Кинтайля. В этом заливе
находится, может быть, самый замечательный образец сохранившейся в
Шотландии архитектуры - древняя островная крепость клана Мак-Рея, замок
Эйлиан Донан.
   Так как спланированная мной зала была чуть более трех метров шириной,
все мои советчики единогласно заявили, что она будет непропорциональна,
подобно коридору, и что, к тому же, е„ нельзя будет как следует
отапливать. Я же полагал, что эффекта коридора можно будет избежать пут„м
подборки мебели нейтральных цветов у внутренней стены, единственными
яркими цветами будут броские подушки, которые станут отвлекать взгляд от
четыр„х больших окон, а также большим настенным зеркалом, в котором будут
отражаться море и руины замка Мойль. Там не будет никаких картин, кроме
большой великолепной картины Майкла Эйртона, изображающей почти бесцветную
восковую фигуру падающего Икара, которая будет господствовать в дальнем
конце комнаты при входе в не„ из столовой-гостиной. Проблему отопления я
предлагал решить установкой двух очень широких каминов, одного под Икаром,
а другого - в ближнем конце комнаты у внутренней стены. При необходимости
их можно будет дополнить электрообогревом от установленного нами
электрогенератора. Я сделал акварельные наброски этой комнаты, как я е„
себе представлял, и надеялся что так оно и получится, а вся мебель была
подобрана так, чтобы как можно более соответствовать этим рисункам.
   Проект увенчался полным успехом, я с особым тщанием приобр„л мебель в
Лондоне и в конце концов переправил е„ на остров, при этом перечень
поломок оказался на удивление небольшим. Сам дом теперь представлял собой
именно то, и даже больше того, на что я надеялся, и у меня были четкие
планы по созданию дикого сада, где цветущий кустарник и редкий плющ будут
расти под укрытием расщелин скал и выступов на северной стороне дома.
   Так как вс„ до сих пор прошло так гладко перед лицом чудовищных
преград, я с необычайно легким сердцем отправился туда в то утро из
Камусфеарны с командой из пяти человек, чтобы устранить последние
следыреконструкциии окончательно расставить мебель по местам. Было
чудесное летнее утро, и мы добрались до Кайлиакина за тридцать пять минут.
Поставили "Полярную звезду" на якорь в южном заливе острова и проработали
там весь день. Даже прибой был в нашу пользу:
   прилив к северу, когда мы выходили, и отлив к югу, когда отправлялись
домой уже в двенадцатом часу ночи.
   В эту ночь я посадил "Полярную звезду" на скалы во второй раз. И так,
как это было во второй раз, меня, пожалуй, можно простить при утверждении,
что это не моя вина. Вс„ это происшествие было настолько ужасным, что даже
более двух лет спустя, когда пишу об этом, я с болью и трудом пытаюсь
восcтановить события.
   Отлив был примерно на половине уровня с течением около восьми узлов по
направлению к югу в узком месте пролива, так что "Полярная звезда",
подходя к этому месту шла со скоростью больше двадцати узлов. Было не так
уж и темно, ещ„ оставалось послесвечение в стороне, где зашло солнце, а
море, если не считать приливной волны, было спокойным. Мы направлялись к
якорной стоянке "Полярной звезды" в пяти милях к югу, и казалось, что
уложимся в рекордное время.
   Незадолго перед тем, как мы подошли к стремнине, Алан Макдиармид,
который жил в Гленелге (он теперь больше не работал у нас, а просто приш„л
помочь), сказал, что ему нет смысла ехать пять миль к югу до Камусфеарны.
Если он позвонит из автомата на пристани в Кайлирии жене, то она приедет
за ним на машине на стороне большой земли парома. Но там не было телефона,
так что нам пришлось высадить его на Скае, подождать в проливе, пока он
позвонит, снова забрать его наборт, перевезти на сторону Гленелга и
высадить его там. При таком сильном отливе это была довольно сложная
программа, но у штурвала стоял Джимми Уатт, а он-то уж умеет делать с
"Полярной звездой " вс„, что захочет, кроме как заставить е„ летать. Он
был так искусен, что можно было подумать, что всю жизнь только этим и
занимался, а не практикуется всего лишь несколько коротких сезонов.
   Первая часть этойоперациипрошласудивительной ч„ткостью. Джимми управлял
"Полярной звездой" так, как если бы был ясный день и никакого прибоя, но
после того, как Алан снова взобрался на борт на берегу Ская, Джимми
глубоко вздохнул и сказал:
   - Ну что ж, надеюсь, что мне придется проделывать такое не слишком
часто.
   Он снова вышел на середину пролива с мотором, затем стал медленно
продвигаться против течения к молу на стороне большой земли. Я сказал
несколько похвальных слов в его адрес и добавил, что, поскольку следующая
часть программы будет хуже, я лучше возьму ответственность на себя. Я
встал за штурвал, когда мы были примерно в двух кабельтовых к югу от этого
мола. Рядом со мной по левому борту был один из наших работников, на
правом борту был Джимми, и оба они имели гораздо лучший обзор, чем у меня
через стекло рулевой рубки.
   Теперь, когда я сам стал за штурвал, стало как бы темнее. Оба двигателя
были на малом газу, мы шли против течения параллельно берегу на скорости
около четыр„х узлов. Минуту-другую спустя Джимми крикнул мне:
   - Ради бога, прими левее, прибавь оборотов у правого двигателя, ты ведь
не знаешь, насколько нас относит течением вправо.
   Послушался бы я его тогда, и вс„ было бы в порядке, но в это время
голос с другой стороны сказал:
   - Вы ид„те верно, так и держите, мы сейчас в чистой воде.
   Я пош„л прежним курсом. Кажется, я помню, как страшно завопил Джимми,
прежде чем мы ударились. Я не мог слушать сразу двоих, и послушался не
того. Может быть, он был уставшим, так как ден„к у нас был долгим и
трудным, и вс„ же было достаточно темно, так что определить расстояние до
берега было очень трудно.
   Итак, во второй раз за четыре года я почувствовал болезненный толчок
киля о камень, это была чуть ли не физическая боль, меня чуть ли не
стошнило от стыда, когда я понял, что совершил грубейшую ошибку со всеми
далеко идущими последствиями. Мы шли медленно, а сила прибоя была весьма
большой, и мне подумалось, что удастся снять корабль с камня, если дать
полный назад обоими двигателями, но я не уч„л того, что чем быстрее было
течение, тем больше камень не давал ходу. Я помню множество подробностей.
Помню, когда понял, что он не стронется с места, я попробовал найти пачку
сигарет, которая свалилась с полки у штурвала мне под ноги, и что прошли
долгие секунды, прежде чем я сумел достать сигарету и закурить. Помню, как
Джимми спрыгнул в рулевую рубку через боковой люк и сказал:
   - Ты не виноват, Гейвин, - давай я налью тебе виски, и положись во вс„м
на нас.
   Он прекрасно понимал мо„ состояние, а я ничего не мог ему ответить. Вот
так же, ещ„ когда я был реб„нком, я никак не мог отреагировать должным
образом на какую-нибудь ситуацию. И вот я отвернулся от него, посмотрел в
окно по левому борту на темнеющие на холодном светлом фоне холмы Ская и
глухо сказал:
   - Не хочу. Спусти, пожалуйста, шлюпку, и отправляйтесь за помощью. Я
виноват, что не послушался тебя.
   Так как жена нашего помощника была уже в пути на своей машине, помощи
нам пришлось ждать не очень долго. Тем временем я оставался на борту один
и пробовал оценить обстановку. Корабль застрял носом до середины корпуса,
нос задрался вверх, но вс„ же киль был свободен. Вода в него не попадала,
и я посчитал, что его можно будет снять буксиром за корму. Я приготовил
кормовой канат, линь и стал ждать.
   Прошло, вероятно, минут двадцать, ну от силы полчаса, пока прибыла
помощь, но мне это время показалось значительно дольше. Буксир прош„л
перед носом "Полярной звезды", моторы его ужасно шумели, и я еле
расслышал, как шкипер крикнул мне:
   - Бросай мне буксирный линь!
   Носовой канат был не готов, так как тянуть его за нос, значило лишь ещ„
крепче посадить его на тот камень, куда он уже сел. Мегафона у меня не
было. Я орал, вопил и показывал, что собираюсь подать ему кормовой канат.
Над р„вом моторов яедва расслышал голос капитана:
   - Я не слышу вас из-за двигателей. Отлив сейчас очень сильный, и нам
некогда здесь торчать. Бросайте нам носовой канат, и поживее!
   Кто-то из нашей команды уже вернулся на борт "Полярной звезды" к этому
времени.
   В полном отчаянье я призвал их в свидетели того, что считаю такое
предложение катастрофическим, и если кто-то и подаст носовой канат, то это
буду не я.
   Я полностью отстранился от дела, пош„л вниз и сел в кормовой рубке,
уставившись вниз на бледные потоки морского течения, начиная ненавидеть
море ещ„ сильнее, чем я раньше боялся его.
   Носовой буксирный канат протащил "Полярную звезду" несколько футов
впер„д на камни. При этом раздался такой жуткий скрежет со стороны киля,
что я понял, если до сих пор корабль был ещ„ не поврежд„н, то теперь-то уж
точно. После этого уже больше ничего нельзя было сделать, и лишь несколько
часов спустя наступил прилив и снял его с мели. И нельзя сказать, что
виноват был спасатель, у него просто не было времени как следует оценить
обстановку.
   Когда вода ушла с отливом, корабль стал крениться на бок, но так как
днище у него почти плоское, он так и не достиг критического угла. Было
очень холодно, а заст„жки моей штормовки все сломались у ворота.
Постепенно горы стали принимать свои подлинные очертания на фоне
бледно-зел„ного неба. При максимальном отливе позади нас показалась
длинная гряда блестевших водорослями камней, камней, над которыми мы
прошли буквально в нескольких сантиметрах. Весь последний кабельтов нашего
пути мы прошли метров на тридцать ближе к берегу, чем следовало.
   Я прождал на борту весь долгий холодный серый рассвет до тех пор, пока
прилив, наконец, не поднял корабль, и его затем отбуксировали на север на
судоремонтный завод в Кайл-оф- Лохалше.
    
  
 11
 БОРЬБА
  
  
 Чем был бы мир, воды лишенный И запустенья? Пусть они будут, О, пусть они
будут, запустенье и вода, Да здравствует вода и запустенье!
    
  
 Однажды в начале августа, всего лишь неделю или две после катастрофы
"Полярной звезды", к нам заглянул участковый по вопросу о проверке
лицензий на право владения оружием. Любое посещение Камусфеарны из
внешнего мира независимо от официального положения визит„ра становится
событием, так какпришельцу пришлось протопать изрядное расстояние под гору
из Друимфиаклаха, и было бы негостеприимно не предложить ему угощения,
прежде чем он отправится назад по крутому и обрывистому косогору обратно к
дороге. Итак, покончив с делом, мы выпили, посидели и поговорили некоторое
время. Где-то примерно через полчаса я почувствовал боль в животе, но она
была не очень сильной, и я подумал, что пройд„т сама. Но к тому времени,
как участковый уш„л, боль вс„ нарастала и стала такой, какой я ещ„ никогда
не испытывал. Во время войны у меня была дуоденальная язва, но она никогда
не обострялась, и я никогда не испытывал такой боли. Я был в доме один и
стал искать со вс„ возрастающим отчаянием какого-либо лекарства, но ничего
не наш„л. Оказалось, что это единственный медикамент, которого у меня не
было среди довольно объ„мистых аптечек, с которыми я путешествовал по
Северной Африке. Я был преисполнен решимости перебороть вс„ это, так как в
ближайшем будущем мне нужно было проходить медицинскую комиссию для
страхования жизни, и если бы я теперь вызвал врача, все мои планы рухнули
бы. С таким же успехом могла бы сопротивляться мышь тигру.
   Через час все надежды на то, что я смогу пережить такую бурю сам по
себе, улетучились. Боль у меня была настолько острой, что я еле дотащился
до телефона.
   У нас был новый участковый врач, и я с ним ещ„ не виделся. Когда я,
согнувшись от боли, набрал номер, то подумал, что у нас будет
прелюбопытное знакомство. Мне ответил дружелюбный, бодрый и компетентный
голос, и я с трудом проговорил заранее отрепетированное.
   - Доктор Данлоп! Мы с вами незнакомы, но я пациент вашего участка. Меня
зовут Гейвин Максвелл, я живу в Камусфеарне, на берегу рядом с
Друимфиаклахом.
   - Да, - ответил он. - Я знаю, где вы жив„те, чем могу быть полезен?
   Я помню, как долго мне потребовалось, чтобы ответить. Помню кучу бумаг
на столе передо мной, все они расплывались, так как я дальнозоркий, а в
последние полчаса куда-то задевал очки. Помню, что в окне я видел на фоне
голубого небаодинокого ворона, кружащего высоко над полем, и его гортанный
крик ритмично сливался с прыжком вбок. Боль была настолько сильной, что я
почти не мог говорить.
   Вновь послышался голос врача, но на этот раз совсем неофициально, как
будто бы мы были старыми друзьями:
   Не торопитесь, но вс„-таки скажите, что с вами.
   Я ответил:
   - Точно не знаю, но, кажется, у меня прободная дуоденальная язва. Я
ничего не ел вот уж восемнадцать часов, так что перитонита, возможно нет,
- но я не очень-то ясно мыслю сейчас.
   - Я приеду к вам как можно скорей. Ложитесь и не двигайтесь, пока я не
приду.
   Он говорил, как будто бы у него не было других пациентов, никаких
других обязанностей, никаких собственных забот. Как будто бы ему не
предстояло путешествие в пять миль на машине и затем пешком под гору не
идти.
   По прибытии он дал мне морфию и сказал, что верн„тся через четыре часа.
Так произошло мо„ первое знакомство с доктором Тони Данлопом, ещ„ молодым
человеком, женатым и с маленькими детьми, который до этого побывал в
суровых условиях стран Западной Африки и, наконец, выбрал, как и Гейвин
Браун, удал„нный сельский участок, где его исключительные личные качества
и понимание каждого из своих пациентов полностью раскрыло его широкие
возможности. Это человек обширных и разнообразных интересов, глубоко
образованный, и уже тогда япожалел, что наша первая встреча не произошла
при более благоприятных обстоятельствах.
   Он вернулся в семь часов вечера, и к тому времени я почти уж не мог
разговаривать. Боль стала настолько острой, что я уж почти не отдавал себе
отч„та в том, что говорю. Максимум, что я мог выдать, было:
   - Доктор, мне хотелось бы знать, возможен ли летальный исход, ибо если
это так, то мне сначала надо кое-что сделать: подписать документы и прочее.
   Он ответил:
   - Нет, не думаю, по крайней мере надеюсь, что это не так, и полагаю,
что я прав.
   Нам нужно быстро доставить вас в больницу. Сейчас я вам дам ещ„ морфию,
но это будет последний раз, иначе врачи в Инвернессе не смогут поставить
правильного диагноза, так как симптомы будут смазаны болеутоляющими
средствами. Ваши работники вернулись домой и сейчас они сооружают носилки.
Вас поднимут в гору в вашем "Лэндровере" на этих носилках, а в деревне
перенесут в мою машину, где сиденья откидываются и можно лежать. У нас
впереди восемьдесят миль пути, я позвонил, чтобы скорая помощь встретила
нас на полдороге, или где получится.
   Если повез„т, вы будете в больнице к полуночи.
   И вот меня вынесли на самодельных носилках и повезли вверх по ухабистой
дороге в Друимфиаклах. Никогда не забуду этого пути по заброшенной и
пустой в то время дороге. В деревне меня перегрузили со всевозможными
предосторожностями из "Лэндровера" в машину доктора. Это было долгое
путешествие в ночи, то ли от боли, то ли от морфия, а может и от того и
другого вместе я стал очень говорлив, помню, я очень много болтал. Помню
также, что доктор ехал очень быстро ивесьма умело. Мы встретились со
скорой помощью в нескольких милях к западу от Инвермористона. Я попросил
ещ„ дозу морфия на последний отрезок пути, но мне мягко, но решительно
отказали. В больницу в Инвернесс я прибыл в час ночи.
   Где-то полтора суток спустя хирург, человек с очень хорошей репутацией
среди медиков и преисполненный личного обаяния, показал мне рентгеновские
снимки.
   - Вот это, сказал он, - резкое обострение язвенной болезни, возможно,
весьма застарелой. Я хочу вам дать ясно понять, какой у вас выбор. Первое,
что я вам и рекомендую, - это остаться здесь, и я вам сделаю операцию,
частичную гастректомию, подробности изложу позднее. Второе- остаться здесь
на лечение сроком около двух месяцев, без операции. Но, как вы мне
говорили, у вас очень много дел до самого ноября, то есть, конечно, и
третий возможный вариант. Вы теперь можете, полностью сознавая
всюопасностьположения,отдохнув день-другой здесь, отправиться домой и
вернуться сюда на операцию в ноябре. Если вы выберите последний путь, то
мне бы хотелось выслушать ваши заверения в том, что вы действительно
верн„тесь в ноябре.
   Мне это показалось единственно возможным вариантом, и я так и ответил,
хоть мне и очень не понравилась мысль об ещ„ одной внутриполостной
операции.
   Каких-нибудь несколько часов после этого разговора, пока я ещ„ был в
больнице, мне позвонили из Лондона. Собиралось заседание совета компании,
образованной для устройства моих дел, заседание, на котором мне нужно было
присутствовать.
   Звонивший, сопредседатель, туманно сообщил мне кое-что. Выяснилось, что
из-за ошибок в бухгалтерии финансовое положение компании далеко не такое,
как мы себе это представляли. Доходы покрывали расходы, но не намного, и
на этом заседании было показано, что содержание дома в Камусфеарне и выдр
обходится в 7000 фунтов стерлингов в год. Новый директор, бизнесмен в
отставке, рекомендовал немедленно продать все ценные бумаги компании,
включая оба маяка, и даже из-за неч„ткого понимания, что есть чь„,
некоторые из моих собственных.
   Такая политика показалась мне не очень изящной. Отказываться от битвы
ещ„ до того, как нанес„н удар, так как выяснилось, что силы противника
почти равны нашим. Например, ни один из маяков, на которые мы потратили
так много денег, не был заложен, и нам удалось сдать их под воскресные
мероприятия группам отдыхающих за 65 фунтов стерлингов в неделю каждый.
(Эта сумма может показаться чрезмерной, но она сводилась к менее чем по 10
фунтов на человека, при этом они пользовались лодками, моторами и частным
островом). Именно эти соображения прежде всего вертелись у меня в голове,
хотя, несомненно, подсознательно я понимал, что потеря маяков будет
означать конец лелеемого мной гагачьего проекта, а в то время мне
казалось, что ничто уж в моей жизни не сможет заменить его.
   Итак, я ответил, что не согласен, что на следующий же день возвращаюсь
в Камусфеарну, временно возьму на себя обязанности исполнительного
директора и попробую восстановить финансовую стабильность. Снова мышь и
тигр.
   Когда я вернулся и сообщил местному врачу о сво„м решении, он ответил:
   - Что ж, это, конечно, новый способ лечения дуоденальной язвы, но у
меня самого была язва, и выяснилось, что они лучше всего заживают при
диете из острых жарких и большого количества спиртного, что вряд ли можно
считать стандартным лечением.
   Желаю вам успеха.
    
  
 В Камусфеарну я вернулся 4 августа в воинственном настроении. Бороться
мне нужно было двояко: умственно и физически. Я был преисполнен решимости
как решить финансовые вопросы, так и тем временем закончить в срок книгу
"Владыки Атласа", а также восстановить сво„ физическое здоровье и
активность до такой степени, какая у меня была до аварии с "Лэндровером".
Это была грандиозная программа, в которой временные сроки явно не
стыковались.
    
  
 Первым делом как исполнительный директор я попробовал было сдать маяки
под залог. Все, с кем я разговаривал по этому поводу, заверяли меня, что
это довольно просто, но оказалось не так. Несколько раз переговоры
вродебыужезавершались успешно, и вдруг вс„ рушилось. И посредников было
так много, что мне даже не удалось установить, какое же звено в цепи
лопнуло. Суть дела состояла в том, что дома, как бы прочно и прекрасно они
ни были построены, находились на островах, и это, несмотря на их
привлекательность в качестве домов отдыха, было главным препятствием для
любого желающего взять их под залог. Тем временем я выяснил, что, хотя на
заседании Совета положение оказалось довольно плачевным, худшее ещ„ было
впереди, так как список кредиторов был ещ„ далеко не исчерпан. Прибывал