плывущих облаков вынырнул ор„л, да так
низко, что, когда увидел меня, он так резко замахал крыльями, что
свиствоздуха среди его перьев был громче порывов ветра и дождя, когда он
вдруг резко метнулся прочь. Он взмыл вверх и тут же исчез в облаках. Но
отчаянный взмах его огромных крыльев не более чем в тр„х метрах от меня,
должно быть на мгновенье изменил струю воздуха, так как самка оленя вдруг
очутилась прямо надо мной. Она была не далее как в пяти метрах от меня, но
видно е„ было как сквозь матовое стекло. Она, громко вздохнув, хмыкнула и
быстро растворилась в сумрачной круговерти.
   Когда олени ушли, я остался один на вершине покрытой тучами горы. Уже
стало смеркаться, я совсем промок, почти горизонтальные струи дождя
хлестали меня по бокам, до дому было миль пять ходу пешком в сумерках, но
я был доволен. Здесь я, пожалуй, был вне пределов досягаемости рябинового
дерева.
    
  
 12
 ГОНЧИЕ И ЗАЙЦЫ
  
  
 Я вернулся в Камусфеарну продолжать войну по переписке, а в ноябре поехал
в больницу в Инвернесс на полостную операцию, которой так боялся. Уезжал
из Камусфеарны со спокойной душой: мои литературные обязанности выполнены,
закладныепод маяк теперь вроде бы в порядке, а морозильники
наполненыпродовольствием для собак и людей, а также рыбой для выдр.
   Через двое суток я вернулся в Камусфеарну. Рентгеновские снимки
показали, что язва полностью заросла, и хирург сказал, что не может найти
даже предлога для операции. В то время я почувствовал, что положение резко
изменилось на обоих фронтах, и что победа уже близка.
   Хоть работа с бумагами стала моим повседневным занятием, той осенью я
сделал ещ„ одну вылазку на природу, которая так много значит для меня. В
течение тр„х лет у меня была огромная собака, шотландская борзая по кличке
Дэрк (заменившая предшественника с тем же именем, который трагически
погиб, напившись бензина), а в сентябре я купил ему подружку по имени
Хейзел. Обе они по стандартам гончих были уже не в цвете сил, так как
живут они недолго, не первой молодости, то есть для охоты или
воспроизводства, а туристы считают первый главным критерием.
   Однако, когда я приобр„л Хейзел, меня пригласили вступить в элитный
клуб шотландских борзых и привозить обеих собак на ежегодные гонки,
проводившиеся в центральном нагорье.
   Я принял предложение и записал туда Дэрка и Хейзел, и не потому, что от
них можно было ожидать больших результатов; Дэрк, потому что совсем не
имел подобного опыта, а Хейзел была сукой, которая уже имела семь
приплодов и очевидно была слишком стара для скоростного бега. Но мне,
кроме всего прочего, очень хотелось самому посмотреть на этот вид спорта,
о немыслимом зверстве которого говорилось во множестве листовок, которые я
получал как от организаций, воюющих с кровавыми развлечениями, так и от
частных лиц. Мне говорили, что зайцев буквально разрывают пополам, и они
долго визжат, когда их настигает пара гончих собак. Зайцы действительно
кричат от боли, крик этот так же ужасен, как крик младенца человека, и это
вызывает почти у всех свидетелей, кроме самых закоренелых, чувство
причастности, которое весьма тошнотворно. Я часто слышал его, и не только
на организованной человеком охоте, но также при охоте на них лис и орлов,
хищнические инстинкты которых, очевидно, нельзя уж исправить человеку без
нового кровопролития. Зайцы не умирают от старости, да и прочие не хищники
также, так что убийство зайца науськиваемой человеком собакой, а не лисой
или орлом (или волком, уничтоженным в Шотландии человеком), казалось мне
экологически более нормальным, чем очевидные ужасы на скотобойне или
мясокомбинате. Хищники же, с другой стороны, довольно часто умирают от
того, что мы, как это ни странно, называем "естественной" смертью, то есть
от старости или болезни, в отличие от насильственной мучительной смерти со
стороны других зверей, помимо человека.
   (Слово "естественный" в применении только к жизни человека и его
смерти, а также ко всему тому, что происходит между началом и кончиной,
содержит в себе ошеломляющее искажение фактов. Веками мы квалифицировали
как "неестественный"
   образ жизни и кончины даже наших ближайших родственников. А ведь именно
они должны быть судьями того, что естественно. Теперь у нас есть новые
пророки, такие как Конрад Лоренц и Леонард Уильямс, и можно надеяться, что
лет эдак через сто эти слова будут употребляться точнее, если, так
сказать, род человеческий не вымрет до тех пор сообща и весьма
неестественной смертью).
   Если такая "естественная" смерть (а обе эти категории должны быть
приняты естественными теми, кто осуждает вмешательство человека в природу)
по какой-либо причине меньше достойна сожаления, чем нормальная кровавая
смерть не хищников, то тогда мне кажется, что все эти общества по борьбе с
охотой должны ограничиться в своей деятельности только хищниками, которые
без преследования человеком могут вымереть от голода и холода. И главным
образом я отношу это к охоте на выдр, это практически единственный вид
охоты (помимо боя быков), где у животного практически нет возможности
выжить, так как в отличие от охоты на лис, вс„ "поле", усыпанное людьми и
гончими делает невозможным спасение безвредного хищника, который ведь даже
приносит пользу человеку. То, что выдрам уда„тся выжить в тех местах, где
на них охотятся, свидетельствует об их исключительных умственных
способностях, которые иногда оказываются выше (у взрослой особи), чем у
большой группы людей и специально дрессированных собак.
    
  
 Объектом охоты с гончими был голубой или горный заяц, который зимой
становится белым, и прежде чем рассказать об этих днях, мне, пожалуй,
следует сразу отметить, что я видел от тридцати до сорока убитых зайцев, и
все они до единого погибли мгновенно. Челюсти борзой сразу же кусают их за
шею и ломают е„, и я ни разу не слышал, чтобы заяц хоть бы пискнул. Это
резко контрастирует с зайцем, пойманным лисой или орлом, и над этим
следует подумать тем, кто осуждает эту охоту в том виде, как я е„ видел.
   То было разношерстное сборище шотландских борзых и собак породы салюки,
и в той большой и удобной гостинице, где расположились члены клуба, было
значительно больше собак, чем людей. Поутру длинная колонна машин
проезжала несколько миль к старому фермерскому дому на голом лугу. Погода
была очень холодной, повсюду пятнами лежал снег, и с сумрачного неба он
сыпался мелким порошком, который тут же подхватывал резкий восточный
ветер. По указанию егеря в красном кафтане ( я не знаю точно,
распространяется ли обычай звать красное "рыжим" за пределы охотников на
лис), участники разошлись широкой цепью по всему лугу, каждый хозяин в„л
своих собак. Джимми Уатт в„л Хейзел, я - Дэрка. Метрах в тридцати перед
цепью шел загонщик, тоже в егерской форме, у него были две отборные собаки
на специальном двойном поводке, который можно спустить, пошевелив пальцем.
Судье нужно быть очень энергичным, так как очки присуждаются каждой собаке
не только за скорость и выносливость, но также за участие в добыче
совместно с партн„ром.
   Так, в ходе долгой гонки по пересеч„нной местности судье надо держать в
поле зрения и борзых, и зайцев, ему нужно с биноклем находиться в таком
месте, чтобы видеть все подробности схватки и ту роль, которую сыграет
каждая из собак.
   Первыми двумя гончими были салюки, которые из-за своей нежной, изящной
грациозности и пушистого как п„рышки меха, казались слишком робкими, не
способными убить даже мышь. Обе были опытными охотниками, хоть и были из
разных псарен, они приспосабливались друг к другу на двойном поводке, и
хотяслегка натягивали поводок, вовсе не тащили за собой вожатого.
   Первый заяц, чисто белый, выскочил из кустарника вереска примерно в
двадцати метрах перед ними. Я удивился тому, что собак не спустили сразу
же, ибо до того я не видел, как работают салюки, и был совершенно не готов
к такому зрелищу.
   Вожатый отпустил зайца на целых пятьдесят метров впер„д и только тогда
спустил уже натянувших поводок собак. От их начальной скорости просто
захватило дух, это трудно себе представить, казалось просто невозможным,
чтобы какое-нибудьсущество способно на такое свирепое ускорение. За их
летящими формами возникла струйка пороши снега, они неслись голова в
голову на немыслимой скорости и неуклонно приближались к убегавшему зайцу.
Сначала он бежал прямо, ventre a terre, стелясь по земле, но когда, через
четверть мили собаки приблизились к нему метров на двадцать, он сменил
тактику, стал дергаться и петлять. И вот здесь-то и стала очевидной
слаженная командная работа обеих гончих, ни одна из них сразу же не
бросалась на добычу, каждая заворачивала зайца назад до тех пор, пока не
наступил предельно удобный момент нападения на него для одной из них.
Затем следовал немедленный укус длинных и обманчиво тонких челюстей, и
заяц мертв. Это - блестящая демонстрация скорости, умения и точности, и
салюки, конечно же, убивают гораздо чаще, чем естественные враги зайцев.
   Следующей парой в запуске были шотландские борзые. Теперь мы были на
возвышенности, на более жесткой земле, возле гребня длинного округлого
холма, где снег лежал тонким слоем среди разбросанных остатков горелого
вереска. На этот раз заяц выскочил на расстоянии около восьмидесяти
метров, и гончих спустили сразу же. Если бросок салюки был изумителен, то
шотландские борзые просто наводили ужас. Их крупная спина изогнулась
дугой, мощные мускулы ног выпирали, длинная шея вытянулась впер„д, они
неслись по диагонали передо мной со скоростью около пятидесяти миль в час,
а топот летящих ног на жесткой земле был похож на топот бешено
галопирующих лошадей. Их скорость показалась мне даже большей, чем у
салюки, в ней был какой-то неотразимый порыв, похожий на падение к цели
пикирующего орла.
   И только когда они стали настигать зайца, я понял их недостатки в
сравнении с салюки. Эта пара была ничуть не глупее своих предшественников,
и маневрировали они вслед за петляющим зайцем с такой же ч„ткой реакцией,
но им мешалбольшой рост. Уже несколько раз заяц мог оказаться в пасти у
той или другой собаки, но в то мгновенье, когда надо было нагнуть голову
почти на метр, заяц успевал улизнуть. Этот заяц спасся, как и многие
другие, как от салюки, так и от борзых, иногда просто взяв скоростью,
иногда своей тактикой, а иногда просто ныряя в нору или расщелину на
склоне холма.
   Когда подошла очередь Хейзел, то она удивила как меня, так и своих
прежних хозяев, которые тоже были там. Для мамаши солидных лет она
показала незаурядную скорость, в первый же забег обскакала своего более
молодого партн„ра, и ничуть не считаясь с командным духом, расправилась с
зайцем единолично. За два дня е„ спускали четыре раза, она поймала тр„х
зайцев, и только один раз сделала слабую попытку сотрудничества с
партн„ром. А в последнем запуске, увидев, что заяцубегает вверх по крутому
склону, она, пробежав метров триста, отстала и спокойно повернула назад с
укоризненным выражением на морде. Она явно посчитала, что от дамы в е„
возрасте хотят слишком много, тем более при такой паршивой погоде. Резкий,
пронизывающий восточный ветер дул не переставая, принося с собой порошу
мелкого снега. Хейзел хотелось по обыкновению растянуться на софе у
пылающего камина, е„ охотничий инстинкт, как и мой собственный, с годами
притупился, хоть она и любила покрасоваться, и достаточно убедительно
показала, что с точки зрения физических данных она вполне заслуживает
обожания. Наконец, наступила очередь Дэрка. Я был готов к поражению, но не
к фарсу. Он был в паре с более молодой шотландской борзой и с самого
начала, казалось, был не в состояниикоординировать свои действия с
партн„ром. Когда зайца вспугнули, и пару собак спустили, Дэрк
просто-напросто не заметил добычу. Его партн„р бросился впер„д, и он как
бы удивился этому. Он пробежал несколько метров за ним вслед, а затем
вернулся назад и стал беззаботно резвиться на исходной позиции. Его
особенно восхищали женщины, которых неуправляемые пары собак его
собственной породы, завидев зайца и не обращая внимания ни на какие
команды, буквально таскали по всему полю. Откровенный смех со всех сторон
побудил меня извиниться перед судь„й, на что тот ответил:
   - Ну что ж, если он и не годится в охотники, то, по крайней мере, он
превосходный фигляр.
   Во второй раз он выступил в паре с прелестной блондинкой салюки. Ему
совершенно очевидно хотелось познакомиться с ней гораздо ближе, чем это
позволяли их поводки. Когда зайца подняли, она рванулась с места гораздо
быстрей его, и он, отстав на первых же двадцати метрах, кажется, понял,
наконец, в ч„м заключается этот спорт. Совершенно очевидно- это
состязательный вид спорта: тут нужно было выяснить, может ли шотландский
борзой п„с догнать хорошенькую суку салюки и получить за это награду.
Вначале он даже не заметил зайца, а когда увидел, то проигнорировал его.
Его это совсем не интересовало, его дело было - догнать суку. Он пош„л за
ней следом, и после двухсот метров поравнялся с ней, то есть, приклеился
носом к е„ хвосту на скорости миль сорок-пятьдесят в час. Сука совершенно
не обращала внимания на его неуместные любезности и стремилась изловить
зайца сама, не взирая на бурные проявления внимания со стороны нежеланного
партн„ра. Когда она вернулась спокойным шагом с добычей в зубах, Дэрк
шаловливо бежал рядом с ней, явно гордясь е„ ловкостью, но в глазах людей
он был покрыт глубоким позором, смягч„нным лишь его недюжинными данными
комедианта.
   После второго забега я снова извинился перед судь„й, а тот ответил:
   - Если он собирается стать охотничьей собакой, то ему надо учиться уже
сейчас.
   Он достаточно сил„н, и у него хорошая скорость, но он считает, что это
лишь беготня за суками. Отныне я разрешаю вам спускать его на любого зайца
на разумном расстоянии, независимо от того, какая пара собак стоит на
очереди.
   Только так его можно научить тому, что ему следует делать.
   Длинная цепь снова двинулась впер„д по широкой болотистой равнине, где
снег намело толстым слоем у вересковых кустов, а под ногами хлюпала вода и
разлетался осколками ледок, потрескивая среди мха-лишайника. Вдалеке от
меня вспугивали зайцев, и их добывали другие собаки, но было слишком
далеко, чтобы спускать Дэрка и подвергнуться риску ещ„ одного фарса. Низко
по ветру, пробивая себе путь сквозь мелкий снежок, прошла стая
лебедей-кликунов, изумительно белых на фоне синего и темно-серого неба,
золотые трубы их голосов долго звучали в студ„ном воздухе. Из вереска
вспорхнули куропатки, с криком подымаясь по ветру и рассеиваясь широкой
дугой, но не было зайца, на которого можно было бы спустить Дэрка. Время
от времени у меня побаливала нога, мне уж хотелось, чтобы вс„ это поскорее
кончилось, и подобно Хейзел я думал о возвращении к весело гудящему
камину, чтобы избавиться от страшного физического неудобства на этом
мрачном зимнем лугу.
   Затем, когда мы вышли с замерзшей равнины болота и стали подниматься по
склону, я увидел впереди купу высокого вереска, который резко выделялся на
фоне едва-едва припорошенной земли вокруг него, и вдруг почувствовал, что
там есть заяц. Я поправил поводок на ошейнике у Дэрка и приготовился
мгновенно его спустить. Заяц выскочил метров за двадцать от нас, белея на
фоне т„много кустарника, и впервые Дэрк сразу же увидел его и понял, что
от него требуется. Я же дернулвер„вку и замешкался. Он рванул как метеор,
когда заяц ещ„ был в поле зрения, подымаясь по откосу к горизонту, и
только спустя семь долгих минут мы вновь увидели его. Вся цепь
остановилась, ожидая команды судьи, и когда, наконец, они снова
показались, заяц впереди, а Дэрк, пыхтя, в тридцати метрах сзади,
выяснилось, что они идут назад, прямо на цепь гончих. И заяц, и собака уже
выдохлись, и любая другая гончая, спусти е„, могла бы поймать добычу в
считанные секунды, но судья велел мне остановить собаку, а заяц свободно
убежал, как того и заслуживал. Он проскочил сквозь цепь напрягшихся
хищников, перес„к глубокую канаву торфяника и, наконец, скрылся из виду в
порыве метели. А Дэрк восстановил свою репутацию, он выдержал долгую гонку
и не сдался, и утратил прозвище придворного шута.
   На следующий день по окончании охоты снег повалил по-настоящему,
крупные белые хлопья сыпались с притихшего хмурого неба. Мы медленно
ползли в сторону Камусфеарны, по дороге наш "Лэндровер" с помощью своей
леб„дки вызволил несколько машин, оказавшихся беспомощными в этом бледном
зам„рзшем белом мире.
    
  
 Лишь возвратившись в Камусфеарну, я узнал, что закладные на маяки
оказались миражом, и теперь от разорения Камусфеарну могло спасти только
чудо.
    
  
 13
 ВДАЛИ ОТ ДОМА
  
  
 Это было осенью 1965 года, а последний, решающий удар случился в начале
нового 1966 года. Джимми Уатт, заведовавший всем переменчивым хозяйством с
постоянно разветвляющимися обязанностями в течение долгих восьми лет,
решил, и не без оснований, что ему теперь следует оставить нас и
устраивать свою жизнь где-то в другом месте. Приняв это трудное решение,
он весьма благородно уведомил нас об этом за пять месяцев впер„д, и готов
был оставаться в Камусфеарне во главе этой небольшой, но сложной империи
до мая 1966 года.
   Это уж был похоронный звон по старой Камусфеарне. Никто, кроме Джимми с
его длительным опытом решения всех наших практических проблем и его
уникальных способностей справляться с ними с величайшей и вполне
оправданной уверенностью в свои силы, не смог бы удержать это хозяйство на
плаву. А проблемы состояли в снабжении всевозможными хозяйственными
припасами из удаленных городов, в уходе за постройками и различными
плавсредствами, всякими машинами и механизмами, в уходе за выдрами,
собаками и людьми. Я признавал его право и необходимость как молодого и
исключительно талантливого человека устраивать свою собственную жизнь, но
также вынужден был признать, что он стал незаменим. Мне вспомнился, правда
слишком поздно, один случай времен войны. Я просил своего начальника
оставить у нас одного специалиста, который получил назначение в другое
место.
   Начальник вроде бы серь„зно и благосклонно рассмотрел мою просьбу. Он
повертел в руках промокашку и затем спросил:
   - И вы считаете его абсолютно незаменимым в вашей работе?
   Я тут же попался в ловушку и ответил:
   Да, сэр, именно так.
   И он заключил:
   - Тогда ему придется обязательно уехать. Нельзя допускать, чтобы в
нашей службе SOE кто-либо стал незаменим.
   - Но, возразил я, в сложившихся условиях я сам незаменим, и поэтому
подготовил себе помощника.
   - В таком случае, надо немедленно предпринять меры, чтобы все ваши
знания были изложены на бумаге. Я сообщу в штаб, чтобы нам дали машинистку
и двух стажеров.
   Я конечно, понимаю, что это вам будет дополнительная нагрузка, но у
меня нет другого выхода.
   К сожалению, я не сделал выводов из этого урока, который столько лет
спустя вдруг снова повторился и положил закономерный конец всем моим
планам и проектам.
   Это значило, что нужно будет найти пристанище для выдр в зоопарке и
закрыть вс„ это хозяйство, ибо оно не сможет дальше функционировать без
краеугольного камня.
 
   Осознав все эти факты я посчитал, что такая задача хоть и трудна, но
все же решаема. Я наивно полагал, что все-таки можно будет найти
подходящие места для всех животных и что после трудных восемнадцати лет я
смогу оторвать свои интересы и чаяния от Камусфеарны и перенести их
куда-либо еще, возможно на остров с маяком Кайлиакин, начать там новую
жизнь и заняться гагами в качестве временного занятия. Пыл мой в
значительной степени остыл, когда я окончательно понял, что эпоха
Камусфеарны закончилась.
   Мне ещ„ нужно было кое-что исследовать для того, чтобы закончить книгу
"Владыки Атласа", и в феврале 1966 года я отправился из Шотландии в
Северную Африку. Два работника под номинальным руководством Джимми Уатта
должны были подготовить остров Кайлиакин для эксперимента