Дункан с  глубоким  галантным
поклоном, - за то, что приняли лауданум и выложили мне всю правду о том, как
Ян поступил с этой девушкой дна  года  назад.  Именно  это,  и  только  это,
сдвинуло, как говорится, поз с места. Но, - сказал Дункан,  жестом  подзывая
лакея с шампанским,  -  я  вижу,  у  вас  нет  бокала,  моя  дорогая,  чтобы
присоединиться к нашим тостам.
   - Я не пью спиртного, - сообщила  Люсинда  Дункану.  -  Более  того,  мой
дорогой, - добавила она с неопределенной гримасой, являющейся чем-то средним
между улыбкой и ухмылкой, - я никогда не принимаю лауданум. - И  сделав  это
поразительное заявление, она подхватила свои неизменно  серые  юбки  и  ушла
прочь, чтобы испортить настроение кому-нибудь еще. Онемевшие  мужчины  молча
смотрели ей вслед, затем  обменялись  вопросительными  взглядами  и  наконец
разразились взрывами хохота.
   Элизабет приняла у Яна бокал с шампанским.
   - Спасибо, - сказала она и указала ему  на  Дункана,  герцога  и  Джейка,
которые громко предавались веселью. - Кажется, они чудесно  проводят  время,
заметила она.
   Ян отсутствующим взглядом посмотрел на группу смеющихся мужчин, затем  на
нее.
   - Как ты хороша, когда улыбаешься. Он говорил тихим голосом, и  в  глазах
его Элизабет заметила усталость. Неверно истолковав причину этого, она мягко
спросила:
   - Может быть, нам пойти отдохнуть?
   Она  сама  буквально  валилась  с  ног,  но  поскольку  до  этого  ей  не
приходилось присутствовать на свадебных приемах, она считала,  что  протокол
этого мероприятия такой же, как всегда: хозяин и хозяйка не  могут  уйти  до
тех пор, пока последний гость не уедет  домой  или  не  отправится  спать  в
отведенную ему комнату. Сегодня все спальни в доме будут заняты, так как  на
утро был запланирован свадебный завтрак, после которого собирались  устроить
охоту.
   - Меня совсем  не  тянет  в  сон,  просто  я  немного  устала  от  такого
количества улыбок, - сказала  она  мужу,  улыбнувшись  и  кивнув  очередному
гостю, который в этот момент на  нее  посмотрел.  Повернувшись  к  Яну,  она
заботливо предложила:
   - У тебя был сегодня трудный день. Я уверена, все поймут, если ты  уйдешь
отдохнуть.
   - Не сомневаюсь, - сухо ответил он, и Элизабет с удивлением заметила, как
внезапно заблестели его глаза.
   - А я останусь и постою за тебя, - вызвалась она.  Его  глаза  заблестели
еще сильнее.
   - А тебе не кажется,  что  если  я  удалюсь  один,  это  будет  выглядеть
несколько странно?
   Элизабет знала, что это может показаться если не странным, то по  крайней
мере невежливым, но занятая пришедшей ей мыслью, она успокоила его:
   - Предоставь это мне. Если кто-нибудь спросит, я извинюсь за тебя.
   У него задрожали губы.
   - Чистое любопытство - какое извинение ты найдешь для меня?
   - Я скажу, что ты плохо себя чувствуешь. Конечно, я не  буду  приписывать
тебе ничего серьезного, а то нас уличат во лжи, когда утром ты как ни в  чем
не бывало появишься за завтраком, а потом поедешь на охоту.  -  Она  немного
поколебалась, затем решительно заявила:
   - Я скажу, что у тебя болит голова.
   Ян с трудом удерживался от смеха.
   - Я очень благодарен вам, миледи, но эта ложь вынудит меня весь следующий
месяц провести на  дуэльной  площадке,  защищаясь  от  клеветы  относительно
моей... э-э... мужественности.
   - Почему? У мужчины не может болеть голова?
   - В свадебную ночь не может, - с шаловливой улыбкой сказал он.
   - Не понимаю почему.
   - Не понимаешь?
   - Нет. И не понимаю, почему они до сих пор  не  уходят,  -  добавила  она
сердитым шепотом. - Я никогда не была на свадебных приемах, но мне  кажется,
им давно пора в постель.
   - Элизабет, - сказал он, стараясь не засмеяться, - на  свадебных  приемах
гости не могут уйти раньше жениха и невесты. Если ты оглянешься, то увидишь,
что мои двоюродные бабушки уже клюют носом в своих креслах.
   - О-о! - воскликнула она, мгновенно раскаявшись в своих словах.  -  Я  не
знала. Почему ты не сказал мне раньше?
   - Потому что, - сказал он, предлагая ей руку и  уводя  к  выходу,  -  мне
хотелось, чтобы ты насладилась каждой минутой этого бала, даже если  бы  для
этого пришлось принести из сада подпорки для кустов и предложить их  гостям,
чтобы они не попадали с ног.
   -  Кстати,  о  кустах,  -  сказала  она,  бросая  с   балкона   последний
признательный взгляд на гирлянды цветов и горшки  с  цветущими  деревьями  и
кустами, которые занимали добрую четверть залы, - все говорят о  том,  чтобы
взять на вооружение твою идею превратить бальную залу  в  цветущий  сад.  Ты
стал родоначальником новой моды.
   - Ты бы видела свое лицо, как видел его  я,  когда  ты  вошла  в  залу  и
увидела, что я с ней сделал.
   Элизабет  вспомнила,  как  они  открыли  бал:  когда   оркестр   проиграл
вступление к вальсу, Ян увлек Элизабет в глубину залы - в  импровизированный
сад "их прошлого".
   - Наверное, мы были единственной парой, - сказала она,  поднимая  к  нему
смеющееся лицо, - которая когда-либо открывала  бал,  танцуя  вальс  в  углу
залы.
   - Ты была против?
   - Ты же знаешь,  что  нет,  ответила  она,  спускаясь  с  ним  по  резной
лестнице.
   Он остановился у дверей спальни, открыл  перед  ней  дверь  и  уже  хотел
заключить ее в объятия,  но  отстранился,  увидев  появившихся  в  коридоре,
служанок, разносивших по комнатам постельное белье для гостей.
   - У нас еще будет для этого  время,  -  прошептал  он.  Столько  времени,
сколько мы захотим.

Глава 30

   Не замечая  недовольного  лица  Берты,  которая  расчесывала  ее  тяжелые
волосы, Элизабет сидела за туалетным столиком в шелковой  кружевной  рубашке
кремового цвета, которую  мадам  Ласаль  посоветовала  ей  надеть  в  первую
свадебную ночь. Cлубокий треугольный вырез рубашки сильно обнажал ее  грудь,
а высокий соблазнительный разрез открывал длинную красивую ногу, но Элизабет
не думала об этом.  Во-первых,  она  знала,  что  будет  скрыта  одеялом,  а
во-вторых, теперь, когда  впервые  после  утреннего  визита  Вордсворта  она
осталась наедине с собой, ей было куда труднее отмахнуться от его  обвинений
в адрес Яна.
   Безуспешно пытаясь переключить свои мысли на что-нибудь другое,  Элизабет
взволнованно вскочила со стула и наконец разглядела свою ночную рубашку.
   Наклонив голову, чтобы Берте было  удобнее  расчесывать  ее  волосы,  она
вдруг вспомнила объяснение Люсинды того, как появляются  дети.  Так  как  Ян
выразил горячее желание иметь детей, не исключено,  что  он  захочет  начать
сегодня же ночью, и если так, то они, видимо, будут спать в одной постели.
   Она  нахмурилась,  раздумывая  над  объяснением   Люсинды,   теперь   оно
показалось ей каким-то несерьезным и мало похожим на правду. Она  выросла  в
деревне и имела представление о том, как размножаются животные, но, с другой
стороны,  понимала,  что  для  людей  такой  отталкивающий  способ  вряд  ли
приемлем. И все же: только от того,  что  супруг  целует  в  постели?  Тогда
почему появляются скандальные слухи, что та или иная женщина родила  ребенка
не от своего мужа? Очевидно, существуют и другие способы  зачатия  детей,  и
Люсинда располагает неполной информацией.
   Это привело ее к мысли об  их  спальных  комнатах.  Ее  апартаменты  были
смежными с его, и она не знала, в чьей спальне  они  будут  спать,  если  он
захочет лечь вместе с ней. Словно в ответ на ее невысказанный вопрос  дверь,
соединявшая ее спальню  со  спальней  Яна,  отворилась,  и  Берта  испуганно
подпрыгнула: как и большинство слуг Элизабет, она все еще побаивалась Яна  и
сердилась на него.
   Бросив на него негодующий взгляд, она поспешно удалилась.
   Элизабет же в отличие от нее смотрела  на  мужа  с  восхищением  -  такой
легкой, уверенной и в то же время расслабленной походки не было больше ни  у
кого. На нем все еще были брюки от официальной фрачной пары, но сам  фрак  и
жилет с шейным платком он| уже снял, оставшись в белой рубашке с  кружевными
манжетами. Порот рубашки был расстегнут, открыв  сильную  загорелую  шею.  В
таком виде он смотрелся не менее элегантно и мужественно, чем в  официальном
костюме.
   У Элизабет на мгновение мелькнуло воспоминание о  Вордсворте,  но  она  с
негодованием прогнала его.
   Она встала и шагнула к нему, но тут же замерла, остановленная  золотистой
вспышкой в его глазах, окинувших взглядом  ее  тело,  просвечивающее  сквозь
тонкую ткань рубашки. Ее охватила необъяснимая дрожь, она резко  повернулась
к зеркалу и в смятении провела рукой по волосам. Ян подошел к  ней  сзади  и
паял за плечи.
   В зеркале она видела, как он  опустил  голову,  и  почувствовала  на  шее
теплое прикосновение его губ, отчего по ее телу прошла сладкая дрожь.
   - Ты дрожишь, - сказал Ян таким ласковым голосом, какого она никогда  еще
не слышала.
   - Я знаю, - призналась она дрожащим голосом. - Только не знаю почему.
   Его губы изогнулись в улыбке.
   - Не знаешь? - тихо спросил  он.  Элизабет  покачала  головой.  Ей  очень
хотелось повернуться к нему  и  умолять  его  рассказать,  что  случилось  с
Робертом, и в то же время она боялась услышать его ответ, боялась  испортить
эту ночь своими подозрениями, которые наверняка совершенно беспочвенны. И не
менее страшно ей было узнать, что ждет ее в этой постели....
   Не в силах оторвать от него взгляд, Элизабет наблюдала в зеркале, как его
рука скользнула ей на талию и потянула назад, пока она не ощутила спиной его
крепкую грудь. Он снова наклонил голову  и  прижал  ее  крепче,  потом  стал
медленно целовать ее в ухо, его рука скользнула вверх, к плечу,  спустила  с
него рубашку и стала искать ее грудь.
   Он медленно повернул ее к себе, снова поцеловал, на этот раз медленнее.
   Его руки привлекли ее  ближе,  и,  захваченная  будоражащими  ощущениями,
которые каждый раз пробуждали в ней его поцелуи, Элизабет  ответила  на  его
поцелуй. Ее руки замкнулись у него на шее, и в  то  же  мгновение,  как  она
сделала это, он подхватил ее  на  руки  и  понес  в  свою  спальню,  где  на
возвышении стояла огромная кровать.
   От страстного поцелуя у нее  закружилась  голова,  поэтому  Ян  осторожно
придержал ее, когда поставил снова на ноги. Но когда его пальцы потянулись к
лентам на плече, которые удерживали рубашку, она увернулась от его поцелуя и
автомаически накрыла его руку своей.
   - Что ты делаешь? - тревожным шепотом спросила она. Его пальцы замерли, и
Ян перевел на нее затуманенный взгляд.
   Вопрос застал его врасплох, но, заглянув в зеленые  глаза,  Ян  понял  ее
беспокойство.
   - А как ты  думаешь,  что  я  делаю?  -  осторожно  переспросил  он.  Она
заколебалась, словно боясь произнести  вслух  такое  ужасное  предположение,
затем тихим голосом неохотно произнесла:
   - Раздеваешь меня.
   - И это тебя удивляет?
   - Удивляет? Конечно. А почему это не должно  меня  удивлять?  -  спросила
Элизабет, все больше сомневаясь в том, что говорила ей Люсинда.
   Ян тихо сказал:
   - А что тебе вообще известно о том, что происходит в постели между  мужем
и женой?
   - Ты... ты хочешь сказать, имеет ли  это  отношение  к  появлению  детей?
сказала она, цитируя его слова в тот день, когда они заключили соглашение  о
помолвке.
   При этих словах у него на губах появилась нежная удивленная улыбка.
   - Ну, полагаю, пока ты можешь называть это и так.
   - Я знаю только то,  что  говорила  мне  Люсинда.  -  Ян  молчал,  ожидая
дальнейших объяснений, и Элизабет неохотно добавила, - Она  сказала,  что  в
постели муж целует свою жену, и что в первый раз это больно, и что от  этого
появляются дети.
   Ян разозлился на себя. Не нужно было спрашивать ее об этом  до  тех  пор,
пока он не научит ее заниматься любовью, не испытывая при  этом  девического
стыда. Стараясь говорить как можно мягче, он сказал:
   - Ты очень умная молодая женщина, любовь моя, и совсем не похожа  на  эту
старую деву - твою бывшую дуэнью. А теперь  скажи  мне  честно:  неужели  ты
веришь, что человек живет по иным законам природы, чем  весь  живой  мир  на
земле?
   Его пальцы снова  скользнули  к  атласным  лентам,  которые  придерживали
рубашку, и развязали их.
   Ян почувствовал, как она дрожит в его руках,  и  обнял  ее,  чтобы  унять
дрожь.
   -  Я  обещаю  тебе,  -   прошептал   он,   мысленно   проклиная   Люсинду
ТрокмортонДжонс, - что ты не  найдешь  ничего  отвратительного  в  том,  что
произойдет  между  нами  в  этой  постели.  -  Понимая,  что  пребывание   в
неизвестности для нее еще хуже, чем сама действительность, он  наклонился  и
задул прикроватные свечи.
   Когда  он  стал  снимать  с  нее  рубашку,  Элизабет  вздрогнула  от  его
прикосновения, и он понял, какую бурю чувств она должна  сейчас  испытывать.
Крепче сжав руками ее плечи, он тихо сказал, - Если бы я хоть на секунду мог
представить, что для тебя все будет сюрпризом, я бы объяснил  тебе  это  еще
несколько недель назад.
   Как ни странно, но то, что Ян готов был рассказать ей правду, в то  время
как Люсинда и все  остальные  тщательно  скрывали  ее,  вызвало  у  Элизабет
чувство благодарности и доверия к нему. Она напряженно кивнула и  подождала,
пока он снимет с нее рубашку, потом нырнула в постель и зарылась в простыни,
уговаривая себя не впадать в панику.
   Ян не предполагал, что их первая брачная ночь начнется таким  образом,  и
потому, раздеваясь при слабом свете единственной зажженной свечи  в  дальнем
конце комнаты, надеялся хотя бы закончить ее так, как намеревался.  Элизабет
почувствовала, как кровать прогнулась под его весом, и постаралась  уместить
свое тело на самом краешке. Он повернулся на бок и, приподнявшись на  локте,
дотронулся рукой до ее щеки.
   Ян молчал, и Элизабет открыла глаза, глядя  прямо  перед  собой,  пытаясь
свыкнуться с мыслью, что  лежит  обнаженная  рядом  с  таким  же  обнаженным
мужчиной.
   Все ее существо превратилось в один  комок  противоречивых  чувств.  Одна
часть ее существа прокручивала в уме  предупреждения  Вордсворта,  а  другая
твердила ей, что  ее  неведение  относительно  супружеских  обязанностей  не
освобождает  ее  от  выполнения  условий  сделки,  но  так  или  иначе,  она
чувствовала себя одураченной.
   Лежа рядом с ней, Ян стал тихо поглаживать ее руку,  прислушиваясь  к  ее
частому дыханию.
   - Теперь я понимаю, чего ты ожидал  от  нашей  сделки  и  какие  права  я
предоставила тебе этим утром. Наверное, из-за того, что я не знаю, как... ты
считаешь меня самой невежественной женщиной на земле...
   - Не говори так, дорогая! - сказал Ян, и Элизабет услышала мольбу  в  его
голосе, она почувствовала  ее  и  тогда,  когда  он  закрыл  ее  рот  мягким
настойчивым поцелуем и не отпускал ее губ, пока не  получил  ответа.  Только
после этого он заговорил снова, с ударением произнося каждое слово:
   - Это не имеет никакого отношения  к  правам  -  ни  к  тем,  которые  ты
предоставила мне  нашим  соглашением,  ни  к  тем,  которые  я  получил  при
венчании. Если бы мы поженились в  Шотландии,  то  произнесли  бы  старинную
клятву. Знаешь, какие слова мы сказали бы и какие обещания дали друг  другу,
если бы находились там, а не здесь сегодня утром? Он положил  ладонь  ей  на
щеку, словно стараясь смягчить  жесткость  своего  тона,  и  когда  Элизабет
взглянула в его суровое, но такое  любимое  лицо,  вся  ее  застенчивость  и
страхи вдруг испарились.
   - Нет, - ответила она.
   - Я сказал бы тебе, - тихо и без смущения сказал  он,  -  я  и  мое  тело
боготворим тебя.
   Он произнес эти слова, как клятву, и у Элизабет вдруг защипало глаза.
   Спрятав лицо в его ладони, она поцеловала ее и накрыла своей. Мучительный
стон вырвался из его груди, и он припал к ее рту горячим и нежным  поцелуем,
раздвигая языком податливые губы. Ее руки скользнули  ему  на  плечи,  и  Ян
притянул ее к себе, прижав всем телом и  двигая  языком  в  том  безошибочно
узнаваемом ритме, который заставил Элизабет в неожиданном  всплеске  страсти
сильнее к нему прижаться.
   Он перекатил ее на спину и  стал  ласкать  ее  груди,  пробуя  руками  их
полноту и дразняще играя сосками, пока они гордо не уперлись ему  в  ладонь.
Он оторвался от ее рта, и Элизабет забыла себя, когда он провел губами по ее
шее и зарылся лицом в ее груди,  а  потом  его  губы  сомкнулись  вокруг  ее
напрягшегося  соска.  Она  застонала,  вцепилась  руками  ему  в  волосы   и
беспомощно  изогнулась  в  дугу,   не   зная,   как   избавиться   от   этой
мучительно-сладкой боли, а он  продолжал  гладить  ее  тело,  опаляя  своими
прикосновениями ее кожу и пробуждая в ней ни с чем не сравнимые ощущения.
   Он поцеловал  ее  плоский  живот,  обхватил  руками  бедра,  и  его  губы
скользнули ниже, к волнистому треугольнику внизу  живота.  Элизабет  слишком
поздно догадалась,  что  он  собирается  сделать,  и  в  панике  попробовала
оттолкнуть его. Он на  мгновение  застыл  в  нерешительности,  потом  быстро
поцеловал ее туда  и,  поднявшись,  снова  припал  к  ее  губам  бесконечным
опьяняющим поцелуем.
   Элизабет подумала, что сейчас он ее возьмет, но поцелуй все  продолжался,
полный невысказанных обещаний и дикого желания.  Перекатившись  на  бок,  Ян
перевернул ее вместе с собой и прижал к своим бедрам, давая ей почувствовать
неистовость своего желания. Когда  он  отпустил  ее  губы,  Элизабет  тяжело
дышала, вцепившись в его плечи, сердце ее билось как  сумасшедшее,  и  снова
она ждала с волнением и страхом, что сейчас он возьмет ее.  Ян  почувствовал
ее возрастающее напряжение, но несмотря на то,  что  терпение  его  было  на
пределе, легонько поцеловал ее в лоб и прошептал:
   - Еще рано.
   Элизабет с трудом открыла глаза, взглянула на него, и ее сердце  забилось
тяжелыми болезненными толчками: его лицо потемнело от страсти, но  в  глазах
было столько же нежности, сколько и желания. Ей страстно захотелось подарить
ему те же чудесные ощущения, которые испытывала сама, но она не  знала,  как
это сделать. И она сделала то единственное, о чем знала наверняка,  что  это
ему понравится: погладила его по щеке и, глядя прямо в глаза, прошептала:
   - Я люблю тебя.
   Его глаза потемнели, он ничего не сказал в ответ, а только взял ее ладонь
и положил к себе на грудь. Его молчание разочаровало Элизабет, но  мгновение
спустя она поняла, что он сделал: он прижал ее руку к своему  сердцу,  чтобы
она почувствовала его неистовое биение  и  поняла,  что  он  сейчас  так  же
взволнован, как и она. Она удивленно взглянула  на  него,  и  ей  захотелось
посмотреть на него по-настоящему: Элизабет  опустила  глаза  к  его  широкой
мускулистой груди, покрытой мягкими темными волосами. В бледном свете  свечи
его кожа блестела, как  отполированная  бронза,  под  которой  чувствовались
твердые, как камень, мускулы.
   Элизабет подумала, что он невероятно красив. Ей захотелось дотронуться до
него, и она нерешительно подняла на него глаза.
   - Да, - хрипло прошептал Ян, и она поняла, что  ему  до  смерти  хочется,
чтобы она его потрогала. Эта мысль наполнила ее радостью и гордостью,  когда
она провела руками по его плечам и  груди,  чувствуя,  как  вздрагивают  его
мышцы от ее легких, как перышко, прикосновений. Она подумала, какая атласная
у него кожа, и дотронулась до нее губами, потом осмелела и поцеловала сосок,
осторожно провела по нему  языком  и  почувствовала,  как  он  резко  затаил
дыхание,  крепче  обхватив   ее   спину.   Элизабет   была   так   поглощена
удовольствием, которое получала, доставляя ему  наслаждение  своими  слабыми
томными поцелуями,  что  прошло  несколько  секунд,  прежде  чем  она  вдруг
осознала, что его рука уже не водит  по  ее  гладкому  бедру,  а  настойчиво
гладит ее между ног.
   Элизабет инстинктивно свела ноги и в панике подняла  на  него  испуганные
глаза.
   - Пожалуйста, дорогая, - ласково прошептал Ян, обжигая ее своим взглядом,
пока его пальцы поглаживали ее, играя вьющимися волосами. - Не закрывайся от
меня.
   Уткнувш