. Видимо, муха лучше меня ориентируется в сезонах.


ДОНЕСЕНИЕ

   14 февраля 6  часов 30 минут утра.  Утром с 6 часов 30 минут до 7 часов
буду вести тайное наблюдение за кафе "Камелия", поскольку имею сведения, что
там без разрешения занимаются посредничеством в  устройстве шоферов такси на
временную работу.  Если это подтвердится, то спичечный коробок из "Камелии",
оставшийся после пропавшего без вести,  его истертость, лежащие в нем спички
с  разноцветными головками -  все  это приобретает огромное значение.  Кроме
того,   необходимо  повторно   расследовать  обстоятельства,   связанные   с
объявлением о  приглашении на  работу  шофера,  помещенным  в  упоминавшейся
спортивной газете. Утверждение хозяина кафе, что это было объявление о найме
шофера  для  собственной  машины,  следует,  естественно,  рассматривать как
отговорку с  целью запутать следы.  Весьма вероятно,  что объявление служило
особым  условным  сигналом  для  шоферов,  специализирующихся  на  временной
работе.   (Например:   величина   и   расположение  иероглифов  извещают   о
возобновлении  работы  после  налета  полиции  или  указывают  на  изменение
условного  места  встречи  -  другими  словами,  отнюдь  не  исключено,  что
объявление имеет  скрытый смысл.)  Это,  конечно,  не  означает,  что  таким
образом наверняка удастся напасть на  след пропавшего.  В  настоящее время в
городе  насчитывается до  восьмидесяти тысяч  шоферов  такси,  и,  поскольку
пятнадцать тысяч из  них,  то  есть  примерно двадцать процентов,  не  имеют
постоянной  работы,  вполне  можно  предположить существование значительного
числа  аналогичных  посреднических  контор.   Однако  пока  нет  достаточных
оснований считать  "Камелию" той  нитью,  которая  поможет  напасть на  след
пропавшего.  Такова  причина,  заставившая меня  вести  тайное наблюдение за
"Камелией".  Благоприятствует и  то,  что  шофер  Томияма  -  человек весьма
уважаемый -  некоторое время сам активно прибегал к  услугам посредничества,
которым занимаются в  "Камелии",  и,  хотя он  не  снабдил меня необходимыми
рекомендациями,  воспользовавшись его  именем,  я  смогу получить нужные мне
сведения.


x x x

   Однако  все,  что  я  написал,  -  неправда.  Следовало  подождать  еще
двенадцать минут,  чтобы четырнадцатое число, которое я указал, наступило. А
до рассвета остается еще больше шести часов.  Подготовка,  пожалуй,  слишком
длительная,  и  не потому,  что я уподобляюсь школьнику,  отправляющемуся на
экскурсию, или просто занимаюсь безответственной болтовней наподобие Тасиро.
Сколько бы я ни ждал -  шесть часов или десять, - содержание моего донесения
не изменится.  Кроме того,  у  меня и в мыслях не было,  что я скоропостижно
скончаюсь в  течение этих шести часов,  а если еще принять во внимание,  что
завтра сразу же после посещения "Камелии" я  надеялся попасть к женщине,  то
мое донесение -  не что иное,  как пропуск, превосходящий любой самый лучший
оправдательный документ. Что за сигнал - эта отвратительная полосатая штора?
Я  обязан  преодолеть барьер.  Во  всяком случае,  урожай,  который я  смогу
вобрать  на  месте,   в  лучшем  случае  ограничится,   видимо,  несколькими
строчками,  и испытывать стыд у меня нет никаких оснований. Это так же ясно,
как то, что день сменяет ночь...
   Да  еще  в  моей  необжитой  крохотной  холостяцкой квартирке,  которая
служила мне  только для сна,  и  ночь наступала с  опозданием,  и  светало с
опозданием.  Ставлю  будильник на  без  чего-то  пять,  старательно завожу и
отодвигаю подальше,  на  подоконник,  чтобы  не  удалось дотянуться до  него
рукой, включив радио, заглушаю стук костяшек маджана, доносящийся со второго
этажа, залезаю под одеяло, залитое вином и пахнущее мной сильнее, чем я сам,
ставлю около подушки его фотографию и рядом одну из полученных у Тасиро,  на
которой  чувственность девушки  ощущается особенно отчетливо,  и,  прямо  из
бутылки потягивая виски,  сосредоточиваю все  свое  внимание на  связи между
этими двумя фотографиями.
   Несимметричное,  чуть  удлиненное лицо мужчины,  принадлежащего к  типу
увлекающихся.   Кожа  на  лице  кажется  негладкой,   и   не  столько  из-за
неровностей, сколько из-за пятен, которыми она покрыта. Видимо, он подвержен
аллергии.  Правый глаз излучает волю,  а  левый,  с опущенным внешним углом,
какой-то  вялый,   немигающий,  грустный,  как  у  некоторых  собак.  То  же
впечатление производит и тонкий нос, слегка искривленный влево. Четкие губы,
словно  очерченные по  линейке.  Верхняя губа,  тонкая,  нервная,  нижняя  -
пухлая,  спокойная,  на левой щеке несколько невыбритых волосков. Прежде его
лицо казалось мне лицом делового человека,  но этой ночью -  состояние,  что
ли,  у  меня такое -  я нахожу и некоторые черты мечтателя.  Я не чувствую к
нему ни  враждебности,  ни  предубеждения,  но  никак не  верится,  что этот
человек может и  в самом деле появиться и заговорить со мной.  Выражению его
лица больше всего подходит нынешнее состояние,  будто он специально родился,
чтобы существовать в виде отпечатка на фотобумаге.  Наискось прорезающая фон
светлая полоса.  Может быть, это часть строения, отсвечивающего на солнце, а
может быть, и платная скоростная автострада.
   Другая фотография напоминает огромный плод  телесного цвета  -  женские
ягодицы  на  совершенно черном  фоне.  Они  кажутся  огромными,  потому  что
занимают весь кадр,  но  тем не  менее выглядят скорее изящными.  Формой они
напоминают что-то.  Да,  конечно,  плод мушмулы... бледной мушмулы несколько
необычной формы...  гибрид мушмулы и  груши...  видимо,  потому,  что  кусок
материи,  постеленной на  пол,  не  особенно черный,  нижняя  часть  видится
зеленоватыми прозрачными полушариями...  они глубоко западают внизу и  резко
выдаются в конце позвоночника...  во впадине явственно ощущается испарина...
верхняя часть непрозрачно белая с  едва  заметным розоватым оттенком...  эту
непрозрачность,  видимо,  создает покрывающий тело  пушок,  и  белизна тоже,
вероятно,  результат отражения света от пушка.  Поскольку я выбрал фото, где
натурщица сильно наклонилась вперед,  видимая под  определенным углом спина,
на которой выстроились в  ряд позвонки,  точно полузасыпанные песком древние
курганы, окрашена в цвет слегка подрумяненной пшеничной корочки. Почему-то к
этому цвету я испытываю особое влечение.
   Тонкий и нежный пушок, как на очень дорогом бархате... приятно смуглая,
упругая,  как у  ребенка,  кожа...  даже с помощью самой совершенной техники
современная цветная фотография не может,  конечно, воспроизвести все оттенки
цвета.  Однако... нет, я не собираюсь снова возвращаться к признанию Тасиро,
но... и все же, если подвергнуть сомнению ложность лжи, совсем не исключено,
что первая ложь обернется правдой...  к  тому же и сама женщина подтвердила,
что  он  увлекался цветной фотографией...  так что не  следует еще полностью
отметать вероятность того, что и это ню - его произведение. Возможно, Тасиро
с такой настойчивостью опровергал свое первое утверждение именно потому, что
не  хотел,  чтобы стало известно,  каким образом эти  фотографии оказались у
него.  Предположим,  но интересно, можно ли определить это по его лицу. Ведь
когда мужчина смотрит,  когда мужчина во  что-то всматривается,  на его лице
образуются  совершенно  определенные морщины.  Житель  вывернутого наизнанку
мира,  который не может убедиться в  существовании объекта,  пока не впитает
его в себя...
   Я  придерживаюсь именно  такой  точки  зрения.  Прежде всего  интересно
знать,  достаточно ли у Тасиро сноровки,  чтобы использовать широкоугольник.
Потом  этот  альбом,  названный  "Смысл  воспоминаний".  Женщина,  спокойно,
сознавая,  что ее фотографируют, приняла даже несколько театральную позу. Ее
силуэт  в  ночной  сорочке,  сквозь  которую  просвечивают очертания тела...
(Почему она разрешила мне рассматривать эту фотографию? - от безразличия ли,
по рассеянности,  сознательно ли, а может быть, из природного кокетства?..),
да, очень возможно... натурщицей служила сама его жена, моя заявительница...
   Внутри у  меня все сжимается.  Я убираю его фотографию,  оставив только
фотографию женщины. Утро еще не наступило, но бутылка виски уже пуста. Радио
беспрерывно передает американские народные песни.  Под одеялом жарко,  я  не
отрываю глаз  от  плода мушмулы.  В  моем воображении женщина превращается в
маленькую  девочку.   Мушмула,   покрытая  очаровательной  тонкой   пленкой,
напоминающей перепонку  лягушачьей  лапки.  Женщине,  несомненно,  пошла  бы
короткая  ярко-красная  юбка.  Все  это  у  меня  причудливо переплетается и
смешивается,  как  в  репродукции Пикассо,  висящей  в  комнате  женщины,  с
воспоминанием о  той странной девушке,  которая служит в ателье у моей жены.
Головокружительный акробатический номер с  бесконечно повторяющимся падением
с абсолютно безопасного каната,  разложенного на земле.  А что, если пойти с
женщиной в  ателье к  моей жене и заказать ей там платье?  Хотя постой,  она
ведь говорила,  что хочет подыскать себе работу.  Может быть,  устроить ее к
жене?..  Перепонка лягушачьей лапки стала еще очаровательнее, превратилась в
оливкового цвета резину...  что разрушается,  что остается?.. на пластиковом
потолке,  отделанном под  дерево,  появляется все то  же  лицо...  смеющаяся
луна...  почему так страшен сон,  будто меня догоняет полная луна, который я
вижу два-три раза в  год?  Сколько ни ломал голову,  это так и  осталось для
меня загадкой...


x x x

   4  часа 56 минут...  раздражающий звонок будильника,  словно провели по
нервам наждачной бумагой...  в горле горит, оно забито мокротой, даже курить
не  хочется...  в  отличие  от  обычного  вчерашнее  опьянение продолжается,
кажется,  и сегодня.  Сколько ни лью на лицо холодную воду -  в глазах резь,
будто долго стоял на голове, сколько ни сморкаюсь - из носа продолжает течь.
   То,  что еще только намечено на сегодня,  уже записано в  донесении.  И
ничего не  остается,  как  действовать,  будто все уже совершено.  Маленькая
комната почти без мебели кажется непомерно просторной.  Может,  потому,  что
холодно.  Греюсь,  обхватив руками  теплый чайник на  газовой плитке.  Выпью
чашку кофе покрепче и  пойду.  Если выйду в  половине шестого,  то  в  шесть
десять доберусь туда,  где живет женщина.  Возьму машину,  несколько раз для
вида проедусь перед "Камелией" и уеду -  будет точно 6 часов 30 минут, как и
сказано в донесении.
   Я побрился,  переоделся и уже пил кофе, просматривая вчерашнюю вечернюю
газету,  когда снова раздался звонок.  На  этот раз не будильника...  звонок
телефона...  телефон -  единственная стоящая вещь в  моей комнате...  я  его
установил не специально,  имея в  виду свою работу,  а  просто чтобы иногда,
когда  проспишь,   можно  было  позвонить  в  агентство.   Но,  насколько  я
припоминаю,  последние  полмесяца такого  не  случилось ни  разу...  я  даже
подумывал,  не отказаться ли мне от него... звонок раздается в третий раз...
не представляю, кто бы это мог быть... Возможно, ошиблись номером?.. постой,
а   вдруг  женщина...   внезапно  оказалась  втянутой  в  какую-то  историю,
заставившую ее снова сменить штору на лимонную?..  или жена?.. если жена, да
еще в половине шестого,  то не иначе, как аппендицит или острая пневмония...
не дожидаясь четвертого звонка, беру трубку.
   - Кто это?
   - Вы спали?.. - Тусклый, слабый голос. Ну, конечно же, Тасиро.
   - Что случилось, в такую рань?.. - И грубо: - Вы подумали, который час?
   - Да,  я  уж  решил,  если вы не проснетесь после еще одного звонка,  -
положу трубку. Мне очень нужно с вами поговорить...
   - Послушайте, на улице ведь еще совершенная тьма. Знаете ли, все хорошо
в меру.
   - Нет,  нет, небо уже начинает светлеть. И такой печальный у него цвет.
Вот прошла машина,  развозящая молоко,  а  вот и  топот газетчиков.  Залаяла
собака. Прогрохотал первый трамвай.
   - Хватит болтать. Я кладу трубку.
   - Не делайте этого!  Вы потом пожалеете, что так отнеслись к последним,
прощальным словам человека.  Я  скоро покончу с  собой.  Ночь не  спал,  все
думал.  Нет,  я  уже сыт по  горло.  О,  снова газетчик бежит!  Газета?..  в
сегодняшнем вечернем выпуске  будет  заметка  о  моей  смерти...  причина...
причина, в чем же она?.. невроз, наверно...
   - Я восхищен вашей великолепной игрой.  Но,  к сожалению,  я тороплюсь.
Нельзя ли попросить вас продолжить спектакль, ну хотя бы завтра.
   - Вы  не  верите?  Бесчувственный человек.  Неужели из моих слов нельзя
понять,  правду я говорю или лгу?  Хотя любая ложь,  изреченная, заключает в
себе определенный смысл.  Но на этот раз я заставлю вас поверить. Я заставлю
вас раскаиваться всю жизнь.  Меня это очень радует.  Я заставлю вас до конца
понять, что значит быть виновным в бесчувствии.
   - Откуда вы звоните?
   - Безразлично откуда. Вы как будто забеспокоились.
   - Забеспокоился? Разве на меня это похоже?
   - Что вы говорите?
   - Я кладу трубку.
   - Подождите!  Я  у  вас не отниму много времени.  Я  ведь вот-вот умру.
Когда умираешь,  так хочется говорить и слушать. Для вас я был не больше чем
обыкновенный червяк,  и  поэтому  вы  так  спокойно  присутствуете при  моей
кончине,  да?  Ну что ж, давайте договоримся: считайте, будто я притворяюсь,
что умираю. Ладно? И, решив это, слушайте меня, спокойно попивая чай.
   - Я пью кофе.
   - Тем лучше.  Вам это больше подходит.  Вы слышите? Это я поднимаюсь на
подставку...  чемодан,  с которым я езжу...  теперь завязываю веревку вокруг
шеи... нет, просовываю голову в веревочную петлю...
   - Завещание написали?
   - Нет.  Я  думал об этом,  но,  если завещание писать серьезно,  ему не
будет конца...  если же писать коротко - ну, например, "до свидания", - то и
писать не стоит.
   - Напоследок вы ничего не хотите сказать о начальнике отдела Нэмуро?
   - Бесчувственный человек,  вот  уж  поистине так.  Даже не  человек,  а
свинья.  Разве  так  говорят  с  тем,  кто  вот-вот  умрет?  Ужасно...  того
человека...   пропавшего  без  вести,   я  его  презираю...   разве  это  не
малодушие?..  такое  может  сделать только трус...  и  вот  из-за  подобного
ничтожества подняли невообразимый шум...  я  бы такого не сделал...  ну вот,
повернул петлю вокруг шеи.  Теперь положение веревки - о'кей... она и сейчас
уже так стягивает шею,  что, чувствую, вот-вот пойдет из носа кровь. Я ухожу
дальше, чем любой пропавший без вести. Ухожу в непроглядную даль.
   - Покончить с собой или пропасть без вести -  разве не одно и то же? Ко
всему еще  -  мертвое тело отвратительно.  Пропасть же  без вести -  значит,
стать прозрачнее воздуха, чище стекла...
   - Постойте,  кто-то идет.  Итак, я умираю. Оттолкну чемодан, на котором
стою.  Сейчас оттолкну. Скажите жене начальника отдела: нанимать сыщика ради
человека, пропавшего без вести, - слишком большая роскошь...
   - Почему роскошь? Для кого?..
   Ответа не последовало.  Мне показалось,  что раздался звук, будто ногой
раздавили резиновый мешок с  водой,  но  и  этот звук был  заглушен страшным
шумом -  видимо, трубка обо что-то сильно стукнулась, и после этого я уже не
слышал  ничего.  Только  какой-то  глухой  звук,  точно  в  ящике  копошится
собачонка...  почудилось,  наверно?.. я, конечно, не думаю, что он и в самом
деле покончил с собой, но... что же делать? Если он действительно повесился,
меня,  как  последнего человека,  с  которым он  общался,  полиция возьмет в
оборот -  семь потов сойдет.  Возьмет в оборот -  это точно,  но какое лучше
всего дать  объяснение?  Сплошная нелепица.  Может быть,  так  сказать:  все
произошло оттого,  что  я  был  бесчувственной свиньей?  Самым  убедительным
объяснением для полиции будет такая схема: я шантажом довел бедного человека
до самоубийства. Ничего не поделаешь - для подобных людей это - единственное
логическое объяснение причины и следствия. Да, отомстил он мне что надо. Так
ловко,  что я даже не понял, что он мстит... нет, он, конечно, не покончил с
собой...  он просто ненормальный... такой у него характер - он не может жить
без   того,   чтобы  не   привлекать  внимания  окружающих  экстравагантными
выходками...  это аналогично тому, как некоторые любят, когда на груди у них
болтаются ордена...  сейчас он  поднес трубку ко  рту и  смеется или,  может
быть,  плачет.  Ага,  какой-то звук... скрипнула дверь... Но я слышу громкий
мужской вопль... кричит человек... хриплый испуганный голос...
   Значит, правда! Я опускаю трубку и убеждаюсь, что кругом тишина.


x x x

   И  снова темная дорога...  слишком темная дорога...  заброшенная долина
времени,  когда мгла,  точно щеткой, смела и женщин, вышедших за покупками к
ужину,  и  грузовики,  развозящие молоко,  и  серебристые автомашины,  когда
разложена по  полочкам большая часть тех,  кто ежедневно ходит на работу,  и
лишь  людям,  которые по  дороге  домой  забредают кое-куда  и  притворяются
пропавшими без вести, возвращаться еще рано... я останавливаюсь... как раз у
того места, где он исчез.
   В окне женщины та же,  что и вчера,  бело-коричневая полосатая штора...
прежде всего  мне  бы  следовало сообщить ей  о  самоубийстве Тасиро,  но  я
почему-то все еще колеблюсь.
   Пусть мое донесение о  "Камелии" -  само совершенство,  но  утверждение
Тасиро, что он напал на его след - хоть это и противоречит действительности,
- большой шаг вперед в  розысках,  это позволило бы мне без зазрения совести
говорить о блестящем успехе,  но Тасиро смешал все мои карты. И на следующее
утро мне волей-неволей пришлось идти в "Камелию".
   Прорываясь в  промежутки между  домами,  дует  ветер.  Поток  холодного
воздуха, ударяясь об острые углы зданий, завывает на таких низких тонах, что
ухо не может уловить их...  все поры на теле застывают,  и  застывшая кровь,
влившись в  сердце,  превращает его в  красный ледяной мешок в форме сердца.
Выщербленный асфальтовый тротуар.  На газоне по-прежнему валяется все тот же
рваный белый мяч.  В  свете ртутного фонаря мои запыленные ботинки сверкают,
будто позолоченные. Труп растрескавшийся дороги. Заброшенный, как и я, люк в
пожухлой траве.
   Сегодня я принес заявление об уходе.  Если найдутся доказательства, что
я был последним человеком,  с кем вел свой последний разговор Тасиро, мне не
избежать преследования полиции.  А  я еще больше ухудшил свое положение хотя
бы уже тем,  что немедленно не сообщил в полицию о случившемся.  Чрезвычайно
запутанная ситуация -  для  шефа она  невыносима.  Нельзя сказать,  что  шеф
предложил мне уйти с работы, - это верно, но он и не отверг моего заявления.
По  выражению лица  ни  о  чем  не  догадаешься,  лишь  глаза ласковее,  чем
обычно...  Работать самостоятельно - это, конечно, хорошо, но стоит мне хоть
чуть  ослабить  вожжи,  и  человека  начинает заносить,  а  считают,  что  я
придираюсь из-за дурного характера.  Сколько угодно примеров того, что конец
жизни почти всегда болото...  у тебя, по-моему, большое самообладание, может
быть,  потому и  совершаешь эту ошибку...  наша профессия такая -  весь путь
перед тобой усеян ловушками...  не хочу сказать ничего плохого,  но для тебя
лучше всего раз  и  навсегда сменить профессию...  мир огромный,  люди живут
по-разному...  ждем вас у  себя в  качестве уважаемого клиента,  заявителя с
толстой пачкой денег. По старой памяти мы подберем вам самого лучшего агента
и сделаем для вас все, что в наших силах...
   Полдня я  сидел дома и  ждал.  Хорошие ли  известия,  плохие ли -  хуже
всего,  когда ты  бежишь от них.  Но полиция так и  не показалась.  Кажется,
худшего я  избежал.  Опасность была  не  столь уж  нереальной,  хотя о  моих
разговорах с Тасиро знали только женщина, шеф, ну и сам Тасиро.
   Ожидание невыносимо...  работаешь,  но результат заранее известен и  не
зависит от  твоих  собственных сил,  а  ожидание -  какие  бы  усилия ты  ни
прилагал,  ничего изменить не  может.  К  тому же от двухдне