
   Предупредительный сигнал умолкает,  стрелка, указывающая направление, в
котором  шла  электричка,  гаснет,  шлагбаум,  ограждающий широкий переезд -
здесь  ходят  экспрессы  и  поэтому  железнодорожных путей  очень  много,  -
подскакивает  вверх.   В  узкую  горловину,  как  песок  в  песочных  часах,
устремляется поток людей,  среди которых медленно ползут машины. Не успевают
миновать переезд первые машины, как снова раздается предупредительный сигнал
- моя машина последняя, которой с трудом удается проскочить.
   Поворачиваю на  вторую улицу слева.  К  счастью,  у  первого же  столба
нахожу крохотное свободное пространство.  Чтобы припарковаться,  места мало,
но я все же с трудом втискиваюсь в промежуток.  Выхожу из машины.  Сбоку, на
пыльной дверце,  огромными иероглифами написано "дурак" - просто представить
себе не могу,  когда это успели сделать.  Видимо,  очень торопились -  конец
слова едва дописан, и остался след перчатки.
   На  правом  углу  широкой  улицы,  пересекающей узкую  улочку,  куда  я
приехал, - броская современная витрина, выполненная в фиолетовых тонах... на
тонких  золотых  спицах  висят  отдельные  части  манекенов -  рука,  кисть,
туловище,  нога,  -  они прекрасно демонстрируют различные предметы туалета.
Ничем другим витрина не  украшена,  но она притягивает прохожих,  а  искусно
расположенные в глубине зеркала создают иллюзию, что в витрине расставлено с
десяток манекенов.
   Еще года три назад эта улица не  позволила бы себе такую витрину...  но
все имеет лицевую и  оборотную сторону -  эта же  улица была типичной улицей
предместья,  на  которой вокруг  грязного кинотеатрика,  где  крутят  фильмы
трехмесячной давности, выстроились мелочные лавки, торгующие только дешевыми
товарами,  казино,  откуда  доносится музыка  старых-престарых пластинок,  и
поддерживают видимость, что эта самая настоящая современная улица... по мере
того как весь город насыщался и уже начинал пресыщаться, возможно, произошли
изменения  и  в  закономерностях отношений  между  лицевой  и  оборотной его
сторонами.  В  этом смысле и здесь приметы центральных улиц выглядели вполне
естественно.  Действительно, через дорогу, чуть в глубине, строится огромный
универмаг самообслуживания,  в котором будет даже станция метро.  Бесполезно
спорить, почему все это происходит: из-за благоприятных ли перспектив, из-за
случайного ли везения. В общем, я сдаюсь.


"АТЕЛЬЕ ЕВРОПЕЙСКОЙ ОДЕЖДЫ ПИККОЛО"

   С  торчащей вперед трубки,  напоминающей по  форме флейту,  свешивается
толстый молочно-белый лист пластмассы, к нему прикреплены тонкие алюминиевые
буквы, нарочито небрежные, точно написанные разлохмаченной кистью. Даже я не
могу   не   признать,   что   замысел,   хоть  и   несколько  претенциозный,
свидетельствует о  колоссальной  самоуверенности.  Пикколо  -  кажется,  это
прозвище моей жены в  школе.  Я  не  думаю,  что  ее  прозвали так  из  злых
побуждений, но и не уверен, что только из добрых чувств. Однако жена, считая
прозвище ласкательным,  потом даже сама называла себя Пикколо -  так  оно ей
понравилось.  Может быть,  действительно в ней что-то напоминало пикколо.  Я
тоже был очарован характером своей жены. Да и сейчас убежден, что она вполне
добропорядочна, хотя и не лишена некоторых недостатков.
   Дверь  рядом с  витриной сделана из  цельного куска прозрачного черного
пластика.  Точно в зеркале, в нем отражается забор, ограждающий строительную
площадку напротив. В блестящей двери я помещаюсь во весь рост и сам встречаю
себя.  Какой-то  странный тип:  растрепанные ветром грязные волосы,  сутулые
плечи -  будто только что после болезни, - больше похож не на охотника, а на
того, за кем охотятся... однако здесь не место приводить волосы в порядок...
ведь это отсюда дверь кажется зеркалом, а изнутри она совершенно прозрачна.
   Нажимаю на дверь плечом и  боком протискиваюсь внутрь -  приятное тепло
щекочет нос,  и  я  неожиданно чихаю.  Это не просто тепло -  здесь какой-то
специфический воздух:  смесь пара от утюга,  просачивающегося из пошивочной,
запаха одеколона,  краски и крахмала, которыми пахнет новая материя. Слева -
стеллаж  для  образцов  тканей,  журналов мод,  готовых  изделий.  Здесь  же
стеклянная  витрина,   в   которой  выставлены  пуговицы,   меховые  шкурки,
украшения.  Справа -  два  кресла цвета  слоновой кости и  диван,  стоящие у
круглого стола с доской под мрамор, на тонких металлических ножках. И стены,
и  потолок  затянуты  грубым  полотном,  на  котором  по  ярко-желтому  фону
рассыпаны шоколадные цветы,  из  того же  материала и  портьера,  отделяющая
пошивочную,  -  все сделано хотя и броско,  но с отменным вкусом и прекрасно
гармонирует с простотой светильников -  стеклянных прямоугольников,  в узких
рамках.
   Жена стоит спиной к  портьере,  опершись о  кресло,  и смотрит на меня,
насмешливо улыбаясь.  В  такие  минуты  начинаешь завидовать людям,  носящим
очки.  Очки ведь,  как известно,  запотевают, и, протирая их, можно выиграть
время.  Я  же не ношу очков и с бесстрастным выражением лица молча опускаюсь
на диван,  с краю,  ближе к проходу.  Пружины стонут, и неожиданно я глубоко
проваливаюсь.
   - Ты  все  пружины переломаешь.  Придется диван отдавать в  починку,  -
смеется жена,  усаживаясь,  скрестив ноги,  в  самое дальнее от меня кресло.
Выглядывающие из-под короткой юбки колени кажутся мне чуть полнее, чем когда
мы виделись в прошлый раз.  Почувствовав мой взгляд,  жена резким движением,
будто убивает мошку,  хлопает по  колену и  одним духом выпаливает:  -  Юбки
становятся короче  и  короче  -  дешевка.  Ведь  когда  стоимость  материала
снижается,  плату  за  шитье не  очень-то  повысишь.  А  вот  когда носят то
длинное, то короткое, и каждый раз приходится шить все заново...
   - Говорят, что, если юбки укорачиваются, это к войне, а?
   - Во всем есть определенная цикличность.
   - Видимо, так.
   - Сегодня опять какое-нибудь дело?
   - Хочу кое о чем спросить... можно прямо сейчас?..
   Портьера сзади нас  раздвигается,  и  выглядывает молоденькая помощница
жены.
   - Здравствуйте. Как всегда чаю или, может быть, кофе?
   Красавицей не назовешь,  но личико милое,  чуть наивное... у жены очень
ладная фигурка -  что бы  ни  надела,  все ей идет,  -  и  поэтому она носит
неброскую,  простую одежду,  а  девушке сшила самое что  ни  на  есть модное
платье - видимо, принимался в расчет и, так сказать, психологический эффект,
который  это  могло  произвести на  заказчиков.  Хозяйка ателье  европейской
одежды в  слишком ярком платье вызывает неприязнь заказчиков,  но и чересчур
простой туалет тоже может вызвать недоверие к ее мастерству и вкусу.  И то и
другое нежелательно.  А вот такое сочетание дает наилучший результат. Однако
девушка,  высунув  головку,  продолжает  из-за  плеча  жены  пристально меня
рассматривать.  Открытый,  простодушный взгляд,  как  у  птички,  кажется  -
вот-вот заноет.  Может быть,  в ней нет никакой настороженности,  потому что
перед ней муж ее хозяйки?  Да к  тому же она не может побороть любопытства -
как же,  муж,  живущий врозь с  женой,  и  стесняться ей в  общем-то нечего.
Кажется,   что  девушка,  скрытая  портьерой,  совершенно  обнажена.  Однако
кокетство ее -  не кокетство перед мужчиной.  Когда жена впервые привела эту
девушку,  у  меня сразу возникло подозрение,  а  нет ли  у  моей жены некоей
порочной склонности.  Во всяком случае, девушка смотрит на меня с кокетством
не большим, чем если бы перед ней был стол или стена.
   - Что-нибудь важное?
   - Я хочу знать наконец, что ты решила?
   - А ты не мог заранее позвонить по телефону?
   - Зачем же,  я хотел услышать неподготовленный ответ.  Отрепетированные
ответы мне уже надоели.
   Девушка, скривив губки, покачала головой и, бросив на прощание ласковый
взгляд, скрылась за портьерой.
   - Возьму немного вещей.  Девочка,  -  жена понижает голос и со смешком,
как сообщница,  почти убежденная,  что та слышит ее,  - какая она милая, как
искусна в любви - просто очаровательная девочка.
   - Ты тоже достаточно опытна.  Ну да ладно. Скажи лучше, почему все-таки
мы должны были расстаться?
   - И  ты  пришел,  чтобы спросить меня об  этом?  -  Она смотрит на меня
изумленно: - Среди бела дня, в ателье...
   - Я  хочу,  чтобы  ты,  не  особенно размышляя над  ответом,  сразу  же
сказала, что ты об этом думаешь.
   - Просто мне показалось, что я поняла, о чем ты мечтаешь, и согласилась
расстаться с тобой. И сколько б ты ни старался переложить на меня виду...
   - Значит, ты предвосхитила мои мысли?..
   - Конечно.
   - Я  в  самом деле был  категорически против того,  чтобы открывать это
ателье, - вот почему мы и расстались.
   - И теперь тоже?
   - Уверен, что вся эта затея провалится.
   - Дело не в том, провалится или не провалится...
   - Люди часто спрашивают,  почему я стал агентом частного сыска.  Как ты
думаешь, что я в таких случаях отвечаю?
   - Во всяком случае, правды не говоришь.
   - Тогда послушай.  Жена наняла сыщика,  чтобы следить, как я себя веду.
Однако сыщик этот вдруг переметнулся и потребовал с меня денег за то, что он
будет молчать.  У меня рыльце было в пушку -  это правда, но, когда тебе так
беспардонно  не  доверяют,  нужно  быть  круглым  дураком,  чтобы  стараться
сохранить лицо...
   - Ты не успокоишься, пока хотя бы в своих фантазиях не сделаешь из меня
злодейку.
   Смеющееся лицо  жены  медленно  испаряется и  наконец  вовсе  исчезает.
Подобная отливу бесцветная грусть, обратившись к далекому морю, замыкается в
себе.
   - У  меня и  в  мыслях не было делать из тебя злодейку,  я просто хотел
выставить сыщика в дурацком свете.
   - Не нужно разговаривать со мной в таком тоне.
   - А твой строитель оказался весьма искусным, верно?
   - Моя  ошибка  в  том,  что  я  совершенно непреднамеренно ранила  твое
самолюбие. Но и у тебя есть слабость. Ты необычайно ревнив.
   - Ревнив? Никогда не предполагал...
   - Прости.  Мне не  следовало об  этом говорить.  Но ты сам виноват,  ты
вынудил меня.  Вот так всегда мы возвращаемся к одному и тому же. И не можем
понять,  в  чем причина того,  что случилось...  и  все равно продолжаем без
конца ссориться...
   - Может быть, лучше не подавать пока на развод?
   - Но ведь ты однажды уже сам об этом просил?
   - Это потому,  что я был категорически против того, чтобы открывать это
ателье.
   - А сейчас ты уже примирился с ним, да?
   - Примирился потому,  что ты  игнорировала мои возражения,  и  в  конце
концов сделал все по-своему.  Я не собираюсь упрекать тебя.  Ведь в конечном
счете  ты  оказалась  права,   я  же  ошибался  -  это  неоспоримый  факт...
Ревность... нет, здесь что-то другое... похожее, но, думаю, другое... вопрос
вот в чем: почему всегда ошибался один я, а ты никогда не ошибалась?
   - Я просто теряюсь, не знаю, что и оказать, когда человек вот так сразу
превращает себя в жертву.
   - Но  ведь  ты  же  сама не  можешь не  признать,  что  наше совместное
существование не имеет никакого смысла.
   - Ну а если бы... - Жена вытягивает ноги, кладет на них, сцепив, руки и
подается вперед.  -  А  что,  если бы  мы  поменялись местами,  а?  Если бы,
предположим, ты добился большого успеха в деле, против которого я возражала,
и по этой причине я бы завела разговор о разводе?..
   - Мне, видимо, было бы трудно понять это.
   - Какой же ты эгоист.
   - А что, разве лучше, если бы тебе было трудно понять?
   - Мне действительно трудно.
   - Но ведь ты только что говорила, что тебе все понятно.
   - Я просто похвасталась.
   - Вот оно что... значит, ты заставляешь меня выпутываться из положения,
которое я сам не могу как следует объяснить, так что ли?..
   Неожиданно жена выпрямляется и, всплеснув руками, прижимает их к груди.
Ее глаза, впившиеся в меня, блестят.
   - Поняла. Ты просто ушел из дому, сбежал.
   - Сбежал?
   Что ж в этом удивительного?  У меня действительно было такое намерение,
и она понимает это,  хотя мы никогда не говорили на эту тему. Пожалуй, лучше
всего  прикинуться удивленным,  будто  для  меня  ее  слова нечто совершенно
неожиданное.  Так я решил,  но слова жены,  более чем естественные,  привели
меня в некоторое замешательство.  Это правда. Я почувствовал себя униженным,
будто мне прямо в лицо вытряхнули содержимое пепельницы...  почему?..  может
быть,  потому,  что мне почудилось,  что он,  разыскиваемый, вдруг слился со
своей собственной тенью. На улице солнце припекает все сильнее, оно окрасило
дверь в зеленый цвет,  и моя тень,  вытянувшись вдоль дивана, примостилась в
кресле, стоящем у другого его конца. Голова растаяла, ее не видно.
   - Да, я считаю, ты сбежал.
   Жена  утвердительно кивает  и  пристально смотрит на  меня.  Мод,  если
только она сумеет получить от меня подтверждение, то все будет разрешено...
   - От кого? От тебя?
   - Нет,  не от меня,  -  энергично качает она головой.  - От жизни... От
того,  что заставляет без конца хитрить,  от  напряжения,  словно приходится
ходить по канату, от того, что делает тебя пленником спасательного круга - в
общем, от всего этого бесконечного соперничества... правильно?.. а я? я была
лишь предлогом...
   Неожиданно в левом глазу ярким пламенем вспыхивает резкая боль, будто в
него вогнали крючок.  Это,  конечно,  из-за  зуба.  Надо бы  наконец пойти к
врачу, пока не воспалилась десна.
   - А  разве в  жизни агента частного сыскного бюро не нужна ни хитрость,
ни борьба?
   - Не   занимайся   демагогией.   Соперничество  на   самой   оживленной
центральной  улице  и  такое  же  соперничество на  окраинных  улочках,  где
подвизается частный сыщик -  обыкновенный соглядатай,  - в обоих случаях это
соперничество,  но  смысл его  различен.  Ты  оставил свою  прежнюю работу и
поэтому ушел из дому -  в этом я убеждена...  и,  что самое главное...  ведь
одно  из  этих  двух  в  чем-то  было  и  хорошим,  почему же  ты  бросил их
одновременно...  если причиной было не соперничество...  правда?  Ты считал,
что,  поскольку ты против ателье,  то да-да,  если б  тебе и позволили здесь
остаться,  одно это не было бы разрешением проблемы,  вот в чем дело...  это
была  бы  жизнь,   проблемы  которой  не  разрешишь  иначе,  как  победой  в
соперничестве...
   - Неужели я был настолько расчетлив?
   - У тебя что-то болит?
   - Зуб сломал.
   - Это еще ничего. - Она двумя пальцами сняла приколотую к груди брошь в
виде коробочки,  открыла крышку -  в  ней лежали в ряд три плоские маленькие
таблетки.  -  Мое лекарство,  которое у меня всегда наготове...  в последнее
время опять начались головные боли...
   Будто девушка только этого и  ждала -  портьера сильно заколыхалась,  и
она появилась,  пятясь задом.  Короткое платье цвета вялой зелени так плотно
обтягивает  ее,   что   кажется  -   вот-вот   разойдутся  швы...   жемчужно
переливающиеся ажурные чулки...  маленький воротник, как на военной форме...
проказливо-веселые  огромные  глаза...  манжеты  с  отворотами,  скрепленные
перламутровыми пуговицами...  и,  наконец,  наполненные  до  краев,  вот-вот
расплескаются,  кофейные чашки...  На  каблучках своих туфелек -  тоже цвета
вялой зелени -  девушка поворачивается кругом, искоса бросает на меня взгляд
и  скользящей походкой не  спеша  идет  вперед.  Движение каждого мускула на
бедрах  вырисовывается настолько  четко,  что  кажется,  будто  касаешься их
ладонями.  Я не мог не восхититься искусством жены, сумевшей так скроить это
платье.
   - Может, запьешь водой?
   - Ничего, боль как будто прошла.
   В  какой-то  момент,  это кажется неправдоподобным,  боль действительно
исчезла.  Девушка,  закусив нижнюю губу, напряженно улыбается, но в тот миг,
когда она ставит чашки на стол,  неожиданно вздрагивает, и кофе проливается.
Она громко смеется и усаживается на стул прямо передо мной. Видимо, это была
игра - наивность, помогающая продать свой товар подороже. Жена, обращаясь за
подтверждением к девушке:
   - В его комнате всегда прибрано,  чтобы он мог вернуться в любое время,
правда?
   Девушка, бесстыдно заглядывая мне в глаза, радостным шепотом:
   - Мужчина, как интересно...
   Я все равно убежден, что не должен возвращаться.


x x x

   Если  считать белым  -  кажется белым;  если  считать черным -  кажется
черным   высушенное  солнцем  покрытие  скоростной  автострады...   скорость
девяносто километров -  на  десять  километров больше  разрешенной...  ревет
мотор,  издавая такой  звук,  будто  металлической спицей  касаются лопастей
вентилятора,  шуршат покрышки, будто отдирают липкий пластырь... погруженный
в шум, я ничего не слышу - или, наоборот, замкнут в безмолвии... и вижу одну
лишь бетонную дорогу,  уходящую прямо в  небо...  нет,  это не  дорога,  это
полотно текущего времени... и я не вижу, а лишь ощущаю время...
   Просто  не  верится,  что  где-то  впереди пункт  взимания платы...  не
верится - и ладно, и не нужно верить... не поддается объяснению даже сам тот
факт, что вот именно сейчас я мчусь здесь... время, когда я обещал вернуться
в  агентство  и  встретиться с  шефом,  давно  прошло...  не  позвонил  я  и
заявительнице...  а есть ли у меня какая-нибудь цель,  у человека,  которому
здесь  и  делать-то  нечего?..  время в  чистом виде...  бессмысленная трата
времени...  какое  расточительство...  до  упора  нажимаю на  акселератор...
стрелка спидометра ползет вверх  и  показывает девяносто шесть километров...
ветер рвет из рук руль... напряжение сжимает меня почти в точку... ощущение,
что однажды,  в день,  не отмеченный в календаре, в пункте, не нанесенном на
карту,  я  неожиданно  проснулся...  если  хочешь  обязательно  назвать  это
ощущение  побегом,  пожалуйста,  называй...  когда  пираты,  став  пиратами,
поднимают  паруса,   чтобы  отправиться  в  неизведанные  моря,   или  когда
разбойники,  став разбойниками,  прячутся в безлюдных пустынях,  в лесах, на
дне  городов,  то  хоть  однажды и  они,  несомненно,  сжимаются в  такую же
точку...  я - никто; пожалуйста, можно и не соглашаться со мной... человеку,
который,  захлебнувшись,  утонет, погибший в пустыне от жажды представляется
глупцом, не достойным пролитых слез...
   Но  если  время в  чистом виде  есть  бодрствование,  то  путь  к  нему
преграждает следующее сразу же за ним продолжение сна. Пункт взимания платы.
Продолжение  бесконечного сна  после  короткого  искусственного пробуждения.
Резко разворачиваюсь и  еду обратно в  город.  Но,  не знаю почему,  прежнее
состояние уже не возвращается. Может быть, потому, что меня обогнала красная
спортивная машина,  оставив за  собой приглушенное завывание.  Или,  скорее,
потому,  что мысль - не остается ничего иного, как возвратиться, - выпустила
воздух из упругого резинового мяча,  который так хорошо подпрыгивал. А может
быть, просто из-за того, что солнце припекает затылок. Теперь уже не дорога,
а  небо подавляет своей бесконечностью.  Кое-где на нем появились облака,  и
все же  голубизна расстилается,  как накрахмаленное полотно.  Возможно,  это
закон перспективы? - но вот в небе собрались тучи, и оно немного помрачнело.
И  под  этим  потемневшим небом  лежит улица.  Покинутая мной  полча