о промолвила Аглая Петровна.
     - Вы...  красавица,  умная женщина,  миллионерка,  и  вам сделать такой
mesalliance!..*  Выйти  замуж за  такого богему,  нищего писателя,  человека
таких взглядов, как я... и притом такого непривлекательного...
     ______________
     * неравный брак (фр.).

     - А  почем знать.  За такого,  и  только за такого я бы вышла.  Такого,
может быть,  я  и  полюбила бы и  не променяла его ни на кого.  Да и как еще
полюбила! - порывисто прибавила Аносова...
     Она  как будто говорила шутя,  но  каждое слово ее  дышало неподдельною
страстью.  И Невзгодин словно бы неожиданно прозрел и почувствовал,  что эта
женщина не шутит. И ему стало жутко.
     Все еще как бы не доверяя этому, он заглянул в глаза Аносовой пытливым,
вопросительным и слегка смеющимся взглядом.
     - Теперь верите?  -  шепнула она,  не  сводя с  него своих темных глаз,
светившихся лаской,  и  стыдливо алела,  словно бы  виноватая,  что не могла
более таить чувства.
     - Не верю, не верю, не верю! - вызывающе повторял Невзгодин.
     А сам верил, изумленный, что его любит эта властная, строгая красавица,
и,  весь  охваченный трепетом молодой  страсти,  глядел  на  молодую женщину
восторженно-благодарным взглядом.
     - Так поверьте...
     И  Аносова вдруг  порывисто обвила  шею  Невзгодина и  прильнула своими
губами к его губам в долгом страстном поцелуе.
     Еще мгновение, и она оттолкнула его.
     У Невзгодина была несчастная особенность, присущая многим писателям, не
терять  способности наблюдать и  подчас ядовито смеяться над  собою  даже  в
самые,  казалось бы, счастливые мгновения жизни, и это вносило отраву во все
его увлечения.  Казалось, он не мог непосредственно отдаваться впечатлениям,
точно какой-то насмешливый бесенок сидел у  него в  голове и  нашептывал ему
смешные вещи.
     Только раз в жизни,  когда Невзгодин любил Маргариту Васильевну,  он не
анализировал, не потешался над собою, а просто любил до безумия.
     И теперь,  опьяневший от поцелуя,  он словно бы был настороже и,  более
благодарный,  чем  счастливый,  слушал,  как  Аглая  Петровна,  счастливая и
радостная, говорила, заглядывая ему в глаза:
     - О,  какой же вы глупый, несмотря на весь ваш ум... На аршин под землю
видите, а не видели, что я люблю вас... Ужели не замечали?..
     - Честное слово...
     - Какой же вы скромный,  и как это хорошо...  Ну да... люблю. Вы - идол
мой.  Ведь  ради  вас  я  стала другая...  Ради  вас  я  изменила порядки на
фабрике...  Ради вас я строю этот дом для рабочих... А вы не поверили, что я
с радостью пошла бы за вас замуж, чтобы вы были моим, только всегда и всегда
моим!  -  властно  прибавила  она.  -  А  я  и  все  мои  миллионы  в  вашем
распоряжении... Теперь верите?.. А вы... Вы любите ли меня?.. или мне только
это чудится в ваших глазах... Хотите быть моим?..
     Невзгодина захватила эта порывистая,  сильная страсть,  и,  признаться,
эти  миллионы на  мгновение смутили его.  Отчего не  жениться?  Она красива,
умна...  Она ему нравится,  эта красавица... А на эти миллионы можно сделать
много хорошего...
     Но в  следующее же мгновение он уже пришел в  ужас от мысли жениться на
Аносовой.
     Сидевший в  голове  его  добрый бесенок высмеивал его  добрые намерения
благотворить чужими миллионами и  ядовито докладывал,  что  Невзгодин просто
женится,  как первый прохвост,  на миллионах,  чтобы жить на чужие миллионы,
утешая себя благотворительными подачками.  И  это  писатель,  автор "Тоски",
проповедующий,  что  богатство  развращает...  Какой  же,  однако,  писатель
негодяй!.. На словах герой, а при первом же соблазне не устоял... И разве он
любит великолепную вдову?..  Разве это любовь, а не одно только вожделение к
красивому телу?..  Разве по духу она ему близка?  И  разве он хочет идти под
ярмо и вечно быть в полной собственности миллионерши, вместо того чтобы быть
свободным и независимым писателем?..
     - Что ж  вы  молчите,  Василий Васильевич?  Или вы в  самом деле ходили
только  изучать  меня?  -  почти  крикнула Аглая  Петровна,  увидавшая,  как
загорается насмешливый огонек в глазах Невзгодина.
     - Я очень тронут вашим чувством...  Вы мне нравитесь, Аглая Петровна, к
чему лукавить, но я не думал связывать свою судьбу...
     - С  судьбой  капиталистки?   -  ядовито  перебила  она  Невзгодина.  -
Пошутить...  отчего же?.. Говорить лукавые, вызывающие речи и... простите...
"я изучил"...  и отойти, если не удастся легкая интрижка... "Поднесут - пью,
не  поднесут -  не пью",  так,  кажется,  говорил вам какой-то остяк,  этики
которого вы  придерживаетесь?..  А  что  за  дело до  тех,  кого вы  смущали
лукавыми речами... На тех наплевать...
     Аглая  Петровна говорила,  почти  задыхаясь от  гнева  и  оскорбленного
самолюбия.
     И  вдруг она смолкла.  Бледная как полотно и  прекрасная в своем гневе,
она порывисто встала с дивана.
     Встал и Невзгодин.
     Она смерила его злыми глазами и в бешенстве крикнула:
     - Вон... И никогда не показывайтесь на мои глаза...
     Но,  как только Невзгодин направился к дверям, Аносова бросилась к нему
и, схватив за руку, прошептала:
     - Простите...  простите...  Вы хороший...  славный... Я люблю вас... Да
хранит вас Христос!
     Властным  жестом  приказала  она   Невзгодину  нагнуться.   Она  трижды
поцеловала его в губы,  торжественно перекрестила его и сказала,  говоря ему
"ты":
     - Будь счастлив, родной, не поминай меня лихом!
     В голосе ее слышны были рыдания.
     - Вы не поминайте меня лихом!  Прощайте, Аглая Петровна! - взволнованно
проговорил Невзгодин, крепко пожимая ей руку.
     - За тобой лиха нет...  И  ты прав:  тебе пут не надо...  Ты из орлиной
породы... Спасибо за приязнь, за все спасибо, хороший мой!
     Когда  Невзгодин  ушел,   Аносова  беспомощно  опустилась  на  диван  и
горько-горько заплакала.
     - Видно, и мне одинокой жить! - прошептала она.
     На  другой день  она  принялась за  дела.  Призванный зачем-то  Артемий
Захарыч обрадовался, увидав свою госпожу за счетами.


        "XXXV"

     На следующее утро Невзгодину не работалось.
     Он был еще под сильным впечатлением того,  что так неожиданно произошло
вчера,  и  хотя жалел Аносову,  но сам испытывал радостное чувство человека,
избавившегося от опасности.
     В самом деле, он чуть было не увлекся и... расхлебывай потом кашу.
     Вошел коридорный Петр и подал телеграмму:
     - Должно, от сродственников, Василий Васильич.
     - Никого у меня нет сродственников, Петр...
     - И родителей нет?
     - Давно умерли. Один, как перст.
     Невзгодин развернул телеграмму и прочел:
     "Приходите завтра в час завтракать на новоселье Никольский переулок дом
Гнездова квартира 10. Где пропадаете Маргарита".
     - Ай да молодец!  Вырвалась на свободу.  Не ожидал! - весело проговорил
Невзгодин, бросая телеграмму на стол.
     - Чего изволите? - откликнулся Петр.
     - Я не вам. Как сегодня на дворе?
     - Весной оказывает, Василий Васильич. Каплет.
     - Весной? В самом деле, февраль на исходе.
     - Скоро масленица.
     - Скоро и я уеду.
     - На новую квартиру?
     - Из Москвы.  Сперва в  Петербург,  а  потом весну в Крым встречать,  а
дальше и сам не знаю...
     - Вам все равно, где ни жить... Пиши себе знай.
     - То-то и  хорошо...  Вот на днях получу деньги,  и прощайте,  Петр!  -
весело  говорил  Невзгодин,  предвкушая,  как  истый  бродяга,  удовольствие
путешествия.
     - Одни поедете?
     - А то с кем же?
     Петр хихикнул.
     - А с той барыней?
     - С какой?
     - Которая тогда к  вам наведывалась...  Такая фасонистая...  Еще фрухты
покупали...
     - То моя жена.
     - Же-на?  - с меланхолическим изумлением протянул Петр. - Вы, значит, с
супругой вроде как будто врозь?
     - И совсем врозь! - засмеялся Невзгодин. - Что, не приходила она?
     - То-то нет. Прикажете отказывать?
     - Нет... зачем же.
     Петр вышел и тотчас же вернулся.
     - Легка на помине... Идут! - таинственно прошептал он и снова скрылся.
     Через несколько секунд раздался троекратный стук в двери.
     - Войдите!
     - Я  к  вам на одну минуту,  Невзгодин,  -  проговорила Марья Ивановна,
пожимая мужу руку и брезгливо оглядывая комнату, - была около, поблизости, и
зашла поздравить вас... Где тут сесть у вас?
     - А  вот сюда,  Марья Ивановна!  Стул чистый,  -  усмехнулся Невзгодин,
подавая жене стул и оглядывая ее новую весеннюю жакетку...  - А поздравить с
чем пришли?
     - Во-первых, с литературным успехом...
     - А во-вторых?
     - С  женитьбой...  Вы гораздо практичнее,  чем я  ожидала...  Одобряю и
поздравляю... Надеюсь, и за развод вы заплатите мне хорошо...
     - С чего вы взяли?.. Я и не думаю, слава богу, жениться.
     - А  на  Аносовой?  На  этой  красавице миллионерке...  Я  об  этом  уж
несколько раз слышала. Говорят, она влюбилась в вас, как кошка...
     - И  не  думал...  и  не  влюблена  она...  и  все  это  сплетни!  -  с
раздражением сказал Невзгодин.
     - Но вы у нее каждый день бывали?
     - Бывал.
     - И кажется, сдружились с ней?
     - Положим, и сдружился...
     - Так ведь отчего и не жениться?.. Я наверное знаю, что она пошла бы за
вас.
     - И знайте. Я вот не женюсь и скоро уезжаю.
     - Да  что  вы  сердитесь?..  И  глупо  делаете,  если  упускаете  такой
случай...   Впрочем,   вы  все  такой  же...   Миллионами  брезгаете...  Ну,
прощайте...  А ко мне что же по воскресеньям ни разу не заглянули?..  Или не
хотите больше видеть? - улыбнулась Марья Ивановна.
     - Некогда было...
     - Знаю я эти ваши некогда... Или изучали миллионерку?
     - Изучал.
     - И кончили?
     - Кончил... И знаете ли что?
     - Что?
     - Не пообедаем ли мы как-нибудь опять в "Эрмитаже"?
     Марья Ивановна усмехнулась.
     - Что ж... Пожалуй... Вы, видно, опять богаты?
     - Миллионов нет, но сто рублей в кармане. Скоро еще четыреста получу...
Чем не Крез?
     - Миллионов у вас и помину не будет.
     - То-то. Вы, кажется, меня немного знаете?
     - А у меня капитал маленький будет. Наработаю практикой.
     - Не  сомневаюсь.  Вам и  миллионы позволительны.  Так вам когда угодно
обедать?
     - Могу только в одно из воскресений. Остальное время занята...
     - Так в это воскресенье я заеду за вами, Марья Ивановна...
     - Заезжайте. В котором часу?
     - В четыре.
     - Буду ждать.  До свидания.  И  то сегодня полчаса лишних гуляю!  А  вы
ничего... Не так скверно глядите, как тогда... Верно, не сочиняете запоем? -
бросила она на ходу и ушла.
     "Вот с  этой дамой никаких драм не может быть!  Признает только науку и
режим!" - усмехнулся про себя Невзгодин.
     Скоро он вышел из дома.


        "XXXVI"

     В воздухе,  действительно,  пахло весной. Солнце грело с голубого неба,
веселое и яркое. На улицах была грязь... Отовсюду капало.
     Невзгодина еще сильнее потянуло из Москвы. Он заедет в Петербург, чтобы
лично познакомиться с редактором,  и оттуда -  в Крым. Никогда он не бывал в
Крыму, но слышал, что весной там особенно хорошо.
     А  в  Москву он не вернется.  Где он останется,  он еще не решил.  Если
понравится Петербург, - в Петербурге. Если нет, - в другом городе, но только
не в Москве.  Уж очень деньгами она пахнет, эта Москва, и очень уж болтовней
занимаются москвичи.  Он,  слава  богу,  вольная птица...  Ничем и  никем не
связан и  может жить,  где  угодно.  Литература прокормит.  И  не  надо даже
обращаться  в  ремесленника и  писать  слишком  много.  Потребности  у  него
небольшие... Одна голова - не беда.
     И он шел по улице, веселый и бодрый, мечтая о том, как хорошо будет ему
работаться в Крыму,  где-нибудь на берегу моря.  Там он, быть может, напишет
что-нибудь лучшее. И при одной этой мысли Невзгодин чувствовал в себе словно
бы новый подъем сил.
     Но   воспоминание  об   Аглае  Петровне  нет-нет  да  и   омрачало  его
настроение...  Он не чувствовал себя виноватым перед ней - он не заигрывал с
ней,  а все-таки...  И ему делалось стыдно, когда он припоминал эту позорную
минуту решения жениться на ней.  О, как стыдно! Он непременно ее опишет, эту
минуту,   правдиво,   без   утайки...   И   она  осветит  темный  угол  души
человеческой...  Эта минута ведь пережита!  Но  зато таких минут уж не может
быть.
     И  хорош был бы  он  -  супруг миллионерки да  еще такой властной,  как
Аглая.  Настоящий король Лир в юбке.  И теперь, когда он только ходил к ней,
уже черт знает что говорят,  а тогда... Он, разумеется, не обвинит человека,
который полюбит женщину богатую,  но  ведь он  ее  не любил.  Но,  во всяком
случае,   Аглая  женщина  оригинальная  и  сильная.  Она  не  врет...  Прямо
призналась,  что  вся  ее  перемена из-за  охватившего ее  чувства.  Пройдет
чувство, и снова проявится наследственный кулак.
     Невзгодин должен был сознаться,  что он  ее  идеализировал в  последнее
время...  под влиянием увлечения ее  красотой.  Но  разве он думал,  что она
может влюбиться в него?
     Было  двенадцать часов.  Невзгодин  зашел  в  цветочный магазин,  купил
чайных роз  и  велел сделать букет.  Когда он  был  готов,  он  направился к
Заречной.
     Дорога шла через Арбат. На Арбате он встретился с Сбруевым.
     Оба радостно пожали друг другу руки и,  как водится, пеняли друг другу,
что давно не видались.
     Невзгодин осведомился, как дела.
     - По-прежнему! - кисло улыбнулся Сбруев.
     - А что Найденов, остается здесь? Поправился?
     - Он подал в отставку, и его увезли за границу. Плох, говорят.
     - А дети с ним?
     - Нет.  Они в Петербурге. Славные, говорят. И у такого отца! Они-то его
и доконали... Безумно любит их, а они тогда были на панихиде. Ужасно.
     Они поболтали еще несколько минут и разошлись.
     В исходе первого часа Невзгодин был у Заречной.
     Маргарита Васильевна встретила его веселая,  оживленная и похорошевшая,
в большой комнате,  убранной умелой женской рукой,  уютной, светлой, посреди
которой стоял стол, накрытый на два прибора.
     - От  души  поздравляю вас,  Маргарита Васильевна!  -  приветствовал ее
Невзгодин, подавая букет чудных роз.
     - Вот это мило, что побаловали. Узнаю вас. Что за прелесть!
     Она положила цветы в вазу и вазу поставила на стол.
     - Сейчас будем завтракать,  а пока скажу вам, что ваша "Тоска" прелесть
и что сами вы бессовестно забыли меня.
     - Я не забываю друзей.
     - Так как же не заглянуть?..  Впрочем...  я не упрекаю...  Не заходили,
значит, не хотелось... Вы ведь изучали новый тип... Правда?
     - Правда! - ответил Невзгодин, краснея.
     - И про вас легенды ходят...
     - Которым вы, надеюсь, не поверили?
     - Не поверила. Я знаю вас и знаю цену московским легендам.
     - А вы давно на новом положении?
     - Сегодня ровно неделя. Устраивалась.
     - И отлично устроились.
     - Я довольна. У меня две комнаты: эта - приемная, кабинет и столовая, а
рядом моя спальная.  Нанимаю от жильцов.  Тихо,  спокойно, хорошо. Заработок
есть. А для души... дом для рабочих... Аносова ведь дает деньги!..
     - А главное:  вы чувствуете себя свободной...  Не надо компромиссов! Не
правда ли?
     - Именно.  И  как  это  приятно!  Я  только  теперь  это  почувствовала
вполне...  И  как я  вам благодарна,  Василий Васильич...  Вы  поступили как
истинный друг! - горячо проговорила Маргарита Васильевна.
     - Мне? За что?
     - А за то, что вы тогда на юбилее, - помните? - говорили о позоре моего
компромисса,  когда я  обвиняла за  него мужа и  других...  Мне было больно,
очень больно - вы ведь посыпали мою рану солью, - и я на вас сердилась... Но
ваши слова... заставили меня глубже заглянуть в свою совесть.
     - Вы и без меня в нее заглядывали.
     - Заглядывала, но успокоивала себя софизмами, прикрывая зверя в себе...
А у вас есть особенная способность:  взбудоражить человека, заставить его не
особенно восхищаться собственной персоной...
     - И за это доставалось-таки мне... Помните, как на холере одна барынька
раззнакомилась  со  мной...   Сперва  говорила:  умный,  а  потом  в  дураки
произвела.
     - А я вас именно за это особенно и ценю. А ведь вы все не верили, что я
перейду на новое положение?
     - Не верил...  Да и  вы сами колебались.  Зато как обрадовался я  вашей
телеграмме!
     Завтрак прошел весело и  задушевно.  Невзгодин отдал честь и пирогу,  и
рябчикам,  и белому вину и расспрашивал Маргариту Васильевну об ее планах на
будущее. Она весело сообщала, что переводная работа обеспечена у нее в одном
журнале на  полтораста рублей в  месяц.  Кроме того,  она рассчитывает и  на
компиляции.  Этого  заработка ей  вполне  достаточно;  от  помощи мужа  она,
конечно, отказалась. Время у нее будет строго распределено...
     - Боитесь гостей?
     - Боюсь  и  буду  принимать раз  в  неделю  и  с  большим  разбором!  -
подчеркнула молодая женщина.  -  А  то я  предвижу,  что ко мне теперь будут
являться господа, которые прежде почти не бывали.
     - Это почему?
     - А  как  же?..  Жена  в  разводе.  Интересный сюжет.  Начнутся попытки
ухаживанья...  Я  ведь знаю милых московских кавалеров...  Уж у  меня были с
визитами на новоселье...  и,  конечно,  одни мужчины... Вчера два профессора
являлись. Но я их скоро спровадила, и, верно, больше не появятся.
     - А что?
     - Уж очень были пошлы в  своих любезностях и сочувствиях...  И ведь все
эти господа говорили, в сущности, одно и то же...
     - Вы слишком требовательны, Маргарита Васильевна!
     - Вы,  кажется,  тоже не из терпимых к глупости. Что делать! Признаюсь,
брезглива и  удивляюсь,  как другие женщины малоразборчивы...  Им все равно,
кто  бы  за  ними  ни  ухаживал,  но  только  бы  ухаживал...  Я  знаю  одну
профессоршу.  Очень неглупая,  чуткая женщина и  образованная,  а  при ней -
можете себе представить?  - всегда стоит несколько кавалеров, как на подбор,
один другого глупее...
     - Несчастная!.. - вставил Невзгодин.
     - Нисколько. Она всех их, как говорит, жалеет, всех принимает, со всеми
любезна  и  каждому назначает соответственные роли.  Один  -  поэлегантнее -
ездит  с  супругами в  театр,  другой  -  в  ученые заседания,  третий -  на
выставки,  четвертый -  по  магазинам.  И  каждый уверен,  что  общество его
приятно. Иначе ведь не ходили бы.
     - Любопытный    типик:    коллекционерка   балбесов.    Теперь    таких
коллекционерок особенно много развелось от одури!  - рассмеялся Невзгодин. -
А вы, значит, не хотите собирать у себя такой коллекции?
     - Спаси бог.  Я лучше одна буду сидеть, чем видеть торчащего балбеса, и
особенно влюбленного.
     - Который косит на вас шалые глаза,  молчит,  вздыхает и вдруг выпалит,
что такого дурака, как он, никто не понимает... Но что, если несколько таких
балбесов соберутся вместе?.. Ведь это... ужасно!..
     Невзгодин налил себе рюмку и, поднимая ее, сказал:
     - Ваше здоровье, Маргарита Васильевна. Будьте счастливы, и да смилуется
над вами судьба. Пусть в эту комнату не заглянет ни один балбес!
     - Аминь!.. - ответила Маргарита Васильевна, чокаясь с Невзгодиным.
     После завтрака Маргарита Васильевна пересела на диван,  а  Невзгодин на
кресло. Невзгодин закурил папироску и спросил:
     - А Николай Сергеич как перенес ваш уход?
     - Он был к нему подготовлен... Я предупреждала за два месяца...
     - Но, согласитесь, если вы мне отрежете руку с предупреждением, то руки
все-таки не будет...
     - Он поступил как порядочный человек.  Он покорился и  не пугал меня...
Скажи,  что он  застрелится,  и  я,  конечно,  от  него не ушла бы...  Но он
успокоил меня  насчет этого,  и  мы  расстались дружелюбно...  Конечно,  ему
тяжело...
     - Он вас любит.
     - Любит? Любовь - слово растяжимое, Василий Васильич... Конечно, любит,
но  как?..  С  тех пор как я  перестала быть его женой,  он стал любить меня
меньше.  Мы,  женщины,