сить там же, через десять минут после того, как мы
с тобой расстались. Предстоял выбор: или вилы в бок, или расстаться с
мешком. Я избрал последнее... Ну, а если ты хотел особых почестей при
встрече, то мог бы написать мне о своем приезде. Время, у тебя было, -
добавил Женька, заранее зная, что разозлит своим ответом Заблоцкого.
   - "Особых" я не хочу! Мне нужна тихая гавань. Понял? А остальное, что
мне потребуется, я возьму сам, - отчеканил Одессит. - Сказать по совести,
зря я с тобой связался, Женя, - продолжал он. - Тоже мне совет: "написал
бы". Может, лучше было дать телеграмму прямо в угрозыск? Встречайте, мол,
Ваньку Одессита. Те бы обеспечили соответствующий прием, получше твоего, -
ехидно закончил он.
   Довольный тем, что хоть разозлил невозмутимого Одессита, Женька стал
предлагать ему адреса. Подходящим был признан домик на Крестовском
острове. Римус долго расхваливал молодую хозяйку, а под конец сообщил
главное:
   - Она ищет мужика, на которого легко можно набросить узду. Так я
считаю, что ты не будешь в проигрыше, если воспользуешься таким выгодным
моментом. Временно, конечно. Парень ты видный, подход имеешь.
   - Хватит травить, - прервал Заблоцкий. - Это уж позволь мне знать,
какой валютой я намерен рассчитываться. Но учти, - он поднес к лицу Римуса
огромный кулачище, - если подведешь, то... Это я, Ванька Одессит, тебе
обещаю с полной гарантией.
   Они прошли еще один квартал и остановили извозчика.


                                     4

   Заиндевевшие деревья скрывали небольшой деревянный домик с резным
фронтоном, и его трудно было увидеть с аллеи. Заблоцкий смело потянул на
себя деревянную ручку калитки и прошел в тесный дворик, не закрыв ва собой
дверцу.
   На пороге дома его встретила женщина лет двадцати пяти. Придерживая
рукой полы дорогого халата, она вопросительно уставилась на Одессита.
Похоже было, что без объяснений она не собиралась пропустить гостя в дом.
   - Здравствуйте, мадам, - поклоном приветствовал ее Заблоцкий. - Я к вам
по рекоменданции Казимира Михайловича. Он дал адрес и сказал, что вы
можете сдать комнату.
   - А вы надолго? Одни? - поинтересовалась хозяйка.
   - О сроке лучше спросить у наркома. А семейное положение - холост.
Служба. Работа ответственная. Некогда своим хозяйством обзаводиться.
   Женщина отступила на полшага в сторону, освобождая узкий проход. Видно
было по всему, что ответ командированного ей понравился.
   - Проходите, милости прошу. Чего это мы стоим?
   По рекомендации всегда рада принять.
   Она прошла по коридору, открыла дверь в ярко освещенную комнату.
Чистота и идеальный порядок царили там. Зеркальный шкаф, комод, стулья на
изогнутых ножках, диван, стол - все расставлено со вкусом. Слева от самого
потолка до пола персидский ковер. На правой стороне многочисленные
фотографии в рамках.
   Одессит пожалел, что плохо вытер сапоги при входе, но возвращаться не
стал. Он с любопытством рассматривал обстановку, разыскивая глазами
вешалку. Женщина молча прошла за шкаф и отодвинула тяжелую коричневую
портьеру.
   - Раздеваться можно здесь, - сказала она, с готовностью протягивая
руки, чтобы взять шинель. - Или вы хотите сразу пройти в вашу комнату? Она
дальше.
   Простодушие молодой хозяйки, доверчивая улыбка, желание помочь гостю
неожиданно обезоружили Одессита.
   Он снял шинель и не выразил ни малейшего протеста, когда женщина
собственноручно унесла ее за шкаф.
   - Теперь и познакомиться можно. Меня зовут Иваном, - заговорил
Заблоцкий, расстегивая крючки и верхние пуговицы френча.
   - А я - Эльвира.
   - Зачем же так официально?
   - Ну, тогда Элла.
   - Вот так будет лучше.
   Он подошел к зеркалу и принялся расчесывать свои белокурые волосы.
Эльвира украдкой поглядывала в его
   сторону, стараясь определить возраст гостя. Поперечная морщина на лбу,
не слишком густые волосы, золотые зубы и солидность манер подсказывали,
что их обладателю за тридцать.
   "Неплохо. Вполне-подходящий возраст. Только бы неженатый. Большинство
командированных становится на людях холостяками", - подумала Эльвира.
   Больше для приличия, чем из любопытства, она задала ему несколько
вопросов. Оказалось, что он южанин, с Черноморского побережья. Об этом
свидетельствовал и густой загар. Отец, морской офицер, погиб в гражданскую
войну. На чьей стороне воевал, она не поинтересовалась.
   Это ведь и несущественно. Мать жива. Доживает свой век в одиночестве.
Ну, а он, Иван Владимирович, работает в Москве в одном из наркоматов.
Вечные командировки, разъезды, направления...
   - Наступит весна, приглашу вас погостить к матери, на Черное море, -
запросто пообещал Заблоцкий. - "Кто на юге не бывал, тот и жизни не
видал". Красота у нас отменная.
   Хозяйка была в восторге. Она давно мечтала съездить на Черное море, с
затаенной завистью относилась к подругам, побывавшим там. И вдруг - такой
непредвиденный случай: она сможет в это же наступившее лето осуществить
свою мечту! И, вполне возможно, вернется, на зависть подругам, с
симпатичным мужем. Иваном Владимировичем...
   - Что это я? - спохватилась хозяйка. - Баснями сыт не будешь.
   Заблоцкий скромно улыбнулся, промолчал ради приличия.
   Вскоре в плите весело затрещал огонь. Приятно зашипела сковорода. На
вскипевшем чайнике колокольчиком зазвенела крышка.
   Одессит тем временем обследовал отведенную ему комнату. Меблировка
здесь была бедненькая, с расчетом на временных жильцов. Полуторная
кровать, два стула, стол, небольшая тумбочка. Единственное окно выходило в
сад.
   На всякий случай он проверил прочность рамы. Она оказалась совсем
ветхой: при необходимости ее можно без особого труда выдавить наружу.
   Хозяйка пригласила Заблоцкого. отужинать. Он удивился, увидев на столе
колбасу, селедку и даже темную бутылку с вином.
   Обязанности хозяина Одессит немедленно принял на себя. Он взял бутылку
и хотел было по привычке ударом ладони в дно вышибить пробку, но вовремя
опомнился и попросил штопор. Затем осторожно разлил вино в хрустальные
рюмки.
   - За что выпьем? - спросила хозяйка, глядя ему в глаза.
   - За вас, за нашу встречу, за наше будущее, - объявил Одессит, а про
себя подумал: "Кажется, все идет хорошо".
   Выпили по второй рюмке. Одессит налил по третьей и уставился на
хозяйку. Эльвира беззаботно улыбалась. Он пододвинулся поближе к ней и
попытался обнять. Она приняла это сначала за шутку, но, разглядев жадный
блеск в его глазах, поспешила подняться со стула. Заблопкий тоже встал, не
отпуская с теплых плеч своей руки.
   Потянулся к ней губами, рассчитывая поцеловать...
   - Что вы? Я же не какая-нибудь... Нужно иметь терпение.
   Он отпустил се, искоса смерив сердитым взглядом. Сел опять на свой
стул, задумался.
   - Можно и так. Мы люди не гордые, - ответил без особого сожаления.
   Между ними появилась невидимая стена отчужденности. Хозяйка нервничала.
Это было видно по ее лицу и поведению. Она уронила кусок селедки на свой
дорогой халат, выскочила из-за стола и скрылась на кухне. Слышно было, как
там плескалась вода.
   Закончился ужин скучновато. Одессит, ссылаясь *fa усталость, первым
попросил разрешения лечь спать. Хозяйка зажгла свет в его комнате,
приготовила постель и молча вышла убирать посуду со стола.
   Эльвира спала плохо и беспокойно. Ее преследовала навязчивая мысль, что
она -незаслуженно обидела нового квартиранта, отказав ему в поцелуе. Ужин
с вином он принял, безусловно, как повод к дальнейшим действиям.
   Да это и был, в сущности, повод... Нет, нет! Она виновата сама во
всем...
   Проснулась хозяйка рано и долго лежала с открытыми глазами в темноте.
Из соседней комнаты слышалось посапывание постояльца. Это еще больше
расстраивало ее.
   Не придумав ничего лучшего, опа быстро встала, зажгла лампу и, как была
в одной ночной сорочке, направилась в его комнату.
   Спал Одессит крепко, чуть приоткрыв рот. Сейчас он показался ей сутулым
и меньше ростом. На голове, сквозь редеющие волосы, просвечивала глянцевая
кожа. Правая рука с полусогнутыми пальцами как бы приглашала подойти.
   Она осторожно остановилась у кровати, любуясь спящим. "У него красивое
лицо. Даже слишком красивое для мужчины", - размышляла про себя Эльвира.
   Она обнаружила, что френч постояльца валяется на полу. Подняла его,
аккуратно повесила на спинку стула.
   Ей показалось, что френч не в меру тяжел. Особенно тянула вниз правая
пола. Но разве это сейчас интересовало молодую женщину. Преодолевая страх,
она поставила лампу на стол и присела на край кровати. Долго и пристально
рассматривала Заблоцкого. Обнаружила, что у него грязная нижняя рубашка.
"Обязательно надо будет постирать". А в груди что-то сжималось, словно
перед ней не чужой, а очень близкий, но только давно позабытый человек,
которого она ждала. Это он часто снился ей по ночам, а утром она не могла
вспомнить его глаз, выражения лица. С пробуждением он растворялся, как
призрак. И вот наконец она дождалась, он пришел к ней наяву, такой, как
есть...


                                     5

   Только через неделю состоялась вторая встреча Заблоцкого с Римусом. На
этот раз Одессит сам без предупреждения пришел в мастерскую. Женька вышел
из-за стойки, лакейски заглядывая в его лицо, заговорщицки подмигнул:
   - Ну, как жизнь молодая?
   - Как у Цезаря: пришел, увидел, победил!
   - Молодец, ничего не скажешь.
   - Выдь-ка на минутку, - приказал Одессит, неприязненно косясь на
Максима.
   Слесарь повиновался. Он молча накинул на плечи полупальто, следом за
Одесситом шагнул за порог. Во дворе они осмотрелись, присели да разбитую
телегу ломового извозчика. Заблоцкий вынул полную пачку "Пушки", любезно
предложил товарищу папиросу. Прикуривая, Женька с улыбочкрй рассматривал
нежный румянец, заметно выступивший на загорелых, гладко выбритых щеках
Одессита.
   - Цветешь? - не скрывая восторга, обратился он к Заблоцкому.
   - Сам понимаешь. Не думал я, что на севере у вас такие женщины
вызревают. Одним словом, прима. Без балды.
   Помолчали, с удовольствием затягиваясь папиросами.
   Женька отлично понимал, что сейчас он, как никогда, нужен Одесситу. Не
в манере Заблоцкого прохлаждаться под теплым крылышком бабы. Неделя
прошла, и он ищет "дела". Потому сам и прилетел в мастерскую. Связей в
Ленинграде, кроме как с Римусом, у него нет. Если и имеются знакомые, то
он им не вполне доверяет. Значит, Одессит в какой-то мере зависит сейчас
от Женьки. Но, с другой стороны, и он, Римус, обязан Одесситу. Заблопкий
уже недвусмысленно напоминал ему при первой встрече о мешке с червонцами...
   - Ну что? Долго будем в молчанку играть? - спросил Заблоцкий. - О деле
говори. Со мной, знаешь, втемную не выйдет...
   - Зачем же. Я и не собираюсь темнить, - обиженным тоном ответил Римус.
- Перед тобой у меня душа нараспашку. Вот изготовил ключ от сейфа одного
кита. Осталось сделать разведочку, и можно нанести визит. Уж там
что-нибудь найдется...
   - "Найдется!" - презрительно скривился Одессит. - Покупать кота в
мешке, дружище, не в моем вкусе. "Чтонибудь" я могу и на дороге найти.
Рисковать, так уж наверняка. Банк, сберкассу надо присмотреть, - это дело
стоящее, гарантированное.
   - По такому случаю надо к Фомке Маркизу идти. Он по части банков
мастер. Это его профессия, - после короткого раздумья заявил Римус.
   Заблопкий, все время наблюдавший внимательно за Женькой, вдруг вновь
схватился за папиросы. Закурил один, не предлагая Римусу. Торопливо начал
выпускать изо рта сизый дым.
   - Я хочу сам видеть Маркиза, - заявил вдруг решительно.
   - Хорошо, все будет устроено. Завтра в десять вечера у ресторана
Чванова, - не задумываясь, назначил Римус.
   - Добро!
   И Заблоцкий ушел. Римус неторопливо вышел со двора, остановился у
ворот. Он видел, как Одессит быстро пересек улицу и скрылся под аркой
большого дома. Стало ясно, что Заблоцкий, прежде чем прийти в мастерскую,
изучил ближайшие дворы. Иначе бы он не пошел так смело в дом с проходным,
двором. Значит, не доверяет, боится подвоха. Легкая краска покрыла лицо
Римуса.
   "Я играю честно, - думал он, - но с налетчиками мне не по пути. Ради
долга перед Одесситом войду в дело.
   А после займусь по своей профессии. Нет в жизни лучшего удовольствия,
чем бесшумно открыть тяжелую дверцу сейфа..."


                                     6

   За час до назначенной встречи Одессит был уже у ресторана. Дважды
прошелся по панели - подозрительного ничего не заметил. Пересек проспект,
прошел на пустырь, остановился за углом дровяного сарая и принялся
наблюдать за входом в заведение Чванова.
   Туда, как обычно, важно входили мужчины с дамами и одни. Короткие
приветствия, галантные поклоны, приподнятые котелки...
   Наконец у входа появилась приземистая фигура Римуса. Откуда он
вынырнул, Одессит не заметил. Часы показывали уже без десяти минут десять.
Заблоцкий выжидал. И ровно в десять он увидел, как мужчина лет сорока в
темном котелке и до блеска начищенных штиблетах протянул Женьке руку.
   "Пожалуй, это и есть Фомка Маркиз", - про себя отметил Одессит и
покинул свое укрытие. Тянуть время не имело смысла. Он быстрым шагом
подошел к Римусу со стороны Большой Пушкарской улицы.
   - Познакомьтесь, - предложил Женька.
   - Фома Богданович, - представился мужчина, при этом резко кивнул
головой с аристократической бородкой.
   - Иван, - ответил Одессит, раздумывая, вытаскивать из-за пазухи руку
или оставить ее на холодной рубчатой рукоятке маузера. Глаза его
настороженно бегали по сторонам. Брови сошлись на переносице,
подозрительно хмурясь.
   - Не бычься, это наш человек, - успокоил его Римус.
   А новый знакомый, довольно хихикая в бородку, отметил:
   - Молодец! В нашем деле никому нельзя доверять, кроме самого себя.
   Одессит молча пожал руку Фомы Богдановича. Знакомство состоялось.
   Не обмолвившись больше ни словом, все трое прошли в ресторан. При виде
Фомки Маркиза швейцар суетливо раскланялся, повел широкой, лопатообразной
ладонью в сторону лестницы, приглашая проходить. Фомка брезгливо,
по-господски, кивнул в ответ и первым стал подниматься. Римус с Одесситом
последовали за ним.
   Кивком головы Маркиз подозвал расторопного официанта. По всему видно
было, что он в этом заведении не новичок. Им быстро приготовили столик в
самом дальнем углу, за эстрадой.
   Деловой разговор начался после того, как официант убрал первую пустую
бутылку.
   - Ну-с, молодой человек, расскажите, кто вы и что вы, - тоном
экзаменатора заговорил Маркиз.
   - Человек вольной профессии... В прошлом близкий друг Мишки Япончика.
Теперь вот осиротел, временно покинул родные насиженные места, - как-то
бестолково начал Одессит, отводя взгляд в сторону. Он понял, что
сказанное, собственно, ни о чем не говорило, Маркиз не спускал глаз с лица
Заблоцкого, как бы предлагая продолжать.
   - Мой профиль - банки, сберкассы, можно ювелирдый магазинчик. Если
недостаточно рекомендации Крестика, - Одессит кивнул в сторону Римуса, -
проверьте на деле.
   - Что ж, Япончик был мастер своего дела, - признал Фомка. - Если у вас
имеется хоть десятая доля его хватки - уже хорошо!
   Одессит вспыхнул, побелел даже. Он дерзко глянул в глаза Маркиза и
почувствовал, что они не такие уж жесткие, как показалось сразу. Он
посмотрел более продолжительно, не моргая.
   "Сам-то ты кто?" - говорил этот вызывающий взгляд.
   Вспышка Одессита не осталась незамеченной. Пришлось рассказать о себе и
Маркизу.
   - До девятнадцатого года я с Янькой Кошельком дружил. Только однажды не
послушался он меня, увлекся местью, а про дело забыл. В крупной игре
небольшие ошибки иногда стоят жизни. Да-а... Об этом никогда не следует
забывать, друзья мои! Тем более что времена меняются. Раньше я с большими
полицейскими чинами был на "ты", за ручку здоровался, а теперь каждый
легавый норовит вдогонку своим "СОЭ" угостить. Но, слава аллаху... -
Маркиз щелкнул пальцами, возведя глаза к потолку.
   "Тоже мне - учитель нашелся. В проповедники лезет. К чужой славе
примазывается, а сам небось Кошелька и в глаза не видел", - подумал
Заблоцкий, но опять дипломатично смолчал. Хвастовство среди преступного
элемента не считалось пороком. Сам Одессит тоже не был знаком с Мишкой
Япончиком, однако для большего веса представлялся его закадычным другом.
   Беседуя таким образом, они не заметили, как пролетело два часа. После
двенадцати все трое покинули ресторан и, не сговариваясь, направились в
сторону улицы Красных Зорь. Густая темень плотно окутала город. Редкие
пешеходы торопливо проходили по тротуарам, глядя под ноги на разжиженный,
смешанный с грязью снег.
   Дойдя до набережной Карповки, три спутника вернулись назад. Новый
знакомый перевел Одессита и Римуса на противоположную сторону проспекта.
Вскоре они остановились у широкого подъезда. Маркиз аккуратно набил трубку
и тихо проговорил, указывая глазами на крепкие дубовые двери:
   - Здесь.
   В руках Заблоцкого чиркнула зажигалка. Поднося к трубке Маркиза
колеблющийся огонек. Одессит увидел надпись над входом и прочитал:
"Четвертое отделение Госбанка". Друзья прикурили и беззаботно пошли
дальше, словно совершая вечернюю прогулку.
   Мужчина с аристократической бородкой был крупным петербургским шулером.
Фома Богданович Богданов, по кличке Фомка Маркиз, за свою жизнь ухитрился
раз пятнадцать побывать на скамье подсудимых. Незаконнорожденный кухаркин
сын, он на двенадцатом году жизни пустил красного петуха в доме одного
графа, по существу являвшегося его отцом. Злоумышленника поймали и
поместили в детскую колонию. С того все и началось. Только последние три
года жил Фомка на воле. Богатый опыт убедил его, что наиболее безопасная,
и выгодная роль в совершении преступления - это роль наводчика.
Разумеется, здесь требуются своеобразный талант и расторопность. Такие
качества у Богданова оказались.
   Социально опасный элемент.
   Вот и сейчас он наотрез отказался принять личное - участие в налете на
банк. Он брал на себя лишь теоретическую сторону дела: разработать план,
выбрать подходящее время, устранить помехи... и только. За эти услуги
Богданов заломил сумасшедшую сумму.
   Но и Одессит тоже кое-что смыслил в этом деле. Перед Маркизом была
поставлена дилемма. Заблоцкий и Римус соглашались дать названную сумму при
условии благополучного исхода. Если же успеха не будет, то Фомка должен
довольствоваться мизерным задатком.
   Маркиз понял, что нашла коса на камень, и не торопился с ответом. Он
долго думал, посасывая трубку. Наконец махнул рукой, - мол, где наша не
пропадала, - и дал согласие. Предварительно он дополнил свои требования к
"подрядчику":
   - В случае провала я вас не знаю, вы меня тоже.
   - Но если провал произойдет по вашей вине, вы нас узнаете, - в свою
очередь поправил Одессит.
   Так совершился преступный сговор.


                                     7

   В комнате Витьки Кольтера хоть волков морозь. Окно наполовину заделано
дырявыми мешками. В углах - сети паутины. Провалившаяся кровать,
колченогий стол, широкая скамейка, позаимствованная у дворника, сиротливо
приткнулись к стенам. Огарок сальной свечи врос в коричневое блюдце и
тускло светился.
   Широким шагом Одессит прошел к столу. Огонек в блюдце закачался,
угрожая погаснуть. Заблоцкий уселся, вопросительно посмотрел на хозяина.
Кольтер, неуклюже волоча ноги, приблизился к столу, зажег другую свечку.
   Молча сел на скамейку неподалеку от Одессита. Во взгляде его, казалось,
отсутствовала всякая мысль, но он о чемто думал. Может быть, сомневался в
успехе налета, а может быть, вообще не верил Одесситу, хотя и дал согласие
на участие в предстоящем "деле". Мало ли на свете таких прытких молодчиков.
   Витька Кольтер, по кличке Культяпа, был начинающий вор-взломщик, ученик
недавно приговоренного к расстрелу "медвежатника" Парфена Жукова. Культяпа
присутствовал в зале суда в день оглашения приговора.
   Гордый и задиристый на воле, Парфен побелел, услышав приговор, и
беспомощно рухнул на скамью.