м голубом небе, изящных крачек,
морских ласточек с грациозным, как в балете пол„том, которые визгливо
выражали сво„ неодобрение вторжению человека серией возмущ„нных возгласов
со своей родной скалы метрах в ста поотдаль.
   Большой атлантический самец-тюлень совсем рядом высунул голову из
гладкойповерхности воды и с шумным всплеском погрузился опять. Гага с
выводком пушистых птенцов подняла рябь на ясной блестящей воде, а
черно-белые кулик-сороки со сверкающими красными клювами гудели с покрытых
водорослями скал у кромки моря.
   Вот такова была, по сути дела, Камусфеарна, которую я знал в начале
своей идиллии до того, как собрались тучи и разразилась буря, до поры
бедствий и помутнения взора.
   Выяснилось: чтобы добраться до маяка острова Орнсэй, нужно двенадцать с
половиной минут, если идти на "Полярной звезде" на большой крейсерской
скорости, хоть и не на предельной. Мы тщательно прохронометрировали это,
так как двигатели сжигали девять галлонов дизтоплива в час, и мы хотели
прикинуть наши возможные будущие расходы. Мы стали на якорь в нескольких
сотнях метров к северо-востоку от маяка и погребли к берегу в шлюпке. Сам
маяк, дом и огороженный стеной сад стояли на скалистом прибойном островке,
очень зел„ная трава которого была выщипана черномордыми овцами и их
блеющими ягнятами. Мы затащили шлюпку на бетонный причал и пошли по
крутому травянистому откосу к дому, а кулик, щебеча, вылетел из гнезда,
где было четыре яйца, в метре от причала и уселся, трепыхаясь, на камень.
   К тому времени я прожил на Западном нагорье и Островах много лет, но
никогда, возможно за исключением первого посещения Камусфеарны шестнадцать
лет тому назад, ни один из видов не поражал моего воображения так сильно,
как великолепие и чистота огромной панорамы перед этим островом. На
востоке, сразу же за проливом Слит, виден фьорд Лох-Горн, вход в который с
севера охраняет могучий коническеий пик Бен-Сгриола, вздымающийся позади
Камусфеарны, громадный каменистый откос которого простирается на целый
километр от вершины к морю, а домишки у его подножья кажутся просто
игрушечными. С южной стороны Лох-Горна маячат громадные холмы Кнойдарта,
Ладхара-Бхейнна, Бен-Гуизерейна и Сгурр-на-Койре-Чойннеачейна, огромные и
таинственные в дымке летней жары. Ещ„ дальше к югу нахохлившиеся долины
Маллейга смутно просматривались в белом мареве над поверхностью гладкого
как голубой атлас моря. За Маллейгом, в дымке тихой голубой дали находится
мыс Арднамурхан. К северу от Лох-Горна маяк Камусфеарны выглядит маленьким
и незначительным на островке, который кажется всего лишь мысом,
уменьшенный, как и вс„ остальное громадой гор, простирающейся за ним.
   Как будто бы я вновь обр„л Камусфеарну, то же самое чувство внезапной
свободы и ликования, то же освобождение от прошлых ошибок и их вечных
последствий. Здесь, казалось мне, где скалы и здания из белого камня были
единственно прочными объектами в безграничном кипении синей воды и
голубого воздуха, можно будет снова жить спокойно, восстановить подлинное
видение жизни, давно утраченное в жизни других людей и в междоусобице
дал„ких стран, здесь можно снова повернуть часы вспять и снова войти в
Эдем. Алан огляделся вокруг на море, на горы и открытый простор и сказал:
   - Подумать только, я прожил всю жизнь вот тут через пролив на большой
земле и видел, как мигает маяк острова Орнсэй, но так и не знал, что этот
рай находится так близко! Посмотри, вот ещ„ одна колония крачек на ут„се в
ста метрах отсюда, а большие чайки не тревожат их. И тюлени, посмотрите,
как они высовывают головы вокруг "Полярной звезды". А если вы хотите
держать здесь выдр, то гляньте только на этот огороженный сад, такой
простор, и даже Манди не сможет убежать отсюда.
   Да, действительно райское место!
   Так оно казалось и нам. Я не знал того, хоть и был в зрелом возрасте,
что рай купить нельзя, так как он разваливается при прикосновении денег, и
что он не состоит исключительно из пейзажа. Он сделан из того, чего многие
из нас не могут коснуться за всю свою жизнь, а раз коснувшись, не может
быть второй весны, не бывает повтора после того, как занавес закрылся. Вот
в этом-то и суть нашего положения, мы не знаем, почему и в каком месте
растратили сво„ наследие, мытолько узна„м, и всегда при этом слишком
поздно, что его нельзя ни вернуть, ни восстановить. Тогда я этого не знал,
это был рай, а я собирался купить его за самые что ни на есть настоящие
деньги. На острове Орнсэй не было рябинового дерева, не было хранителя,
только четыре буйных ветра с небес, не было никакого убежища. "Она
положила руки на ствол рябинового дерева и всей силой своего духа прокляла
меня, сказав:" Пусть он страдает здесь так же, как я страдаю теперь!" И
затем она ушла, скрывшись за смутным горизонтом холма. Я не знал этого,
когда покупал Орнсэй, совсем беззащитный, а если бы и знал, то не очень бы
потревожился.
    
  
 Потому, что я вижу эти горы, они становятся низкими, Потому, что я пью
эти воды, они горчат, Потому, что хожу по этим черным скалам, они
бесплодны Потому, что я наш„л эти острова, они исчезли..
   На тюленя и птицу морскую, мечтающих в сво„м непорочном мире, Упала моя
тень.
    
  
 Я помню тот самый первый раз, когда ступил на остров Орнсэй, тот раз,
когда подумал об этом месте не как о маяке, теперь уж двадцать четыре года
тому назад.
   Я тогда купил остров Соэй и готовился организовать там
рыболовецкоехозяйство на акул, которое, как я думал, сможет решить
проблемы небольшой изолированной общины островитян. Завод с пирсом и спуск
для подъ„ма паровой леб„дкой десятитонных туш на разделочный двор, похожий
на китовый, оборудование по получению жира, завод по переработке мяса рыбы
и цистерны с клеем, чаны для солки, лаборатория и все остальные
дорогостоящие глупости, тогда были ещ„ только в планах на бумаге. А в те
дни, в конце войны, любое оборудование было очень трудно, практически
невозможно, достать. Я высадился в деревне на острове Орнсэй со своего
небольшого десятиметрового баркаса для ловли омаров "Гэннета", этого
изящного кораблика, который после "Рыболовецкого хозяйства на акул острова
Соэй Лтд" стал фактом, а не фантазией, был самым удачливым из всех
гарпунных кораблей, с него было убито около двухсот акул длиной почти с
него самого. К тому времени остров Орнсэй был м„ртвым местом: несколько
разбросанных домишек, разрушенный и поросший сорняком особняк, пристань
нуждалась в ремонте. Очень немногое говорило о том, что когда-то это было
процветающее место. Я, правда, и сам не знал, что здесь когда-то был
большой порт, где толпились корабли, это был промышленный центр Ская и
всего прилежащего побережья большой земли.
   Вскоре после того, как я высадился, мой хищный взор остановился на
большой ржавой ручной леб„дке, стоявшей рядом с причалом. Я подош„л и
осмотрел е„, она была цела, хоть и давно бездействовала. Я поковырял
ржавчину ножичком и выяснил, что ржавчина не слишком глубокая и леб„дку
вполне можно восстановить. На Соэе мне понадобится много леб„док, больших
и малых, от огромных машин с паровым двигателем, до таких вот игрушек, как
эта. Я осмотрелся, выискивая следы человеческой деятельности, и увидел
мужчину средних лет в поношенной брезентовой одежде, который сидел на
земле, прислонившись спиной к стене. Он курил трубку и снекоторым
любопытством разглядывал меня. Незнакомые посетители на острове Орнсэй в
то время были, должно быть, большой редкостью из-за ограничений на топливо
и нарушенных средств связи. Я подош„л к нему и спросил, чья это леб„дка.
   Он задумчиво оглядел меня с ног до головы, так и не вынув трубки изо
рта. Я, очевидно, оказался для него загадкой, хоть на мне и была рваная
морская куртка и старые грязные парусиновые штаны, лицо у меня заросло
щетиной, но по голосу он, видимо, понял, что я не рыбак, в том смысле, как
он понимал это. Немногие жители Западного нагорья сразу же дают прямой
ответ на вопрос, впервые заданный им, точно так же, как и купец-араб
никогда сразу не скажет окончательной цены на товар при первом же запросе.
Факт - это нечто такое, к чему надо подходить кругами или по касательной,
устремляться сразу же к сути дела было бы неловко и неприлично. В данном
случае мой вопрос о леб„дке так или иначе был второстепенным по отношению
к его собственному, ещ„ не высказанному вопросу по поводу, кто я такой.
Итак, он оглядел меня сверху от неопрятной головы вниз до поношенных
залатанных резиновых сапог, снова вверх, и затем сказал:
   - А вы будете старь„вщик?
   Я ответил, что я не старь„вщик. И мне не хотелось распространяться о
том, что я тот человек, который купил Соэй, планы которого по этому поводу
широко освещались в газетах, так как, если бы он оказался владельцем
леб„дки, то заломил бы за не„ несусветную цену. Так что я сказал, что мне
просто нужна такая леб„дка, и не может ли он сообщить мне, чья она.
   После долгой паузы с явным недоверием он ответил:
   - Старь„вщика здесь не было уже давно. Тут есть кое-какое железо возле
берега вон там в Камускроссе, но точно сказать, кому оно принадлежит, я не
могу. Она валяется там, уж не помню сколько лет, и е„ непросто будет
стронуть с места. Она наполовину увязла в этой черной грязи, и лодку туда
можно подвести только при большой воде, но тогда она будет вся под водой.
Да, достать е„ будет не так-то просто.
    
  
 Я махнул рукой и отправился осматривать руины особняка. Я посчитал, что
он был начала семнадцатого века с последующими пристройками. Он, должно
быть, был великолепен, с огороженным высоким забором садом позади него и
прелюбопытнойуборной, великолепным маленьким сооружением из камня,
построенным на скалах прямо над морем, так что дренажной системы было
вовсе не нужно. К сожалению, я наш„л среди крапивы, росшей по бокам старых
ворот в особняк, кучу шин с грузовика, - ещ„ одну вещь, которую трудно
было достать в те годы и которая мне была позарез нужна в качестве
амортизаторов на большое судно, которое я только что приобр„л: "Голубь". Я
решительно, хоть и не без предчувствия, вернулся назад к человеку с
трубкой, который искоса поглядывал на меня не поворачивая головы. Хоть и с
опаской, но вызывающе я спросил насч„т шин.
   Он вынул изо рта трубку и посмотрел мне прямо в глаза. Наконец он
произн„с:
   И вс„-таки вы будете старь„вщик.
   На этот раз это уже было категорическое утверждение, а не сообщение,
оно звучало как армейская директива.
   Я уехал тогда с Орнсэя с пустыми руками. Леб„дка и шины вс„ так же
лежали на том же самом месте, когда я купил дом маяка Орнсэй двадцать лет
спустя. Но к тому времени леб„дка превратилась в сплошную ржавчину, а шины
мне больше были не нужны.
    
  
 * * *
  
  
 И именно между Камусфеарной и островом Орнсэй, ещ„ не зная, что буду
причастен к тому и другому, я впервые столкнулся с акулами. Этот случай,
теперь при оглядке назад, как мне кажется, медленно, но верно прив„л меня
к владению и тем, и другим. Я описал это в "Охоте с гарпуном", истории о
рыболовецком хозяйстве на акул, она тогда ещ„ была свежа и ч„тка в моей
памяти. А теперь же и этот, и многие другие, некогда ясные образы, стали
похожи на стволы больших деревьев, где любовники много лет тому назад
вырезали ножом свои имена со знаком Купидона, но где вокруг сердец с
инициалами кора полопалась и исказила надписи до неузнаваемости. Но ведь
именно с этой первой встречи и выросло мо„ рыболовецкое хозяйство,оно
привело меня затем в Камусфеарну, а Камусфеарна так много лет спустя
привела меня обратно на Орнсэй.
    
  
 Cо мной был человек из Морара, который управлялся с судном. Его звали
"Лисом", как друзья, так и недруги.
   Мы возвращались из Гленелга. Дело уже было к вечеру, небо бледнело, а
холмы становились темно-сливового цвета, края их были остро и резко
очерчены, как будто вырезаны из картона. Мы плыли примерно в миле от маяка
острова Орнсэй, направляясь к югу по тихому бледному морю, как я заметил
что-то выныривающее из воды метрах в тридцати от судна. Вначале это было
не более чем всплеск с т„мным центром. Затем этот центр стал небольшим
треугольником, оставлявшим л„гкий след за собой в тихой воде. Треугольник
стал расти, и вскоре я увидел огромный плавник высотой с метр и такой же
ширины у основания. Он казался чудовищным, этот огромный черный парус,
единственный предмет в поле зрения среди безграничных миль
мертвенно-бледной воды. Несколько мгновений спустя обозначился второй
плавник метрах в семи позади первого, праздно покачиваясь из стороны в
сторону.
   Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что оба плавника
должны принадлежать одному и тому же существу. Впечатление от этого
оказалось огромным и неописуемым: в н„мпреобладала смесь страха и, в
некотором роде, ликования, как будто бы это был миг, которого я
подсознательно ждал очень давно.
    
  
 Можно было только догадываться, что же было там внизу. Как и большинство
людей, кто не прожил жизнь в рыбацкой лодке, я и понятия не имел, как
выглядят гигантские акулы. Однажды, много лет тому назад, я видел их с
дороги у Лох-Файна, три больших черных паруса, выстроившихся в линию, они
были страшными по рассказам о приключениях ребят и потерпевших крушение
моряков в Карибском море. Я ничего тогда не знал о них, об их размерах и
повадках, для меня все акулы были людоедами. Вот и вс„, что я знал в то
время, когда увидел эти два плавника, воображая себе, что же может быть
там, под ними.
   Познания "Лиса" были хоть и не энциклопедичны, но вс„ же менее
обрывочны, чем мои. Он знал те названия, которые давали им рыбаки:
"мулдоан", "рыба-парус", "рыба-солнце" и даже гэльское имя "сеарбхан". Он
знал, что они путают сети на сельдь, что в печени у них содержится много
ценного жира, что они чрезвычайно сильны и могут повредить небольшое
судно, что в давние времена люди с островов охотились на них с целой
флотилии лодок с гарпунами, чтобы обеспечить себя на зиму рыбьим жиром для
ламп. Он считал, что они питаются сел„дкой, так как обычно встречаются
там, где водится сельдь.
   Вс„ это он рассказал мне, пока мы сближались с рыбиной. Я вскарабкался
на полубак и стал на носу, намереваясь получше рассмотреть, что же
скрывалось под поверхностью воды.
   Когда впервые четко и полностью видишь гигантскую акулу, -это просто
ужасно.
   Можно легко говорить о рыбине длиной в шесть, девять и двенадцать
метров, но когда смотришь вниз на живую взрослую гигантскую акулу в чистой
воде, то все эти цифры теряют смысл и ничего не значат. Туша кажется
простоневероятной. Просто не верится, что смотришь на рыбу. Она длиннее
лондонского автобуса, у не„ нет чешуи, как у обычной рыбы, движения -
гигантские, задумчивые и незнакомые. Она кажется каким-то доисторическим
существом, первый взгляд на не„ оказывается так же неожиданным, как в
некотором роде и потрясающим, как если бы смотреть на какого-то динозавра
или игуанодона.
   С десяти метров я разглядел какую-то тень под водой, с пяти, когда
"Лис" перев„л двигатель в нейтральное положение, я ясно увидел все е„
формы в прозрачной воде.
   Тело было коричневое с пятнами как у питона, огромный раструб,
которыйрасширялся по направлению к невероятно удал„нной голове. Наиболее
неожиданное зрелище, возможно, представляла собой голова. Самой широкой
частью е„ были жабры, как у саламандры или дракона Комодо. Верхняя челюсть
была курносой, кончик е„ сейчас всплыл на поверхность, пасть была широко
раскрыта, в не„ свободно мог бы войти реб„нок во весь рост, в эту белесую
пещеру. Когда мы стали сворачивать в сторону, наша струя за кормой
плеснула ей по спинному плавнику, и акула погрузилась с легким всплеском у
хвоста.
   На носу "Гэннета" был установлен легкий пулем„т "Бреда", которым я
пользовался, чтобы расстреливать плавучие мины, а также в смехотворной
надежде схватиться с подводной лодкой, так как их видели даже у Эйгга.
Один датский моряк говорил мне, что небольшое судно, если хорошо
управляться с л„гким пулем„том, может вывести из строя перископ и даже
рубку всплывшей подводной лодки, так как та вряд ли будет тратить торпеду
на такую незначительную цель.
   "Лис" сказал:
   - Попробуйте е„ пулем„том, майор.
   Когда я закончил заправлять два дополнительных магазина, плавник
появился снова, почти неподвижный на расстоянии броска камнем.
   Мы сделали широкий полукруг и приблизились к ней с хвоста, позднее мы
так же действовали при гарпунировании. Я подождал, когда плавник почти
сравнялся со мной и был не более чем в метре от меня, судно чуть ли не
терлось бортом о бокакулы. Я выпустил почти тридцать патронов одной
очередью прямо в огромное пространство е„ бока и увидел целую серию белых
отметин на е„ коричневой шкуре.
   По ней прокатилась чудовищная дрожь, и около кормы из воды вымахнул
хвост.
   Шириной он был в человеческий рост, она взмахнула им прочь и затем в
нашу сторону, чуть не задев "Лиса" по голове и звонко шлепнула по планширу
у кормовой рубки. Он шл„пнулся назад в воду и взметнул вверх целый фонтан,
окативший нас с головы до ног. Менее чем через минуту он снова появился на
поверхности. Мы сближались шесть раз, я расстрелял триста патронов в е„
широкую белую цель на боку. При последней очереди она погрузилась, сильно
вспенив воду, и только пять минут спустявсплыла на поверхность. Теперь мне
показалось, что она качается и не владеет собой, плавник повис у не„ под
острым углом. Я подумал было, что она смертельно ранена, если уж не совсем
мертва.
   "Лис" предложил попробовать зацепиться за плавник багром. Он взобрался
на полубак, а я, как умел, подрулил к рыбине. Я почувствовал, что нос
судна уп„рся в тушу акулы, затем "Лис" широко размахнулся и бросил багор
изо всей силы своего120-килограммового тела. Я увидел, как багор глубоко
вош„л у основания как бы беспомощно повисшего плавника. "Лис" только успел
победно воскликнуть:
   "Достал-таки...", как багор вырвался у него из рук, а сам он отчаянно
замахал своими гориллоподобными ручищами, стараясь удержать равновесие в
то время, как акула вместе в багром скрылась вводовороте вспененной воды.
   После следующей встречи, совершенно внезапно, без какого-либо
серь„зного размышления, я вдруг подумал, что вот это и будет промыслом для
Соэя, что это именно то занятие, которое мне нужно, новое и исключительно
увлекательное.
    
  
 Вот так размышлял я о маяках островов Орнсэй и Кайлиакин, когда вернулся
в Камусфеарну калекой в 1965 году.
    
  
 7
 МАЯК КАЙЛИАКИН
  
  
 Затем мы поехали осматривать маяк Кайлиакин в такую же великолепную
летнюю погоду с кучевыми облаками и спокойным морем, вверх мимо скалистого
берега и деревни Гленелг по правому борту, где весной течение прибоя
достигает скорости девяти узлов, мимо устья Лох-Дуиха и в Лохалш. Только в
двух местах остров Скай почти касается большой земли Шотландии: у Кайлирии
и у Кайлиакина, прич„м Кайлиакин гораздо уже первого пролива. Здесь гряда
мелких поросших вереском островов простирается вдаль от большой земли, так
что последний и самый высокий из них, на скалах которого и был построен
маяк, почти закрывает собой пролив, оставляя меньше трехсот метров между
собой и высоким скалистым выступом Ская, где и стоит дом Кайлиакина на
вершине под защитой купы деревьев.
   Мы подошли к Лохалшу, оставив Кайл по правому борту, пролавировали
между лодками парома и медленно подошли к южной стороне острова, где между
крутыми ут„сами есть бухта. Здесь расчищена от камней дорожка к пляжу, а
на самом берегу на фоне вереска виднеется небольшой навес для подвесного
мотора. Мы поставили "Полярную звезду" на якорь в стороне от приливного
течения и погребли в шлюпке к берегу.
   Каждый новый остров или островок, на который я когда-либо высаживался в
первый раз, имеет свою собственную тайну, некое чувство открытия, которое
представляет собой как бы отзвук чуда и предвкушения, с которым древние
мореплаватели ступали на большие неизвестные берега.
   Сам маяк представляет собой внушитель