ия, а индиец
удостоил меня таким долгим и совершенно невыразительным взглядом, что даже
в сво„м сверхвозбужд„нном состоянии я не смог разобрать в н„м никакого
смысла. Однако я с радостью отметил: что-то в мо„м облике, возможно соус,
покорило сердца основной массы пассажиров, и они теперь смотрели на меня
как на безобидного клоуна, а не на опасного лунатика. И тут снова
вмешалась стюардесса.
   - Может было б лучше, - сказала она с исключительно обворожительной
улыбкой, - если бы вы сели на сво„ место, а я найду зверька и принесу его
вам. - Она, пожалуй, сказала бы то же самое, если бы Мидж был заблудшим
слоном-отшельником.
   Я объяснил ей, что Мидж, потерявшись, с перепугу может укусить
незнакомого человека, но она скептически отнеслась к моим словам, и я
вернулся на сво„ место.
   Я слышал в салоне позади себя шум беготни и погони, но видеть почти
ничего не видел. Я сидел, вытянув шею и повернув голову назад, пытаясь
из-за спинки сиденья уследить за ходом погони, как вдруг услышал у своих
ног знакомое жалобное повизгиванье, зов и приветствие, Мидж прыгнул мне на
колени и стал тыкаться мне в лицо и шею. В этом чужом мире в самол„те я
был единственным знакомым ему существом, и при этом первом спонтанном
возвращении было посеяно семя абсолютного доверия ко мне, которого он не
утратил до конца жизни.
   В течение последующих часа или двух он спал у меня на коленях, слезая
время от времени для обильных испражнений на газету у моих ног, и мне
приходилось без всякой у тому подготовки проявлять ловкость рук и,
крадучись, убирать вс„ это с глаз долой и застилать вс„ вновь свежими
газетами. Как только он проявлял признаки беспокойства, я звонил, чтобы
принесли воды и рыбы, поскольку, как и рассказчица из "Тысячи и одной
ночи", чувствовал, что если мне не удастся удерживать его внимание, то
возмездие пад„т на меня.
   Выдры совершенно не приспособлены к бездействию. То есть, они не могут
как, скажем, собаки, лежать и бодрствовать, они либо спят, либо полностью
увлечены игрой или каким-либо другим занятием. Если под рукой не
оказывается подходящей игрушки, или же у них плохое настроение, то они из
самых лучших побуждений стремятся опустошить вс„ вокруг. Я убежд„н, что
выдры совершенно нетерпимы к порядку и чистоте в любой форме, и чем
больший хаос они создают, тем получают больше удовлетворения. Любая
комната недостаточно пригодна для обитания, пока они не перевернут вс„
вверх дном: подушки с диванов и кресел надо сбросить на пол, книги надо
вытащить из книжных шкафов, корзины для бумаг - опрокинуть и весь мусор
разбросать как можно шире, выдвижные ящики надо открыть и содержимое
переворошить и разбросать. Комната, в которой выдре была предоставлена
свобода действий, представляет собой не что иное, как результат поспешного
поиска грабителем какой-либо ценности, которая по его мнению спрятана там.
Я никогда толком не задумывался над смыслом выражения "обвальный обыск" до
тех пор, пока не убедился, на что способна в этом плане выдра.
   Эта черта поведения выдры отчасти вызвана огромной любознательностью,
традиционно присущей мангустам, но в такой степени что любая мангуста
выглядит в таком сравнении очень бледно. Выдре обязательно нужно вс„
выяснить и обязательно принять участие в ч„м бы то ни было, но прежде
всего ей нужно знать, что находится в любой упаковке или же за созданной
человеком преградой. Вс„ это вместе с почти сверхъестественным чувством
механики, заключающемся в способности открывать запоры, а в более общем
плане чувством статики и динамики, вызывает необходимость убирать ценные
вещи вообще, это гораздо безопаснее, чем бросать вызов изобретательности
выдры созданием хитроумных препятствий. Но вс„ это мне ещ„ предстояло
узнать позднее.
   Мы летели уже около пяти часов и, должно быть, подлетали к Каиру, когда
на Миджбила нашло такое настроение. Вс„ началось с относительно
безобидного нал„та на тщательно расстеленные у меня под ногами газеты, и
через минуту-другую вс„ вокруг стало похоже на улицу, по которой проезжала
королевская особа, вс„ было усыпано серпантином и конфетти. Затем его
внимание переключилось на коробку, спальное отделение которой было
наполнено мелкой древесной стружкой. Сначала он залез в не„ головой впер„д
по плечи и с невероятной скоростью стал выбрасывать стружку назад, затем
залез туда целиком, лег на спину и стал всеми четырьмя лапами имитировать
велосипедиста и вышвырнул остатки. Я изо всех сил старался прибрать мусор,
но это больше походило на работу судовых насосов, не справляющихся со
слишком большой течью, и я безнад„жно отставал в этой гонке, когда он
обратил внимание на холщовую дорожную сумку моей соседки, стоявшую на полу
рядом с ним. Молния задержала его не более чем на несколько секунд, по
всей вероятности он совершенно случайно д„рнул е„ назад и моментально уш„л
в сумку с головой, выбрасывая журналы, платки, перчатки, флаконы с
таблетками, баночки с затычками для ушей и прочие личные вещи, которые
берут с собой в дальнюю дорогу.
   Слава богу, соседка крепко спала, и мне удалось незаметно вытащить
Миджа за хвост и кое-как затолкать вс„ это обратно. Я надеялся, что она
выйдет в Каире, прежде чем мой позор всплыв„т наружу, и к моему
безграничному удовлетворению так оно и случилось. Я вс„ ещ„ боролся с
Миджем, когда зажглась команда "Пристегнуть ремни", мы стали заходить на
посадку и вскоре очутились на бетонном поле аэродрома, где надо было ждать
сорок минут.
   Мне кажется, именно в Каире я понял, какое сложное и, как мне тогда
казалось, непредсказуемое создание я себе приобр„л. Из самол„та я вышел
последним и, пока мы с ним были на земле, хлопот с ним было не больше, чем
с послушным китайским мопсом. Я надел на него поводок и прогуливал его по
краю л„тного поля, вокруг нас с р„вом садились и взлетали реактивные
самол„ты, но он и виду не подавал, что замечает их. Он трусил рядом со
мной, останавливаясь как собака, чтобы понюхать траву то тут, то там и,
когда я заш„л в буфет чего-нибудь выпить, он сидел у моих ног так, как
будто именно к такой жизни и был привычен.
   По пути назад к самол„ту какой-то египетский чиновник задал мне первый
из множества в последующие месяцы вопросов по поводу моего питомца.
   - Что это у вас такое? - спросил он. - Горностай?
   По-настоящему беды мои начались в Париже бесконечно много времени
спустя. Время от времени Мидж спал, я же не сомкнул глаз, и вот уже более
полутора суток я даже не вздремнул. Мне нужно было переехать в другой
аэропорт и, поскольку я знал, что Миджу ничего не стоит выскользнуть из
своей упряжи, у меня не было другого выхода, как только посадить его
обратно в ящик. Однако ящик был в плачевном состоянии, одна петля
болталась, оторвавшись от крышки.
   За полчаса до Парижа я позвонил в последний раз, чтобы мне принесли
воды и рыбы, и объяснил стюардессе сво„ бедственное положение. Она сходила
в кабину экипажа, через несколько минут вернулась и сообщила, что один из
л„тчиков вскоре прид„т, заколотит и перевяжет ящик. В то же время она
предупредила меня, что правила "Эр-Франс" отличаются от правил
"Трансуорлд", и что от Парижа ящик поедет багажом, а не в пассажирской
кабине самол„та. Мидж в это время спал на спине у меня за пазухой, и мне
пришлось переломить себя, чтобы обмануть его доверие и запихать его назад
в эту ненавистную тюрьму и слушать его жалобные крики, пока заколачивали
ящик, который мне вдруг показался гробом. Есть один пока ещ„ слабо
изученный фактор, который приводит к гибели многих диких животных при
перевозке.
   Его обычно называют "дорожный шок", но истинные причины его пока
неизвестны. Я лично убежд„н в том, что он сродни так называемой
"добровольной смерти", на которую по давно укоренившимся поверьям способны
африканцы. Жизнь становится невыносимой, и животное, конечно совершенно
бессознательно, "предпочитает"
   умереть. Я опасался, что именно такой дорожный шок мог привести
Миджбила к гибели в этой коробке, которая поставила его в самое ужасное из
выпадавших на его долю положений. А я не смогу даже ободрить его, дав хотя
бы понюхать ему руку через вентиляционные отверстия. Мы выгрузились под
проливным дожд„м, на бетонном поле образовались лужи и даже целые оз„ра.
Мой тоненький полутропический костюм превратился в бесформенную промокшую
тряпку ещ„ до того, как я и три других пассажира сели в автобус, который
должен был провезти нас через весь Париж в аэропорт Орли для пересадки на
Лондон. Вс„ это время я прижимал к себе этот громоздкий ящик, надеясь хоть
как-то сократить неизбежный период отчаяния Миджа, когда нам прид„тся
расстаться. Учитывая, что мне ещ„ нужно было следить за своим багажом,
дальнейшее передвижение становилось почти невыносимым, и я сам был уже на
грани добровольной смерти.
   После часового ожидания в Орли, когда крики Миджа сменились зловещей
тишиной, меня и моих трех спутников поспешно препроводили в самол„т. Миджа
у меня отобрали, и он исчез в темноте багажного транспорт„ра.
   Когда же вместо Лондона мы прибыли в Амстердам, представители
авиакомпании стали выражать нам свои многословные извинения. Следующий
рейс на Лондон был только через пятьдесят пять минут, и кажется, ни у кого
не было ясного представления о том, что же случилось с багажом четыр„х
направлявшихся в Лондон пассажиров. Один любезный чиновник высказал
предположение, что багаж вс„ ещ„ в Париже, поскольку он ч„тко адресован на
Лондон, а не на Амстердам.
   Я отправился в контору "Эр-Франс", и жалкие остатки моего самообладания
полетели ко всем чертям. Промокший и всклокоченный, вряд ли я выглядел
сколь-либо внушительно, но несмотря на вс„ это гнев мой парил высоко, как
ор„л на восходящем потоке воздуха. Я заявил, что везу в Лондон животное,
которое стоит много тысяч фунтов стерлингов, если его немедленно не найдут
и оно погибнет, я предъявлю компании иск и раструблю по всему миру о е„
некомпетентности. Чиновник оказался под перекр„стным огн„м, поскольку
рядом со мной какой-то бизнесмен-американец также грозил судебным иском. В
самый разгар скандала подош„л другой служащий и спокойно сказал, что багаж
уже находится на борту самол„та компании "БЕА", который должен взлететь
через семь минут, и очень любезно предложил нам сесть в автобус.
   Потихоньку мы стали отходить. Пробормотав: "Я, пожалуй, схожу посмотрю
собственными глазами на багаж, прежде чем полечу куда-либо ещ„. Я не
позволю им делать из меня перемещ„нное лицо," - этот американец выразил
чувства всех нас, беспризорников. Итак, мы пошли смотреть собственными
глазами на багаж, и в углу я увидел ящик Миджа; из него не доносилось ни
звука.
   Мы прибыли в лондонский аэропорт рано утром. Из Амстердама я послал
телеграмму в Лондон, и там меня уже ожидала заказная автомашина, но прежде
чем я добрался до блаженного приюта своей квартиры, мне пришлось пережить
ещ„ одну неприятность.
   Никогда, за вс„ время моих путешествий, британская таможня не
предлагала мне открыть хотя бы один чемодан и не требовала с меня
чего-либо больше, чем декларацию о том, что я не везу подлежащих обложению
пошлиной товаров. Никогда, кроме того раза. Я, разумеется, сам во вс„м
виноват. Чрезвычайная усталость и нервное напряжение поездки лишили меня
всякой дипломатичности. В силу каких бы то ни было причин я так устал, что
едва держался на ногах, и на предложенную мне декларацию и вопрос:
   - Вы читали это? - ответил чрезвычайно глупо: "Да, сотни раз."
   - И вам нечего заявить?
   - Нечего.
   - Как долго вы были за границей?
   - Около тр„х месяцев.
   - И за это время вы ничего не приобрели?
   - Ничего, кроме того что в списке, который я вам дал. (В н„м были те
немногочисленные покупки, что я сделал в Ираке: две невыделанные шкурки
выдры, кинжал болотного араба, три покрывала для подушек, сотканные в
племени Бени-Лам, и одна живая выдра).
   На несколько мгновений он приш„л в замешательство и отступил было, но
лишь затем, чтобы удобнее нанести удар. Последовавший затем натиск
оказался совершенно неожиданным.
   - А откуда у вас эти часы?
   Я готов был кусать себе локти. Двумя днями раньше, проделывая в ванне с
Миджбилом водные процедуры, я забыл нажать на заводную головку своего
Ролекс-Ойстера, и он, вполне естественно, остановился. Я поехал в Басру и
за двенадцать шиллингов и шесть пенсов купил себе, с позволения сказать,
часы, которые стучали как кастаньеты. За время путешествия они без
какой-либо видимой причины останавливались дважды.
   Я объяснил ему вс„ это, но доверие ко мне уже было утрачено. Я вынул из
кармана свои собственные часы и добавил, что был бы весьма признателен,
если бы он конфисковал первые тут же на месте.
   - Дело не в конфискации, - сказал он. - Полагается штраф за
необъявленные вещи.
   А теперь позвольте мне посмотреть этот Ролекс.
   Понадобилось ещ„ четверть часа на то, чтобы убедить его в том, что
Ролекс не контрабанда. Затем он начал досматривать мой багаж. Он не
оставил без внимания ни уголка, - сам Миджбил не смог бы проделать это
лучше, - а когда кончил, ни один из чемоданов не закрывался. Затем он
подош„л к последнему предмету в списке: одна живая выдра. Он молча
раздумывал по этому поводу примерно в течение минуты. Затем: "Так у вас с
собой живая выдра?" Я ответил, что очень сомневаюсь, что она ещ„ живая, но
она была таковой в Париже.
   - Если животное дохлое, то на невыделанную шкуру пошлины не будет, если
же оно живое, то, разумеется, подлежит карантину.
   Я специально выяснял этот вопрос ещ„ до отъезда из Ирака и теперь,
наконец, почувствовал под собой тв„рдую почву. Я заявил ему, что мне
доподлинно известно, что карантину оно не подлежит, и, поскольку он уже
досмотрел мой багаж, я хотел бы удалиться вместе с выдрой. Если же он
попытается задержать меня, я предъявлю ему иск за гибель ценного животного.
   Не представляю себе, сколько могло бы продолжаться это препирательство,
но как раз в это время его сменил другой служащий, который был настолько
же любезен, насколько холоден был первый, и настолько же обходителен,
насколько тот равнодушен. Через три минуты коробку и весь мой багаж
погрузили в ожидавшую машину, и мы оказались на последнем отрезке пути
домой. Для меня же гораздо важнее было то, что из ящика доносилось слабое
вопросительное щебетанье и шорох древесных стружек.
   У Миджбила проявилось свойство, характерное, как мне кажется, для
многих животных: вполне определ„нный, так сказать, шаг по пути к смерти от
дорожного шока и достаточно мощное противодействие ему. Представляется,
что многие животные способны впадать в глубокий сон, почти коматозное
состояние, как добровольное действие, независимое от упадка сил. Это
защитный механизм, который приходит в действие, когда изобретательность
животного перед лицом испытаний не способна улучшить его положение. Я не
раз отмечал это у животных, попадавших в западню: у полярной лисицы не
более чем через час, после того, как она попала в капкан, у барсука в
суррейском лесу, у обыкновенной домашней мыши, попавшей в мышеловку. И,
конечно же, это- почти обычное явление у животных, которых содержат в
слишком тесных помещениях, как, например, в зоопарках и зоомагазинах.
   Я подмечал это явление у Миджа во время поездок в автомобиле, которые
он люто ненавидел. После нескольких минут беснования он сворачивался в
тугой клубок и полностью отключался от ненавистного ему окружающего мира.
   В первый день по прибытии в Лондон он, думается, был как раз в таком
отрешенном состоянии, в котором находился с того времени, как был
заколочен его ящик перед прибытием в Париж. Можно предположить, что он
пребывал в это время в знакомых ему местах на болотистом берегу Тигра или
же в том беспросветном мире, где костный мозг бер„т на себя функции
органов дыхания, а подкорка впадает в состояние, граничащее с каталепсией.
   К тому времени, как мы добрались до моей квартиры, он уже вполне приш„л
в себя, и когда я расплатился с шоф„ром и за мной захлопнулась дверь, я
почувствовал на мгновенье глубокое душевное удовлетворение, почти триумф,
оттого что я вс„-таки прив„з живого дет„ныша выдры из Ирака в Лондон и что
до Камусфеарны было всего лишь каких-нибудь шестьсот миль.
   Я взломал крышку ящика, Мидж вскарабкался мне на руки и стал так
яростно ласкаться, что мне даже стало неловко, поскольку ласки эти
казались мне совершенно незаслуженными.
    
  
 Глава 8  
  
 В то время я жил в однокомнатной квартире неподал„ку от выставочного
комплекса "Олимпия". Это была большая комната с антресолями, где можно
было спать. На антресолях была дверь, выходившая на плоскую крышу гаража.
Сзади же была кухонка, ванная и чулан. Вс„ это было миниатюрных размеров и
больше походило на раздел„нный перегородками коридор. Хотя рядом не было
никакого садика, для выдры в этом необычном помещении были определ„нные
преимущества, так как крыша гаража компенсировала обычные трудности
содержания ручного животного в лондонской квартире, а окошечко из чулана в
ванную создавало условия, в которых е„ можно было в любое время ненадолго
оставлять одну со всем для не„ необходимым. Но я и не думал, что эти
периоды окажутся столь непродолжительны, всего каких-нибудь четыре-пять
часов. Я понял это лишь тогда, когда Мидж уже стал точкой, вокруг которой
весьма эксцентрично кружилась моя жизнь. Выдры, взращенные человеком,
требуют человеческого общения, много ласки и продолжительной совместной
игры.
   Без этого они очень быстро становятся несчастными и большей частью
утомительны прямо пропорционально своему безрадостному положению. Они
могут надоедать чисто из любопытства или от избытка чувств, но не
преднамеренно, как это часто бывает в результате лишений.
   Просторная спальня с кафельным полом в генеральном консульстве в Басре,
минимально и безыскусно меблированная, не очень-то подготовила меня к
решению тех проблем, которые возникли в моей загроможд„нной и уязвимой
квартире при появлении там Миджбила. Несмотря на всю усталость в тот
первый вечер не прошло и пяти минут после освобождения Миджа из ящика, как
он начал со страшным воодушевлением исследовать сво„ новое жилище. Я было
направился на кухню за рыбой для него, которую должна была приготовить моя
домработница, но не успел даже дойти туда, как услышал в комнате позади
себя звон разбитого фарфора. Рыба и ванна на время решали эту проблему,
так как, поев, он стал с ума сходить от радости, очутившись в воде, и
самозабвенно кувыркался там целых полчаса, но стало ясно, что квартиру
прид„тся изрядно переоборудовать, чтобы жить в ней вместе с ним. Тем
временем мне давно уже пора было спать, и я не наш„л никакого другого
решения, кроме как положить спальный мешок на диван и привязать Миджа к
ножке дивана за поводок.
   У меня так и не сложилось определ„нного мнения относительно того,
случайно ли некоторые аспекты поведения выдр похожи на человеческие или же
такие молодые животные, как Мидж, просто копируют действия человека, как
при„много родителя.
   По крайней мере, Мидж, мне кажется, внимательно следил за тем, как я
укладываюсь спать и кладу голову на подушку, затем, с таким видом, что ему
доподлинно известно, что нужно делать, он забирался на диван, извиваясь,
залезал в спальный мешок и ложился на спину положив голову на подушку
рядом с моей, а передние лапы при этом торчали вверх. В таком положении,
как дети обычно укладывают спать своих кукол-медвежат, Мидж издавал
глубочайший вздох и моментально засыпал.
   И в самом деле у выдр есть множество черт, которые наводят на мысль об
их человекоподобии. Играющая сухая выдра как бы специально создана для
того, чтобы радовать реб„нка. Они очень похожи на "нарошечных" животных и
больше всего на "Макса" Джиованнети; такое сравнение очень часто
высказывалось теми, кто видел моих выдр впервые: те же коротенькие ножки,
такое же толстенькое пушистое тело, пышные усы и клоунское добродушие. В
воде же они ведут себя совсем по другому, становятся гибкими, как угорь,
быстрыми, ка