ил меня, зачем я упоминал о князе Аллиате.
    
  
 Его высочество:
   - Чтобы очернить его, не так ли?
   Свидетель:
   - Нет. Это не так.
    
  
 И так это тянулось изо дня в день. Вскоре я понял, что судья мне вовсе не
сочувствует, и несколько позднее я утратил доверие к присяжным. Иногда
дело даже переходило в фарс.
    
  
 Г-н Хэрст (мой адвокат) спросил, можно ли ему упомянуть о вопросе,
который не вызывает разногласий у сторон. Один из корреспондентов газеты
"Таймз" попросил его отметить, что в отч„те о вчерашнем заседании в
результате неудачной записипоказаний г-на Максвелла, слова "Генерал Люка",
- и это было проверено по стенограмме, -были, к несчастью, переданы так:
"Преступник Люка". Его (адвоката)
   просили уточнить, что должно быть записано :"Генерал Люка".
   Его высочество.
   - Благодарю вас.
    
  
 20 февраля, на седьмой день слушания его высочество вынес решение о том,
что "эти слова не были опубликованы по случаю квалифицированной
привилегии".
   Попросту говоря, это означало, что моя посылка о том, что меня нельзя
привлекать к ответственности за цитирование слов, привед„нных на процессе
Витербо несостоятельна.
   По мнению судьи Глин-Джоунза, хотя такой прецедент и бывал на других
английских судах, это не всегда относится кматериалам иностранных судов, и
мо„ изложение процесса Витербо ни в коем случае, с юридической точки
зрения, не является "отч„том" о н„м. И наконец появилось резюме его
высочества.
   Его высочество, обращаясь к присяжным, сказал, что каждый из адвокатов
сообщил о том, что у него уже сложилось сво„ мнение по этому делу, и если
это так, то это мнение, по словам г-на Хэрста, может выявиться при
выступлении его высочества перед присяжными. По мнению его высочества,
судья вряд ли может составить себе мнение, пока он слушает дело, и он
уполномочен сообщить присяжным о том, что это было... Так как значительная
часть свидетельских показаний в действительности касалась вопроса о
привилегии, а также заявлений ответчика, предполагающих злой умысел, то
его высочество довед„т до сведения присяжных, почему он постановил, что
данная публикация не подпадает под действие привилегии.
   Уже давно существует закон о том, что нас всех интересует судебное
производство в нашей стране, и поэтому точный и ч„ткий отч„т о судебном
деле может быть опубликован в интересах общественности. Если же в ходе
дачи показаний кто-либо скажет что-нибудь порочащее о ком-то другом, то
тогда этот человек, к сожалению, должен будет смириться с этим. Этот
принцип, однако, не распространяется на отч„ты о судах в других странах.
Только отдельные иностранные суды, которые представляют достаточный
интерес для нас здесь, публикацияматериалов которых может
квалифицироваться как привилегия: где, например, суд был над британским
подданным, или же процесс был таковым, что отч„т о н„м должен быть
опубликованным здесь:
    
  
 И вс„ же в мировой прессе было опубликовано более тр„х миллионов слов о
Джулиано. Очевидно, - думал я, - что масло должно быть масляным во
взглядах Его высочества на закон. Я также серь„зно считаю, что он мог бы
выступить таким образом и на процессе Витербо со всей своей откровенностью
и искренностью, и что даже его собственная кончина вызвала бы у него
большое удивление, - если, разумеется, у него было бы время поразмыслить
над этим.
   Оставался только вопрос об уплате штрафа. "Его высочеству не дано
предлагать какую бы то ни было сумму. Некоторые весьма пожалеют по этому
поводу, так как такое предложение даже в широких пределах о предполагаемой
сумме могло бытьвесьма полезным, ибо присяжные не связаны тем, что говорит
судья. В это время, помнится, я испытал весьма любопытное чувство утраты
sequitur, - для меня это имело так же мало смысла, как и связанные с ним
даты.
   Присяжные, посовещавшись почти два часа, присудили Аллиате 400 фунтов
стерлингов. Наша сторона заплатила в суд 325 фунтов, мы таким образом
должны были платить судебные издержки за обе стороны. Общие же расходы
приближались к пятизначной цифре, и я выходил из суда зная, что пройдут
годы, прежде чем я смогу уплатить свою долю, если вообще смогу. Я надеюсь
встретиться с его высочеством в потусторонней жизни, если мы, разумеется,
попад„м в одно и то же место.
   Во всех этих перипетиях читатель может и запутаться, как запутался в
них и я.
   Итак, суд присудил Аллиате только 400 фунтов, но это было на 75 фунтов
больше, чем наша сторона внесла в суд, а по правилам этой похожей на
шахматы игры, которая называется британским законом о клевете, это
означало, что мы нес„м ответственность за все издержки, расходы, которые
были совершенно разорительны для меня.
    
  
 Через несколько недель вслед за судом с Аллиатой у меня умерла мать после
долгой и тяж„лой болезни. И когда в апреле я вернулся в Камусфеарну, у
меня было глубокое чувство недоброго предзнаменования. Было бы гораздо
лучше, если бы я прислушался тогда к нему и закрыл Камусфеарену, но
стремление сопротивляться и бороться с невзгодами было вс„ ещ„ сильно во
мне, подст„гиваемое негодованием от того, какой оборот принял процесс
Аллиаты.
    
  
 Было только одно отрадное событие, но и оно было непродолжительным. В
последний раз в Камусфеарну вернулись дикие серые гуси. Из года в год с
тех пор, как мы привезли выводок ещ„ неоперившихся птенцов из поредевшей
стаи на большом озере в Монтрейте, эти гуси и их потомство имели
обыкновение возвращаться к нам поздней весной, перезимовав и чудесным
образом не пострадав от руки человека в каком-то неизвестном нам южном
краю.
   Их истоки восходят к моему дал„кому прошлому, ещ„ в довоенные дни,
когда я собрал в Монтрейте целую коллекцию диких гусей со всего света,
когда снежные гуси из Северной Америки и гуси с полосатой головой из
Тибета паслись на покатых лужайках склонов у старого замка, а в самом саду
были экзотические редкости. Там были маленькие белогрудки, которых я сам
прив„з из Лапландии в последнее лето перед войной. Они отвечали на зов
резким гомоном, который напоминал мне об огромной тундре и о блеске тихой
оз„рной воды под полночным солнцем, о кислом привкусе оленьего жира и
запахе форели, варящейся на костре.
   Там, помнится, была гусыня с мыса Бэррэн, которая иногда заходила через
открытые стеклянные двери в библиотеку и усаживалась перед камином, а е„
нежное сизое как у голубя оперенье подрагивало при этом от удовольствия. А
во время вечернего перел„та воздух наполнялся хлопаньем крыльев и
отреш„нной музыкой серых и снежных гусей с залива. Во время войны, когда
вс„ хорошее зерно требовалось для потребления людей, среди наиболее редких
видов была ужасно высокая смертность, почти половина из них погибла через
сутки от отравления, вызванного поставкой протравленной пшеницы. Несмотря
на это несчастье, только у меня во всей Европе сохранилась кое-как эта
коллекция, и таким образом, хоть ипоредевшая, она была уникальна. К этому
времени я переехал на северо-запад Шотландии, а Питер Скотт избрал себе
Слимбридж как идеальное место для того, что теперь стало знаменитым на
весь мир Фондом диких птиц. Он приобр„л этот участок, но не было
достаточно очевидных средств быстро приобрести что-либо, кроме зимующих в
Британии видов диких гусей, чтобы поселить их там. Он приехал в Монтрейт и
наш„л там вс„ ещ„ выживших около двадцати видов, три четверти из которых
были единственными представителями этих птиц на европейском континенте.
Было бы трудно не уступить его стремлению приобрести их, даже если бы у
меня и были причины отказать, но у меня их не было. Итак, они отправились
в Слимбридж все, так сказать, за исключением выводка полнокровных серых
гусей, потомков многих поколений птиц, которых я поднял на крыло в заливе
Уигтаун в те времена, когда был заядлым охотником на дичь.
   Остались только дикие серые гуси, они плодились на берегу залива и на
острове до тех пор, пока их численность, пасшаяся на сельскохозяйственных
угодьях усадьбы, не стала привлекать сердитого внимания. Временами их было
более ста, хотя их стая, возможно, пополнялась по-настоящему дикими
птицами, которые зимовали в устьях рек Кри и Блэндох. Их участь, во всяком
случае, была такова же; их считали за паразитов, а то, что они были почти
ручными, ещ„ больше облегчало ихуничтожение. В то время, как я прив„з в
Камусфеарну выводок неоперившихся гусят, на озере в Монтрейте оставалось
только четыре взрослых пары, а теперь там нет ни одной.
   В сво„ время дикие серые гуси начали размножаться в Камусфеарне, всегда
на одном и том же маленьком поросшем кустарником оз„рке в миле от нас,
через дорогу от Друимфиаклаха. Мораг Мак-Киннон подкармливала их и
всячески ухаживала за ними, она придумала им всем имена, даже когда
изначальная пят„рка увеличилась до тринадцати. Это было наибольшее число,
которого они достигли, и не только потому, что гусынь всегда было больше,
чем гусаков, что приводило к определ„нному количеству неоплодотвор„нных
яиц, но также и потому, что не было такой весны, чтобы вся стая целиком
вернулась со своей неведомой нам зимовки, а однажды нам даже пришлось
привезти новый выводок из Монтрейта, чтобы стая не вымерла. Некоторых из
них неизбежно подстрелили, другие, возможно, остались в стаях, принявших
их к себе, и улетели весной на север, чтобы плодиться в диких, покрытых
лавой горах Исландии.
   Мы уже привыкли ждать их возвращения в Камусфеарну в конце апреля или в
мае. Это всегда было весьма волнующим событием. Кто-нибудь, пока мы все
занимались своими делами то ли в доме, то ли во дворе, вдруг восклицал:
   - Слышу гусей!
   И мы все собирались вместе, обшаривая взглядом небеса в поисках
подтверждения.
   Затем звук повторялся опять, дикий, манящий зов, который как будто бы
воплощает в себе образ огромного, продуваемого ветром пространства: гор,
солончаковых болот и безграничного неба, - подлинный клич севера и
необжитых кра„в. Сначала одинокий зов, как горн в ниспадающем тоне, затем
к нему подключаются другие шумным каскадом серебряных труб, и потом
небольшая стая появляется в поле зрения вс„ ещ„ очень высоко и далеко, но
крылья у них уже сложеныдля долгой спиральной глиссады к зел„ному пятну
Камусфеарны. Затем они кружат низко над домом по полю, их гигантские
крылья с шумом рассекают воздух при каждом витке и, наконец, с резким
гамом они начинают круто тормозить при посадке, и вот уже опять стоят они
у нашей двери безо всякого страха, как если бы никогда не встречались с
охотником в облике человека. Один из нас уходит на кухню за хлебом, а
старый гусь, который у них вожаком, тот, кого Мораг обычно звала Джорджем,
начинает пушить свои перья и продвигаться впер„д, вытянув шею низко
параллельно земле, вдруг громко заклекочет, прежде чем станет жадно брать
хлеб из наших рук.
   Именно таким образом они вернулись в последний раз поздней весной 1965
года. Мы услышали их издалека, вначале тоненько и чисто, затем слабее,
приглуш„нно из-за свежего южного ветра, который гнал перед собой большие
бесформенные белые облака над т„мным как чернила морем, на котором начали
подниматься короткие крутые волны. Небольшая стая из пяти птиц пролетела
высоко над Камусфеарной, направляясь в глубь острова правильным
треугольником. Они помедлили в ответ на наш зов, но тут же возобновили
пол„т по своему курсу, так что ничего, кроме этой краткой заминки, мы не
получили в ответ на наш зов, что бы дало нам знать, что это были гуси
Камусфеарны. Они скрылись из виду в направлении Друимфиаклаха, затем,
минут пять спустя, вернулись, вытянувшись в одну прямую линию, спускаясь
на жестких вытянутых крыльях, круто скользя с вершины холма над нашим
домом.
   Там было два гусака и три гусыни, третья гусыня, которую в предыдущие
годы Мораг называла Золушкой, была без пары и держалась на некотором
отдалении от остальных, она всегда была маленькой и выглядела глупой.
Ничто не говорило о том, что эти дикие гуси прилетели в Камусфеарну в
последний раз, но их эпоха, бывшая частью идиллии, кончилась.
   Джордж со своей подружкой обосновался, как и в прошлые годы, на оз„рке
у Друимфиаклаха, и оттуда они наносили нам хоть и нерегулярно, почти
ежедневные визиты. Другая пара улетела дальше от побережья, и мы
посчитали, что они гнездятся на одном из множества горных оз„р над нами.
Больше мы их не видели.
   Золушка осталась одна на пляжах у Камусфеарны, и однажды мы наткнулись
на е„ останки, съеденные лисицей или дикой кошкой.
   Затем, однажды придя в Друимфиаклах за припасами (домик теперь уже был
пуст, Мак-Кинноны уехали), мы увидели, что у Джорджа сломано крыло. Оно
волочилось за ним по воде, когда он плыл, и он постоянно пытался как своей
беспомощной мускулатурой, так и клювом положить его на место. Мы притащили
небольшую фиброгласовую лодочку к оз„рку и подплыли к нему достаточно
близко, чтобы определить повреждение. Это показалось нам простым переломом
локтевой кости, вызванным, думается, ударом о телеграфные провода при
пол„те, и я посчитал, что оно зажив„т само. Но это также значило, что
Джордж останется без гусят в этом году, так как акт совокупления
происходит на воде и требует участия обоих крыльев для сохранения
равновесия.
   И в самом деле, его самка даже не сделала кладки, а несколько недель
спустя мне сказали, что Джордж умер, его тушка плавала у кромки тростника.
Мы поднялись, снова спустили лодочку и достали его тело. Крыло отлично
срослось, и он мог летать, но в шее у него было двадцать дробин ј5, и на
этом вс„ кончилось.
   Концентрация дроби свидетельствовала о том, что его убили с очень
близкого расстояния, а так как он не боялся людей, в этом не было ничего
удивительного.
   Его подружка ещ„ с неделю побыла на озере и затем тоже исчезла. Больше
в Камусфеарну дикие гуси никогда не прилетали. С их исчезновением нечто,
для меня мистическое, ушло навсегда.
    
  
 6
 МАЯК ОСТРОВА ОРНСЭЙ
  
  
 Те два маяка, которым я уделял основное внимание вс„ свободное время с
тех пор, как стал калекой, в результате любопытного совпадения стали моей
собственностью.
   Сама Камусфеарна находится на большой земле, на берегу пролива Слит, а
от не„ на северо-запад на милю простирается гряда небольших островов.
Некоторые из них покрыты травой, на некоторых раст„т вереск. На самом
дальнем из них, самом большом, расположен маяк, сооруж„нный в 1909 году.
При нашем маяке не было дома, он работал на газовом баллоне, за которым
следил один из жителей хозяйства Камусфеарны, пастух, так как работа была
далеко не на полную ставку. Когда, перед моим приездом туда, Камусфеарна
пустовала, за маяк отвечал Друимфиаклах, домик в миле отсюда вверх по
склону холма. Когда я приехал в эти места в 1948 году, эту работу делал
Кэлум Мэрдо Мак-Киннон, который также был местным смотрителем дорог и
занимал этот пост до тех пор, пока со своей женой Мораг не уехал отсюда в
1965 году.
   В трех милях отсюда на вест-зюйд-вест за проливом Слит находится маяк
острова Орнсэй, расположенный рядом с островом Скай. Ночью его сигнал -
двойная вспышка каждые семь секунд - был единственным огоньком, видимым с
берега Камусфеарны.
   Это был гораздо больший маяк, чем на острове Камусфеарны, построенный
на дальней оконечности зел„ного островка, и там был большой дом, где жили
два смотрителя маяка со своими семьями. Я никогда раньше не бывал на
орнсэйском маяке, хотя был знаком с одним из смотрителей, так как тихими
вечерами он иногда заезжал к нам после рыбалки на макрель. Одним таким
тихим летним вечером в 1963 году, когда мирный вечерний свет ещ„ долго
задерживался на вершинах холмов, он приехал к нам в сумерках, прин„с с
собой в подарок рыбы и, пока мы сидели в гостиной-кухне, сказал:
   - Боюсь, что выпиваю с тобой здесь в последний раз, Орнсэйский маяк
полностью автоматизируют, а меня переводят в Арднамурхан. Жаль будет
уезжать, мне так здесь понравилось, но на нашей работе приходится ехать
туда, куда пошлют. Хорошо ещ„, что не на Хайрскейр или ещ„ какой-либо из
ут„сов, где, выйдя из дому, негде даже размять ноги. Говорят, что
Арднамурхан вовсе неплохое место, и оно, конечно, очень важное, так как
находится в самой западной точке всей большой земли Шотландии. И вс„ же я
буду скучать по Орнсэю.
   Я спросил его, а что будет с домом.
   - О, Северное управление маяками, несомненно, выставит его на продажу,
и повез„т тому, кому он достанется. Год-другой назад там заново перекрыли
крышу, и это обошлось им в несколько тысяч фунтов. Дом довольно
просторный, рассчитан надве семьи, хотя тому, кто купит его, прид„тся
кое-что переделать, так как некоторым образом у него два главных входа и
между двумя половинками дома нет дверей. К тому же там есть большой огород
за каменной изгородью, хотя мы и не очень-тозанимались им последние
несколько лет, так как в моду вошли консервированные овощи.
   Вс„ это сразу же заставило меня задуматься. В Камусфеарне ведь я жил
просто из милости, и в конечном итоге не имел на не„ никаких прав. В
договоре на аренду особо оговаривалось, что за благоустройство не будет
никакой компенсации, и что по окончании срока аренды я должен оставить его
в том виде, как принял. Я пров„л сюда телефон и электричество, последнее
обошлось мне очень дорого, а пока я был женат, потратил много денег на
всякие пристройки к дому: баню и санузел (чего не было раньше),
морозильник и прочие громоздкие и дорогие электрические устройства. Я
знал, что, если мне прид„тся уехать из Камусфеарны, то вывезти все эти
вещи по суше мне просто не удастся. Их можно вывезти только по морю, и
даже при этом моей "Полярной звезде" прид„тся сделать несколько рейсов.
Сложив вс„ это вместе, я стал подыскивать себе запасной домик на побережье
и уже выяснил, что такого просто нет. Остров Орнсэй, всего в десяти
минутах ходу от Камусфеарны при максимальной скорости "Полярной звезды",
представлялся мне идеальной страховкой при возможности оказаться бездомным.
   Я нав„л справки в Северном управлении маяками и выяснил три важных
особенности:
   будущий покупатель должен быть утвержд„н в управлении, дом не
обязательно будет продан тому, кто предложит больше всех, что, при прочих
равных условиях, предпочтение будет отдано тому, кто также купит дома
маяка Кайлиакин в одиннадцати милях к северу от Камусфеарны по морю.
Кайлиакин- это крупный маяк в узком судоходном проходе, соедин„нный дамбой
со скалистым островом, поросшим вереском, посреди пролива между Скаем и
большой земл„й у Кайл-оф-Лохалша. Дом смотрителей маяка, также на две
семьи, стоит высоко на этом вересковом острове, оттуда открывается
изумительный вид на север к Красным высотам Ская и на юг вплоть до
Лох-Дуиха на холмы, которые называются Пять сест„р Кинтайля.
    
  
 В то время мои доходы были почти до неприличия велики, настолько велики,
что хотя бы потому, что мне могут не поверить, я не буду называть суммы.
Это исключительно временное изобилие практически никак не отразилось на
мо„м образе жизни или мыслей, но оно значило, что в течение нескольких
коротких бездумных и безрассудных лет мне можно было вообще не думать о
деньгах. Это довольно любопытный опыт, который мне пришлось пережить хотя
бы раз в жизни, даже если из-за своей недальновидности это привело в конце
концов к ужасным последствиям, которых вполне заслуживает моя спесь. И вот
при таком настрое, который у добрых шотландцев очень кстати называется
словом "никч„мность", мне понадобилось купить эти маяки, даже если бы
Северное управление маяками запросило гораздо большую сумму.
   У каждого из них была совершенно различная атмосфера и характер.
Вначале я поехал с Джимми Уаттом и Аланом Макдиармидом осматривать остров
Орнсэй. Мы направились на "Полярной звезде" через пролив от Камусфеарны
ранним утром в такой славный ден„к, что даже мрачные трущобы Глазго в
Горбалзе показались бы преображ„нными. У причала "Полярной звезды" тихий
воздух наполнился звуками гнездящихся морских птиц, шумом белых крыльев
кружащих чаек, мелькавших в безоблачно