ирске  застучала  весенняя
капель, она бросила в сумку вещи и, ни с кем не попрощавшись,  поспешила
на поезд. Слова из письма о том, что на Крещатике уже зацветают  каштаны
и в воздухе разлита теплынь, разбередили ей душу.
   В поезде Катя познакомилась с попутчицей, которая ехала из Барнаула в
Киев навестить родителей. Девушку звали Полиной, она только что оставила
годовалого ребенка и мужа и еще не надышалась пряным воздухом свободы.
   - Не могу я жить в Сибири, - жаловалась она,  -  лето  два  месяца  в
году, фруктов мало. То ли дело на Украине! Ночь на поезде - и ты у моря.
А здесь тащишься сутками - и только леса, леса, леса...
   Полина была несказанно счастлива тем, что  вырвалась  на  свободу  от
мужа, ребенка и  придирчивой  свекрови  и  теперь  может  поступать  как
заблагорассудится.
   Кате хотелось  точно  того  же.  "Поедем  на  море!"  -  договорились
подруги.
   -  У  меня  одноклассник  есть  в  Новороссийске,  служит  помощником
капитана на корабле. В загранку ходит.  Поехали  к  нему?  -  предложила
Поля.
   - Поехали! - обрадовалась  Катя.  С  подругой,  так  похожей  на  нее
складом характера и жизненными устремлениями; она чувствовала себя,  как
будто они были сто лет знакомы.
   Договорились, что в июне девушки рванут вдвоем на юг.
   - Как же твой институт? - оторопело спросил отец,  увидев  на  пороге
дочь, обвешанную чемоданами.
   - А... - беззаботно отмахнулась  Катя.  -  Надоело  мерзнуть  и  жить
впроголодь.  И  кроме  того,  я  не  уверена,  что  действительно   хочу
заниматься режиссурой.
   - А чем же  ты  хочешь  заниматься?  -  спросил  отец.  Катя  туманно
посмотрела куда-то вдаль и ничего не ответила.
   Ей  нужно  было  перекантоваться  всего  только  один  месяц.  Она  с
нетерпением  ждала,  когда  наконец  наступит  июнь  и  они  с   Полиной
отправятся на  юг,  к  ее  красивому  холостому  знакомому,  который  не
вылезает из загранки и у которого много недорогих импортных шмоток. Кате
хотелось срочно обновить свой гардероб. Правда, денег у нее не было.
   А между тем противная мачеха Танька даже в нестерпимую весеннюю  жару
щеголяла в своем кошмарном кожаном  пальто.  При  этом  она  сияла,  как
начищенный самовар, раздражая падчерицу своим счастливым видом.  А  ведь
Кате так нужны были деньги для поездки на юг - на  билеты,  вещи  и  все
такое... Она уже придумала, чем будет заниматься. У знакомого Полины она
по дешевке возьмет дефицитные вещи, а  в  Киеве  сдаст  их  с  небольшой
наценкой. На полученный навар она опять купит вещи и вновь  прокрутится.
Отцу она о своих планах не сообщала. Только представить, как он  заорет:
"Ты что, меня опозорить хочешь, фарцовщицей стать!"
   Как будто быть фарцовщицей - это что-то ужасное! Неужели  лучше,  как
он, - всю жизнь провести в ожидании ролей и ждать с  замиранием  сердца,
когда  доверят  сыграть  в  эпизоде   без   слов   чистящего   револьвер
красноармейца? По крайней мере, у нее будут шмотки. И деньги!
   Катя представила, как она со  временем  развернется,  и  по  ее  лицу
расплылась мечтательная улыбка. Фарца  -  они  ведь  все  страсть  какие
богатые! Все в импортном шмотье, денег не считают. Те,  кто  утверждает,
что этим стыдно заниматься, те просто завидуют. К тому же  она  ведь  не
будет стоять на улице и торговать жвачкой из-под полы. Она сдаст вещи  в
комиссионку или загонит их по знакомым и получит деньги...
   Она  представила  себя  в  роли  удачной  фарцовщицы  и   мечтательно
прищурилась. Она молода, красива, одета с иголочки, во все  заграничное.
У нее много знакомых работники торга, автомеханики, зубные врачи. И всем
она позарез нужна, все мечтают  с  ней  познакомиться.  Ведь  она  может
достать то, чего ни у кого нет.
   И вот у нее уже много, очень много денег... Она покупает себе машину,
голубую, как небо, "Волгу" с оплетенным кожей рулем  (черная  "Волга"  -
это слишком номенклатурно). Она отдыхает летом в санатории ЦК в Сочи или
даже в Болгарии на Золотых Песках. Иногда ездит в Париж. По вечерам  она
выходит  из  дома  в  платье  с  открытыми  плечами,  на  ней   длинный,
развевающийся за спиной шарф. Все восхищенно глазеют на нее. Она садится
в   машину   и   едет   в   ресторан,   куда   ее   пригласил   знакомый
инженер-авиаконструктор... Нет, лучше дипломат. Они сидят  за  столиком,
пьют шампанское  и  говорят  о  чем-то  тонком  и  изящном,  например  о
литературе. Или о театре. Он говорит...
   Нет, с такими деньжищами незачем прозябать в Киеве. Киев - фи!
   Провинция, в сущности, все говорят на "г", как в  деревне.  Допустим,
она  покупает  кооперативную  квартиру  в  Москве.  По  вечерам  у   нее
собираются друзья из ВГИКа. Ее дом известен по всей столице,  все  хотят
попасть к ней. И вот однажды кто-то  из  знакомых  робко  просит  у  нее
разрешения: "Можно привести к вам Высоцкого? Он хочет спеть для вас".
   И вот входит он... Она  поднимается  к  нему  навстречу  в  платье  с
открытой спиной и дружески протягивает унизанную кольцами  руку.  С  ним
Марина Влади, но Высоцкий не замечает жены. Он произносит своим хриплым,
таким узнаваемым голосом: "Я так долго искал вас..."
   А потом... Потом все будет очень, очень хорошо!..
   - Папа, мне нужны деньги, - сказала Катя, выжидательно глядя на отца.
   Если спросит зачем,  она  как-нибудь  выкрутится,  соврет.  Например,
скажет, что...
   Отец понимающе кивнул и молча протянул ей сиреневый четвертак.
   - Папа, мне нужно пятьсот рублей, - с мягким упреком произнесла Катя.
   Впрочем, если он даст ей триста, она согласится и на эту сумму.
   Отец  удивленно  захлопал  глазами  и  приоткрыл  рот  в   изумлении.
Шмакодявка Танька даже взвилась над стулом, хотя ее вообще ни о  чем  не
спрашивали.
   - Нет, Юра, ты слышишь?! Она думает, что мы миллионеры! Она, она...
   - Заткнись, - бросила ей Катя пренебрежительно, - с тобой  вообще  не
разговаривают.
   Мачеха осела на стул, возмущенно ловя губами воздух.
   Отец севшим голосом, но очень отчетливо произнес:
   - Катя, я не могу тебе дать столько. Мы с мамой работаем, но получаем
не так много, как тебе кажется. Такие деньги еще нужно уметь заработать.
   - А, подумаешь! - фыркнула Катя. -  Деньги  называется...  У  меня  и
больше в руках бывало! Я же взаймы прошу, а не просто так. Для  дела,  а
не для развлечения.
   - Для какого такого дела? - опять встряла Танька.  Вот  нахалка!  Рот
заткнуть ей нечем. Молчала бы, что ли...
   - Что у тебя за дела такие? Уголовные? Такими суммами, как копейками,
швыряешься!
   - Мы не можем. Катя, - стараясь казаться спокойным, ответил отец. - У
нас нет таких денег.
   - Ну да, нет! - обидчиво вскинулась Катя.  -  Думаешь,  я  не  видела
сберкнижку, там как раз пятьсот рэ лежит.
   - Это для другого, - спокойно произнес отец, -  мы  копим  деньги  на
машину, чтобы было на чем ездить в Калиновку. Меня на работе поставили в
очередь на "Запорожец".
   - Кому нужен ваш ушастый "запор"? - обидчиво фыркнула Катя  и  вышла,
нарочито громко шваркнув дверью.
   И уже в коридоре она услышала противный  писклявый  голос  шмакодявки
Таньки:
   - Юра, спрячь подальше мои сережки, а то они опять  пропадут,  как  в
тот раз...
   Девушка зло сжала кулаки и хищно  сузила  глаза.  Еще  посмотрим  кто
кого!
   Родители называются...

Глава 7

   Пока  мачеха  была  на  работе,  Катя  достала  из  шкафа   заботливо
повешенное на плечики пальто,  небрежно  швырнула  его  в  сумку.  Сумка
получилась большая и приметная.
   Спускаясь  по  лестнице,  Катя   встретила   соседку,   тетю   Глашу,
пенсионерку с крашенными чернилами волосами, известную своим скандальным
нравом.
   - Никак на рынок? -  спросила  она,  любопытно  стрельнув  глазами  в
сторону подозрительной сумки.
   - Ага! - беззаботно ответила  Катя  и  застучала  каблуками  вниз  по
лестнице.
   В комиссионке за углом пальто у нее приняли без звука - вещь хорошая,
качественная, совсем новая. Комиссионщик решил придержать ее, для себя и
с радостью выдал клиентке пятьсот рублей.
   Девушка деловито засунула деньги  в  вырез  кофточки  и  выбежала  из
магазина. Ей нужно было торопиться, пока не вернулись с  работы  предки.
Поезд на юг уходит в шесть часов. Слава Богу, что  Славика  сплавили  на
все лето в пионерлагерь, так что  предательства  сводного  братца  можно
было не опасаться.
   Собрать вещи было делом одной  минуты.  Катя  злорадно  посмеивалась,
представляя, как противная "шмакодявка" будет орать и плакать, обнаружив
пропажу  своего  любимого  пальто.  Ничего,  впредь  ей   будет   наука.
Перестанет настраивать против нее отца!
   Хохоча и обмениваясь  последними  новостями,  подруги  загрузились  в
вагон.
   Они предусмотрительно  взяли  билеты  в  СВ,  чтобы  им  не  докучали
попутчики. Что за радость ехать в вагоне вместе с  торговками  с  рынка,
пропахшими копченым салом, чесноком и запахом навоза? Культурные девушки
должны ехать в культурной обстановке!
   Вечер в вагоне-ресторане прошел чудесно. Там подруги познакомились  с
симпатичными парнями (они  представились  инженерами,  но,  судя  по  их
заскорузлым   промасленным   рукам   с   невыводимыми   пятнами,    были
всего-навсего бульдозеристами), которые ехали в санаторий по профсоюзной
путевке. Катя назвалась Дианой, а Полина - Эльзой. Девушки сообщили, что
обе они по профессии артистки, что в общем-то было недалеко от истины.
   - О, мы вас где-то видели! - восхитились новые знакомые.
   - В кино, конечно, -  усмехнулась  Катя,  -  я  не  раз  снималась  в
художественных фильмах.
   Новые знакомые угощали  девушек  вином  "Черные  глаза"  и  черствыми
пирожными с белковым кремом, навязчиво предлагая продолжить  так  хорошо
начавшийся вечер в купе.  Однако  вероломные  подруги,  воспользовавшись
минутным замешательством бульдозеристов, бежали от докучливых ухажеров и
заперлись в купе, громко хихикая.
   Через минуту раздался громовой стук  в  дверь.  Еще  в  самом  начале
вечера девушки по дурости рассказали своим поклонникам, в  каком  вагоне
они едут. И вот  теперь  кавалеры  настырно  ломились  в  двери,  требуя
продолжения банкета. Девушки испуганно затихли, а дверь  купе  затрещала
под напором мощных бульдозеристских тел.
   Беглянок спас проводник. Он пригрозил пылким  ухажерам,  что  вызовет
милицию на станции, и вскоре все стихло.
   Подруги лежали в темноте и тихо беседовали. Полина жаловалась, что  в
семье ее не понимают. Как это ужасно - семейная жизнь, особенно в  таком
городе, как Барнаул, где даже масло по талонам и  совершенно  не  с  кем
обсудить последние культурные новости. И что если бы  она  могла  начать
новую жизнь, то она непременно уехала бы в такой город, как  Москва  или
Ленинград.
   - Москва - это ерунда,  -  авторитетно  заметила  Катя.  -  Там  одни
подлецы собрались. Представляешь, целых восемь миллионов человек - и  ни
одного нормального! Все или придурки, или подонки, или сволочи. Я уж там
нахлебалась во как! Знаю...
   - А у тебя там был с кем-нибудь роман?  -  Поля  страсть  как  любила
душещипательные любовные истории.
   - Был... - туманно ответила Катя. - У меня в Москве был такой  роман,
что я после него до сих пор ни на одного мужика взглянуть не могу.
   - И кто он был? Что за человек?
   - Он... он необыкновенный! Он певец, артист, -  проникновенно  начала
Катя дрожащим  голосом,  -  он  играет  в  Театре  на  Таганке,  у  него
потрясающие песни. Когда поет - душа переворачивается.
   - Как его зовут? - возбужденно расширила глаза Поля.
   Катя сделала вид, что не расслышала вопроса. Ответ подразумевался сам
собой. И конечно, Полина догадалась!
   - Мы познакомились на вечере  у  друзей.  Сначала  он  показался  мне
совсем неинтересным, но потом наши глаза встретились и...
   - Что, искра, да?
   - Да... А потом все так закрутилось. Но ведь  ты  знаешь,  он  женат,
хотя жену совсем не любит...
   - Марину Влади! - восхищенно прошептала Поля.
   - Да... И нам пришлось расстаться. Я до сих пор не могу  смотреть  ни
на кого, просто с души воротит. По сравнению с ним  все  кажутся  такими
мелкими, пресными.
   - Да уж! - вздохнула подруга. - Я тебя понимаю. Помолчали. Мимо  окна
пробегали полустанки  с  блуждающими  синеватыми  фонарями,  вплотную  к
железнодорожной насыпи подступали темные леса, а потом отбегали в степь,
давая дорогу просторным полям с редкими огоньками безымянных деревень.
   - Я после него никого не полюблю!  -  внезапно  с  жаром  проговорила
Катя.
   Она сама верила в рассказанную ею историю.
   Поля молча смотрела в потолок на тлеющую спираль неяркой лампочки.
   - Да-а, - многозначительно вздохнула она и внезапно призналась:
   - А мой муж - шофер на "КамАЗе". И свекровь в хозяйственном  магазине
работает. А я воспитательница в садике. А ты счастливая, Катька!
   Ее собеседница глухо молчала.
   Таня пришла с работы и с облегчением  убедилась,  что  падчерицы  нет
дома.
   "Умчалась на гулянку, наверное", - неприязненно подумала  она.  Ну  и
хорошо!
   Значит, хоть один вечер обойдется без нервотрепки.
   Вымыв руки, Татьяна  сгрузила  в  холодильник  бутылки  с  кефиром  и
мороженую  камбалу  и  куснула  ароматную  булку,  присыпанную  сахаром.
Наступил самый блаженный, самый сокровенный момент вечера. Она подошла к
шкафу и чуть-чуть приоткрыла зеркальную дверцу.
   Сейчас  самым  заветным  ее  желанием  было   провести   ладонью   по
шелковистой глади любимого пальто, а потом втянуть носом,  точно  аромат
чудесных духов, удивительный запах натуральной кожи. После этого тайного
ритуала она чувствовала себя счастливой, настроение повышалось, хотелось
петь и танцевать в комнате. Порой Таня, не удержавшись, доставала пальто
и, несмотря на жару, примеряла его перед  зеркалом,  сияя  восторгом.  А
потом аккуратно вешала его на плечики,  бережно  расправляя  складки,  и
любовалась матовым мерцанием тонкой кожи.
   Вот и сегодня она приоткрыла  дверцу  и  втянула  носом  аромат,  еще
сохранившийся в шкафу, а потом протянула  руку,  жаждавшую  шелковистого
кожаного прикосновения.
   Рука ткнулась в пустоту. Пальто не было.
   Таня широко распахнула дверцы, включила зачем-то свет.
   Его все равно не было!
   Она метнулась в другую комнату, в прихожую - ничего!
   Тогда она все поняла, бессильно опустилась на пол и заплакала, закрыв
лицо руками.
   Она плакала не долго,  минут  пятнадцать.  Потом  решительно  встала,
надела туфли, пригладила перед зеркалом волосы.  Отыскала  в  стаканчике
возле зеркала шариковую ручку. И вышла из дома.
   В  отделение  милиции  на  Дарницкой  улице  она   вошла   совершенно
спокойная, с сухо блестевшими, воспаленными глазами.
   - Меня обокрали, - сказала она спокойно. - Что мне делать?
   -   Пишите   заявление   на   имя   начальника   отделения,   укажите
обстоятельства кражи, что у вас похищено.
   Таня села за стол, вынула ручку и,  прилежно  высунув  кончик  языка,
принялась писать заявление.
   -  Круг  подозреваемых  укажите,   если   подозреваете   кого-то,   -
посоветовал ей дежурный лейтенант. - С адресами.
   - Круга нет, - ответила Таня. - Я знаю, кто это сделал.  Это  сделала
Сорокина Екатерина Юрьевна. Так и писать?
   - Так и пишите, - кивнул лейтенант.
   Татьяна  рыдала  на  груди  мужа,  по-детски  вытирая  слезы  тыльной
стороной ладони.
   - Я, конечно, заберу заявление, - всхлипывала она, - но...
   - Не надо, - прервал ее Юрий Васильевич. - Оставь.
   Жена вскинула на него круглые, с потеками дешевой туши глаза.
   - Как же... - проговорила она севшим голосом. - Как же это?..
   - Должна же она хоть однажды задуматься над тем, что делает...
   Он горестно сжал пальцами почти совсем седые виски. .
   В Новороссийске оказалось, что друга-одноклассника Полины  нет  дома,
он в рейсе и вернется только через месяц.
   - Ладно, снимем пока жилье и будем отдыхать, - решили подруги.
   Они сняли комнату возле моря и стали отдыхать на полную катушку.
   Бродили по городу, загорали и купались, катались на катере по заливу,
любовались ночной работой порта, мерцанием фонарей  на  воде,  ездили  в
Широкую Балку на пикник с  пляжными  знакомыми,  объедались  черешней  и
клубникой, предпочитая  собирать  ягоды  на  окрестных  огородах,  а  не
покупать. За две недели девушки покрылись золотистым загаром и  похудели
от постоянных купаний и пляжного волейбола.
   У подруг было много ухажеров. Катя позволяла им водить себя в кафе  и
покупать вареные креветки в  газетных  кульках  по  двадцать  копеек  за
стакан. Она представлялась своим воздыхателям то Изольдой, то Аглаей. То
утверждала, что работает океанологом и живет на Курильских островах, то,
загадочно улыбаясь, рассказывала, что обитает в секретном городе в тайге
и занимается космическими разработками. Мужчинам при этом  было  глубоко
все равно,  кем  она  была  на  самом  деле.  Они  млели  от  одного  ее
присутствия, от ее молодости и ее смазливой мордочки и  были  готовы  на
любые жертвы ради нее. Однако она никому  не  позволяла  дотронуться  до
себя. Только  одна  Полина  понимала  почему.  После  объятий  Владимира
Высоцкого разве можно смотреть на других мужчин?
   А потом Новороссийск им приелся, и подруги решили махнуть в Сочи. Там
в преддверии Олимпиады недавно открылся завод по производству буржуазных
напитков типа фанты  и  пепси-колы,  и  девушкам  не  терпелось  вдоволь
насладиться этим нектаром богов за тридцать копеек.
   В Сочи было много  молодых  мужчин,  и  все  они  оказались  большими
любителями женской красоты.  У  девушек  сразу  же  появились  кавалеры.
Местные пылкие мужчины с широкой кавказской душой возили их на  "Волгах"
в горы пить домашнее вино и есть настоящий шашлык.  Им  дарили  цветы  и
свои сердца. Их катали на яхтах и звали замуж. Девушки  только  надменно
смеялись в ответ.
   А потом они  переехали  из  частной  квартиры  в  пансионат  рядом  с
санаторием, где отдыхали актеры с "Мосфильма". Туда их задешево  устроил
один из поклонников.
   Двадцать пятого июля, изнывая от адской жары, которую не облегчали ни
тень кипарисов, ни морской бриз, подруги нежились в  кроватях,  когда  в
номере послышался тревожный стук.
   -  Девочки,  вы  слышали,  -  раздался,  потрясенный  голос  знакомой
дежурной по этажу, - Высоцкий умер!
   - Как умер? -  воскликнула  Поля  и  испуганно  взглянула  в  сторону
подруги.
   Катя смертельно побледнела.
   - Не может быть!
   - Из санатория  актеров  сейчас  прибежали.  Они  там  все  в  Москву
рванули, да по случаю Олимпиады туда  никого  не  пускают.  Ой,  горе-то
какое! - вздохнула дежурная. - Говорят, он алкоголиком был...
   Катя сидела ни жива ни мертва. Умер  единственный  человек,  которого
она любила. Единственный! И единственный, который любил ее...
   Она вскочила и принялась торопливо собирать вещи.
   - Ты куда?
   - В Москву!
   - Так не пускают же из-за  Олимпиады!  Катя  горестно  опустилась  на
кровать и понурила голову. Они больше никогда,  никогда  не  встретятся,
потому что его больше нет.
   Теперь ее жизнь не имеет никакого смысла.
   Вскоре девушкам надоело отдыхать и бездельничать, да и  деньги  стали
заканчиваться. Поля позвонила в Новороссийск и выяснила, что ее приятель
уже вернулся из рейса. Подруги засобирались в дорогу.
   В Новороссийске Катя на всю оставшуюся сумму накупила у выжиги моряка
какой-то ерунды по бешеным ценам (солнцезащитные очки, кургузые кофточки
ядовитых цветов, заколки, жвачки, подпольные джинсы "Левис" из Анапы)  и
выехала домой. Она была в  каком-то  странном  раздрызганном  состоянии.
Отдыхать больше не  хотелось,  а  чем  заниматься  дальше,  она  еще  не
придумала.
   На вокзале подруги сердечно расцеловалась и договорились  созвониться
через неделю, чтобы решить, чем заняться дальше.
   - Ой, свекровь меня загрызет, - переживала Поля, - я же сказала,  что
уезжаю к родителям только на месяц, а уже третий идет к концу.
   Катя, в свою очередь, тоже тяжело  вздохнула.  Она