странный ли человек,  а?  Будь  я
пес, тут из-за него прямо цирк... Не терпит, чтобы здесь кто-нибудь выпивал.
Кроме Ли. Сам не пьет совсем, а мне позволяет только глоток, и будь  я  пес,
если у него не кошачья походка.
     - Он говорит, тебе сорок лет, - сказал Гоуэн.
     - Нет, поменьше, - ответил тот.
     - Сколько же? Тридцать?
     - Не знаю. Только меньше, чем он говорит. Старик, сидя на стуле, грелся
под солнцем.
     - Это папа, - сказал босоногий.
     Голубые тени кедров касались ног старика, покрывая их почти  до  колен.
Рука его поднялась, задвигалась по коленям и, погрузясь до запястья в  тень,
замерла. Потом он поднялся, взял стул и,  постукивая  перед  собой  тростью,
двинулся торопливой, шаркающей походкой прямо на них, так  что  им  пришлось
быстро отойти в сторону. Старик вынес стул на солнечное место и  снова  сел,
сложив руки на верхушке трости.
     - Это папа, - сказал босоногий. - Он и слепой, и глухой. Будь я пес, не
хотел бы не видеть и даже не чувствовать, что ем.
     На доске меж двумя столбами стояли оцинкованное ведро, жестяной тазик и
треснутая посудина с куском желтого мыла.
     - К черту воду, - сказал Гоуэн. - Как насчет выпивки?
     - Вам, пожалуй, больше не стоит. Будь я пес, вы налетели машиной  прямо
на то дерево.
     - Ладно, хватит. У тебя нигде не припрятано?
     - В сарае должно быть чуток. Только тише, а то  он  услышит,  найдет  и
выплеснет.
     Босоногий подошел к двери и заглянул в коридор. Потом они спустились  и
пошли к сараю через огород, уже заросший побегами кедра  и  дуба.  Босоногий
дважды оглядывался через плечо. На второй раз сказал:
     - Там ваша жена, ей что-то нужно. Темпл стояла в дверях кухни.
     - Гоуэн, - позвала она.
     - Махните ей рукой, что ли, - сказал босоногий. - Пусть замолчит, а  то
Лупоглазый нас услышит.
     Гоуэн помахал ей рукой.  Они  вошли  в  сарай.  У  входа  стояла  грубо
сколоченная лестница.
     - Вам лучше  подождать,  пока  я  влезу,  -  сказал  босоногий.  -  Она
подгнила, обоих может не выдержать.
     - Что же не починишь? Ведь каждый день лазишь по ней.
     - Пока что она служит неплохо, - ответил босоногий.
     Он поднялся. Гоуэн последовал за ним через  лаз  во  тьму,  испещренную
желтыми полосками проходящих сквозь щели в стенах и крыле  лучей  заходящего
солнца.
     - Идите за мной, - сказал босоногий. - А то ступите на неприбитую доску
и опомниться не успеете, как очутитесь внизу.
     Глядя под ноги, он прошел по чердаку и вынул из  кучи  прелого  сена  в
углу глиняный кувшин.
     - Только сюда Лупоглазый и не заглядывает. Боится поколоть свои  нежные
ручки.
     Они выпили.
     - Я вас уже видел здесь, - сказал босоногий. - Только вот как зовут, не
знаю.
     - Моя фамилия Стивенс. Я покупаю выпивку у Ли вот уже три  года.  А  он
когда вернется? Нам нужно добраться до города.
     - Ли скоро будет. Я вас здесь уже видел. Три-четыре дня назад  тут  был
еще один человек из Джефферсона. Как его зовут - тоже не знаю. Говорун - это
да. Все рассказывал, как взял и бросил свою  жену.  Давайте  выпьем  еще,  -
предложил он; потом умолк, осторожно присел, держа кувшин в  руках,  склонил
голову и прислушался. Через минуту снизу донесся голос:
     - Джек.
     Босоногий взглянул на Гоуэна, отвесив в  идиотском  ликовании  челюсть.
Над мягкой рыжеватой бородкой виднелись неровные зубы.
     - Эй, Джек. Наверху, - произнес голос.
     - Слышите? - прошептал босоногий, дрожа от затаенного восторга. - Зовет
меня Джеком, а мое имя Томми.
     - Спускайся, - произнес голос. - Я знаю, что ты там.
     - Пойдем лучше, - сказал Томми. - А то еще стрельнет через доски.
     - Черт возьми, - ругнулся Гоуэн. - Чего же ты не... Эй, - крикнул он, -
мы спускаемся!
     Лупоглазый стоял в дверях, заложив указательные пальцы в проймы жилета.
Солнце зашло. Когда они спустились и вышли, с задней  веранды  сошла  Темпл.
Остановилась, поглядела на них, потом пошла вниз по склону. Побежала бегом.
     - Велел я тебе спуститься к дороге? - сказал Лупоглазый.
     - Да, - ответил Томми. - Велели.
     Лупоглазый повернулся и зашагал, даже  не  взглянув  на  Гоуэна.  Томми
пошел за ним. Спина его по-прежнему  вздрагивала  от  тайного  восторга.  На
полпути к дому  Лупоглазый  едва  не  столкнулся  с  Темпл.  Она,  казалось,
замерла, не прекращая бега. Даже развевающееся пальто не облегло ее,  однако
она  долгое  мгновенье  глядела  на  Лупоглазого  с  нарочитым,   вызывающим
кокетством.   Он   не   остановился;   его   узкая   спина    не    изменила
вычурно-самодовольной осанки. Темпл побежала снова. Миновав Томми,  схватила
Гоуэна за руку.
     - Гоуэн, мне страшно. Она сказала, чтобы я не... Опять ты пил; даже  не
смыл кровь... Она говорит, чтобы мы уходили отсюда...
     Глаза ее были совершенно черными, лицо в сумерках  казалось  маленьким,
осунувшимся. Она взглянула в сторону дома. Лупоглазый как раз сворачивал  за
угол.
     - Ей приходится ходить за водой аж к роднику; она... У них в  ящике  за
печью очень симпатичный младенец. Гоуэн, она сказала, чтобы я не  оставалась
тут дотемна. Говорит, чтобы мы  попросили  его.  У  него  есть  машина.  Она
сказала, что вряд ли...
     - Кого попросить? -  перебил  Гоуэн.  Томми  оглянулся  на  них,  потом
зашагал дальше.
     - Этого черного человека. Она сказала, что вряд ли, но, может быть,  он
и согласится. Давай попросим.
     Они шли к дому. Тропка вела к передней веранде. Машина стояла в бурьяне
между тропкой и домом. Темпл, коснувшись рукой дверцы,  опять  взглянула  на
Гоуэна.
     - У него это почти не займет времени. Я знаю одного парня  с  такой  же
машиной. На ней можно выжать все восемьдесят. Ему  только  подвезти  нас  до
любого города, потому что  она  спросила,  женаты  ли  мы,  и  мне  пришлось
сказать, что  да.  Только  до  станции.  Может,  есть  какая-то  ближе,  чем
Джефферсон, - шептала Темпл, глядя на Гоуэна и водя рукой по дверце.
     - О, - сказал Гоуэн. -  Просить  должен  я.  Так?  Ты  совсем  спятила.
Думаешь, эта обезьяна согласится? Да я лучше останусь  тут  на  неделю,  чем
куда-то поеду с ним.
     - Она говорит, чтобы я не оставалась здесь.
     - Не дури. Пойдем.
     - Так ты не попросишь его? Нет?
     - Нет. Говорю тебе, подождем, пока не явится Ли. Он раздобудет машину.
     Они пошли по тропке. Лупоглазый стоял, прислонясь к столбу  веранды,  и
закуривал сигарету. Темпл взбежала по сломанным ступенькам.
     - Послушайте, - сказала она, - вы не согласитесь отвезти нас в город?
     Лупоглазый взглянул на нее, держа сигарету во рту и прикрывая  ладонями
огонек спички. Губы Темпл  застыли  в  подобострастной  гримасе.  Лупоглазый
нагнулся и поднес огонек к сигарете.
     - Нет, - ответил он.
     - Ну поедемте, - взмолилась Темпл.  -  Будьте  же  человеком.  В  таком
"паккарде" у вас это почти не займет времени. Ну как? Мы вам заплатим.
     Лупоглазый затянулся. Щелчком  отшвырнул  спичку  в  кусты  и  негромко
произнес холодным тоном:
     - Джек, убери от меня свою шлюху.
     Гоуэн  двинулся  грузно,  словно   внезапно   подхлестнутая   неуклюжая
добродушная лошадь.
     - Послушайте, - сказал он.
     Лупоглазый выпустил две тонких струйки дыма.
     - Мне это не нравится, - сказал Гоуэн. - Вы знаете, с кем  говорите?  -
Он продолжал свое грузное движение,  словно  не  мог  ни  прервать  его,  не
завершить. - Мне это не нравится.
     Лупоглазый, повернув голову, взглянул на Гоуэна.  Потом  отвернулся,  и
Темпл внезапно сказала:
     - В какую реку вы упали в этом костюме? Вам не приходится сбривать  его
на ночь? - И, подталкиваемая Гоуэном, понеслась  к  двери,  голова  ее  была
повернута назад, каблуки выбивали  дробь.  Лупоглазый  стоял,  прислонясь  к
столбу, и не смотрел в их сторону.
     - Ты что же, хочешь... - прошипел Гоуэн.
     - Подлая ты тварь! - вскричала Темпл. - Подлая ты тварь!
     Гоуэн втолкнул ее в коридор.
     - Хочешь, чтобы он снес тебе башку?
     - Ты боишься его! - крикнула Темпл. - Боишься!
     - Тихо ты!
     Гоуэн схватил ее и затряс. Ноги их скребли по голому полу словно  бы  в
каком-то несуразном танце, потом оба они, вцепясь друг в друга,  привалились
к стене.
     - Полегче, - сказал Гоуэн. - Опять взболтаешь во мне все это пойло.
     Темпл вырвалась и побежала. Гоуэн прислонился к стене и видел, как  она
тенью шмыгнула в заднюю дверь.
     Темпл забежала в кухню. Там было  темно,  лишь  из-за  печной  заслонки
выбивалась полоска света. Повернувшись,  Темпл  выбежала  оттуда  и  увидела
Гоуэна, идущего к сараю. Хочет выпить еще, подумала она; снова будет пьян. В
третий раз за сегодня. В коридоре стало темнее. Темпл  стояла  на  цыпочках,
прислушивалась  и  думала.  Я  голодна.  Я  не  ела  весь  день;   вспомнила
университет, освещенные окна, пары, медленно  идущие  на  звон  возвещающего
ужин колокола, и отца, сидящего дома на веранде, положив ноги  на  перила  и
глядя, как негр стрижет газон. Осторожно пошла на  цыпочках.  В  углу  возле
двери стоял дробовик. Темпл встала рядом с ним и начала плакать.
     Вдруг утихла и затаила дыхание. За стеной, к которой она  прислонилась,
что-то двигалось. Оно пересекло комнату мелкими неуверенными шагами, которым
предшествовало легкое постукивание. Вышло  в  коридор,  и  Темпл  закричала,
чувствуя, что ее легкие пустеют, и после того, как выдохнут весь  воздух,  а
диафрагма сокращается, и после того, как грудная  клетка  опустела,  увидела
старика, идущего по коридору шаркающей торопливой рысцой,  в  одной  руке  у
него была трость, другая сгибалась у  пояса  под  острым  углом.  Бросившись
прочь, Темпл миновала его - темную раскоряченную  фигуру  на  краю  веранды,
вбежала в кухню и бросилась в  угол  за  печью.  Присев,  выдвинула  ящик  и
поставила  перед  собой.  Рука  ее  коснулась  детского  личика,  потом  она
обхватила ящик, стиснула и, глядя на белеющую дверь, попыталась молиться. Но
не могла вспомнить ни единого имени Отца небесного и  стала  твердить:  "Мой
отец судья; мой отец судья", снова и снова, пока в  кухню  легким  шагом  не
вбежал Гудвин. Он зажег спичку, поднял ее и глядел на Темпл, пока  пламя  не
коснулось его пальцев.
     - Ха, - сказал он. Темпл услышала два легких быстрых  шага,  потом  его
рука скользнула по ее щеке, и он приподнял ее за шиворот, как котенка.
     - Что ты делаешь в моем доме?

VII

     Откуда-то из освещенного коридора до Темпл доносились голоса - какой-то
разговор; время от времени смех; грубый, язвительный  смех  мужчины,  охотно
смеющегося над юностью или старостью, заглушающий шипение жарящегося мяса на
плите, у которой стояла женщина. Темпл слышала, как двое  мужчин  в  тяжелых
башмаках  прошли  по  коридору,  через  минуту  донеслись  стук  черпака  об
оцинкованное ведро и ругань того, кто смеялся. Плотно запахнув пальто, Темпл
высунулась за дверь с  жадным,  застенчивым  любопытством  ребенка,  увидела
Гоуэна и с ним еще одного человека в брюках хаки. Опять пьет, подумала  она.
С тех, пор, как мы выехали из Тейлора, напивался четыре раза.
     - Это ваш брат? - спросила она.
     - Кто? - сказала женщина. - Мой кто? - Она стала переворачивать шипящее
на сковородке мясо.
     - Я подумала, может, это ваш младший брат.
     - Господи, -  сказала  женщина.  Она  переворачивала  мясо  проволочной
вилкой. - Надеюсь, что нет.
     - А где ваш брат? - спросила Темпл, выглядывая за дверь. -  У  меня  их
четверо. Двое адвокаты, один газетчик.
     Четвертый еще учится в Йеле. А отец судья. Судья Дрейк из Джексона.
     Она мысленно представила отца сидящим на веранде в отглаженном костюме,
с веером из пальмовых листьев в руке, наблюдающим, как негр стрижет газон.
     Женщина открыла заслонку и заглянула в топку.
     - Никто тебя сюда не звал. Я не  просила  тебя  оставаться.  Советовала
уйти, пока было светло.
     - Как же я могла? Я просила его. Гоуэн не захотел, и  просить  пришлось
мне.
     Женщина прикрыла заслонку, обернулась и, стоя к свету спиной, взглянула
на Темпл.
     - Как могла? Знаешь, где я беру воду? Я хожу за ней. Милю. Шесть раз на
день. Сосчитай, сколько это будет. И не потому, что нахожусь там, где  боюсь
оставаться.
     Она подошла к столу и вытряхнула сигарету из пачки.
     - Можно и мне? - спросила Темпл. Женщина подтолкнула к ней пачку, потом
сняла с лампы стекло и прикурила от фитиля. Темпл с пачкой в  руке  замерла,
прислушиваясь, как Гоуэн и другой человек снова входят в дом.
     - Их здесь так много,  -  сказала  она  плачущим  голосом,  глядя,  как
сигарета медленно разминается в ее пальцах. - Но, может, когда их столько...
     Женщина вернулась к плите и перевернула мясо.
     - А Гоуэн опять пьет. Сегодня он напивался три раза. Был пьян, когда  я
сошла с поезда  в  Тейлоре,  а  я  под  надзором,  сказала  ему,  что  может
случиться, и  уговаривала  выбросить  кувшин,  а  когда  мы  остановились  у
сельской лавки, чтобы купить ему рубашку, напился снова. Мы проголодались  и
остановились в Дамфризе, Гоуэн зашел в ресторан, а мне от волнения  было  не
до-еды, и он куда-то исчез, а потом появился с другой улицы,  я  нащупала  у
него в кармане бутылку, а он ударил меня по руке. Все твердил,  что  у  меня
его зажигалка, а потом, когда уронил ее  и  я  сказала  ему  об  этом,  стал
клясться, что у него в жизни не бывало зажигалки.
     Мясо на сковородке шипело и брызгало.
     - Он три раза напивался, - сказала Темпл. - Целых три раза в один день.
Бадди - это Хьюберт, мой младший брат, - грозил избить меня до смерти,  если
застанет с пьяным мужчиной. А я тут с таким, что напивается трижды за день.
     Прислонясь бедром к столу и разминая сигарету, Темпл засмеялась.
     - Вам не кажется,  что  это  забавно?  -  сказала  она.  Потом,  затаив
дыхание, перестала смеяться и услышала потрескивание лампы, шипение мяса  на
сковородке, шум чайника на плите и  голоса,  грубые,  резкие,  бессмысленные
голоса мужчин. - А вам приходится каждый вечер стряпать  на  всех.  Все  эти
мужчины едят здесь,  дом  вечерами  полон  ими,  в  темноте...  Она  бросила
размятую сигарету.
     - Можно я подержу ребенка? Я знаю, как; с ним ничего не случится.
     Она подбежала к ящику, нагнулась  и  достала  спящего  младенца.  Малыш
открыл глаза и захныкал.
     - Ну, ну; не бойся, ты у Темпл.
     И стала качать его, держа высоко и неуклюже в своих тонких руках.
     - Послушайте, - сказала она, глядя в спину женщины, - вы попросите его?
Я имею в  виду  -  вашего  мужа.  Он  может  взять  машину  и  отвезти  меня
куда-нибудь? Ну как? Попросите?
     Ребенок перестал  хныкать:  Из-под  его  свинцового  цвета  век  тонкой
полоской виднелось глазное яблоко.
     - Я не боюсь, - сказала Темпл. - Таких вещей не случается. Ведь правда?
Они такие же, как другие люди. Вы такая же, как другие люди. С младенцем. И,
кроме того, мой отец с-с-судья. Г-губернатор бывает у нас в гостях...  Какой
милый ребеенок, - плачуще протянула она, подняв малыша к самому лицу. - Если
нехорошие люди сделают Темпл плохо,  мы  скажем  солдатам  губернатора,  так
ведь?
     - Какие это другие люди?  -  сказала  женщина,  переворачивая  мясо.  -
Думаешь, Ли больше нечего делать, как бегать за каждой дешевой...  -  Открыв
заслонку, она бросила в  печь окурок и закрыла ее снова. Темпл, склоняясь  к
ребенку, сдвинула шляпку на затылок, и это придало ей бесшабашный, развязный
вид. - Зачем вы явились сюда?
     - Это все Гоуэн. Я просила его. Мы опоздали на матч, но я  просила  его
отвезти меня в Старквилл до отхода специального поезда. Никто не  узнал  бы,
что меня не было на матче, те, кто видел, как я спрыгнула,  не  проболтались
бы. Но он не повез. Сказал, задержимся здесь  на  минуту,  чтобы  взять  еще
виски, а сам был уже пьян. Когда мы выехали из Тейлора, он напился снова,  а
я под надзором, папа просто не пережил бы этого. Но Гоуэн не послушал  меня.
Напился снова, хотя я просила отвезти меня в любой городок и высадить.
     - Под надзором? - спросила женщина.
     - За уходы по  вечерам.  Понимаете,  машины  есть  только  у  городских
парней, а если встречаешься  с  городским  парнем  в  пятницу,  субботу  или
воскресенье, студенты не назначают тебе свиданий, потому что им нельзя иметь
машин. Вот мне и приходилось  уходить  потихоньку.  А  одна  девица  донесла
декану; потому что у меня было свидание с парнем, который ей нравится, и  он
больше не стал встречаться с ней. Так что мне больше ничего не оставалось.
     - Если б не уходила потихоньку, то и  не  каталась  бы  на  машинах,  -
сказала женщина. - Так? А теперь, когда ушла лишний раз, поднимаешь визг.
     - Гоуэн не городской. Он из Джефферсона. Учился в  Виргинии.  В  машине
только и твердил, что его научили там пить по-джентльменски, я  просила  его
высадить меня где-нибудь и дать денег на билет, потому что у меня всего  два
доллара, а он...
     - Знаю я таких, как ты, -  сказала  женщина.  -  Добродетельные  особы.
Слишком хороши, чтобы иметь что-то общее с  простыми  людьми.  Катаетесь  по
вечерам с  мальчишками,  но  пусть  вам  только  попадется  мужчина.  -  Она
перевернула мясо. - Берете все, что можно, и ничего не  даете.  "Я  невинная
девушка; я этого не позволю". Встречаешься с мальчишками, жжешь их бензин  и
жрешь их еду, но пусть только мужчина хоть посмотрит на тебя, так ты падаешь
в обморок, потому что твой отец судья и твоим четверым братьям это может  не
понравиться. А попади  ты  в  переделку,  куда  пойдешь  плакаться?  К  нам,
недостойным даже зашнуровывать ботинки у всемогущего судьи.
     Темпл, держа ребенка на руках, глядела женщине в  спину,  лицо  ее  под
бесшабашно заломленной шляпкой походило на белую маску.
     - Мой брат сказал, что убьет Фрэнка. Не говорил, что задаст мне трепку,
если застанет с ним; он  сказал,  что  убьет  этого  сукина  сына  в  желтой
коляске, а отец обругал брата и сказал, что пока еще может сам  позаботиться
о своей семье, загнал меня в дом и запер, а  сам  пошел  к  мосту  поджидать
Фрэнка. Но я не трусиха. Я спустилась по водосточной трубе, встретила Фрэнка
и все ему рассказала. Просила уехать, но он сказал,  что  мы  уедем  вместе.
Когда мы садились в коляску, я знала, что это последний раз. Знала  и  снова
просила его, но Фрэнк сказал, что отвезет меня домой взять чемодан и мы  все
скажем  отцу.  Он  тоже  был  не  трус.  Отец  сидел  на  крыльце.   Сказал:
"Вылезайте", я слезла с коляски и просила Фрэнка уехать, но он слез тоже,  и
мы пошли по дорожке к дому, а отец полез рукой за дверь и достал дробовик. Я
встала перед Фрэнком, и отец сказал: "Ты тоже хочешь?", я пыталась заслонить
Фрэнка собой, но Фрэнк оттолкнул меня и встал впереди, отец застрелил его  и
сказал мне: "Ложись и милуйся со своей мразью, шлюха".
     - Меня тоже называли так, - прошептала Темпл, высоко  держа  ребенка  в
тонких руках и глядя в спину женщине.
     - А вы, порядочные? Дешевое развлечение. Ничего не даете  потом,  когда
попадаете... Знаешь,  где  ты  оказалась?  -  Женщина,  не  выпуская  вилку,
оглянулась через плечо. - Думаешь, повстречалась с детьми?  Детьми,  которым
есть хоть малейшее дело, что тебе нравится, а что нет.  Послушай-ка,  в  чей
дом ты явилась нежданной и непрошеной; от кого ждала, что он  бросит  все  и
поедет с тобой туда,  где  у  тебя  и  дел-то  нет  никаких.  Он  служил  на
Филиппинах, убил  там  из-за  туземки  одного  солдата,  и  его  посадили  в
Ливенуорт {Тюрьма в США.}. Потом началась война, его выпустили  и  отправили
воевать. Он получил две медали, а когда война кончилась, его снова  посадили
в Ливенуорт, потом наконец адвокат нашел конгрессмена, который вызволил  его
оттуда. Тогда я смогла снова бросить распутство...
     - Распутство? - прошептала Темпл, держа в  руках  младенца  и  сама,  в
коротком  платье  и  заломленной  шляпке,  похожая  на  рослого  голенастого
ребенка.
     - Да, крашеная  мор