Первым делом он попробовал открыть окно.
   За зиму рама набухла и никак не открывалась. Совенко с силой дернул на
себя медную ручку, но рама и не думала открываться. Только вторым, более
мощным рывком ему удалось открыть окно. Из пазов вместе с ватой на пол
выпала замусоленная фотокарточка размером шесть на четыре сантиметра.
Совенко нагнулся, поднял находку. На него глянули наглые, навыкате глаза.
Поджатые губы, засученные по локоть рукава темной рубашки... Да, лицо
знакомое. Такие фотокарточки сегодня получили уже сотни людей. Не один
работник милиции тщательно изучает по ним приметы убийцы. Федя вслух
прочитал надпись на обороте:
   - Тетушке от племянника в дни неволи.
   А в уголке карандашом нацарапан номер телефона и имя "Люся". Даже
неопытный человек мог заметить, что надписи сделаны в разное время, причем
одна чернилами, другая - карандашом.
   - Интересно. У нас нет его знакомых с именем Люся? - спросил Грищенко,
беря из рук Феди фотокарточку.
   - По-моему, нет, - ответил Бадраков. - Телефон нужно проверить сегодня
же.
   - Я это сделаю, - вызвался Пашка.
   Первое, до чего додумался Грищенко, это побыстрей позвонить по
телефону, пригласить Люсю и сообщить ей, что друг ее попал в беду. А что
делать дальше? А если убийца в это время находится там? Нет, такой план
совершенно не годится. Нужно все же узнать сначала, кому принадлежит
найденный номер телефона. Это сделать просто: сейчас же зайти на почту и
взять книгу абонентов...
   Через полчаса Грищенко смело переступил порог стоматологической
поликлиники. Долговязый, немного сутулый, с усеянными веснушками лицом, он
был похож на только что демобилизованного из армии солдата. Вручив хромому
гардеробщику изрядно потертую серую шинель со следами недавно снятых погон
и петлиц, Павлик расправил под ремнем складки на застиранной гимнастерке и
огляделся. В поликлинике начинался рабочий день.
   У дверей врачебных кабинетов стояли очереди. Даже у входа к главврачу
терпеливо ожидали своей очереди пациенты.
   - Молодой человек, не будьте нахалом, люди иостарше вас стоят, -
предупредила его рыхлая блондинка, когда он намеревался взяться за дверную
ручку кабинета.
   Желание поскорее увидеть главврача настолько овладело Павликом, что он
сначала открыл дверь, а потом уже обернулся к блондинке. Поворачиваясь, он
успел рассмотреть, что в кабинете врач обследовал рот старухе с седыми,
как пакля, волосами. Рядом, в белоснежном халате и таком же колпаке,
стояла девушка, видимо санитарка.
   При виде открытой двери она подошла к порогу и с раздражением
набросилась на Грищенко:
   - Не мешайте, пожалуйста, работать! Вас ведь никто не приглашал!
   - А-а... Да. Извините, пожалуйста, - застенчиво оправдывался Павлик, -
вообще-то мне в другой кабинет нужно.
   - Вот видите, сами не знаете даже, к кому пришли.
   - Люся! - густым басом позвал врач девушку.
   Только теперь Грищенко вполне оценил рискованность своей оперативной
спешки. Пробормотав извинение, он направился в гардероб.
   - Что так быстро, служивый? - полюбопытствовал гардеробщик.
   - Оказывается, мне к начальнику отдела кадров нужно, а не к главному, -
объяснил Павлик. - Говорят, у вас шофер требуется.
   - Вот уж чего не знаю, того не скажу. Возможно, и нужен. Но отдел
кадров у нас в другом здании, даже на другой улице.
   И, выдавая Грищенко шинель, гардеробщик принялся объяснять, как удобнее
и быстрее добраться в отдел кадров.
   Перелистывая личные дела работников поликлиники, Грищенко вскоре нашел
то, что ему было нужно. Хованова. Людмила Андреевна, родилась в
Ярославской области, 21 год, образование 7 классов, не замужем, санитарка,
временно прописана на частной квартире...
   После бессонной ночи болела голова, ноги отяжелели, хотелось спать.
Пошатываясь, как пьяный, он вошел в троллейбус, доехал до отделения. В
кабинете заместителя начальника он застал Николаева. Майор за прошедшие
сутки тоже заметно осунулся. Лицо его стало пепельным, серые глаза глубоко
запали, но блестели по-прежнему.
   Грищенко выпрямился, поправил на голове шапку, одернул полы шинели. Но
майор, казалось, не замечал его. Он смотрел на разбросанные по столу
бумаги.
   - Чем порадуете? - спросил Николаев, когда Грищенко приблизился, и
первым протянул крепкую жилистувд руку.
   Пашка поздоровался, не торопясь вытащил из внутреннего кармана шинели
сложенный вчетверо зеленый лист бумаги, аккуратно расправил его на столе:
   - Вот. Неизвестная для нас связь Морщинина.
   Николаев изучил фотокарточку и надписи на обороте.
   Довольно улыбнулся, оглядывая Павла с ног до головы.
   Легко вскочил. из-за стола и, сжимая руку Грищепко выше локтя, с
воодушевлением заговорил:
   - А знаешь, пожалуй, это самый верный путь! Ты обратил внимание, что
она землячка Моржа? Эта связь - золотая.
   - Да, - подтвердил Павел. А про себя заметил, что майор вдруг перешел с
ним на "ты".
   - Девица многое может знать, - продолжал майор, - но к. ней надо
подойти умно, чтобы не вспугнуть.
   Потом он снова рассматривал фотографию Морщинина, будто надеясь по ней
изучить характер убийцы.
   - А где нашли фото? - поинтересовался он.
   Грищенко подробно изложил обстоятельства, при которых удалось
обнаружить фотокарточку.
   - Вот вам и квалифицированные следователи из прокуратуры. Учат нас, как
осмотр места происшествия производить, лекции читают, а сами не меньше
нашего промахов делают. И я хорош, тоже ведь активно участвовал в осмотре
квартиры. Нет, все-таки теория - одно, а практика - другое.
   Он говорил быстро и долго. Грищенко стоял и слушал, изредка согласно
кивая. Наконец Николаев сел за стол и пододвинул к себе телефонный
аппарат. Но прежде чем набрать номер, он решил отпустить Грищенко. Человек
все же не спал сутки.
   - Спасибо, лейтенант, можешь идти отдыхать.
   - Я еще без звания, товарищ майор, - покраснел от смущения Павел.
   - Отстал от жизни. Сегодня Макарьев получил приказ о присвоении тебе
звания лейтенанта милиции. Так что поздравляю. - Николаев искренне потряс
руку Грищенко. - А теперь - на отдых!


                                     7

   Вернувшись из заключения, Морщинин решил восстановить связи со своими
дружками. Мишку Варакшина он встретил в первый день около своего дома.
   - Как жизнь, кирюха? Угостил бы в честь возвращения, - пожимая широкую
руку друга, начал Морж.
   - Неважнецкая, - сознался Мишка. - С завода вытурили, дома предки
шипят. Сам знаешь моего батю. Вот мозгую кое о чем. Надоело все до
чертиков, хоть в Неву прыгай.
   - В Неву еще рановато.
   Из ответов было видно, что за Мишкин счет не гульнешь.
   Почему-то они сразу привязались друг к другу, хотя привязанность эта и
не таила глубоких чувств. Просто встретились два бездельника и нашли общий
язык. Морщинину о прописке в Ленинграде нечего было и думать.
   На второй день Морж подсказал выход из создавшейся ситуации. Они сидели
на скамейке во дворе и безучастно посматривали на торопливо идущих людей.
Морщинин для большего эффекта покровительственно похлопал Варакшина по
крепкой мускулистой спине и спросил:
   - Сколько тебе лет?
   - Двадцать два, - позевывая, ответил Мишка.
   - Мне тоже. Какое совпадение. Хороший ты парень, Мишук! Хочешь, помогу?
Едем в Магадан на заработки, пока я не передумал.
   Предложение было стоящее. Мишка оживился, слушая рассказ Моржа о том,
какие большие деньги получают в Магадане и его окрестностях.
   - Там ведь и золото люди добывают, - шептал Морщинин.
   Размышлять долго не стали. Друзья сходили на пункт по оргнабору рабочей
силы. А вечером Мишка уже собрал свои нехитрые пожитки в старенький
чемодан и объявил родителям, что, решил стать "бродягой".
   - Да что с тобой, сынок? - напугалась мать.
   - По кипам ходит, нагляделся всякого, - объяснил отец.
   - Ты-то много понимаешь, - обиделся Мишка. - Вот поеду на Камчатку,
заработаю много денег...
   - Путем дорожка, - ухмылялся подвыпивший отец-инвалид. - Не забудь
заблаговременно телеграммку кинуть, чтоб с оркестром встретили.
   Мать, хотя и пустила слезу, втайне была довольна таким исходом дела.
Даже радовалась, что в семье станет потише, спокойнее. С мужем-пьяницей
она управится, а сын не в меру силен...
   Отвальную организовали в квартире у тети Дуси. Хозяйка отсутствовала.
По словам Морщинина, она уехала к знакомым за город и должна была
вернуться поздно вечером, а может быть, только утром следующего дня.
   Собрались трое дружков Морщинина. Угрюмый Сема Гордейчук, за длинное,
перекошенное лицо получивший кличку Подошва, сидел молча. Говорил больше
всех опытный карманник Васька Сметана. Его лицо с вдавленной переносицей
непрестанно поворачивалось от одного приятеля к другому.
   Беляшкин, по кличке Копейка, был не столько вором, сколько любителем
выпить за чужой счет. Как бы дружки ни старались повеселиться без него.
Копейка по известным ему одному каналам узнавал о готовящемся сабантуе и
являлся к столу в самый разгар. Сейчас, в предчувствии выпивки, он важно
сидел за столом и осматривал комнату белыми навыкате глазами.
   Варакшин, оказавшись в такой компании, сразу вспомнил о своей первой
судимости. Тогда тоже падение его начиналось с пьянки и такой же компании.
"Ничего, - думал он с надеждой, - через три года приеду с деньгой, тогда
все пойдет по-другому".
   Вернулся из магазина Морж. В руках полная сетка поллитровок с водкой и
пивом. Серебром блестят крышки банок с консервированной рыбой. Приятно
запахло колбасой и свежим хлебом.
   - Живем, братга! - провозгласил он баском, хитро подмигивая своим
товарищам.
   Все сразу оживились. Гордейчук задвигал стульями.
   Копейка открыл консервную банку. Васька Сметана энергично расставлял
стаканы, резал хлеб...
   - Поехали! - объявил Морж, первым поднимая полный граненый стакан.
   - За дела и удачу! - впервые за вечер открыл рот Подошва.
   После повторения Морщинин посмотрел на притихшего Варакшина. Тот
почему-то не выпил даже половины стакана.
   - Не годится, друг. Компанию не поддерживаешь!
   Иди брезгуешь?
   - Компания компанией, а нам ведь к утру на вокзале нужно быть. Не
прогулять бы, - рассудительно заметил Мишка.
   - До утра еще далеко. Цистерну можно опорожнить, - хвастался Морж,
вновь подливая в стаканы.
   Часов около двенадцати ночи Морщинин вышел на кухню с Семой
Гордейчуком. Он считал его своим первым другом и хотел с ним распрощаться
наедине. Подошва уже здорово опьянел. Упершись руками в раковину, он
подставил голову под крап. Морщипин услужливо открыл воду и, запуская
пятерню в густую шевелюру друга, заныл:
   - Эх, Семка! Опять разлучаемся с тобой... А почему?
   Почему, я тебя спрашиваю? А я не хочу с тобой расставаться... Не хочу,
понимаешь?! Потому как ты мой первейший друг. Да ты скажи сам, друг ты мне
или не...
   - "До свиданья, друг мой, до свиданья", - неожиданно начал читать
Есенина Семка и пьяно расплакался.
   В приливе хмельной нежности Морж целовал грязную мокрую голову Сомы
Гордейчука, плакал вместо с ним и жаловался на плохую жизнь. Наконец,
видя, что упившийся Подошва перестает понимать окружающее и никак не
реагирует на его излияния, вернулся в комнату. Беляшкин, мирно посапывая,
спал за столом, уткнув голопу в тарелку с недоеденными рыбными консервами.
Васька слил оставшуюся водку в два стакана и наступал на Варакшина, требуя
выпить до дна.
   - Ал„, фрукт, - обратился к карманнику Морщинин. - Ты кто такой, чтобы
у меня в гостях командовать парадом?
   Сметана притих, однако поспешил опорожнить свой стакан. Морж выпил
другой, стоявший перед Мишкой.
   Зло глянул на Ваську:
   - А для закуски я из тебя кишмиш сделаю, понял?
   - Хватит базарить, - властно объявил Мишка. - Разойдутся ребята, и нам
пора будет в дорогу собираться.
   Морж скрипнул зубами, но промолчал. Васька Сметана, убедившись, что все
выпито и впереди ничего, кромо сборов в дорогу да возможного дебоша со
стороны Моржа, не предвидится, поспешил распрощаться.
   - Сему забери, - посоветовал Варакшин.
   Сметана послушался. Он зашел на кухню, долго тормошил засыпающего
Гордейчука. Семка обвил длинной рукой шею товарища, и они медленно пошли к
выходу.
   По дороге опрокинули тумбочку, но вышли на лестницу без посторонней
помощи.
   - У тебя вещи собраны? - спросил Варакшин насупившегося Морщинина.
   - С вещами возятся идиоты вроде тебя. Я возьму шмотки, если
потребуется, хоть на Северном полюсе.
   С белого медведя шкуру сдеру и на себя надену! А сейчас Я хочу водки,
тошно мне!
   - Не выламывайся. Уже два часа ночи.
   - Я хочу пить... Живо марш за водкой!
   - Где ее сейчас возьмешь?
   - Возьми такси и - в ресторан. Швейцар вынесет, - напирал Морж.
   - А почему это я должен ехать? Тебе пить хочется - ты и поезжай в
ресторан, - парировал Варакшип.
   Он уже начинал подумывать, как бы отвязаться от беспокойного
компаньона. Удерживало Варакшипа то обстоятельство, что как-никак он
просидел весь вечер за столом, который организовал Морщинин за свой счет,
и бро-/ сить теперь его одного было бы не по-товарищески.
   Словно угадывая его мысли, Морж подошел к Варакшину и потребовал от
него денег.
   - А ты свои уже... того? - подняв руку, начал перебирать в воздухе
пальцами Мишка.
   - Не твое дело. Гони валюту!
   - В таком случае ты ничего не получишь.
   В мгновение ока Морщинин схватил со стола столовый нож и ударил им
Варакшина в бедро. Удар был молниеносным, сильным.
   Мишка почувствовал, как теплая струйка крови, неприятно согревая ногу,
покатилась к колену. Он с яростью схватил за грудь низкорослого Моржа и
толкнул его что есть силы от себя. Тот, пролетев через всю комнату,
ударился спиной и головой об стенку и рухнул в угол.
   - Сволочь! Привык кусаться, как вредный муравей.
   Чуть что - за нож. Я тебя отучу от этого раз и навсегда! - грозился
Варакшин.
   Рана была небольшая, но требовалось сделать перевязку. Согнувшись,
Варакшин проковылял на кухню, снял со стены полотенце и принялся
перевязывать рану.
   "Это что же, опять тюрьма?" - трезвея, подумал Морж. Сидя в углу, он
увидел на вешалке свое пальто.
   Вспомнил, что в правом кармане лежит его нож. Он осторожно поднялся,
дотянулся рукой до пальто и достал финку. Молча подошел к раскрытой двери
кухни. Мишка, стоя спиной к двери, перевязывал бедро. Уже ни о чем не
думая, Морщинин прыгнул сзади на широкую спину Варакшина и по самую
рукоятку всадил нож между лопаток.
   Предсмертный крик вспугнул спавшего за столом Беляшкина. Он замычал во
сне, стукнул рукой по тарелке, но поднять голову не смог. А могучее тело
Мишки по инерции рванулось вперед. Схватившись левой рукой за штору, он
еще сделал попытку удержаться на ногах. Ко вдруг весь сделался дряблым и
упал. Широко раскрытые глаза с недоумением глянули на убийцу.
   В это время пришла из гостей тетя Дуся. Была она изрядно выпивши.
   Полюбовавшись, как пьяный Копейка выделывает по тротуару восьмерки, она
зашла в квартиру, улыбаясь.
   Морщинин стоял посередине комнаты.
   - Мокруху я заделал, тетушка. Помогай концы прятать!..
   К утру все было кончено.


                                     8

   Небольшой трехэтажный особнячок, где помещалась поликлиника, прятался в
тени высоких тополей на тихой улочке. Редкие прохожие здесь никак не могли
ускользнуть из поля зрения работников уголовного розыска. Но зато и сами
они, не имея возможности затеряться в толпе, останавливали внимание любых
посторонних глаз. Бадраков почувствовал это, когда пригревшаяся на
солнышке старуха, около которой он прошел в третий раз, смерила его
подозрительным взглядом и неожиданно покинула скамейку. Он подошел к
Снегиреву и предложил изменить тактику. Когда они разговаривали, старуха
обернулась.
   По всей вероятности, она окончательно убедилась в правильности своих
подозрений, увидев молодых людей вместе. Плотно прижимая к груди старую
потертую сумку, она засеменила в дом. Приходилось прибегать к другому
способу маскировки.
   Рядом с поликлиникой шло строительство нового здапия. Бадраков зашел за
дощатый забор и пробрался на третий этаж. Его внимание привлек мужчина в
черном пальто. Он сидел на подоконнике лестничной площадки жилого дома на
противоположной стороне улицы. Тут без труда можно было сделать вывод: или
человек вышел из квартиры, быть может, подышать свежим воздухом, или он
наблюдает за входом в поликлинику. Последнее было более вероятным. Кто бы
это мог быть? Неужели Николаев прислал в помощь людей из управления,
которые действуют параллельно и самостоятельно? Но только неопытный
новичок может выбрать пост наблюдения, совершенно не подумав о маскировке.
Вопрос этот требовал срочного выяснения.
   Пришлось опять-спускаться вниз. Бадраков обходным путем вернулся на
улицу и зашел в будку телефона-автомата. Николаев находился на месте. Нет,
в район поликлиники он никого не посылал. Значит, предстояло немедленно
проверить личность загадочного гражданина. Петр глянул на часы. Было без
четверти семь. Через пятнадцать минут поликлиника должна закрыться. На
какое-то мгновение он представил себе, что этот человек на подоконнике и
есть Морщинин. Но почему на нем черное пальто?
   Он предупредил Снегирева и в обход двинулся к парадной дома, где сидел
неизвестный.
   По лестнице он шел, не поднимая головы. Вот он уже на площадке второго
этажа. Двери квартир увешаны почтовыми ящиками, на которых написаны
фамилии жильцов. "Недружно живут", - мелькнуло у Бадракова в голове, когда
он свернул на последний марш лестницы. Парень в черном пальто продолжал
сидеть на подоконнике, не меняя позы. Петр обратил внимание на его большие
красные уши. Он остановился, не спуская взгляда с этих ушей. Сидевший на
подоконнике человек почувствовал это и резко обернулся. Взгляды их
встретились. Они узнали друг друга.
   - Не подходи, зарежу! - предупредил Морщинин, вытаскивая из кармана
пальто финский нож с наборной пластмассовой рукояткой.
   - Брось дурака валять, - спокойно ответил Бадраков, наступая. Он даже
не сделал попытку вынуть пистолет.
   Уверенность в своих силах - неотъемлемое качество самбиста.
   Бандит держал финку вверх лезвием, как саблю. Значит, наносить удар он
собирался снизу, Петр, не останавливаясь, наступал на своего противника. И
когда их разделяло расстояние не больше метра, он сделал ложное движение
вперед. Затем, будто оступившись, проворно отпрянул в сторону и, сложив
крестом кисти, поймал метнувшуюся к нему руку Морщинина. От резкого
вскрика по лестнице прокатилось эхо и пропало вверху, у входа на чердак.
Нож упал на пол. Бадраков ногой отбросил его в сторону.
   Остерегаясь, чтобы задержанный не прыгнул в лестничный пролет, он взял
его за воротник и повел вниз.
   Там отпустил руку, спокойно предложил:
   - Пошли.
   - Обыщите меня... По закону положено с понятыми! - неожиданно попросил
Морщинин. Он видел, что к Бадракову подошел совсем еще молодой сотрудник,
и не терял надежды вырваться на свободу. Обыск ослабит бдительность
оперативников, чем можно будет тут же воспользоваться. Но Бадраков отлично
усвоил эти дешевые приемы отчаявшихся людей. Он велел курсанту сбегать на
лестницу за ножом и позвонить в отделение.
   - Насколько мне известно, вы не имеете привычки носить с собой по два
ножа. А если он у вас и окажется, то навряд ли вы сможете им
воспользоваться, - нарочито официальным тоном, с обращением на "вы",
заговорил Петр.
   - Врете, гады! Все врете, у меня не было ножа и ничего вы мне не
пришьете! - в бессильной злобе закричал Морж. Он уже сознавал свою
беспомощность, но все еще продолжал упорствовать, не хотел легко сдать
своих повиций.
   - Не волнуйтесь, Морж. Не виноваты - значит, отпустим, - спокойно
ответил Бадраков.
   Но за этим спокойствием Морщинин уловил столько силы и уверенности, что
ему стало жутко. Он прислонился лицом к обшарпанной холодной стене дома и
послушно ватих. Бадраков заметил, что Морж плачет.
   Серая "Победа" затормозила у подъезда. Усталый, по сияющий Николае