оваривал он со мной вежливо и весьма
открыто.
   Я попросил его показать мне, где же это случилось. Мы прошли с ним
метров двести назад к крутому повороту, где небольшая церквушка с погостом
стояла между дорогой и морем. Он ехал по дороге на грузовике, а выдра была
вон там, прямо над дорогой в канаве. Он остановил грузовик. Теперь мне
стало вс„ предельно ясно.
   - Как же вы убили е„? - спросил я. - Палкой?
   - Нет, майор, - ответил он, - у меня в кузове машины была колотушка.
   Он полагал, что дикая выдра будет ждать его на дороге, пока он будет
ходить за орудием е„ смерти. Он настаивал на своей версии, по его словам,
выдра, которую он убил, не могла быть моей.
   - Она была старая и очень худая, - снова и снова повторял он. - Я
бросил тушку в речку, а точно не помню где.
   Его очень хорошо проконсультировали, и они очень хорошо отрепетировали
все ответы, как я узнал об этом гораздо позже, когда он со страху стал
спрашивать, как ему быть. Храбрый убийца, за ложь и обман я готов был
убить его на месте с таким же легкомыслием, с каким он уничтожил создание,
которое я прив„з за столько тысяч миль, убил его быстро и предательски,
когда Мидж вовсе и не ожидал этого, он и не подумал даже, что наказание за
это будет как за преступление.
   А я по глупости взывал к тем чувствам, которых у него не было. Я умолял
его рассказать мне вс„, пытался дать ему понять, каково мне будет жить в
Камусфеарне и изо дня в день ждать его возвращения, в которое я уже не
верил. А он вс„ стоял на сво„м.
   Позднее я узнал об этом от одного более гуманного человека.
   - Не могу видеть, как вас обманывают, - сказал он. - Это просто даже
неприлично, а правда такова. Я видел тушку зверька на грузовике, когда тот
остановился в деревне. Ни волоска на ней не было попорчено, кроме как на
голове, которая была проломлена. Если он до того и не знал, что она ваша,
то потом уж точно узнал, так как я сказал ему: "Если ты посчитал, что это
дикая выдра, то тебе надо лечиться. Неужели ты думаешь, что дикая выдра
стала бы дожидаться, пока ты будешь е„ убивать ясным белым дн„м?"
   Он просто-напросто лж„т вам, а я только представил себе, как вы будете
искать и звать вашего зверька у ручья и кромки прибоя каждый день, и
просто не смог стерпеть, - ведь он давно уже погиб.
   По кусочкам я собрал всю историю. Последние несколько дней Мидж бродил
по округе как неприкаянный. И хотя всегда возвращался домой ночевать, он,
должно быть, заходил довольно далеко, так как однажды забр„л в избушку в
восьми милях к югу по побережью. Там его узнали и не причинили никакого
вреда, а на следующий день он отправился на север, где его и убили. Чуть
раньше его узнали и там, кто-то заметил выдру у себя в птичнике, побежал
было за ружь„м, а затем обратил внимание, с каким безразличием выдра
относилась к курам и сделал правильный вывод. Мидж уже ш„л домой, когда
встретился с Большим Ангусом, а ведь его никто не учил тому, чтобы бояться
или не доверять человеку. Хочу думать, что его убили быстро, но жаль, что
ему не удалось показать свои зубы убийце.
   В тот вечер, как я уехал из Лондона, он прожил со мной ровно год и один
день.
    
  
 Глава 11  
  
 Я очень тосковал по Миджу, так сильно, что только год спустя заставил
себя вернуться в Камусфеарну. Я горевал по своему павшему воробышку, он
так полно занимал собой этот пейзаж, настолько освоился в каждом ярде
кольца светлой воды, который я так любил, что после его ухода оттуда, он
казался мне пустым и никч„мным. Впервые все знакомые вещи, которые
приносили мне радость, теперь представлялись мне фоном сцены, на которой
не было артиста. Когда я узнал, что он погиб, то не остался там, а сразу
же вернулся на Сицилию и занялся работой, которую задолго до этого мне
пришлось прервать. По мере того, как медленно тянулись летние месяцы под
палящим солнцем, тот год, что я пров„л в обществе выдры, и даже сама
Камусфеарна, иногда казались мне просто сном. Я не мог не признаться
самому себе, как сильно повлияла на меня смерть этого дикого зверька, и в
то же время внутренний голос ставил под сомнение правомерность, возможно,
моральное соответствие такого отношения перед лицом человеческих
несчастий, окружавших меня. Подобно моим занятиям на острове Соэй, этот
год теперь представлялся мне лишь эпизодом жизни, четко очерченным в
начале и конце, у которого не может быть продолжения, но как и в тот раз я
оказался не прав. С Сицилии я вернулся осенью и переехал в район Челси,
отчасти, должен признаться, потому, что все те приспособления для выдры,
которыми изобиловала квартира, постоянно и навязчиво напоминали мне о том,
что я не смог сохранить жизнь животному, которому уделял столько внимания.
Но я так привык к постоянному присутствию животного в доме, что, когда
однажды у Хэрродза увидел лемура с хвостом колечками, который ещ„ недавно
был собственностью Сирила Конноли, меня не остановила от легкомысленного
поступка даже цена в семьдесят пять фунтов стерлингов. Кико, так е„ звали,
стала жить у меня в новой квартире. Кико была прекрасным животным,
значительно больше по величине крупной кошки, это было создание высшего
класса с мягким голубовато-серым мехом, с лисьей черно-белой мордочкой,
большим пушистым хвостом с перемежающимися черными и белыми кольцами,
золотыми глазками, обезьяньими лапками с прямыми, острыми как иголки,
когтями и с повадками, которые были антисанитарны и неприличны. Большую
часть времени у не„ почти постоянно была течка, однако внешне это
проявлялось не столько в горячности, сколько во влажности. К тому же у не„
был такой сильный психоз, что она годилась в ручные животные так же, как
попавший в неволю леопард. В течение девятисот девяносто девяти минут из
каждой тысячи она была такой ласковой и нежной, что только реб„нок мог
такое пожелать, а в оставшуюся минуту она превращалась в убийцу,
нападающего безо всякого предупреждения и повода, и всегда при этом сзади.
Е„ техника нанесения тяжких телесных повреждений заключалась в том, что
она спрыгивала с какого-либо высокого шкафа на плечи, - а она легко
прыгала метров на шесть, - и начинала выцарапывать глаза своими острыми
когтями. Какова бы ни была первоначальная травма, вызывающая такое жуткое
предательство, полагаю, что она каким-то образом была связана с окнами.
   Каждое из е„ нападений произошло тогда, когда я стоял у окна и по той
или иной причине трогал его. А во время третьего и последнего безобразного
случая я разговаривал через окно с кем-то, кто находился на тротуаре под
окном.
   Мне, пожалуй, повезло, что Кико меня не убила, ибо я слишком долго не
обращал внимания на признаки опасности. До того я считал, что порванное
веко у меня- это случайность, полагая, что она просто потеряла равновесие
и хваталась лапами непреднамеренно. В следующий раз я закрыл глаза руками,
и в результате у меня теперь такие травмы, которые никогда не пройдут, так
как зубы у не„ - просто какой-то режущий инструмент с острыми как бритва
краями. Я и на этот раз простил е„, рассудив, что она приняла мои движения
за признаки нападения. В следующий раз я закрыл лицо локтями, а не руками,
Кико потеряла равновесие и упала на пол.
   Мне показалось, что она сердито бросается мне на ноги, но практически
ничего не почувствовал, и только позже я чуть ли не с ужасом заметил, что
стою в большой, вс„ время расширяющейся луже крови. Я знал, что ничего,
кроме артерии не может вызвать такое невероятное кровотечение. Кое-как я
выбрался из комнаты и бросился в ванную, оставляя за собой кровавый след,
какой можно увидеть лишь на бойне.
   Там я выяснил, что большеберцовая артерия торчит у меня из лодыжки как
окурок, а кровь фонтанирует оттуда чуть ли не на полметра. Я намочил
платок и попытался наложить жгут, но тут же совсем позабыл, какое место
надо зажимать. Через несколько минут бесплодных попыток я прикинул, что
потерял уже почти литр крови и потратил ещ„ несколько секунд, пытаясь
высчитать, как скоро потеряю сознание, так как уже почувствовал в теле
слабость и меня стало покачивать. Я посчитал, что при такой потере крови у
меня оста„тся что-то около пяти минут, и стал искать какую-нибудь тес„мку,
чтобы перевязать артерию, как вдруг у меня перед глазами отч„тливо
возникла большая схема, где венозная система была обозначена красным
цветом, а артериальная- синим. Большеберцовая артерия, конечно же, выходит
на поверхность только в паху. Я наложил турникет и, закурив сигарету, стал
размышлять о Кико. Психоанализ лемура, как я понял, вызовет непреодолимые
проблемы. Так что теперь она находится в просторной клетке с тремя другими
такими же лемурами в честерском зоопарке. Она вс„ ещ„ принадлежит мне, я
как-то вс„ надеялся, что у не„ появится потомство, и я смогу воспитывать
е„ дет„ныша, не травмированного прежде. Но теперь считаю, что, хоть у
лемуров и есть общий предок с человеком, выбирать их себе в друзья надо
так же тщательно, как и людей.
   После Кико у меня был Буш-Бейби, который, кроме вводящего всех в
заблуждение леденящего кровь крика, раздававшегося по ночам в сонных
каменных джунглях Челси, отличался лишь тем, что был страшно скучен. Его
любимые занятия, к тому же, проходили в уединении, и от них приходилось
краснеть. Позднее, когда он переехал к менее привередливым хозяевам, мне
предложили ещ„ одного с весьма любопытным, но и очень подходящим именем
"Хичкок". Хоть его так назвали по фамилии бывших владельцев, напоминание
было весьма красноречивым, и я отказался.
 
   Я не стал пробовать других животных, так как, во всяком случае, ни у
кого из этих существ не было ничего общего с Камусфеарной. Вместо этого я
приобр„л себе чертову дюжину маленьких блестящих тропических птичек,
которые свободно летали у меня по гостиной. Они оказались гораздо более
чистоплотными и менее опасными, чем Кико.
   Если Камусфеарне явно не хватало одного очевидного признака
романтичности, так это захорон„нного сокровища, не символического клада, а
настоящих сверкающих монет в тайнике. Теперь же, к сожалению, во время
моего отсутствия и эта мечта сбылась. Двое лесных рабочих, копавших канаву
на склоне за домом, наткнулись на небольшой клад монет, то ли спрятанный,
то ли брошенный кем-то вместе с остатками шкуры, в которую они были
когда-то зав„рнуты. Большей частью это были монеты ХVI века: Марии Тюдор,
Филиппа и Мэри, Елизаветы и Якова I, а одна, самая большая, была талером
Фридриха Ульриха, герцога браунсвикского и люнебургского.
   То были, вероятно, сбережения какого-либо рыцаря или на„мника, который
подобно многим шотландцам, предоставил свой меч и храбрость в услужение
иностранным военачальникам. Клад, если только это был клад, а не просто
поспешно припрятанный мешочек, когда враг уже был рядом, должно быть, так
и остался его собственной тайной. И погиб ли он в битве за какую-либо
дальнюю землю или в жестокой, зверской стычке клановой войны- неизвестно,
но так или иначе сокровище оставалось нетронутым в течение более тр„х
веков.
   Ранней весной следующего года я снова решил вернуться в Камусфеарну.
Там-то, в холодную, ясную погоду на фоне сияющего пейзажа, который давно
уже стал мне родным, я снова ощутил отголоски той пустоты, которую
испытал, когда убили Миджа. Вначале смутно, затем ясно и отчетливо
возникла мысль о том, что это место несовершенно без выдры, что у Миджа
должен быть преемник, что, в конце концов, в Камусфеарне всегда должна
быть выдра до тех пор, пока я живу в этом доме.
   Приняв, наконец, решение, я обратил вс„ сво„ внимание на эту цель. Так
как у меня в памяти ещ„ были свежи воспоминания о рабской зависимости от
Миджа, я сначала написал своим друзьям в зоологических кругах, которые
раньше предлагали мне смотрителя для выдры, а затем стал систематически
осматривать все закоулки побережья вверх и вниз от Камусфеарны. Одна гряда
островков, уходящих в залив от Камусфеарны, называется островом выдр, и на
них есть нагромождение больших валунов, образующих целую систему низких
пещер, где часто бывают выдры. Ещ„ до того, как я увл„кся выдрами, я видел
там выводок щенков. Однако теперь, хотя некоторые из внутренних палат были
приведены в порядок, и там даже были свежие постели, не было никаких
признаков молодняка, а общественным отхожим местом пользовались очень
мало. У каждой норы выдр есть такое отхожее место, а экскремент (который
называется "пом„том" и не имеет противного запаха, так как состоит целиком
из перемолотых рыбьих костей, или же как в случае с выдрами, живущими на
побережье, из остатков скорлупы крабов) нередко образует пирамидальную
горку. Я, помнится, видел на самой вершине е„, в то лето, когда на острове
выдр были дет„ныши, малюсенькую горошину пом„та, отложить которую
крошечному щенку удалось, должно быть, лишь совершив неимоверный
акробатический трюк.
   Одну за другой я обош„л все известные мне норы, но по-видимому, выдры
не размножались тогда в районе Камусфеарны. Я вовсе не отчаялся найти себе
щенка в этой местности, так как у выдр не бывает определ„нного "сезона
деторождения" и щенков находили практически в любое время года, но в
качестве запасного варианта я написал Роберту Энгорли в Басру и попросил
его договориться с болотными арабами, чтобы они достали мне ещ„ одну выдру
породы Миджа.
   В ответ на запрос Энгорли болотные арабы принесли ему несколько щенков
подряд, три из которых были Lutrogale perspicillata maxwelli, но все они
померли в первые же несколько дней. Это он в конце концов объяснил тем,
что в течение нескольких дней до этого с ними обращались небрежно и
неумело, а теперь заявил, что не возьм„т щенка, который пробыл в неволе
более двенадцати часов. В результате, следующий щенок выжил, и в конце
июня он написал мне, что можно заняться организацией его перевозки в
Англию тогда, как мне только захочется.
   Это была не максвеллова выдра, но он лично считает, что она принадлежит
ещ„ к одному неизученному виду. Она жила в доме, и была так же дружелюбна
и игрива, как любая собачка.
   Теперь, будучи в уверенности, что у Миджа будет преемник, я начал
тщательно готовиться к его приему и решил полностью воспользоваться с
трудом приобрет„нным опытом. Мои давнишние запросы о попечителе выдры,
наконец, принесли плоды, и теперь я мог нанять Джимми Уатта, выпускника
школы, который хоть и не имел опыта общения с выдрами, очень хорошо
чувствовал живую природу и хотел работать с этими зверьками. В Лондоне я
построил большой стеклянный аквариум в саду. Я договорился, чтобы
отправить выдру самол„том из Басры в Лондон в четверг, 10-го июля, но
отделка аквариума в предыдущий понедельник ещ„ не была закончена, и я дал
телеграмму Энгорли, попросив его отложить отправку до следующего рейса во
вторник, 15-го.
   В понедельник, 14-го июля, по Ираку прокатилась революция, и во вторник
на улицах Багдада уже играли в футбол головой наследного принца. О Роберте
Энгорли, который по роду своей службы в качестве главного егеря считался
одним из личного окружения тирана, я больше с тех пор ничего не слыхал.
   Один случай выделяется тем золотым среднеземноморским летом в
Камусфеарне, летом, которое было испорчено только моим собственным
вакуумом разочарования, моими лисичками, испортившими виноградник и
лишившими мой любимый пейзаж присущего ему оптимизма.
   Это было зрелище такого великолепия и грандиозности, которое, пожалуй,
должно было подавить во мне это наваждение, как никч„мное желание завести
у себя дома какой-то особый вид дикого животного. Я частенько и раньше
видел как северное сияние, aurora borealis, мерцает и подрагивает в тихом
ночном небе над горами, но никогда, до этой ночи, так и не понимал его
грозного величия, не испытывал чувства полного отрицания, которое оно
наводит.
   Текс Геддес, который работал со мной гарпун„ром на акульем промысле,
приехал ко мне в гости с острова Соэй, который он купил, когда промысел
закрылся. Он оставил свой баркас на якоре в заливе перед домом, и мы так
разговорились, что только поздней ночью он вспомнил о времени. Занавески
были опущены и горели лампы, так что мы и понятия не имели о том, что во
внешнем мире происходит нечто необычное. Текс вышел в дверь раньше меня, а
я вс„ ещ„ был в доме, когда раздался его голос: "Господи Иисусе Христе! Да
ведь это просто конец света, они пытаются сбить луну спутниками или что-то
в этом роде!"
   Я посмотрел на небо через его плечо. Оно действительно светилось как в
жуткий судный день. Мы стояли как бы под громадным коническим шатром на
арене, возможно, космического цирка, где в бесконечной высоте над головой
многоцветный купол света висел как бы подвешенный в одной точке. Или в
громадном увеличении вид знакомый нам по войне, когда стоишь в центре
круга, а по всему его периметру прожекторы направлены на один самол„т. Но
теперь эти лучи были в несколько миль шириной, наливаясь красным и
пурпурным, зел„ным и синим, пелена льда и огня, которая двигалась и
сливалась с жутким, но дал„ким великолепием.
   То тут, то там лучи прерывались и раскалывались как щепки при колке
дров, но они вс„ время вздымались вверх к центральной точке и соединялись
в медном, тускло сияющем кольце света. Пока мы смотрели, цвета стали
меняться и смещаться, теперь вся северная часть неба стала багровой, а на
западе оно приобрело холодное великолепие ледовой зелени. Изо всех
природных явлений, которые мне доводилось видеть, это было одновременно и
самое прекрасное и самое жуткое; оно пробудило во мне какой-то древний
природный анимизм, так что я готов был пасть ниц, молиться и умолять о
прощении.
   По осени я предпринял ещ„ одну попытку приобрести себе выдру, но теперь
надежды на это у меня стало уже меньше. Один приятель договорился о том,
чтобы через лондонского посредника достать двух индийских выдр без когтей,
одну себе, другую- мне. Говорили, что они молодые и ручные, девочка и
мальчик.
   Они должны были прибыть в лондонский аэропорт около часу ночи, а мы так
беспокоились об их благополучии, что оба пришли их встречать. Однако, мы
не нашли их следов, и подумав, что их направили посреднику, для которого
это были живые деньги, отправились спать. Как только начался рабочий день,
мы позвонили посреднику, и нам сказали, что выдры прибыли и что можно их
забрать в любое время после двух часов. Мы прибыли туда, больше от
нетерпения, чем по подозрению, в половине второго. Ящик вс„ ещ„ был
закрыт, как он и простоял с ночи. Оба обитателя его были слабыми,
дрожащими, перепачканными своим пом„том и мочой, и еле держались на ногах.
Они померли поутру на следующий день, моя в ветлечебнице зоопарка, а моего
приятеля- на коленях у его жены, она бодрствовала всю ночь, пытаясь
выняньчить это жалкое бедное создание.
   И вот именно такие люди, которым отвратительны такие случаи, конечно
же, своим участием и сохраняют тошнотворный рынок живыми зверями, и после
этого я решил, что больше не буду даже пытаться импортировать выдр по
обычным каналам.
   Такие неудачи сами по себе могли обескуражить человека и менее
решительного чем я, но впереди был ещ„ один случай, который казался
гораздо более заманчивым, чем все предыдущие, так как на этот раз все
преграды были уже как бы позади. Один ветеринар из Сингапура доставил в
английский зоопарк прирученную, жившую в доме выдру. Эта новость мгновенно
дошла до меня, и я сразу же предложил обменять на не„ Кико, которая стоила
на рынке раза в четыре больше выдры. Мое предложение было принято в
письменном виде, и я отправился из Камусфеарны на юг, чтобы забрать свою
покупку. За те сутки, пока я добирался туда, один из моих приятелей,
ничего не зная о сделке, попытался раздобыть эту выдру для меня, и с этой
целью связался с бывшим владельцем, который в то время был в краткосрочном
отпуске на севере Англии. По каким-то причинам этот господин настаивал,
чтобы звер„к оставался за реш„ткой (и кстати, чтобы воду ему давали только
для питья), и вот, в результате возникших разногласий и достойной
сожаления робости служащих зоопарка, он о