закладывали клубнику в бочки, заливали каким-то составом, она превращалась
в белую массу, не портилась, в этих бочках ее  отправляли  в  Чернигов  на
кондитерскую фабрику. И вот в одном из подвалов, под грудой пустых ящиков,
Исаак обнаружил несколько закупоренных бочек с начинкой. Может быть,  знал
об их существовании, возможно, сам запрятал, точно сказать не могу. И  как
об этом узнали наши мальчики, тоже не знаю; факт тот, что узнали и  решили
эти бочки раздобыть, в каждой бочке восемьдесят килограммов начинки,  одна
такая бочка могла спасти от голодной смерти несколько десятков людей.
   И вот из дедушкиных погребов ребята прорыли ход на базу,  добрались  до
бочек и в бидонах и ведрах по ночам переносили конфетную начинку в гетто.
   Я потом осмотрел этот ход, вернее, его остатки; он был длиною метров  в
пять, рыли его в темноте, рыли достаточно широким, чтобы проносить  ведро,
крепили, чтобы не обвалилась земля. Можете считать это  чудом,  но  ребята
прорыли ход,  доставляли  начинку,  жители  дома  варили  из  нее  кисель,
продержались на нем почти месяц. Но всему приходит конец, пришел  конец  и
спасительному киселю. Эсэсовцы что-то пронюхали и  ночью,  когда  мальчики
брали начинку, ворвались на базу.
   В рейд ребята ходили по двое: один спускался  в  подвал,  пробирался  к
бочкам, наполнял бидоны и подавал их  наверх  второму,  потом  вылезал  из
подвала, и с наполненными бидонами они ползли обратно. На этот  раз  пошел
мой брат Саша и внук Кузнецовых - Илья. И вот облава...  А  у  ребят  было
договорено: если попадутся, то ни в коем  случае  не  выдавать  подземного
хода, умереть, но не выдавать: если эсэсовцы обнаружат погреба и то, что в
погребах, то расстреляют всех жителей  дома.  И,  когда  мальчики  увидели
немцев, они стали уходить не  к  подземному  ходу,  хотя  достаточно  было
нырнуть в него, чтобы спастись, - они уходили  в  дальнюю  противоположную
сторону, уходили, прячась между пустыми ящиками и бочками. Эсэсовцы шли за
ними, стреляли и настигли их, когда Саша уже взобрался на забор и  помогал
вскарабкаться Илье. Илью пристрелили внизу, а Саша так на заборе, мертвый,
и повис. Саше было четырнадцать лет, Илье  -  двенадцать.  Немцы  нашли  и
бочки с конфетной начинкой, но подземного хода не нашли.
   Так погиб мой младший брат Саша, нежный, хрупкий, голубоглазый мальчик.
Я напрасно беспокоился за него, он оказался мужчиной. Вечная  ему  память!
Вечная память всем погибшим и замученным!
   Между прочим, во времена _конфетной начинки_ Сарра явилась в наш дом  и
потребовала клубничного киселя. Когда в одном доме пятьдесят человек целый
месяц питаются таким киселем, то, конечно, соседи  об  этом  не  могут  не
знать, тем более когда этим соседям нечего есть. Но даже в  этих  условиях
люди не выхватывали друг у  друга  кусок  изо  рта.  Каждый  ел,  что  мог
достать, обменять, украсть, купить за стенами гетто.  Общий  котел  был  у
юденрата, но крошка хлеба, которую, рискуя жизнью, доставал себе  человек,
- это была его крошка, он мог с кем-то ею поделиться, мог и не поделиться,
его дело, его право. А тут к тому же _ворованная_ конфетная начинка;  если
всем ее раздавать, то немцы сразу все откроют. И потому жители нашего дома
держали это в секрете, но, как я уже сказал, держать это в секрете  в  тех
условиях было невозможно; соседи  знали,  но  молчали,  не  расспрашивали,
понимали, что без взаимной солидарности они все пропадут. И  только  Сарра
не пожелала быть солидарной,  нарушила  тайну,  нахально  явилась  к  моей
матери и потребовала себе киселя или того, из чего варят кисель. Маме было
не жалко тарелки киселя, она, между прочим,  посылала  начинку  больным  в
другие  дома,  но  тут  она  видела  перед  собой  нахалку,   шантажистку,
уголовницу, дай ей палец - отхватит руку, и  мама  прогнала  ее.  А  ночью
ребят накрыли охранники и Сашу застрелили,  и  у  мамы  появилось  твердое
убеждение, что и тут без Сарры не обошлось.
   Про первый приход дяди Гриши я рассказывал, уже тогда  дедушка  и  мама
поняли, что Сарра донесла об этом в юденрат. А когда Броня  Курас  и  Мотя
Городецкий взорвались  в  подвале,  изготовляя  самодельную  бомбу,  Сарра
спросила мать:
   - Слушай, Рахиль, отчего умерли Броня и Мотя? Я их  в  то  утро  видела
совсем здоровыми.
   - Открой пошире глаза, - ответила мать, - ты не знаешь, как тут умирают
люди? Вот он жив, а через час мертвый.
   - Да, - согласилась Сарра, - только ничего не гремит и не взрывается.
   - Ты слышала?
   - Люди говорят.
   - Люди говорят глупости.
   - Если эти глупости дойдут до  Штальбе,  то  кое-кому  несдобровать!  -
пригрозила Сарра.
   - Тому, _от кого_ это дойдет,  тоже  не  поздоровится,  -  предупредила
мать.
   Это предупреждение не подействовало на Сарру.
   Когда после акции в гетто опять пришел дядя Гриша, Сарра в тот же вечер
явилась в наш дом, рыскала глазами, и хотя дядю Гришу  не  увидела,  он  с
сыновьями сидел в погребе, но у мамы спросила:
   - Где же твой партизан?
   - Тебе он нужен?
   - Он не мне, он Штальбе нужен.
   - Ты стала очень нервная, Сарра, - сказала мама,  -  это  нехорошо  для
твоего здоровья. Я тебе дам успокоительных капель.
   И достает из кармана бутылочку, такую  аптечную  бутылочку  граммов  на
двести, и протягивает Сарре:
   - Попробуй, хорошо действует.
   Сарра с подозрением смотрит на нее:
   - Сама сначала попробуй!
   - От собственной доли отказываешься, - замечает мама и делает глоток.
   После нее Сарра делает глоток. И,  представьте,  обнаруживает  самогон,
настоящий самогон! И высасывает бутылочку до дна  и  еще  долго  не  может
оторваться,  донюхивает...  Самогон  в  гетто,  где  за  спиртное  положен
расстрел! Черт с ним, с расстрелом, все равно расстреляют, а тут  самогон!
Са-мо-гон! Такое чудо ей перепало. Получит она его от Штальбе, от  Иосифа,
от дерьмового юденрата?!
   - Запомни, Сарра, - сказала мама, - никаких партизан тут нет, не было и
быть не может. Выбрось из головы и не повторяй этих глупостей.
   Сарра повеселела от водки.
   - Ладно, Рахиль, мы с тобой поладим, ни о чем не беспокойся!
   Однако на следующий день или, может быть,  через  день  Сарра  является
опять и требует еще самогона, и мало того, требует махорку.
   - Махорки у меня нет и не было, - отвечает мама, - я некурящая. И водки
тоже нет, все, что было, тебе отдала.
   - Врешь! - говорит Сарра. - Я тебя насквозь вижу. Откуда у тебя водка?
   - Еще с довойны...
   - Опять врешь! Это свежий самогон, меня не проведешь. Где достала?
   - Этого я тебе не скажу, - отвечает мама, - впутывать кого-либо не могу
и не желаю.
   - Ну что ж, мне не скажешь, Штальбе скажешь! И про самогон, и про брата
своего партизана, и что дети твои и племянники в подвале делают.
   - Чего ты хочешь, Сарра?
   - Водки хочу, курить хочу! - отвечает Сарра. - Чтобы был самогон, чтобы
была махра, иначе с тобой будет то же, что с твоим сыном!
   Понимаете?! Сама, гадина, призналась, что  приложила  руку  к  убийству
Саши и Ильи, навела  немцев  на  овощную  базу,  поэтому  они  к  ней  так
милостивы, поэтому ее боится Иосиф.
   - Слушай меня внимательно, Сарра, - сказала мама, - смерти я не  боюсь,
мне давно пора на тот свет. И если ты хочешь так со мной разговаривать, то
никакого разговора между нами быть не может. Иди к Штальбе, может быть, он
поднесет тебе рюмку. От меня  _таким  образом_  ты  ничего  не  добьешься.
Отваливай!
   - Ладно, - примирительно сказала Сарра, - ладно, Рахиль, не заводись...
Давай как человек с человеком. Достань мне вина и курева.
   - Курева я достать не могу.
   - Хрен с ним, вина достань.
   - За спасибо водку не дают.
   - Что надо?
   - Не знаешь, что нужно в деревню?.. Чулки, туфли, кофточки...
   - Кофточка будет, - объявила Сарра, видно, сообразив, с  кого  она  эту
кофточку снимет.
   - Пронести сюда я не берусь, поймает охрана -  расстреляют,  -  сказала
мама. - Придешь завтра ночью на кладбище к моему отцу, принесешь  кофточку
и получишь свое.
   Следующей ночью Сарра пришла на кладбище, где ее ждал дедушка  и  шесть
стариков из его похоронной бригады. Полицаев  не  было,  ушли  ночевать  в
город, они всегда уходили спать в город.
   И семеро стариков во главе с дедушкой судили Сарру Ягудину за поборы  с
голодных людей, за доносы, за гибель  Саши  и  Ильи  и  приговорили  ее  к
смерти. И дедушка привел приговор в  исполнение:  задушил  ее  вожжами.  И
старики закопали ее за оградой.
   Эсэсовцы тягали Саррину бригаду, всех, кто жил с  ней  в  доме,  хотели
дознаться, куда делась Сарра, но не дознались: никто в бригаде, в доме  не
знал, куда она исчезла. Эсэсовцы решили, что  Сарра  сбежала,  в  этом  их
убедил дядя Иосиф. Чему  удивляться?  Уголовница-рецидивистка,  бегала  из
настоящих мест заключения, а уж отсюда... Раз плюнуть. И Штальбе  поверил,
однако предупредил, что в следующий раз  за  побег  будет  истреблена  вся
семья сбежавшего и вся его бригада.
   Но жители гетто... Те, кто еще был способен  думать  и  соображать,  те
поняли, куда девалась Сарра, поняли и убедились, что кроме  немцев,  кроме
Штальбе, в гетто есть еще другая сила. И эта сила карает предателей.
   Как, у  кого  именно,  что  именно,  сколько  достал  дедушка  денег  и
ценностей, я сказать не могу, не знаю, свидетелей  этого  не  сохранилось.
Свидетель сохранился только того, что происходило в нашем  доме,  кто  он,
этот свидетель, вы узнаете позже. Что  происходило  в  других  домах,  мне
неизвестно, и, как взял дедушка золото у  своего  сына  Иосифа,  мне  тоже
неизвестно. По одной версии, дедушка пришел к Иосифу и сказал:
   - Твоя помощница Сарра ушла в лес.  Я  ей  показал  туда  дорогу.  Могу
показать и тебе.
   И Иосиф испугался и отдал дедушке свое золото.
   По другой версии, на мой взгляд,  более  достоверной,  Иосиф  вовсе  не
испугался, отказался наотрез, золото  у  него  выкрала  его  дочь  Рая  по
приказу моей матери и передала дедушке. Что и как  собрал  еще  дедушка  в
гетто, не знаю. Это были не бог весть какие драгоценности,  не  бриллианты
из английской короны и не золотые чаши  из  Алмазного  фонда.  Обручальные
кольца, сережки,  брошки,  запонки,  столовое  серебро,  золотые  коронки,
золотые царские десятки. И все это не  ящиками,  не  сундуками,  наскребли
кое-что после того, как все отобрали немцы, а что не отобрали, выменяли на
продукты. И все же кое-что дедушка собрал и сумел выменять  на  оружие.  У
кого и через кого дедушка доставал оружие, сказать не могу -  это  ушло  с
дедушкой в  могилу.  Во  всяком  случае,  менялось  сложным  путем,  через
дедушкиного доверенного человека,  жившего  в  деревне  Петровка,  в  семи
километрах от кладбища.
   Я, конечно, не могу утверждать определенно, но думаю, даже уверен,  что
это имеет какое-то отношение к побочному сыну дедушки, возможно, он и  был
доверенным лицом. Все же не случайно он из Петровки! Но поскольку  это  не
доказано, будем называть его  просто  дедушкиным  доверенным  лицом.  Этот
человек покупал оружие в городе, какой-то немецкий солдат не устоял  перед
золотом. Золота было немного, и оружия было немного. Самое ценное - четыре
немецких автомата, _шмайсеры_,  очень  хорошие  автоматы,  легкие,  вместо
нашего диска рожок на тридцать  два  патрона,  потом  несколько  винтовок,
пистолетов, гранаты-колотушки... Мало для войны с Гитлером,  и  все  равно
они сыграли решающую роль: на них ребята выучились  обращению  с  оружием.
Ведь они совершенно не знали, как его применять... Пулю в обойму? А потом?
Что это за цифры: сто метров, двести, триста? Это что? Ствольная  коробка?
А это? Ах, крышка ствольной коробки... А  если  оружие  дало  осечку?  Как
бросать гранату, чтобы самому не попасть под осколки?
   И в третий и в четвертый раз приходил дядя Гриша, показывал, учил своих
сыновей  Веню  и  Эдика,  мою  сестру  Дину,  а  они  уже  учили   других.
Сопротивление начинается с того дня, когда человек берет  в  руки  оружие.
Первое оружие дал дедушка. Немного дал. Но без него люди были бы бессильны
тогда, когда в их руки попало много оружия.
   Полицаи, конечно, догадывались,  что  дедушка  производит  на  кладбище
обменные операции. Самогон, сало, хлеб, не из гетто же он их  приносит,  в
гетто кошек и собак давно поели,  выпивку  и  закуску  ему  сюда  приносят
ночью, покупает или меняет, значит, есть деньги, есть барахло! У них  и  в
мыслях  не  было,  что  старик  приобретает  оружие.  Жратву  заготовляет,
сволочь, и много жратвы, раз им столько отваливает. Весь день они стерегут
этих иудейских кляч, может быть, они барахло  в  гробах  проносят  заместо
покойников, нет, покойников вынимают, снимают  саван  и  опускают  в  яму,
бормочут по-своему  и  засыпают  землей;  покойники  голые,  таков  приказ
комендатуры. И все же не с воздуха все это,  не  манна  небесная.  Хоть  и
алкаши и негодяи, но считать умели; Морковский - страховой агент, Хлюпа  -
ветеринарный фельдшер, образованные, раскинули мозгами,  сообразили,  если
такой _хабар_ старик им выставляет, сколько  же  отправляет  своим  жидам,
_сколько_ за это платит и _чем_ платит?
   Этого следовало ожидать.  Знаете,  сколько  веревочке  ни  виться...  И
упрекать в чем-либо дедушку нельзя, он  нигде  не  допустил  промашки,  но
условия были сильнее его. Может быть, он и почувствовал что-то в полицаях,
он кожей чувствовал людей, но и полицаи были не дураки, продувные  бестии,
обманули дедушку, провели.
   Вечером, как  обычно,  они  ушли  якобы  в  город.  Но  недалеко  ушли.
Притаились, выждали, когда ночью дедушка вышел из сторожки и направился  в
лес. Полицаи за ним... Но дедушка что-то почувствовал, может быть, услышал
шаги, хруст  веток,  остановился,  прислушался,  и  полицаи  остановились,
затаились. Дедушка постоял, снова пошел, но теперь, видно, уже понял,  что
за ним следят, повернулся  и  двинулся  обратно.  Полицаи  преградили  ему
путь...
   Что там произошло в действительности, сказать не могу.  До  меня  дошло
описание этой сцены, но соответствует ли оно истине, не знаю...
   Полицаи обыскали дедушку,  но  ничего  не  нашли.  Отметим  этот  факт:
дедушка шел за оружием, но платы с собой не нес. Все было уплачено раньше:
собранные золото, драгоценности, деньги - все это дедушка сразу  и  сполна
отдал своему доверенному человеку. И правильно сделал: где он мог все  это
прятать, как частями выносить из  гетто?  Чем  дольше  прячешь,  тем  чаще
выносишь, тем скорее попадешься. Дедушка все отдал доверенному человеку  в
Петровке, в деревне это было в безопасности, во всяком случае,  в  гораздо
большей безопасности, чем в гетто. Но _как_ должен  был  дедушка  доверять
этому человеку, если отдал в его руки судьбу гетто. И это второй  довод  в
пользу того, что доверенным человеком был сын дедушки.
   Итак, полицаи ничего не нашли при дедушке и приказали ему идти  дальше,
туда, куда он шел, то есть привести их к человеку,  с  которым  он  должен
встретиться, стали толкать его  прикладами,  и  дедушка  пошел  по  лесной
тропинке, за ним пожилой полицай, Морковский, бывший агент Госстраха, а за
Морковским - Хлюпа, ветеринарный фельдшер.
   Дедушка прошел,  сколько  ему  нужно,  и  вдруг  неожиданно  обернулся,
выхватил у Морковского винтовку и крикнул на весь лес:
   - Тикай, Микола!
   И опустил ее на голову Морковского, тот упал, но  Хлюпа  успел  взвести
винтовку и выстрелил...
   И дедушка упал...
   Но прежде чем упал, успел второй раз крикнуть:
   - Тикай, Микола!
   Хлюпа  выстрелил  в  него,  в  лежащего,  в  мертвого,   потом   поднял
Морковского: тот был еще живой, хотя и с проломленной башкой, - и  потащил
его к кладбищенской сторожке. За плечами у него были обе  винтовки,  а  на
руках - соратник по полицейской службе.
   Но, понимаете, какое дело, - Микола не  утек!  И  это  третий  довод  в
пользу того, что он был сыном моего дедушки: у него был дедушкин характер.
Он настиг полицаев, застрелил, забрал винтовки, патроны, ножи, снял  форму
ихнюю, забрал документы и ушел.
   Понаехали на другой день эсэсовцы, гестаповцы с собаками, прибыл  лично
Штальбе: убиты два полицая, исчез  старый  еврей  Авраам  Рахленко,  ушел,
конечно, с партизанами. Но собаки обнаружили дедушкино тело. Дедушка лежал
на спине, с закрытыми  глазами,  закиданный  прелым  весенним  листом,  со
сложенными на груди руками... Обратите на  это  внимание!  Значит,  Микола
вернулся, копать могилу было  нечем,  некогда  и  незачем  -  исчезновение
дедушки повлекло бы за собой смерть его семьи... И то, как лежал  дедушка,
- четвертый довод в пользу того, что это был дедушкин сын.
   После войны я ездил в Петровку, хотел найти этого человека,  фактически
моего дядю, или его детей, фактически моих двоюродных братьев, хотел найти
женщину, которую в давние свои молодые годы дедушка  любил  и  от  которой
имел сына. Но вместо деревни я нашел обугленные печные трубы, деревня была
дотла сожжена немцами в сорок третьем году, и жители  ее  все  до  единого
расстреляны за связь с партизанами. И если этот человек  был  сыном  моего
дедушки, то он пережил своего отца только на один год, и оба они,  отец  и
сын, были уравнены в своей судьбе.
   Итак,  тело  дедушки  нашли,  закопали,  и   хотя   не   было   никаких
доказательств, что дедушка причастен к убийству  полицаев,  наоборот,  все
говорит за то, что он убит вместе с ними, несмотря на это, всю  похоронную
бригаду - четырнадцать человек - расстреляли; среди них были мясник Кусиел
Плоткин, кровельщик Алешинский, - как видите, дедушка подбирал бригаду  по
знакомству. Извините, юмор при таких обстоятельствах  неуместен,  но  факт
остается фактом: дедушка подбирал в похоронную бригаду своих людей, оружие
приобретал он, а заворачивали его в саваны, клали в гробы  и  проносили  в
гетто другие, и эти другие должны были быть верными людьми.



22

   Между тем дядя Гриша продолжал  формировать  отряд.  Было  решено,  что
шесть человек ему дает Сидоров,  десять  Гриша  возьмет  из  гетто.  Гриша
отобрал в гетто десять человек и опять не взял своих  сыновей,  никого  не
взял из владевших оружием - они нужны здесь; взял тех, кто еще не  овладел
оружием, в лесу он их обучит; ребята  молодые,  относительно  здоровые,  с
обувной фабрики, с кожзавода, иногородние.
   Но встал вопрос: как увести их из гетто? Уйти ничего не стоит,  но  что
потом? Многие запреты в гетто ослабли, кое на что смотрели сквозь  пальцы,
но побег, любой побег - это связь с  партизанами.  И  за  побег  из  гетто
жестоко наказывали оставшихся.
   Выход был один: юденрат должен показать их в списках умерших. В юденрат
мама послала Дину. Почему не пошла сама? Мне сейчас трудно об этом судить.
Но я думаю так: после гибели дедушки в ее руках сосредоточились все  нити,
и, по-видимому, ей нельзя было быть, так сказать, на поверхности  событий.
Неверный шаг - и провал, провал одного - провал всех, две улицы, несколько
переулков, на них три тысячи народа, все  все  видят,  все  все  слышат...
Может быть, мама не могла иметь дела  с  Иосифом,  ведь  именно  она,  как
выяснилось, заставила его дочь Раю выкрасть золото и отдать его дедушке...
В общем, факт тот, что в юденрат, к Иосифу, отправилась Дина.
   Истощенная голодом, холодом, непосильным трудом, оборванная и  грязная,
Дина все равно оставалась красавицей... Представляете, что ее ждало  среди
этих зверей и насильников? Но надо отдать справедливость Штальбе,  он  был
верен "двенадцати заповедям поведения  немцев  на  Востоке"...  Вы  их  не
знаете? Я вижу, вы не  слишком  осведомлены...  Впрочем,  кто  осведомлен?
Специалисты по истории фашистского рейха. Все это стало предметом науки...
А зря! Этот урок истории надо бы изучать в школах...
   Так вот, восьмая заповедь гласила:
   "Держитесь подальше от русских, они не немцы, а славяне. Не устраивайте
попоек с русскими. Не вступайте ни в какие связи с женщинами и  девушками.
Если вы опуститесь до их уровня, то  потеряете