совсем незнакомыми, везде былатолько
вода, и первый раз я узнал одно место, когда появились очертания в виде
цифры 8 острова Соэй, где я когда-то жил и основал рыболовецкое хозяйство
на акул, который проплыл далеко внизу по левому борту, окаймл„нный белой
кромкой пены. Затем я узнал Внешние Гебридские острова, некоторые заливы и
мысы, вспомнившиеся очень ясно и точно по тем дням,когда охотился на акул
так далеко от своей базы и перерабатывающей фабрики на Соэе. У нас было
время просмотреть целую череду видов из прошлого, вот здесь, по левому
борту, маяк Уишениш, а через несколько минут по правому борту залив Родел,
где много лет тому назад у нас было столько приключений. Я как бы снова
летел на самол„те "Тигр Мос" в 1947 году, ведя разведку в этих же водах на
акул, чьи мощные тела в воде напоминали с воздуха флотилию подводных
лодок. В течение часа я вновь, как никогда раньше, пережил все эти годы
буйных приключений.
   С воздуха, как его видят многие тысячи путешественников, Рейкьявик, где
жив„т почти половина всего населения Исландии, имеет вид любого скромного
современного города. Чистенький, белый, с красными крышами, хорошо
спланированный, с зел„ными насаждениями и озером в центре. Это было в
действительности самое первое место, обжитое галгэлами и скандинавами, но
до самых последних десятилетий он оставался небольшим и примитивным
рыбацким поселением. Хотя на острове всего 14 городов (если считать
городом кучку домов с населением не более 700 человек), в них жив„т более
70% всего населения. Остальные жители этого огромного острова площадью
почти в 40000 квадратных миль, острова льда и пламени, вулканов иледников,
насчитывают в целом не более 50000 человек с плотностью чуть более одного
человека на квадратную милю. Так как они, естественно, проживают в
нескольких плодородных долинах и прибрежной полосе, то в стране имеются
огромные пространства, где трудно найти хоть одного человека на площади в
50 квадратных миль. Только один процент всей земли на острове
обрабатывается.
   Даже при очень непродолжительном пребывании в Рейкьявике выявляется
огромная разница в образе небольшого нового буржуазного городка и фактами
действительности. Первое, с чем сталкивается приезжий, это невероятная
дороговизна жизни здесь. Это, как я полагаю, вызвано ещ„ военной
инфляцией,которая так и не преодолена до сих пор. Она не влияет на
коренное население, зарплата и доходы которого раза, пожалуй, в четыре
выше, чем на британских островах, но для иностранца жизнь становится
практически невозможной.
   В первый же вечер мы обследовали Рейкьявик пешком, и хоть и старались
экономить, вряд ли потратили бы больше в Монте-Карло или любом другом
курорте для миллионеров.
   Во вс„м городе было всего три-четыре бара, где подавали спиртное по
сумасшедшим ценам и со сногсшибательными последствиями для большинства
посетителей. В результате того, что можно назвать частичным запретом на
алкоголь, было полнейшее пьянство везде, где только подавали спиртное. В
этих барах битком набито народу, и большинство клиентов, к тому времени,
как мы попали туда, было пьяно и развязно. В тот первый вечер мы зашли в
бар над одним изысканным рестораном, он был отделан под каюту корабля
прошлых лет: иллюминаторы, тяж„лые деревянные балки, рулевые кол„са с
кораблей и стилизованные керосиновые лампы.
   Там было человек пятьдесят, и почти все они в какой-то степени были
пьяны. Они были в т„мных костюмах, белых рубашках с темными галстуками, их
дьявольская респектабельность лишь усугубляла лихорадочную атмосферу. Они
платили около 15 шиллингов за стакан виски (58 крон за шнапс с пльзеньским
пивом); им это очень нравилось, и они упивались им, - очень дорогое
удовольствие. (Около 45 крон идут за один фунт стерлингов). Очарованные,
позднее мы зашли в ночной клуб рядом с центральным озером и огромной
гротескной церковью с высокой башней, построенной целиком из
гофрированного листового железа. Вход в этот клуб стоил 25 крон за
человека. Он был совершенно пуст, а оркестр играл для воображаемой публики.
   Кружка пльзеньского и порция шнапса обошлись нам в 65 крон каждая, и
отнеслись к нам довольно недружелюбно, несмотря на то, что мы хорошо дали
на чай. Вот в этом, как выяснилось, и состоит огромная разница между
исландцем-горожанином, как правило грубым, жестким и неприязненным, и
сельским населением, чью доброту и гостеприимство нельзя сравнить ни с
одной из тех стран, где я только бывал.
   Были, однако, и очевидные исключения из первого из этих правил.
Например, сотрудники гостиницы "Холт", которые были к нам исключительно
внимательны и любезны, и уж совершенно очаровательный полицейский, который
принимал у нас экзамены по вождению машины, прежде чем нам разрешили взять
е„ напрокат. Это необходимо, пояснил он, так как иностранцы частенько
приезжают в страну с международными водительскими правами, а потом
оказывается, что "они настолько же глупы и безответственны, как обезьяны".
Пока он наставлял нас таким образом, он рассказал нам о городе и дорожных
условиях, с которыми нам прид„тся встретиться внутри страны. Он сообщил
нам, что шоссе у них есть только вокруг нескольких городов, а остальные
дороги сделаны из лавового шлака и имеют "мягкие обочины", которые могут
быть весьма опасны для непосвящ„нных. Железных дорог у них нет, а поэтому
автодорог там 6000 миль. Все их приходится перестраивать ежегодно после
ущерба, наносимого зимой снегом и льдом. "Исландия, - говорил он, -
опасная страна, а мы здесь ценим жизнь человека. Дороги опасны, снега
опасны, опасно и море. Так что мы добиваемся того, чтобы все водители были
мастерами, у нас хорошо организована зимняя спасательная служба, и каждого
реб„нка здесь обязательно учат плавать. Учат их в бассейнах с подогревом
воды, так как на острове очень мало насел„нных мест, где бы не было
горячих природных источников". - Он хохотнул: "Говорят, Исландия -страна
контрастов, и это так.
   Никто здесь не м„рзнет даже в самые суровые зимы, если только не
выходит из дому, потому что во всех домах есть центральное отопление
совершенно бесплатно.
   Так вот, мы расположены не так уж намного южнее полярного круга, а у
нас есть большие промышленные теплицы, где выращивают виноград, помидоры,
гвоздики и даже бананы. Но мы созна„м, что это опасная страна, и поэтому
при принимаемых нами мерах на тысячу человек у нас приходится только семь
погибших в дорожных происшествиях. Но я вижу, что вы оба не увеличите эту
цифру, и я выдам вам разрешение на вождение".
   Мы взяли машину напрокат, - так как натуралисту в любой стране зависеть
от общественного транспорта просто немыслимо, - за невообразимую сумму.
Это был "Форд-Кортина", в первый же вечер мы поехали в порт посмотреть на
корабли в гавани.Тамстоялофранцузское судно "Вал„р" и корабль британского
адмиралтейства, класс которого я не знаю. Кроме того, там было множество
рыбацких судов всяких размеров. Волосы у Джимми из-за удал„нности от
парикмахерских, а не из-за какой-либо особой склонности, были длинноваты
по исландским стандартам. Пока "Кортина" стояла в порту, две девчонки на
велосипедах вс„ время крутились вокруг нас, наконец, старшая остановилась
рядом с нами и на полном серь„зе объяснила младшей :"Это битл". И тогда,
когда тайна раскрылась, и субъект был классифицирован, они уехали прочь.
Мы остались и как зачарованные наблюдали, как большая американская машина
вс„ кружила и кружила по порту на приспущенных визжащих кол„сах, с виду
совершенно бесцельно и самоубийственно. Какой-то моряк с исландского
траулера прош„л мимо нашей неподвижной машины и произн„с:
   - Сумасшедшие водятся повсюду, но мне кажется, в Рейкьявике их больше,
чем где бы то ни было, а это уж слишком, не так ли?
   - Да, - ответили мы, - слишком.
   Наконец, эта безумная визжащая машина исчезла, и мы отправились назад в
гостиницу. Нам пришлось сдавать назад из-за стоявшего перед нами
грузовика, и тут же рычаг переключения скоростей обломился практически у
самого основания. Я остался с этой дурацкой хромированной штуковиной в
руке, и без каких-либо возможностей передвижения в каком-либо направлении.
Мы вернулись в гостиницу на такси, в нас клокотали антиисландские чувства,
которые не успокоились до тех пор, пока мы вновь не оказались среди
простого народа в сельской местности.
    
  
 Озеро в центре города оказалось таким же удивительным, как и terra firma*
и е„ обитатели. В лондонских парках есть оз„рки с декоративной
водоплавающей птицей, это по существу искусственная обстановка, там есть
утки и гуси, которыми любуются и которых кормят одинокие люди, не имеющие
других возможностей общения с живыми существами. В Рейкьявике на
центральном озере Тьорнин водится колония диких полярных крачек, чьи белые
крылья пляшут над этим зел„ным островом, там тучи диких птиц, которые как
бы не замечают присутствия публики.
   Германия послала Исландии в подарок пару лебедей-шипунов, обычных
полуручных европейских лебедей, которые в Англии ещ„ по древним преданиям
являются собственностью короны. Эту пару поселили на озере Рейкьявика, но
вскоре пара диких лебедей-кликунов, численность которых в Исландии по
скромным подсч„там составляет 10000, появилась там и бросила вызов
чужакам-шипунам. Самец-кликун убил шипуна, и пара кликунов, утвердив сво„
превосходство, стала настолько агрессивной, что стала нападать на детей,
прохожих и даже убила нескольких собак. Исландское правительство ответило
Германии тем же, и с особым исландским чувством юмора преподнесло
западногерманскому правительству двух кликунов. К сожалению, я не знаю
последствий этого лукавого ответа, но они наверняка были довольно
забавными. Скольким таксам пришлось защищаться от северных пришельцев,
сколько уток и селезней погибли в честь рейха, сколько потенциальных Лед
остались девственницами перед лицом этой надменной птицы, - обо вс„м этом
оста„тся только догадываться в меру своей фантазии.
   На следующее утро после нашего прибытия в гостинице нас встретил г-н
Гисли Кристианссен, консультант Гагачьих колоний, который предложил нам
сначала поехать на "любительскую" колонию гаг в Бессастайоре, которая
принадлежала президенту, г-ну Асгейру Асгейрссону, а затем на
коммерческуюколонию гаг в Бессастадире в непосредственной близости оттуда.
   Мы проехали по беспорядочно разбросаннымпредместьям Рейкьявика и затем
миль семь-восемь по невыразительному ландшафту к благородной конструкции
президентского дома, напоминавшей масштабную датскую сельскую архитектуру,
который одиноко стоял у основания широкого низкого мыса, выступающего в
море.
   Было холодное утро с мелким дождичком из серых небес, фотографировать
было плохо. Самому президенту нездоровилось, но нас зато приветствовала
его исключительно привлекательная молодая личная секретарша, которая
чувствовала себя так же свободно в резиновых сапогах и протекающих лодках,
как она, очевидно, вела себя на протокольных и государственных
мероприятиях. Она провела нас к солоноватому оз„рку в нескольких стах
метрах от дома, которое было похоже на место проведения какого-либо
сельского карнавала. Там было несколько искусственных островков, точками
выделявшихся на поверхности озера, а на них под сумрачным небом
трепыхались многоцветные флаги и цепочки красных с белым вымпелов и лент.
Вся композиция отдавала чуть ли не сюрреализмом, так как островки были
украшены белыми р„брами китов, а на вершине одного из них стоял гигантский
позвонок. Из-за воды доносилось слабое потрескивание деревянных флюгеров,
вертевшихся на ветру, и всюду по кромке островов и на воде, окружавшей их,
виднелось черно-белое оперение десятков гаг. Все составляющие этой картины
имели, казалось, так мало отношения друг к другу, что мне вспомнились
полотна, скажем, Иеронима Босха.
   Пока мы тащились от берега в ветхой плоскодонке, в которой над рыбинами
плескалась дождевая вода, молодая дама стала рассказывать историю колонии.
   - Президент, - говорила она, - сам не интересуется коммерческой
стороной дела.
   Это можно назвать частью его сада, который находится рядом с домом, и
ему захотелось для интереса и ради красоты завести здесь гаг.
   Затем она настояла на том, чтобы сесть на весла, и стала грести
короткими мощными гребками.
   - Ему говорили, что это будет довольно трудно, так как вон там, менее
чем в миле отсюда, находится колония в Бессастадире, которая существует
уже несколько сот лет, а гаги очень любят привычные вещи. Г-н
Кристианссен, наверное, свозит вас в Бессастадир после того, как
посмотрите нашу колонию. Во всяком случае, президент решил попробовать, и
три года тому назад он построил эти островки на озере, установил здесь
флажки и вс„ прочее. Ну а сейчас наверняка можно сказать, что сотни две
пар у нас уже есть, и их вс„ прибывает. Здесь в общем-то места хватит не
больше, чем на три-четыре сотни пар, и мы считаем, что предел наступит
где-то года через два-три.
   Лодка причалила к берегу островка величиной метров в тридцать-сорок, и
мы вышли из лодки.
   - А теперь осторожно, - предупредила она, - двигайтесь спокойно и
старайтесь не тревожить их.
   В действительности же, их не так-то просто оказалось потревожить:
селезни отошли от берега всего лишь на несколько метров, а несколько уток
совсем рядом с нами лишь нехотя покрякивая сошли с гн„зд и стояли рядом,
поглядывая на нас.
   Весь остров был усеян искусственными гнездилищами, сделанными большей
частью из каменных плит. Из них были сооружены как бы комнатки чуть больше
по размерам, чем гаги, некоторые были с крышей, другие - без, но у всех у
них не было передней стенки. Мы медленно прошли мимо них, и совсем
немногие из наседок вообще пошевелились. Яйца у них уже подходили к сроку,
и они отлучались с неохотой.
   Вс„ это показалось мне до смешного просто: несколько каменных плит,
несколько тес„мок и клочков яркой хлопчатой ткани, - и вот вам гагачья
колония. Я заинтересовался, неужели это действительно вс„.
    
  
 От Бессастайора мы проехали чуть больше мили по травянистым полям, и у
основания вс„ того же длинного плоского мыса и на н„м самом, но в
особенности на прибрежной его стороне располагалась колония гаг фермы
Бессастадира. Мы вышли из машины, перелезли через забор и пошли по
кочковатой траве, каждая из кочек была размером с футбольный мяч. Здесь не
было ни флагов, ни лент, единственным видимым признаком пребывания
человека в колонии был одинокий мертвый ворон, болтающийся на шесте, что
было почти незаметно на таком огромном пространстве.
   Вскоре мы стали замечать гаг-наседок, расположившихся глубоко между
кочек, вначале они попадались то тут, то там, а затем их становилось вс„
больше и больше, а на краю полуострова почти негде стало ступить ногой.
   - Никто не знает, сколько лет этой колонии, - сказал г-н Кристианссен,
- но она очень старая, может быть, ей даже тысячу лет. Вот почему она
по-прежнему процветает без обычного в таких случаях человеческого
вмешательства, но она не да„т и малой доли того, что здесь можно было бы
взять. Хозяин болеет всю весну и лето, и не смог найти никого, кто бы
взялся за эту работу. И в прошлом году у него были трудности. Я не знаю,
сколько пуха соберут в этом году, но могу привести вам цифры прошлого года.
   Он вынул из кармана записную книжку и полистал е„.
   - Вот: 30 кг очищенного пуха. Чтобы собрать килограмм, надо 60 гн„зд,
так что это значит по крайней мере 1800 пар гаг. Он собирал пух дважды,
один раз в середине периода инкубации и ещ„ раз после того, как молодняк
уш„л из гнезда.
   Вашими деньгами пух стоит около 20 фунтов за килограмм, так что он
выручил 600 фунтов стерлингов с этой колонии. Думаю, что и в этом году он
собер„т столько же всего лишь за два дня работы. Неплохо - 300 фунтов в
день, а? Однако я считаю, что при надлежащем ведении хозяйства в этой
колонии доход можно довести до 1000 фунтов в год. Мне очень интересно,
сумеете ли вы сделать это в Шотландии,- это был бы совсем новый промысел
для редкого у вас там населения. Странно, почему этим не занялись раньше,
тем более, что вы считаете, что именно англичане научили исландцев ценить
гагачий пух и делать его доходной стать„й, когда их торговые корабли
впервые появились здесь в четырнадцатом веке.
   Я уже стал высчитывать, сколько пар гаг сможет вместить остров
Кайлиакин при такой концентрации. Я уже мысленно видел, как трепыхаются
флаги, а гаги уже ссорятся из-за места на каждом из квадратных ярдов его
поверхности. Мечты!
   Утром мы поехали на машине далеко на север, чтобы встретиться с
легендарным д-ром Финнуром Гудмундсоном, это около пятисот миль до его
крепости на острове Хрисей. Ехали мы медленно, и не только потому, что не
очень доверяли нанятой нами "Кортине", но и потому, что в обе стороны было
на что посмотреть, у нас было так много новых впечатлений.
   Расстояния казались огромными, так как дорога следовала глубоким
изгибам береговой линии западного побережья, огибая глубокие замысловатые
впадины фьордов. В памяти остались четыре такие картины: от моря,
громадные голые холмы темного цвета, почти лишенные растительности, вдруг
резко спускались на узкую полоску ровной земли между ними и морем, где
растут мелкие нежные яркие цветы; кони и овцы всех мыслимых (а иногда
немыслимых) расцветок; и маленькая шагающая птичка, называемая исландским
травником, чей непрерывный щебет наряду с более призывным и резким криком
кроншнепа постоянно сопровождал нас словно оркестр в течение всей поездки.
Птицы, птицы, птицы; в Исландии нет ни одного коренного млекопитающего или
рептилии, кроме полярной лисицы, и даже е„ считают потомком тех особей,
которые, беспомощные, попали сюда с плавающих айсбергов, отколовшихся от
полярного ледового панциря. Иногда сюда таким же образом невольно попадают
белые медведи, но они не выживают, и кроме лис на острове нет ничего,
кроме немыслимых полчищ птиц и насекомых, нет даже лягушек, змей или
ящериц, нет даже мышей среди сонма чудесных птиц, заполонивших вс„ это
огромное и пустынное пространство. Вс„ время в поле зрения находятся
вечные снега, ибо они начинаются на высоте двух-тр„х тысяч футов над
уровнем моря, а многие из гор превышают здесь пять тысяч футов,
большинство из них обрывами подступает к морю.
   Все они вулканического происхождения, это край огня и лавы, льда и
ледников, земля, где вс„ вечно меняется, край, где воздух так чист, что
отч„тливо видны горы за сто миль вдалеке, и можно четко различить все
архитектурные детали их структуры и инкрустации.
   Пони и овцы - там водится 30000 пони в диком состоянии и почти миллион
овец.
   (Официально, кажется, считают, что их 850000, но это, вероятно,
недооценка).
   Пони были основным источником дохода от экспорта: только в Шотландию их
ежегодно отправляли 20000 штук для работы в шахтах. Но теперь с
наступлением эпохи механизации печальная участь шахтного пони, к счастью,
ушла в прошлое. А исландские пони большей частью остались не у дел, за
исключением собирающихся два раза в год овечьих клубов и клубов
наездников, которые как грибы растут теперь в каждом селении. Теперь их
больше не используют, и они стали, по правде говоря, в тягость для
Исландии, хотя владеть ими в больших количествах - весьма поч„тно. А
бараны чудесны, и не только из-за их необычного окраса и потому, что у них
нередко бывает по три, а то и четыре рога, а также оттого, что они
представляют собой древнюю породу, завез„нную в Исландию из Скандинавии,
может быть, тысячу лет тому назад.
   Шерсть у них мягкая и шелковистая, как у шетландских овец, живут они,
как будто бы, ничем, питаясь какой-то неприметной травкой среди лавового
шлака на горных склонах. Они вездесущи, молчаливы и подозрительны.
Единственные звуки здесь - это голоса птиц, нежные и призывные, звенящие
как бы из детства и прекрасной утраченной пустоши.
   Чувствую, что могу написать целую книгу о нашем кратком пребывании в
Исландии, но это было бы неуместно в данной истории, п