стался там и по сей день.
   После третьего провала я принял решение вырастить щенка в Шотландии, и
с этой целью вернулся в Камусфеарну весной 1959 года, чтобы остаться там
на продолжительное время.
   Я пробыл там не больше недели, когда произош„л самый странный эпизод в
саге моих усилий по замене Миджбила, такое из ряда вон выходящее
совпадение, которое настолько попахивает выдумкой, что, если бы не было
свидетелей или если бы оно случилось в другой стране, я даже, пожалуй, и
не стал бы писать об этом.
   19 апреля я поехал на машине на станцию за тридцать с лишним миль,
чтобы встретить гостя, который вложил много труда в благоустройство
Камусфеарны и за множество приездов сюда изготовил значительную часть
мебели здесь, и который вместе со мной наблюдал, как из голых стен дом
превращается в хозяйство. Я приехал в ту деревню пораньше, чтобы сделать
кое-какие покупки, и затем заш„л в гостиницу пообедать. Это была большая и
исключительно шикарная гостиница, в которой селятся наиболее зажиточные
слои туристов. Летом здесь довольно шумно от "Кадиллаков" и заокеанского
акцента. Теперь же она была полупустая, и разговорившись с носильщиком, я
выяснил, что у нас много общих знакомых. Он помнил мой охотничий корабль
"Морской леопард", мы с удовольствием вспоминали о капитане Робертсоне с
островного парохода "Лохмор", которого за голос, обладавший почти
сверхзвуковыми тонами, называли "пискуном".
   Мы обменялись историями о "Пискуне", и выяснилось, что я знаю такую,
которой он не слыхал. Она произошла ещ„ в годы войны, "Пискун" ш„л на
север с Барра в плотном белом тумане, а среди пассажиров у него был один
адмирал, который проводил свой отпуск на Гебридах. Выглядывая со шлюпочной
палубы в обволакивающий вс„ белый экран, адмирал вдруг посчитал, что
корабль ид„т курсом на минное поле, и по мере того, как тянулись минуты, а
"Лохмор" неуклонно ш„л впер„д, опасения у него усиливались вс„ больше и
больше. В конце концов он настолько встревожился, что решил оттаскать за
бороду капитана на мостике. Они не были знакомы, и "Пискун" понятия не
имел, что на борту у него высокопоставленный морской чин. Уставившись
впер„д стеклянным взглядом своих очень выпуклых голубых глаз он вероятно
мечтал об удачных сделках с твидовой тканью без купонов в конечном пункте
своего рейса и рассердился, увидев рядом с собой плотного человечка в
плаще и шляпе котелком. "Пискун" был по натуре вспыльчивым человеком и тут
взорвался:
   - Вон с моего мостика, бродяга! - завопил он голосом сердитой наседки.
   Адмирал вспомнил, что он в штатской одежде, извинился и представился.
"Пискун", хоть по природе не очень-то тушевался, проникся к нему уважением.
   - Адмирал? Вот как! И чем же могу быть вам полезен, адмирал?
   - Ну, капитан Робертсон, не могли бы вы сделать любезность и указать
мне наше местонахождение?
   - Местонахождение? А, да мы где-то здесь рядом или около того.
   Да нет, капитан, я имею в виду наше положение на карте.
   - Какая карта? - взвизгнул Пискун. -Да я сорок лет карты в глаза не
видал.
   Адмирал вс„-таки настаивал на сво„м.
   - А, ну хорошо, адмирал, если уж вам так хочется поглядеть на карту, то
пойд„мте ко мне в каюту, хлопнем по "маленькой" и тогда посмотрим, что
можно будет сделать для вас.
   Они спустились в капитанскую каюту, и после "маленькой" Пискун стал
рыться в ящике для карт. Там были карты Индийского океана и Китайского
моря, карты морей Северного Ледовитого океана и Карибского моря, карты
Ламанша и пролива Скагеррак. Наконец, на самом дне ящика он обнаружил
карту Минча. Он расстелил е„ на столе, поправил очки и, поразмыслив, ткнул
свой толстый палец в карту в нескольких милях к северу от Эриская.
   - Вот, адмирал, мы вот здесь, а вот наш курс на север.
   Адмирал грозно посмотрел на россыпь черных точек прямо по курсу корабля
и бесцветным голосом спросил: " А это что?"
   Пискун глянул туда.
   - Вот эти ч„рные точечки? Ну, если это скалы, то мы наверняка напоремся
на них, но если это то, что думаю я, то есть мушиные следы, то мы ид„м
совершенно верно!
 
   Я отвл„кся, чтобы рассказать всю историю целиком, отчасти потому, что
не мог удержаться, и частью оттого, что все эти воспоминания и разговоры с
носильщиком непосредственно связаны с тем, что как во сне произошло пару
часов спустя. Если бы за те несколько минут мы не обрели столько общих
друзей и воспоминаний, то эти чрезвычайные события так и не произошли бы.
   Я встретил своего гостя на платформе вокзала, и мы вернулись в
гостиницу за тем, что Пискун называл "маленькой", прежде чем отправиться в
Камусфеарну. Мы сидели на солнечной веранде, обращ„нной к морю, но были в
глубине е„, довольно далеко от окна, так что нам не видно было гравийной
дорожки вдоль дома. Вдруг из зала к нам выбежал носильщик.
   - Г-н Максвелл! - позвал он. - Подойдите быстренько сюда и скажите мне,
что это за странный зверь здесь на улице, быстро!
   Я непредвзято отношусь к теме так называемой телепатии и в общем к
парапсихологическому восприятию. У меня была пара любопытных случаев, но
ни разу не возникало такой внезапной и ошеломляющей уверенности в том, что
я сейчас увижу. То ли эта уверенность сама передалась от меня гостю, то ли
у него самого вдруг проявилось ясновидение, но он тоже сразу понял, что
там находится за дверью.
   Четверо человек шли мимо гостиницы, направляясь к машине, стоявшей у
пирса. У их ног перекатывалась большая гладкая выдра такого вида, какого
мне раньше не приходилось видеть, с головой серебристого цвета и
снежно-белой грудью и шеей.
   Во мне вспыхнуло чувство нереальности, как будто бы я вижу вс„ это во
сне.
   Я бросился к этим людям и стал нечленораздельно бормотать о Миджбиле, о
том, как его убили и сколько раз мои попытки найти ему преемника срывались
в последний момент. Я должно быть говорил очень долго, потому что то, что
они сказали мне в ответ, как-то не сразу дошло до меня, а когда вс„-таки
дошло, то чувство нереальности довело меня почти до головокружения.
   "... ей всего восемь месяцев от роду, она всегда была свободна,
приучена к дому, приходит и уходит, когда хочет... я сама вырастила е„,
кормила из соски. Через полтора месяца нам надо возвращаться в Западную
Африку, так что мы предполагали либо отдать е„ в зоопарк, либо
ничего...Что нам оста„тся делать? Она всем нравится, но когда дело доходит
до того, чтобы действительно взять е„ к себе, то все сразу как-то
тушуются... Бедная Эдаль, у меня просто сердце кровью обливается...
   Теперь мы уже сидели на ступеньках гостиницы, а выдра тыкалась носом
мне в затылок, - я хорошо помню это колкое прикосновение жестких усов и
мягкого меха на мордочке.
   К тому времени до меня дошло, о ч„м говорили е„ хозяева, доктор
Малкольм Макдональд и его жена из Торридона. Их группа разделилась надвое.
Выяснилось, что они оказались в этой деревне потому, что подвезли сюда
двух девушек, иностранных туристок. А я же здесь появился оттого, что надо
было встретить гостя, и сошлись мы с Макдональдами только потому, что пару
часов назад я познакомился с носильщиком гостиницы и обменялся с ним
воспоминаниями о "Пискуне" Робертсоне. Я сидел достаточно далеко от окна и
сам не увидел бы эту выдру. Если бы он не позвал меня, они прошли бы мимо
гостиницы и уехали бы к себе домой в Торридон. А я бы через десять минут
закончил свою выпивку и уехал бы в Камусфеарну.
   Десять дней спустя Эдаль стала моей, и снова в Камусфеарне появилась
выдра, которая играла в ручье и спала у камина.
    
  
 Глава 12  
  
 Малкольм Макдональд изложил мне обстоятельства жизни Эдаль до нашей
встречи и ту цепь событий, которая с его стороны привела к нашей в высшей
степени странной встрече, встрече единственного человека на Британских
островах, который отчаянно искал, куда бы пристроить ручную выдру, с
единственным человеком, который с таким же отчаянием хотел обрести выдру.
   "Она появилась у нас 23 августа 1958 года. До этого мы с женой Паулой
около года жили на каучуковой плантации в районе дельты Нигера в Западной
Африке. Ближайшим к нам городом был Сапеле в двух милях за рекой Бенин. Мы
жили в старом, похожем на сарай доме, построенном полвека тому назад. Он
стоял на участке, который поколения плантаторов усадили в изобилии
цветущим кустарником и фруктовыми деревьями. Там водились различные
зверьки и животные, и в их компании нам было совсем не скучно.
   В то утро Паула поехала в Сапеле за покупками и вернулась с реки как
некогда дочь фараона с небольшим св„ртком в руках.
   - Ты только посмотри, что у меня есть!
   Сверток раскрылся и оттуда появилась пухлая широкая серебристая
мордочка с жесткими прозрачными усами. Два мутных глаза с трудом
раскрылись.
   Мы зачарованно смотрели на не„ и гладили е„ шелковистый мех. Под
забавной плоской мордочкой появился маленький розовый ротик с новенькими
остренькими зубками. Он издал на удивление громкое требование покормиться.
Пока Паула бросилась искать бутылочку с соской, молоко и кипяч„ную воду, я
пытался успокоить найд„ныша.
   Подошла Присцилла и молча, спокойно и удивл„нно стала смотреть.
Присцилла - это полуэльзасская собака. О составе примеси второй половины
можно было только гадать. Ей было около года. Вскоре после нашего приезда
в Сапеле она появилась бог знает откуда, колченогий, с отвислым пузом,
ужасно некрасивый и очень больной щенок. Мы взяли е„ к себе, она
поправилась и осталась у нас, превратившись в прекрасное животное, верного
друга и, естественно, сторожевую собаку.
   Так вот Присцилла взяла на себя очень важную функцию, которая, пожалуй,
оказалась решающей в том, что дет„ныш выжил. Откликнувшись на отчаянный
зов этого маленького существа о помощи, она осторожно но тв„рдо, с
несколько официальным видом развернула тряпку и стала лизать ей одно
место. В награду за это она получила громкий взрыв дурного воздуха и целый
поток фекалий. Щенок стал визжать слабее, хоть и продолжал скулить до
конца кормления, а Присцилла сидела рядом с довольным видом.
   Разочарование - вот участь, которая слишком часто постигает тех людей,
которые берутся воспитывать совсем молодых зверят. И очень часто это
бывает из-за отсутствия той самой материнской заботы, которую так любезно
проявила Присцилла.
   Если же рядом не окажется подобной собаки, то дело можно поправить
осторожным массажем влажным пальцем.
   В сво„ время подоспела соска. Паула взяла выдру на руки и предложила ей
еду. Как только она почувствовала молоко, стала жадно сосать, но очень
скоро насытилась, выпив немногим больше унции, и удовлетворившись, крепко
заснула.
   Пока она спала, мы обдумали сложившееся положение. Когда Паула уже
заканчивала свои покупки в Сапеле, она обратила внимание на нескольких
африканцев, окруживших одного из своих, державшего в руках коробку, в
которой, как ей вначале показалось, была пара очень молоденьких щенков.
Разговор вызвал у не„ интерес.
   - Что это за животина? - спросил один из них.
   - Нутрия, - ответил второй.
   - Вовсе нет, - сказал третий. - Это кролик.
   (Кроликами там зовут один из видов больших крыс). А четв„ртый очень
энергично возразил:
   - Ничего подобного.
   Паулу разобрало любопытство, и она подошла, чтобы посмотреть самой. В
то же самое время туда подош„л какой-то старик-африканец.
   - Это водяная собака, - изр„к он, и на том спор закончился.
   Выяснилось, что два молодых рыбака наткнулись на берегу реки на нору и
услышали, что внутри визжат щенки. Щенков они вытащили, и уж конечно же,
если бы те были достаточно большими, чтобы проявить хоть каплю
враждебности, их прикончили бы на месте. Однако, они оказались безобидными
и настолько маленькими, что о "мясе"
   там и помышлять было нечего, и их принесли в Сапеле. Там хорошо
известно, что некоторые европейцы иногда "с ума сходят по зверькам" и
отваливают сумасшедшие деньги за никч„мных животных, особенно если те
маленькие и наверняка погибнут, если их бросить.
   Щенков было два: самец и самочка. Самочка была побольше и посветлее
самца. На вид она была несколько крепче и поразвитее, глаза у не„ уже
начали раскрываться.
   Оба щенка были серебристо-серого цвета, голова посветлее, у них была
кремово-белая шея и "манишка". На каждой стороне белое резко граничило с
серым по линии, идущей от угла скулы к плечу. Хвостики были не толще
карандаша.
   После долгих переговоров Паула приобрела себе самочку за единственный
фунт стерлингов, который у не„ оставался, и добилась обещания, что если
второго щенка вскорости не продадут европейцу, то чтобы его принесли к нам
домой. Второго щенка и в самом деле купил один любитель-коллекционер
животных, который несколько недель спустя отв„з всю свою коллекцию в один
из зоопарков Англии и очень гордился ею. Тот щенок, однако, позднее умер
от кровоизлияния в мозг.
   И вот нам предстояло выращивать выдру. А о выдрах мы практически ничего
не знали. Они редко встречаются в Западной Африке, так как убежищ у них
много, и гуляют они большей частью ночью. Нам, однако, посчастливилось
увидеть пару камерунских выдр. Мы тогда были на одной пальмовой плантации
в южной части Британского Камеруна, и однажды вечером стояли на высоком
мысу удал„нного участка плантации. Под нами слева была большая река в
половодье. На дальнем е„ берегу рос густой ч„рный лес, простиравшийся
бесконечно далеко на много-много миль до самого сердца Африки. Прямо под
нами из водопада с правой стороны низвергался чистый поток воды и, минуя
несколько омутов, вливался в реку.
   Начинались короткие тропические сумерки.
   Среди камней под водопадом играли две коричневые фигурки на таком
расстоянии, что отч„тливо рассмотреть их было нельзя. В течение нескольких
минут они играли вместе, то становясь на дыбы, то катаясь по гладким голым
валунам. Затем они ловко бросались в воду и плавали в чистых тихих омутах
с великолепным изяществом в каких-то тридцати метрах под нами. Это были,
несомненно, выдры, но такие большие, что наши выдры просто пигмеи по
сравнению с ними. В них было не меньше полутора метров от носа до кончика
хвоста, гибкие и сильные, - захватывающее дух зрелище.
   Интересно, вырастет ли наш щенок таким большим? Тогда мы полагали, что
ей было около двух недель, теперь же думаем, что ей был месяц. Часа два
спустя после первой корм„жки у нас она проснулась и высвободилась из
полотенца, которое стало ей постелью. Выгребая своими коротенькими
неуклюжими лапами, как в„слами, она поползла впер„д на сво„м гладком пузе.
Она с удовольствием воспринимала наши знаки внимания и поела ещ„ раз. Это
было обычное консервированное сгущ„нное молоко, разбавленное на две трети
кипяч„ной холодной водой. Смесь эта оказалась довольно крепкой, и когда в
течение первых двух-тр„х недель выяснилось, что у щенка понос, мы стали
ещ„ больше разбавлять его просто на глазок. Во всяком случае мы пришли к
выводу, что несколько жидкий стул со слизью у молодой выдры - нормальное
явление. Кормовую смесь мы подавали подогретой чуть выше температуры тела,
то есть вполне ощутимо т„плой при касании локт„м или тыльной стороной руки.
   Первые две-три недели она большую часть времени спала, как это бывает с
детьми.
   Она быстро росла, и при каждом пробуждении было видно, как у не„
прибавляются силы и улучшается координация движений. Все пять чувств у не„
развивались пропорционально, глаза стали раскрываться шире, стали круглее,
и дымка в них прояснилась. Е„ привлекали движения, она стала узнавать свою
бутылочку и протягивала к ней лапы. Удивительные у не„ лапки. Короткие
пальчики, сильные и подвижные, и чуть-чуть перепончатые. На кончике
каждого пальца было небольшое углубление - вс„, что осталось от когтей.
Лапы у не„ играли очень важную роль, она исследовала ими любой новый
предмет, по мере того, как она взрослела, они приобрели удивительную
ловкость.
   Эдаль, так мы назвали е„, по природе своей была очень чистоплотной и,
проснувшись, всегда отползала от своей постели для совершения туалета. Мы
жили только на верхнем этаже дома, там было попрохладнее, и, беспокоясь о
е„ безопасности, устроили ей дневную постель в ящике из-под пива.
Скомканная газета "Дейли телеграф" служила хорошим поглощающим и легко
сменяемым материалом, а мягкая хлопчатая тряпка служила ей собственно
постелью. Там ей было удобно, не было сквозняка, а места было достаточно,
чтобы двигаться и оставаться сухой.
   Ночи в то время года были прохладными, и когда мы ложились спать, она
устраивала гнездо между нашими подушками. Нередко мы испуганно
вздрагивали, когда со скрипучим писком она возглашала о том, что
пошевелилась.
   В первые два-три дня мы кормили е„ через каждые два часа и, если она
просила, то раз-другой ночью. Пища при этом должна была быть очень
равномерной. Возмущ„нное крещендо "Уииии" вскоре извещало нас о том, что
бутылочка холодная. С течением времени промежутки между кормлениями
увеличились до четыр„х часов, и она перестала есть ночью. Количество пищи,
которое она принимала за раз, увеличилось до шести унций. Находясь на
руках и принимая пищу, Эдаль любила лежать на спине.
   Крепко ухватившись за горло бутылки, она урчала от удовольствия пока
сосала и при этом сильно откидывала назад свою круглую головку. Присцилла,
кот„нок Стинки-Пух, а иногда и элегантный ч„рный кот Сути собирались
вокруг, ожидая остатки молока, после того как Эдаль насытится. Если
сдавить полиэтиленовую бутылочку, то выпрыскивается тоненькая струйка
молока. Стинки-Пух проворно улавливал струю. У него быстро шевелился язык,
уши прижимались назад, и он не упускал при этом ни капли. Бедной Присцилле
за ним было не угнаться. Язык у не„ бестолково болтался, зад волочился по
полу, а молоко попадало ей в нос, в глаза, куда угодно, только не в
огромную пасть. Сути тоже не очень-то преуспевал в этом деле и сердито
удалялся, брезгливо мотая лапой.
   Эдаль теперь спала всю ночь в своей собственной постельке рядом с нашей.
   Примерно в шесть утра наш мальчик-помощник выносил е„ ненадолго к
Присцилле, а в это время готовилась ей первая еда и наш утренний чай. Вс„
это время Присцилла преданно помогала ей в исполнении личной гигиены, и, к
сожалению, должен заметить, что Эдаль реагировала на это с негодованием и
платила ч„рной неблагодарностью.
   Мы были особенно довольны нашими "мальчиками". Они охотно ухаживали за
животными, а Эдали были преданы почти так же, как и мы сами.
   Мы были более чем вознаграждены за те ночи, когда она не давала нам
спать. Когда она подросла и обрела свои настоящие формы, то стала
настоящим членом семьи и всех приводила в восторг. К концу сентября она
выросла примерно до сорока пяти сантиметров, этакий юркий вес„лый дет„ныш
выдры.
   Когда е„ впервые познакомили с ванной, Эдаль взвыла от страха. Е„
пришлось долго уговаривать и убеждать в том, что выдры любят воду, и
вскоре она поняла, что поплескаться в дюйме-другом прохладной воды -
большое удовольствие. Неплохо также и попить.
   С течением времени мы постепенно наполняли ванну вс„ больше, чтобы
можно было по настоящему плавать. Усердно шл„пая кругами, она вдруг
поднимала на нас взгляд с удивительно комичным выражением. -Ну! Вы только
посмотрите на меня!
   Когда мы в ответ смеялись, она прямо-таки ухмылялась нам.
   - "Уиии-ии". Вот это жизнь!
   Теперь ей уже нравилась ванна. Она научилась плавать под водой и
кувыркаться в ней. Оттолкнувшись своими широкими перепончатыми лапами, она
выпрыгивала из воды и плюхалась пузом вниз. Ей также очень нравилось
украдкой выглядывать из-за борта ванны и затем мгновенно нырять. У не„
появилась целая коллекция ванных игрушек, всяких разных, а самой любимой
была пластмассовая мерная кружка.
   Сначала она погружала е„ в воду, затем, глубоко вдохнув, совала в не„
голову и плавала по ванне, громыхая кружкой.
   Когда она уставала, то подплывала к краю ванны, чтобы е„ вынули и
обсушили.
   Иногда она слишком долго не уставала, и тогда тот, кто был у ванны,
вынимал пробку. Для Эдаль это была извечная тайна. К