Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
оге и замерзнет.
- Она выехала еще перед метелью. Ночевать хотела у себя дома. А ты что?
Пил? С кем? - С каждым понемножку. Завтра у меня выходной, я не должен быть
трезвым, - он зевнул. Она хотела подать ему ужин, но он тотчас же пошел в
спальню и разделся. Увидел, что постель ему сменили. Делала это скорее всего
Брыгида, потому что подушка пахла ее духами. Когда он лежал в постели, на
минуту ему показалось, что она лежит рядом. Наверное, она прикасалась к
подушке надушенными руками, а может быть, прижалась к ней лицом. Так он
подумал и сразу заснул.
Разбудил его резкий телефонный звонок. За окном ярко светило солнце,
это говорило о том, что время близится к обеду. Прежде чем он вылез из
постели и вышел в салон, Макухова уже взяла трубку.
- Такие сугробы, что ты не можешь доехать на своей машине? - удивлялась
она. - Понимаю, твоя машина слишком низкая. Но это ничего. Подождешь, пока
бульдозером расчистят дорогу. Маленькая уже два раза ела, сидит в кухне, мы
вместе готовим всякие вкусные вещи... Нет, не беспокойся о ней. И не
торопись. Я уж сама закончу уборку... До свидания, Брыгида.
Доктор стоял в дверях спальни и, слушая Гертруду, чувствовал, что в нем
копится гнев. Однако он не сказал ни слова. Пошел в ванную, где из-за
утреннего купания Йоахима и, похоже, постирушки, которую устроила Макухова,
вода в электрическом бойлере была чуть теплой.
Выбритый и одетый, страшно голодный (Йоахим встал рано и, конечно, уже
позавтракал, из комнаты на втором этаже доносились звуки его скрипки) доктор
явился на кухню. Чтобы подавить растущую в нем злость, он натощак закурил
сигарету.
- Не кури! Тут ребенок! - прикрикнула на него Гертруда.
Он послушно потушил сигарету в пепельнице. Не стоило спорить по
мелочам. Впрочем, она была права, не позволяя курить при ребенке.
Она зажарила ему яичницу, намазала хлеб, подала стакан чая. Но не в
салоне, как обычно, а здесь же, на кухонном столе.
- Я слышал, что ты говорила Брыгиде по телефону, - сказал он,
управившись с яичницей. - Ты добилась своего, и эта женщина тебе здесь уже
не нужна. Брыгида глупая, в самом деле глупая. Но ты ошибаешься, если
думаешь, что и из меня сделала дурака.
- Я не понимаю, о чем ты говоришь, - буркнула Гертруда, раскатывая
тесто для лапши. - Я одно знаю: что ты вчера напился и сейчас у тебя плохое
настроение.
- Ты права. Настроение у меня плохое. Но я никогда так ясно не понимал
себя и тебя, Гертруда. Я годами должен был рассказывать тебе о всех моих
любовницах, чтобы ты могла обогатиться моей и их жизнью. Только про Анну я
тебе никогда не сказал ни слова, и потому знаю, что ты ее ненавидела и
обрадовалась ее смерти. Я не говорил тебе и о Юстыне, и потому ты ее тоже
ненавидишь.
- Юстына хотела тебя убить. Если бы ты мне шепнул о ней хоть словечко,
я бы предостерегла тебя перед ней. Она мне все время рассказывала, что живет
с Клобуком.
- Я догадывался, что ты не потерпишь под этой крышей никакой другой
женщины, кроме себя, и поэтому никогда не говорил тебе о моих чувствах к
Брыгиде. Что случилось, почему ты вдруг захотела разделить этот дом и меня
именно с этой женщиной? Потому что, бывая у нее и слушая ее секреты, ты
снова начала обогащать свою жизнь чужой? Нет, Гертруда. Это объяснение
кажется мне слишком простым. Так знай, что я сейчас поеду на своей машине за
Брыгидой и привезу ее сюда, хоть 6ы мне для этого нужно было продраться
через все сугробы мира.
Говоря это, он встал из-за стола, закрыл за собой кухонные двери, в
сенях набросил меховую куртку и вывел из гаража свой старый "газик" с
передним и задним ведущими мостами. Гертруда вышла на заснеженное подворье,
открыла дверцу кабины и сказала доктору:
- Хорошо ты делаешь, что едешь за ней, Янек. Но не говори ей того, что
мне сказал. Она может это не так понять и станет со мной осторожной и
недоверчивой. И ты на меня не обижайся и не думай, что я хотела тебя
обмануть. У тебя в доме будет самая красивая женщина в округе. А самое
главное - эта женщина любит тебя безгранично, слепой любовью. Только я,
Гертруда, так тебя любила. И поэтому все мы будем счастливы: я, ты, она, а
может, и Йоахим, потому что он наконец найдет тут настоящий родной дом и
семью.
За деревней доктор три раза застревал в сугробах, слегка разъезженных
тракторами и грузовиками с лесом. Самые высокие сугробы он объезжал полями,
откуда ветер сдул снег на дорогу.
Брыгида не ждала его. Когда она открыла дверь, ее словно бы испугал вид
доктора. А когда он велел ей паковать вещи и ехать с ним, а вдобавок
упомянул о том, что они вместе идут на Новый год к Порвашу, она на минуточку
должна была присесть в кресло, потому что ноги у нее вдруг ослабели. Потом
она взяла себя в руки, расставила на полу чемоданы и начала укладывать в них
самые разные вещи для себя и для ребенка. Она делала это без складу и ладу,
запихивая все как попало. Стоя на коленях возле чемоданов, она вдруг
замирала, словно бы все не могла освоиться с его присутствием здесь, у нее,
с фактом, что он приехал за ней через сугробы, и что они вместе проведут не
только Рождество, но и Новый год. Она боялась думать о чем-то большем, и
из-за этого радостного испуга ее движения были хаотичными, руки перестали
слушаться. И в довершение ко всему она отдавала себе отчет в том, что она
стоит на коленях, а он стоит над ней и рассматривает ее внимательно и с
таким выражением лица, словно бы ему хочется нагнуться к ней, протянуть руки
и поднять ее с пола - прирученную, униженную радостью, которой она не сумела
скрыть.
- У меня есть вечернее платье из парчи с голыми плечами, - сказала она.
- Но, наверное, неудобно на домашнюю вечеринку одеваться так пышно? Может,
достаточно белой блузки с кружевами?
А он начал говорить короткими фразами, тоном, в котором она не слышала
голоса нежности. Каждое слово звучало, как удар кнута:
- Ты - красивая женщина. На свете есть много вещей красивых, но
бесполезных. Я помогу тебе понять, что красота женщины была создана для
радости мужчины. Скорее всего мы будем счастливы вместе, хоть, возможно,
время от времени ты и поплачешь немножко в уголке моего дома. Подумай, стоит
ли жить с таким человеком, как я? Она наклонилась над открытым чемоданом и
ответила:
- Ты приехал за мной, продираясь через сугробы. Ты сделал это для того,
чтобы унизить меня даже своим признанием. Когда в один прекрасный день ты
перестанешь меня унижать, я буду знать, что я тебе уже не нужна.
И она еще ниже склонилась над чемоданом, чтобы он не увидел на ее губах
триумфальной улыбки.
В доме на полуострове горел свет во всех окнах первого этажа. Через
открытую форточку в салоне в белую от снега ночь с легким морозцем
вырывалось тепло и все более громкие голоса людей. Спрятавшись за побеленным
стволом вишни, древний Клобук поглощал эти звуки как радостную музыку жизни,
которая продолжалась, несмотря на зиму и ночь. Не заглядывая в окна, он
знал, когда говорит писатель, когда смеется Халинка Турлей или мягко журчат
слова доктора - каждый из этих голосов был ему знаком и приятен. Клобук
любил этих людей так же, как Старый Бог он ревновал их, но и желал им
добра был грозен и ласков был всепрощающим, но и мстительным озабоченным,
но иногда и совершенно равнодушным. Он чувствовал себя творением их мечтаний
и жаждал, чтобы эти мечтания неустанно взлетали к небу с рассыпанными по
нему звездами, потому что из них и рождались птицы - все, не только он.
Стукнула парадная дверь. На скованный морозом снег осторожно вышла
Гертруда Макух и по тропинке направилась к боковой калитке. Под толстым
платком она несла что-то большое и тяжелое она держала это как драгоценную
вазу. Но возле калитки она остановилась и, как каждый вечер и каждое утро,
оставила на колышках забора два куска хлеба для Клобука или соек - кто из
птиц окажется проворней и быстрее.
Ее дом стоял неподалеку, с крышей, покрытой снегом. В комнате возле
печи на маленькой скамеечке сидел Томаш Макух и смотрел в полуоткрытую
дверцу, где огонь лизал березовые поленья. В комнате было тепло, потому что
она велела ему целый день поддерживать огонь в печи. Он послушался ее, он
всегда делал то, что она ему приказывала утром, ни больше и ни меньше. Он
мог только выполнять ее приказы, ни на одну собственную мысль у него не было
сил, потому что все его собственные мысли высосала великая печаль, которую
он чувствовал в себе многие годы. Печаль, рожденная в годы неволи, но
определенная доктором латинским названием одной из болезней.
Гертруда подошла к столу, накрытому льняной скатертью, достала из-под
платка толстый сверток, положила его на стол и вынула из него спящую
девочку.
- Смотри, Томаш, у нас снова есть ребенок, - сказала она с великой
нежностью. - С завтрашнего дня мы с тобой переедем в дом к Янеку, потому что
нам обоим надо быть поближе к нашему ребенку. Еще сегодня ты достань с
чердака деревянную кроватку, которая осталась от маленького Йоахима. Не
бойся, Томаш, подойди поближе. Это девочка. Очень маленькая девочка. Теперь
ты уже не будешь сидеть один дома и глядеть в окно на дорогу. Вместе со мной
ты будешь смотреть за ребенком. Будешь носить много дров для печек и топить,
чтобы этой крохе было очень тепло. Она уже немного ходит, и ты будешь водить
ее за ручку по дому и по саду. Ну да, у тебя будет много работы и много
радости. Я помню, как ты радовался, когда ходил гулять с Йоахимом. Это для
тебя и для себя я постаралась добыть этого ребенка.
Томаш Макух послушно поднялся со скамейки и посмотрел через плечо
Гертруды на спящую девочку.
- Не спрашивай меня, Томаш, сколько трудов стоил мне этот ребенок.
Самое главное что он у нас есть. Юстына тоже хотела ребенка, но ее Клобук не
послушался. А всегда оставляла Клобуку кусочек хлеба на колышке забора. К
нам он отнесся гораздо лучше. Помни, Томаш, только у молодых людей могут
быть маленькие дети. Поэтому мы тоже снова будем молодыми, ты и я. Для тебя
будет большая радость смотреть на нее, разговаривать с ней, вытирать ей
слезы с глаз и считать ее улыбки. Может, это и тяжеловато, что нам надо
будет переехать к Янеку, как тогда, когда он привез маленького Йоахима. Но
ты ведь сам понимаешь, что нам надо быть поближе к ней. Брыгида разрешила,
чтобы детская кроватка стояла в нашей комнате, потому что, когда ребенок
проснется ночью, я буду к нему вставать, или ты, если захочешь. Так выходит,
что у Брыгиды много работы, она ведь ветеринарный врач. И Янек занят.
Впрочем, эти двое займутся друг другом, а нам оставят этого ребенка. Как
слышишь, я все хорошо продумала, чтобы мы с тобой оба снова могли быть
счастливыми. Ты помнишь, как ты плакал, когда у нас отняли маленького
Йоахима? Эту девочку у нас уже никто не отнимет. Она будет наша, только
наша, хоть ни Брыгида, ни Янек никогда об этом не узнают. Скажу тебе честно,
что от Янека в последнее время ни мне, ни тебе не было никакой пользы.
Замкнулся в себе, стал непослушным. А Йоахима у нас отобрали. Поэтому не
спрашивай, сколько трудов стоил мне этот ребенок, сколько раз мне пришлось
съездить в Трумейки, чтобы научить Брыгиду покорности и отнять у нее
гордость. Еще тяжелей было с Янеком, потому что он умнее, чем она. Но и так
я его заставила, чтобы он поехал за Брыгидой через сугробы и, что самое
удивительное, признался ей в любви. Да, да, Томаш, нелегко заполучить
ребенка в нашем возрасте! Знаешь, как ее зовут?
Томаш отрицательно покрутил головой, что он даже не догадывается, как
зовут эту маленькую девочку.
- Беатка, Томаш. От матери Брыгиды и отца Яна Крыстьяна Негловича. Но
если на самом деле - она будет Гертруды и Томаша Макух.
Девочка проснулась и молча с любопытством рассматривала торчащие усы
Томаша Макуха.
- Она узнала тебя, Томаш! - обрадовалась Гертруда. - Узнала и полюбила
с первого взгляда. Посмотри внимательно, какие у нее маленькие ручки и
малюсенькие пальчики. Ты еще не видел пальчиков на ее ножках, но я тебя
уверяю, что они тоже такие же красивые и маленькие. Ой, много трудов стоил
мне этот ребенок! Ей уже почти годик, Томаш, а с таким ребенком женщине
труднее всего. Я не хочу, чтобы ты все время сидел один в доме и смотрел в
окно. Ни разу тебе не пришло в голову, чтобы раздобыть ребенка. Вечно я одна
должна все эти дела брать на себя. Ну, одевайся теперь и пойдем со мной к
Янеку, потому что надо снять с чердака кроватку Йоахима. Я уже вымыла
комнату и даже в ней натопила. Надо перенести туда нашу постель и много
других разных вещей. Но стоит потрудиться, потому что счастье, Томаш, само
не приходит.
Она взяла со стола хрупкое человеческое существо и своими сильными
руками прижала его к груди. Посмотрев на Томаша, она увидела, что в первый
раз за много лет он улыбается. На лице его улыбка, хоть Янек сказал, что он
никогда не будет улыбаться, потому что болен печалью. Янек был хорошим
доктором, но ведь и он иногда говорит разные глупости. Например, что у
старой женщины не может быть детей. У нее, у Гертруды, есть годовалая
девочка, потому что она постаралась ее раздобыть. Все на свете можно
получить, если человек постарается.