а смотрителя
пошла за водой к накопительному баку с западной стороны дома. Освещ„нный
восходящим солнцем, рядом с ней стоял мужчина в старинной одежде горцев.
Он опирался на меч и смотрел на север в сторону Бродфорда и Красных гор
Ская. Она ничуть не испугалась и стала гадать, как бы предчувствуя, что
мужчина поверн„тся к ней. Но тот не шевелился и молчал, а голова его вс„
так же была пов„рнута к северу. Она так и стояла с ведром, пока тот не
растаял и растворился при наступлении дня.
   Эту историю, пожалуй, и не стоило бы рассказывать, если бы она
некоторым образом не повторилась во время моего недолгого владения
островом.
   Эта фигура в юбке была далеко не единственным зрительным восприятием,
оставшимся необъяснимым. Танцующие огни появлялись вокруг башни маяка и
над самой высокой точкой острова, где стоит водонапорный бак. Большой ярко
освещ„нный корабль быстро входит в пролив с севера, разворачивается по
направлению к берегу, как бы собираясь напороться на скалы, и затем просто
исчезает. Тут бывают расхождения в том, где он исчезает, иногда в тот
момент, когда уже должен раздаться грохот столкновения, иногда ещ„ до
того, как он подходил к берегу в каком-либо месте.
   Подобным же образом, огонь на верхушке мачты какого-либо высокого
корабля виден на подветренной стороне острова, когда там нет никаких
кораблей. Иногда жители деревни отч„тливо слышат лай собаки, тогда как
собак на острове нет.
    
  
 Должен заметить, что я бы практически не обращал внимания на эти истории,
если бы у меня не было более современных свидетельств. Вначале, как я
только купил эти дома при маяках, я полагал, что только буду поддерживать
их в приличном состоянии до тех пор, пока мне не понадобится поселиться в
одном из них. Такая схема родилась вначале с тем, чтобы минимально
меблировать их, чтобы можно было хоть как-нибудь сдавать их на лето. Затем
появилась мысль оборудовать их какследует, пожалуй, даже роскошно, чтобы
удовлетворить потребности туристского бума на Западном нагорье. В то время
не предполагалось, что меня могут вот-вот попросить освободить
Камусфеарну, а тут может возникнуть источник дохода, который не требовал
бы от меня ежедневной писанины по восемь часов в день. И я занялся этим,
как всегда при новом начинании, с энтузиазмом.
   Я недавно познакомился с Ричардом Фрером, иначе маркизом Союза,
виконтом Альянсы, эти испанские титулы достались ему от предков, но он не
считал нужным ими пользоваться. Он был человек независимый в средствах,
жил неподал„ку от Инвернесса, был большой оригинал, а меня всегда тянуло к
таким людям. В финансовом плане работать ему было не обязательно, и все же
ему было как-то не по себе, если он не работал. Он был выдающимся
альпинистом, отличался в физическом труде и спорте, и вс„ же у него был
острый как бритва ум, и он глубоко ценил литературу. У него были профессии
строителя, столяра, механика и многие другие. Работа, физическая или
умственная, была его пищей. Когда он предложил заняться переоборудованием
маяков, а его жена, талантливый декоратор, вызвалась проследить за
отделкой интерьера на Орнсэе, я принялся за осуществление программы, от
которой можно было ожидать гораздо больше финансовых результатов для всех
нас.
   Такая договор„нность сулила стать гораздо более экономичной, чем можно
было бы ожидать от любого другого подрядчика, так как оба они занялись
этим в охотку, и от этого я много выигрывал. 15 мая 1964 года Ричард с
женой Джоан начали перестройку на острове Орнсэй, и в начале августа
закончили е„. К тому времени это стал роскошный дом, хоть мы и продолжали
работать над ним до апреля 1966 года.
   В октябре 1964 года Ричард приступил к такой же перестройке Кайлиакина,
по моему собственному несколько претенциозному дизайну, вначале с
помощником, а затем один в течение нескольких недель. ( Первым помощником
был Терри Наткинз, который на время вернулся работать к нам и держал пару
диких кошек в пристройке, которую впоследствии стали называть "Кошкин
дом".) Терри уш„л в январе, и несколько недель Ричард был один в
Кайлиакине. Я решил испробовать на Ричарде слухи о необъяснимых явлениях
на Кайлиакине и не стал ему ничего рассказывать о том, что слыхал сам. Я
посчитал, что, если такой исключительно здравомыслящий и уравновешенный
человек без предварительной подготовки почувствует что-нибудь, то у меня
тогда не будет больше никаких сомнений.
   Вот что пишет Ричард:
   - Осознание того, что есть нечто за пределами легко воспринимаемого,
приходило медленно. Когда там был Терри, я ничего не слышал. Когда прибыл
Х (наш малолетний нарушитель),то он испугался с самого начала и ни за что
не оставался в доме после наступления темноты. Даже когда я просто ходил
вниз к лодке, чтобы проверить, над„жно ли она закреплена на ночь, он ш„л
со мной, часто в пижаме, и всегда настаивал, чтобы быть вместе. Это было
глупо, потому что в доме вовсе нечего было бояться, сам дом был просто рай.
   Вы наверняка помните, когда мы с Терри взяли вас с Джимми в шлюпке в
Кайлиакин, а затем поехали в Кайл выпить. Мы пробыли там не дольше, чем
предполагали, а когда вернулись домой в Кайлиакин уже в темноте, в доме не
горело ни одной лампы, а Х не было видно нигде. Мы обнаружили его под
ворохом одеял с большим гаечным ключом в правой руке. Он слышал много
всяких голосов и был очень, очень напуган.
   После того как в январе 1965 года Х уехал, я вернулся туда ночевать
один и провел там несколько ночей. Со мной была моя собака Хедда
(далматинская сука), и е„ никогда не беспокоила ни обстановка, ни голоса.
Первые три-четыре ночи я спал очень крепко. В начале погода была тихой и
морозной, но на четвертую ночь подул юго-западный ветер, я бодрствовал до
полуночи, а затем спал довольно беспокойно.
   Я проснулся вскоре после тр„х часов ночи от резкого металлического
лязга. Первые голоса я услышал несколько минут спустя. Ветер стих, но ш„л
дождь. Голоса, странное обрывочное бормотанье, слышались, то громче, то
тише и, казалось, перемещаются вдоль северной стороны дома с запада на
восток. Атмосфера в доме была такой уютной, что мо„ единственное опасение
было в том, что я действительно испугаюсь. Ни за что бы не вышел я из
дому, но, как ни странно, был готов лежать и слушать. Это продолжалось
минут десять, и лязг повторился раза два-три. По голосам можно было
предположить, что мимо дома ид„т множество людей, но звуков их движения я
не слышал. Хотите верьте, хотите нет, но я уснул снова ещ„ до тех пор,
пока вс„ стихло, хотя, как я уже сказал, самая шумная часть длилась около
десяти минут. Такое явление повторялось частенько, но никогда его не было
в штормовых условиях, и даже если это бывало, то услышать его было
невозможно. У меня всегда складывалось впечатление (если допустить, что
это были какие-то плен„нные отголоски прошлого), что это похоже на военные
сборы, когда они скрытно прибывают на остров, чтобы развернуться перед
какой-то битвой или стычкой. К марту вс„ это кончилось.
   Многие жители дома у маяка слышали эти голоса, и все рассказы о них
сходятся в том, что они низки по тембру и неразборчивы, но я лично сам
слыхал резкие возгласы и выражения, которые можно было бы понять, если бы
я знал их язык.
   К 21 июня 1965 года работа была почти закончена, и я привез на
Кайлиакин жену и двух наших друзей, Гордона Макинтоша и Яна Камерона,
который сейчас работает инструктором в организации "Стремление наружу" в
Эпплкросе. Этот здравомыслящий и преуспевающий деловой человек так
описывает то, что с ним произошло:
   - Около девяти вечера приятным тихим летним вечером я только что
вернулся на остров на моторной лодке из деревни Кайлиакин, и меня встретил
у причала маяка Ричард. Он сообщил мне, что ещ„ надо сделать кучу разных
работ, и первая, самая важная - это притащить стопятидесятилитровую бочку
с причала на место нового электрогенератора на самую вершину острова рядом
с огороженным садом. С ним был Нодди Дрисдейл, работавший у него
помощником на острове, и так как они оба очень сильные, то я ограничился
больше советами, чем практической помощью. Они изрядно попотели, вкатывая
бочку в гору, а я пл„лся сзади. Когда они, наконец, притащили бочку в
будку генератора, я понял, что в тесноте я только мешаю им, и вызвался
пойти набрать дров. Жена Ричарда, Джоан, и их шестилетняя дочь к этому
времени ушли в дом.
   Я набрал большую охапку дров и уже спускался по тропинке к главному
дому, как увидел, что из-за угла вышел какой-то человек и стал подниматься
по тропе навстречу мне. Я точно знал, кто есть на острове, и подумал, что
это был Ян Камерон, тот приятель, с которым я туда приехал, но заметил,
что вместо обычной, юбки теперь на н„м брюки. Это меня не очень удивило,
так как юбка у негобыла новая, а мы все делали грязную работу, и я
подумал, что он благоразумно переоделся, чтобы не испачкаться. Однако,
когда человек подош„л поближе, выяснилось, что он мне вовсе незнаком. Это
был молодой человек, я бы сказал, лет двадцати пяти, и одет так, как
обычно одеваются здесь: рыбацкий свитер с высоким воротником и темные
брюки. Увидев, что это совершенно незнакомый мне человек, я стал думать,
что мне сказать, когда поравняемся, как совершенно внезапно он исчез, как
будто бы его и не было вовсе. То он был всего в нескольких шагах от меня,
и вдруг исчез. Ему совершенно негде было спрятаться, хоть я и стал
оглядываться и искать его. Я вс„ ещ„ смотрел по сторонам, когда от
дизельной вниз по тропе спустился Ричард. Я спросил его, есть ли
кто-нибудь ещ„ на острове, и как может некто совершенно настоящий вдруг
так исчезнуть. Он вроде бы и не очень удивился, а я в то время вовсе не
испугался, так просто, был совсем сбит с толку. Но в течение вечера на
меня нахлынула как бы запоздалая реакция, я хоть и не стал по настоящему
бояться, но вряд ли бы уснул, если бы не ночевал в одной комнате с Яном.
    
  
 В записках Ричарда есть одно предложение, которое очень тесно увязывается
с моими вопросами к бывшему смотрителю маяка. "Никто не припомнит, чтобы
голоса слышались весной или летом, это были как бы сезонные призраки,
появляющиеся лишь осенью и зимой, хотя привидения могут встречаться в
любое время года. Мораг Мак-Киннон, моя бывшая соседка из Друимфиаклаха
над Камусфеарной, в начале 1966 года прожила несколько недель в этом доме
вместе с парнишкой, который готовил соседний остров к ещ„ одному моему
проекту, который я опишу ниже. Она писала :"Я лично слышала голоса только
один раз. Однажды воскресным утром примерно в 8-15 я была в постели и
подумала, что потихоньку заговорило радио, и удивилась, так как не
слышала, чтобы парень встал. Голоса звучали довольно глухо, то громче, то
тише, и говорили на каком-то иностранном языке. Я встала и увидела, что
при„мник выключен, а парен„к ещ„ спит, и я вдруг поняла, что голоса
прекратились, как только я вышла из своей спальни. Все, кто их слышал,
говорили мне, что это не страшно, и теперь, услышав их сама, я согласна с
этим, и в то же время я больше не сомневаюсь в том, что голоса
действительно разговаривали, но только не на английском или гэльском
(Мораг говорит на этих языках). И это, конечно же, не просто бабушкины
сказки подобно множеству историй о призраках в этих краях.
   Кайлиакин назван в честь короля Норвегии Хако, который за семьсот лет
до моей покупки дома у маяка бросил якорь флота захватчиков с подветренной
стороны у острова, готовясь к своей последней катастрофической попытке
завоевать Шотландию. Его имя осталось за Кайлиакином, проливом Хако, и
может быть от него также остались и призраки, так как невидимые обитатели
острова с маяком разговаривают на языке, который теперь неведом в
Шотландии.
   Единственный случай, когда я почти столкнулся с чем-то необычным на
Кайлиакине, был в апреле 1965 года. Ричард уезжал домой на выходные, и я
поехал в Кайлиакин за ним на машине. В доме никого не осталось, и мы
заперли его. Электропроводка былапочтизакончена,но генератор ещ„ не
установлен. В понедельник, когда я прив„з Ричарда обратно, в деревне нас
тут же спросили, кто был на маяке на выходных.
   "Никого" - ответили мы. Но нам сказали, что всю предыдущую ночь в окне
кухни горел свет, не очень яркий, как бы от двух свечей или от небольшой
керосиновой лампы. Этому было много свидетелей, и они посчитали, что,
несмотря на свои планы, мыкого-то оставили в доме на выходные. Я сказал
Ричарду, что он, должно быть, оставил горящую лампу, но он был совершенно
уверен, что ничего подобного не было. Мы переехали на остров и осмотрели
окна и двери. Вс„ было заперто, как и при отъезде. Мы зашли на кухню и
тщательно, как страховые агенты, вс„ осмотрели, но не нашли никаких следов
того, что могло бы стать источником света или хотя бы произвести такое
впечатление.
    
  
 Сам я никогда не слышал голосов, так как за вс„ время, пока этот дом был
моим, до сих пор я пров„л там только две ночи в июле 1965 года в компании
друзей. Это было ещ„ на том этапе, когда мне казалось, что вс„ ещ„
впереди, я любил Кайлиакин и вс„, что было там, и я собирался там жить.
    
 8
 КОЕ-ЧТО ИЗ СТАРОГО И НЕЧТО НОВЕНЬКОЕ
  
  
 Установившиеся привычки и умонастроения сохраняются долго, в мо„м случае
настолько долго, что влияют на мои взгляды на эти маяки.
   В течение всей своей взрослой жизни мне почти непременно надо было
начинать что-либо новое, быть первопроходцем, исcледовать либо целину,
либо недостаточно изученные земли.
   Возможно это происходило от подсознательного желания избежать
конкуренции, чтобы никто не мог сказать, что мне не удалось того, в чем
преуспели другие. Хоть я и был "образован", но вовсе не приспособлен к той
жизни, которую мне хотелось вести. Я был практически любителем в любой
сфере, у других же на знамени был странный, но мощный девиз
"квалификация". Тогда как у них были степени по зоологии, психологии,
медицине, биологии и вызывающие зависть аббревиатуры после фамилии, я же
вышел из Оксфорда с дипломом "Управляющего хозяйством", и так как вс„ это
произошло как бы против моей воли, я так и не стал управлять каким-либо
хозяйством, да и желания у меня такого не было.
   Я упрямо следовал своим интересам, посещал лекции по медицине и
зоологии, пытался научиться писать картины у Раскина. В результате, как я,
так и несколько других товарищей, которые совсем не испытывали интереса к
официально изучаемому предмету, провалили зачеты в конце первого же курса.
На втором курсе мы по-прежнему посещали абсолютный минимум лекций по
сельской экономике, во время семинаров по истории экономики,
неорганической химии или почвоведению мы обычно играли друг с другом в
крестики и нолики и уходили с каждой лекции такими же невежественными,
какими и приходили на не„.
   Когда один исключительно напыщенный профессор, современник Старого
винчестерского колледжа, безапелляционно навесил на нас троих ярлык
"непут„вых"
   и когда это стало общеизвестно, мы решили оправдать это прозвище. Когда
этот толстячок со вставной челюстью, удивительно косивший глазом в угол
потолка, начинал свою лекцию словами: "А сегодня, господа, я намерен
сообщить вам кое-что о свойствах хлористого кальция...", мы обычно
подмигивали друг другу и шептали "непут„вые?" Это слово означало крестики
и нолики, от лекторов мы же научились лишь почти зловеще подражать их
голосу и манерам. Так что, когда пришла пора сдавать зач„ты во второй раз
после незаслуженной поблажки на первом курсе, мы оказались в не лучшем
положении, чем прежде. Мы посовещались. Все сошлись на том (за стаканом
темного шерри и сигаретами марки "Балканское собрание" в аудитории старого
пастората, отделанной дубовыми панелями), что это вовсе не профилирующий
экзамен, который нужен лишь для того, чтобы остаться в университете, так
что не будет никакого вреда, если мы смухлюем. С другой стороны, нам
следует избавить наших родителей и опекунов от кучи неприятностей,
связанных с предстоящим отчислением. По существу это было верно, во всяком
случае это была только та сторона медали, которую нам хотелось видеть,
хотя теперь я не очень-то горжусь нашим решением.
   Итак мы решили шпаргалить. Никаких полумер, никаких возможностей
провала, мы разработали план на широкую ногу. Мы собрались выкрасть все
экзаменационные работы, совершив ряд безупречных и незаметных грабежей в
четыр„х разных домах в различных местах. Надо было четко рассчитать время,
совсем незадолго до экзаменов, чтобы, если начальство вдруг засомневается
после кражи, то было бы слишком трудно заменить документы. И в то же время
это должно было быть достаточно заблаговременно, чтобы мы смогли
воспользоваться результатами кражи.
   Мы посчитали, что шесть дней будет идеальный вариант, и к тому же тогда
будет безлунная ночь для нашего жуткого предприятия. Это было ужасно для
нас всех, этот расчетливый риск, так как, если нас поймают, это будет
безоговорочный и позорный конец нашей университетской карьеры, и гораздо
большее огорчение нашим родным, чем если бы нас отчислили за
неуспеваемость или прогулы. Но особенно жутко было мне, так как, будучи
самым легким и проворным из всей нашей четв„рки, именно я должен был
совершать кражи, а остальные либо стояли на атасе, либо отвлекали
внимание. Думается, мы были самыми предусмотрительными
грабителями-любителями, мы достали маски, перчатки и фонари с тонким, как
карандаш, лучом, провели тщательнейшую разведку, "позаимствовали" пару
ключей, и изготовили по ним дубликаты. Мы совершенно точно знали, где
будет находиться в данную ночь каждый из членов экзаменационной комиссии.
Мы приготовили две автомашины с фальшивыми номерами и сняли с них
обязательный для студентов зел„ный сигнальный фонарь. Я помню первый дом в
Минстер-Ловеле и как тяж„лый запах цветущей в июне глицинии мешал мне
пробираться наощупь по длинной водосточной трубе. Машина ждала меня где-то
за полем, совсем на другой дороге, и я должен был два раза крикнуть совой,
когда сделаю дело и буду возвращаться назад. Я не рассчитал время, которое
потребуется, чтобы переписать билет (дрожащими руками в перчатках) при
тоненьком свете фонарика, и водитель машины (с накладными усами и гримом,
достаточно хорошем при скупом освещении), устав ждать, сам крикнул совой,
как мы договаривались, лишь на случай опасности. Это было так неожиданно,
я подумал, что это предупреждение о тревоге, и потратил целых четверть
часа, пока исключительно кружным пут„м пробирался к машине. Таким образом
я почти на полчаса опоздал к следующему дому, и здесь-то я впервые по
настоящему испугался. Я взобрался по водосточной трубе, влез в окно и
очутился в комнате в кромешной темноте, когда рядом со мной кто-то
отч„тливо задышал. Этого никто из нас не предусмотрел, сердце у меня,
должно быть, застучало так же слышно, как это сопенье, и я не знал, что
мне делать. Я понимал, что в полутора метрах от меня справа должен был
стоять стол, а сопенье доносилось прямо спереди. Очень осторожно я
продвинулся вправо и нащупал стол, затем положил на него фонарик, включил
свет и сразу же выпрямился. Там, с ужасом глядя на фонарь, а не на меня,
стоял мой соратник, который должен был караулить снаружи. Так как я
опоздал на полчаса, он посчитал, что меня поймали, и решив, что лучше хоть
половинка, чем ничего, сам забрался в тот самый дом.
   Нам не удалось лишь одно: билеты по истории экономики оказались в
сейфе, открыть который мне как вору-любителю было не по силам. Это была
жуткая неудача, так как провал этой важной работы мог поставить под
сомнение нашу успешную сдачу остальных. Ответ на эту проблему почти
полностью укладывался в традиции нашего университета. На экзамены мы
должны были являться в форме, которая вполне подходила для наших целей:
белые рубашки с жесткими манжетами и галстук-бабочка.
   Мы обернули жесткие манжеты белой черт„жной бумагой и микроскопическим
почерком исписали е„ бледными желтыми чернилами. Сокращ„нно мы записали
туда все доступные нам сведения и факты. Вот это-то, а также