к,  волосы зачесаны, как обычно, но, видимо, потому, что заметно
выделялись веснушки под  глазами и  держалась она  сухо,  казалось,  что это
совсем другой человек. Возможно, виной тому была и некоторая настороженность
по  отношению ко  мне.  Точно оправдываясь,  я  стараюсь развязать скованный
смущением язык.
   - ...Собственно,  речь  идет о  вчерашнем спичечном коробке...  я  и  в
донесении о  нем написал,  о  кафе "Камелия",  я  имею в  виду,  но вот если
говорить о выводах, к сожалению, похвастаться нечем. И что меня беспокоит...
вы,  по-моему,  говорили,  что  спичечный коробок  лежал  вместе  со  старой
газетой? Эта газета еще у вас? Она могла бы помочь мне...
   - Да, должна быть, но...
   Она уже пошла было искать, но я удержал ее. Оправдываться - уже само по
себе оправдание, с этим застрявшим в горле колючим парадоксом я продолжал:
   - Прежде всего хотелось бы знать,  от какого числа газета... существует
ли  какая-нибудь связь между газетой и  спичечным коробком?..  здравый смысл
подсказывает,  что,  видимо,  не  существует,  но...  с  полной уверенностью
утверждать этого нельзя - все зависит от того, за какое она число... немного
беспокоит это...  спичечный коробок,  почему он так сильно истерт?..  и  тот
факт,  что в  очень важном для расследований,  которые я  веду,  кафе собран
столь  незначительный урожай,  наоборот,  заставляет о  многом задуматься...
гипотез можно выдвинуть сколько угодно...  но какую бы ни выдвигал -  каждая
полна  противоречий...   как  испорченный  компас  -  туда  указывает,  сюда
указывает...  но  все же,  хоть и  сломанный,  компас есть компас...  и  мне
кажется,  достаточно еще лишь одного усилия, достаточно малейшего намека - и
компас тут же укажет точное направление.
   - Сейчас  посмотрю.   -   Остановив  поток  моих   слов,   который  мог
продолжаться  до  бесконечности,   она  слегка  кивнула  и  после  минутного
колебания,  если бы я не следил за ней так внимательно,  то не заметил бы: -
Заходите в комнату, подождите, пожалуйста.
   И вот я снова в той же комнате с лимонной шторой, сижу на том же стуле,
что и вчера вечером,  с силой сцепив пальцы.  Печку,  видимо, совсем недавно
выключили:  вместе с  запахом керосина сохранилось еще  какое-то  тепло,  и,
казалось бы,  нельзя так  уж  замерзнуть,  но  почему-то  я  весь заледенел.
Заледенел изнутри.  Мне  показалось,  что  холод  начал сковывать меня,  как
только я опустился на стул.  Чувство,  что я сел, отстранив что-то... что-то
легкое,  послушное,  грустное,  похожее на  проглядывающую сквозь туман тень
дерева...  возможно,  это был он... застенчиво, несмело он прошел мимо меня,
впервые завладев моим сердцем...  и тут же снова вернулся на плоский портрет
в  узкой рамке,  безропотно уступив мне свое место.  Но в  душе моей чувство
ледяного стыда все растет и  растет,  превращаясь в  мутную пелену,  подобно
тому как капля чернил,  пущенная в  воду,  разрастается все новыми и  новыми
нитями.
   Охваченный сильным подозрением,  я  начинаю с  повторения того же,  что
проделал вчера.  Прежде всего пепельница на столе.  К счастью,  она чистая и
сухая,  и нет никаких следов,  что ею недавно пользовались.  Глубоко вдыхаю,
принюхиваюсь к  запаху в  комнате.  Все тот же запах косметики,  смешанный с
запахом керосина...  табаком не пахнет совсем.  Под скатертью тоже один лишь
пустой мрак.  Потом взгляд скользит со шторы к  книжной полке,  а от книжной
полки  перелетает к  телефону.  По  дороге  его  заставляет споткнуться и  с
неподдельным  интересом  возвратиться  назад   тот   самый   клочок  бумаги,
приколотый булавкой к шторе... прислушиваюсь к тому, что делается в соседней
комнате,  и,  крадучись,  обхожу стол и изучаю записку... семизначная цифра,
написанная  шариковой  ручкой...   специфически  женский  почерк,  мелкий  и
четкий... номер телефона, который я запомнил... тот самый номер, который был
на этикетке спичечного коробка из "Камелии".  Но почему-то это открытие меня
не особенно удивило. Вместо удивления сердце заледенело еще сильнее. Отгоняя
от себя такую возможность,  боясь ее,  я  в конечном счете ждал ее как нечто
неизбежное. Значит, эта женщина совсем не была жертвой в чистом виде.
   Неожиданно я становлюсь дерзким,  грубым.  Ну и хорошо, что стал таким,
говорю я  себе.  Теперь меня отсюда уже  никто не  выгонит.  У  меня остался
последний козырь - спички с разноцветными головками, да и то, что она заодно
с таким же аферистом...  ладно,  но какой ужасный холод...  вы действительно
пьяны?.. это, может быть, потому, что я трезвею... так что вам угодно?.. да,
действительно,  что?..  до  самой  последней минуты  я  нес  в  охапке такое
огромное  количество  всего,  что  и  обеими  руками  не  удержишь...  и  то
мгновение,  когда  я,  остановив возле дома  машину,  посмотрел на  лимонную
штору,  колебался -  выйти,  не  выйти...  натянутая улыбка  самому  себе  в
зеркале,  когда  выключал  мотор...  бетонные ступени,  скрадывающие шаги...
освещенная  фонарем,   выложенная  прямоугольниками  черно-белая  лестничная
площадка, похожая на алтарь... но сейчас мои руки пусты, как после нападения
грабителей.
   Вы пьяны?..  поразительно,  в  общем более двух часов прошло с тех пор,
как я,  оставив включенным отопление,  до конца опустил стекло и  подставлял
лицо  ледяным  иглам  ночного  ветра.  К  тому  же  водка,  которой вы  меня
попрекали,  - тоже не по моей вине. Водкой меня угостил не кто иной, как ваш
любезный,  рассудительный,  горячо любимый сообщник.  Если уж кого и следует
винить в злых умыслах...
   Что это за звук?  Он идет из кухни,  сразу же за портьерой. Слабый звук
ударяющихся друг  о  друга  стаканов,  ясно  различимый в  мертвой тишине...
специфический звук столкновения жидкости с воздухом...  похожий на тоскливое
всхлипывание звук, издаваемый льющимся пивом...


x x x

   - Бутылочку пивка можно, наверно, а?
   Нет особых оснований искушать меня. Я решил заглянуть в микроавтобус на
берегу реки скорее из-за того,  что проголодался.  Подумать только, с самого
утра у  меня во  рту не  было ничего,  кроме одной гречневой лепешки.  И  не
потому,  что  негде было  поесть -  в  Сантемэ на  улице,  по  которой ходят
автобусы,  я видел старомодный ресторанчик,  каких сейчас уже почти нет, - а
просто меня привлекала надежда:  вдруг в микроавтобусе мне удастся не только
поесть, но и хоть сколько-нибудь приблизиться к пониманию того, что на самом
деле представляет собой самозваный братец.
   - Все эти передвижные заведения на одно лицо, верно?
   - Как я и предполагал, вы наблюдательны.
   В самоуверенном смехе не было и тени робости.
   - На экзамене при поступлении в  агентство у  меня не обнаружили особых
достоинств, и только оценка за сбор информации была высшей... странно, да?..
экзамены были серьезные...  например,  после того как вместе с экзаменатором
обходишь универсальный магазин,  он спрашивает, с кем была женщина в красной
юбке,   какого  цвета  ботинки  у   мужчины,   делавшего  покупки  в  отделе
галстуков?..  но экзамен по сбору информации несколько отличается...  даются
определенные условия,  и  ты должен дать четкие и определенные ответы на три
вопроса: кого, о чем и как спрашивать... и я всегда чувствовал себя как рыба
в  воде...  Экзаменатор слушал,  спрашивал...  а я отвечал...  техника сбора
информации сложна, но затыкать уши еще сложнее...
   Зажатая  между  обрывом и  насыпью,  ограждающей грушевый сад,  дорога,
точно туннель,  такая темная, что даже кажется, будто забыл включить фары...
неожиданный порыв  ветра чуть  ли  не  вырывает из  рук  руль,  холм  и  сад
кончаются,  и начинается короткий,  крутой подъем. И сразу же мы оказываемся
на дамбе,  и дорога разветвляется вправо и влево. И тут же внизу открывается
скопление огней. Но в отличие от того, что я предполагал, они не растянуты в
ряд, не образуют общей цепи иллюминации, связывающей между собой машины, нет
музыки,   нет  праздничного  гулянья.   Просто  несколько  микроавтобусов  с
раскачивающимися на  ветру  круглыми  красными  фонариками,  распахнув  свои
мрачные,  бледные рты,  образуют полукруг на берету широкой обмелевший реки,
стоят на разном расстоянии один от другого, под разными углами.
   Но взгляд привлекал скорее пейзаж в  противоположной стороне от берега,
за  дамбой.  До  этого скрытый насыпью грушевого сада,  он  не  был  виден -
огромное пространство совершенно голой  земли,  на  которой уничтожены поля,
снесены  постройки,  выкорчеваны  деревья,  ярко  освещалось,  точно  сцена,
колоссальными,  в  метр  диаметром,  прожекторами.  Справа,  метрах  в  ста,
строительная контора и несколько бараков,  точно светящиеся кубики,  вносили
оживление -  это  был  пульс  жизни,  копирующий большой город.  Бульдозеры,
экскаваторы,  вгрызающиеся в  холм прямо перед нами...  узоры,  беспорядочно
прочерченные гусеничными тракторами...  выложенная бетонными плитами дорога,
соединяющая строительную площадку  с  шоссе...  внезапно раздается гудок,  и
машины и  моторы,  сотрясавшие своим  ревом простирающееся над  ними  черное
небо,  умолкают. Три грузовика помчались от бараков к строительной площадке.
Каждый из них битком набит,  похоже, строителями, едущими на работу, и, судя
по тому,  что освещение не гаснет,  работы ведутся, наверно, без перерыва, в
три смены.  Горячее времечко, подал он голос, и мы направили машину к берегу
реки.
   Подъехав,  мы  увидели,  что  у  микроавтобусов еще  заметно  некоторое
оживление,  во всяком случае большее, чем это казалось, когда мы смотрели на
них  с  дамбы.  Над  раскрытыми настежь  задними дверьми навешены деревянные
козырьки от дождя,  прилавком служат небольшие возвышения на полу; китайская
лапша, сосиски, сакэ и острая закуска к нему - все это здесь едят стоя, пьют
стоя.  Позади прилавка,  в  глубине -  газовая плита,  и  в  каждом автобусе
человек в белом фартуке, по виду повар, сидит на дзабутоне. Прилавок - всего
десять сантиметров над полом, и поэтому ему приходится стоять на коленях.
   Таких микроавтобусов всего шесть (не знаю -  то ли рабочий с  топливной
базы соврал,  то ли в этот вечер их было меньше,  чем обычно), у трех из них
по  нескольку посетителей.  Как раз в  центре образованного ими полукружия -
две женщины и  трое парней сидят около костра,  разложенного в металлической
бочке...  парни в черных сапогах, стеганых куртках и даже в фуфайках - сразу
ясно, что это компания известного сорта. Женщины до ушей завернуты в толстые
пальто -  видны лишь волосы.  Действительно,  этим женщинам,  волосы которых
были кое-где подпалены языками пламени,  вырывающимися из  бочки,  подходило
название "дырявый дзабутон".  От  реки  по  гальке  тяжело  шлепает  молодой
парень,  неся канистру из-под бензина.  Воду,  наверно, притащил. Вот почему
здешнюю  еду  хочется  продезинфицировать не  простым,  а  подогретым  сакэ,
которое покрепче. Парень направляется прямо к крайнему в полукруге автобусу.
Почему-то около него и посетителей нет, и фонарь потушен.
   Правильно говорили рабочие с  базы об  этих автобусах,  да и  у  самого
хозяина действительно достаточно противный вид.  Небритое лицо,  на  котором
даже при голубоватом свете бросаются в глаза желтые отеки.  Вытирая о фартук
руки,   глазами-щелками  и  нижней  губой  он  изображает  какое-то  подобие
приветливой улыбки.
   - Замерзли, наверно? По стопочке теплого сакэ пойдет?
   Точно завлекая, он повернулся ко мне, но я резко отказываюсь:
   - Мне китайской лапши. Я за рулем.
   Это не было ни позой,  ни упрямством.  Может быть,  потому, что у наших
профессий слишком  много,  казалось бы,  сходных черт,  существует тенденция
больше,  чем  это необходимо,  искать расположения полицейских.  И  в  целях
самозащиты нужно  всегда стараться,  чтобы у  полицейских не  складывалось о
тебе дурного мнения.  Конечно,  будь я без машины, выпил бы с удовольствием.
Если  же  я  сейчас  выпью,  придется оставить машину здесь.  Но,  с  другой
стороны,  вдруг поездка сюда завтра,  за  машиной,  окупится -  тогда другое
дело.  К примеру,  вернувшись сюда,  я смогу поймать господина М. и получить
какие-то решающие показания...
   Небритая морда аккуратно,  кругообразными движениями,  чтобы намотанная
на  палочки сырая лапша не рассыпалась,  ловко опускает ее в  кипящий котел.
Специфический запах картофельной муки и свиного сала приятно щекочет нос.
   - Если вам холодно,  могу одолжить шарф.  -  И  повернувшись к Небритой
морде: - Ну давай, что там у тебя.
   Прежде чем  Небритая морда  начал шарить на  полке за  своей спиной,  я
отказался наотрез. Тогда брат, бросив: - Приготовишь нам еще яиц, пожалуй, -
быстро пошел к  костру.  Парни поздоровались с ним по всей форме -  упираясь
руками в  колени,  выпрямились и  склонили головы.  А  он  лишь чуть кивнул,
словно старший над  ними.  Женщины же  с  безразличным видом слегка помахали
рукой.  Да,  такого нелегко раскусить.  Не  зря  рабочий с  базы  назвал его
пройдошливым коммивояжером. Значит, этот самозваный братец...
   - Вы с тем малым из одной компании?
   - Нет, просто знакомые.
   Небритая  морда  снова  принялся  за  работу  и,  как  мне  показалось,
чуть-чуть  улыбнулся.  Свободной рукой он  начинает чесать в  паху.  У  меня
наполовину пропадает аппетит,  но, кажется, чешется он через штаны, а посуда
как будто лежит в кипятке - так что не страшно.
   ...И  все-таки  мое  первое впечатление от  этого братца было верным...
ждать от  него правдивых сведений не  приходится...  хотя он и  сказал,  что
занялся шантажом,  чтобы покрыть расходы по розыску...  а если для него цель
розыска - или, еще лучше, провал розыска - получение алиби, которое даст ему
возможность  успешно  проворачивать свои  темные  делишки,  тогда,  согласно
принципу порочного круга,  ему  нечего особенно прибегать ко  лжи.  Мне сюда
незачем  соваться.  Были  бы  расходы  по  розыску  оплачены пусть  хоть  по
фальшивому чеку, деньги получены - и меня это не касается.
   Окружив костер,  брат и парни о чем-то разговаривают.  Женщины остаются
безучастными.  Мне чудится,  что где-то,  когда-то  я  уже видел точно такую
сцену.  Светящееся синим огнем поддувало,  пробитое в  брюхе железной бочки.
Красный столб пламени,  разбрасывая искры,  взметается в черное небо.  Холод
проникает сквозь подошвы ботинок. Может быть, благодаря дамбе здесь затишье,
но  над  головой слышится вой  ветра.  Звук  напоминает свист включенного на
полную мощь радиоприемника,  который никак не настраивается на нужную волну.
Бесчисленные сухие пальцы, перебирая ветви и раскачивая верхушки деревьев на
холме,  заставляют их  стонать.  Я  определяю на  глаз,  как  делит  автобус
фанерная перегородка с маленькой дверью, перед которой сидит Небритая морда.
Она  идет  примерно от  середины автобуса чуть ли  не  до  сиденья водителя.
Значит, там хватит места для дырявых дзабутонов. Сгибая и разгибая пальцы на
ногах, стараюсь вызвать приток крови.
   - Развлекаются там, за перегородкой?
   - Нет,  в  своей  машине я  не  разрешаю этого делать...  -  Зачерпывая
шумовкой готовую лапшу  и  давая  стечь с  нее  воде,  Небритая морда искоса
смотрит на меня испытующе. - Лучше этого не делать... на кой нужны эти бабы,
особо те, которые в такое место забрались, чтобы заработать...
   - Тогда, может, у вас какие-то другие развлечения?
   - Помещение внутри сдаю внаем.  Сейчас его  ваш  приятель снимает...  а
меня,  стоит мне  сучку увидеть,  с  души воротит...  спрашивал у  доктора -
говорит,  сахарная болезнь...  когда  здесь  поблизости бродит такая сучка с
течкой, я прямо убить ее готов... но человек - нельзя убивать... смеетесь?..
лучше бы я,  когда помоложе был,  занемог этой сахарной болезнью... не успел
бы тогда дать ведьме свое имя... вот, возьмите яйца - эти крутые, эти нет...
да и что толку женщинам сдавать,  все равно этой банде платить надо, так что
разницы никакой.
   - И все же, интересное вы дельце придумали.
   Грею руки о горячую, как огонь, миску с яйцами.
   - Чем же интересно?..  хорошо еще,  если до того, как придется убраться
отсюда, смогу выплатить деньги за машину.
   - У вас и машина своя?
   - Занятие оказалось не  таким  прибыльным,  как  думалось.  Есть  такая
штука,  как  правила уличного движения,  верно?  Или такая,  как контроль за
соблюдением правил уличного движения... и, хоть у тебя машина, это совсем не
значит, что ты можешь остановиться где вздумал и заниматься своей торговлей.
   - Дайте перец...
   - Да вот хотя бы возьмите берег реки или берег моря -  правила уличного
движения на такие места не распространяются,  а все равно ограничивают...  а
где бойко идет торговля, кто половчее, тот тебя и обштопает. Потом банда эта
- попробуй не дай ей денег, она твою торговлю быстро прикончит.
   - Ничего не поделаешь,  к  услугам тех или иных людей всегда приходится
прибегать.
   - Пока соберешься кого-то съесть -  тебя сожрут с  потрохами.  И  никто
тебе не поможет,  никакая банда.  Хочу вам вот что сказать, и не потому, что
он, похоже, ваш приятель... этот малый дела обделывать мастак, верно?.. и не
то чтобы срывает с тебя последнюю шкуру,  а берет точно, как с самого начала
договорились...  вот кончу выплачивать за машину и,  если она дотянет до тех
пор,  поеду летом на какое-нибудь морское побережье, подальше от города - на
жизнь себе заработаю...
   Этот тип,  выдававший себя за брата,  говорил,  что пытался найти здесь
его следы,  но  безуспешно.  Это же утверждали и  управляющий торговой фирмы
"Дайнэн",  и молодой ее сотрудник Тасиро.  И вот теперь собственными глазами
увидев топливную базу М.,  собственными ногами походив по городу F.,  я тоже
стал постепенно приходить к той же мысли.  С городом F. его связывала только
топливная база М.  И  это были самые обыкновенные,  ничем не  примечательные
отношения оптовой фирмы и розничной базы.  Естественно,  поскольку отношения
были  самыми обыкновенными,  появление на  сцене брата не  могло служить для
отвода глаз,  но  почему же  тогда человек,  по работе никак с  пропавшим не
связанный, за исключением того, что был его шурином, тоже оказался связанным
с  городом F.?  Может быть,  опять не  более чем одна из  любимых этим типом
случайностей?
   Видимо,  вряд ли можно считать необоснованным предположение, что звено,
соединяющее его с  городом F.,  и  звено,  соединяющее с  городом F.  брата,
совершенно самостоятельные,  не  связанные  между  собой...  может  быть,  я
преувеличиваю...  но,  уж  во  всяком  случае,  благодаря существованию моей
заявительницы,  то  есть  его  жены  и  сестры этого типа,  два  этих  звена
неразрывно связаны между собой. А если так, то нагромождением небылиц сейчас
пытаются разорвать связь между этими двумя звеньями...  и  управляющий фирмы
"Дайнэн",  и  даже  совсем еще  зеленый Тасиро вошли  в  преступную сделку с
братом,  превратившись тем  самым  в  сообщников,  и  им  удалось  сбежать в
безопасную  зону,   где   для   меня   они   недосягаемы.   Если   следовать
предостережениям шефа,  то  мне  не  остается ничего другого,  как  стать  в
нахальную позу:  мол,  деньги мне  платят за  то,  что я,  вместо того чтобы
слушать -  затыкаю уши,  вместо того чтобы смотреть - закрываю глаза, вместо
того чтобы действовать - прохлаждаюсь.
   Испуганно заревел второй гудок.  Покусывая нижнюю губу  и  пиная  ногой
гальку,  даже не стараясь скрыть раздражения, от костра возвращается брат. И
почти выхватывает из  рук Небритой морды сразу же  наполненную им  дымящуюся
чашку.
   - Для  развлечения  гостей  всего  две  женщины.   Куда  же   остальные
подевались?
   - Может,  потому,  что грипп свирепствует?..  - крутит головой Небритая
морда, наливая в чашки чай из голубого эмалированного чайника.
   - Грипп? - Судорожно усмехнувшись, брат медленно поворачивается ко мне.
- Никудышные люди,  никудышные.  Опротивели они мне. Женщины в годах, что им
нос-то  задирать -  ведь за  вычетом каждая свою долю получает.