женщинах, во время которой он краснел. Да к тому же все только о женских делах. Неприлично так, что поверить невозможно. А ему хочется учиться писать и считать.
     Если это доступно женщинам, он тоже выучит!
     Новая нанимательница Осеберга подошла и сердечно хлопнула его по спине.
     - Хорошая работа, девушка! - прогудела она и улыбнулась им обоим. Потом села на ближайшее бревно и вздохнула.
     - Надеюсь, группа с тропы принесла немного металла, чтобы сковать из него инструменты.
     - А железный котел пригодится? - невинно спросила Лойз, дочь Аннет. Раньше в большом котле росли цветы у ее крыльца. Теперь в торопливо очищенном от земли котле хранилось то, что она и ее дочери спасли от уничтожения.
     У Эгила обвис рот.
     - Котел моей матери! - воскликнул он.
     Лойз посмотрела на него и фыркнула. У нее было грязное лицо, платье тоже грязное и рваное. На ней брюки, промокшие и грязные с ног до каемки платья. Но держала она себя, как жена мэра Кедровой Вершины.
     - Котел мой, я его честно выменяла, - укоризненно сказала она. - Я дала твоей матери и сестрам приют, когда им некуда было идти, в обмен они предложили мне котел.
     Нориэль пристально посмотрела на Эгила.
     - Отвечай быстрее. Правда ли, что твоя мать слабоумная, как утверждает повсюду Лойз?
^Эгил поднял топор, опустил его, распрямился, стройный и высокий.
     - Моя мать, - очень серьезно ответил он, - полностью владеет своим рассудком и способностями. Она пришла сюда, не зная ваших.., обычаев и вашего языка.
     Но в нормальных обстоятельствах ей эти знания и не нужны. - Он говорил на ломаном языке деревни, но чем дальше, тем все лучше, а если не знал слова для чего-нибудь, вставлял свое. Лойз нахмурилась, Нориэль тоже.
     - Она не слабоумная, - пояснил на их языке Эгил. - Она просто не знает ваш образ жизни и язык. - Он хотел сказать: "Да и зачем ей это?", но понимал, что это говорит его гордость. И такими словами он повредит матери. Поэтому он только сказал:
     - Я бы хотел передать это дело... - он поискал нужное слово... - передать тому, кто... - попробовал он снова.
     - Судье, - подсказала слово Нориэль. Потом дала определение:
     - Это та, кто решает, что правильно, а что нет. - Эгил благодарно кивнул. Нориэль нахмурилась. - Старейшая Метчильд умерла в Ночь Бури. Но я думаю, ты прав.
     Этим должен заняться совет старейших. - Она поискала глазами ближайшую девочку и сказала:
     - Леатрис! Отыщи и приведи к нам пришелицу Элизабет. Мы должны поговорить с ней. - Потом повернулась и сказала, явно давая знать, что разговор окончен:
     - Спасибо, девушка.

***

     Новая старейшая, Раула, дочь Милены, стряхнула грязь с юбки, достала изношенное веретено из кармана и подняла его, требуя тишины. Элизабет, дочь Сигера, и Лойз, дочь Аннет, встали со своих мест и подошли к торопливо собранным старейшим, не глядя друг на друга. Старейшие долго разговаривали с обеими женщинами, потом подозвали всех остальных, кроме мужчины, которого это касалось - сына Лизы Эгила. Эгил сел рядом с Ароной на камне, глядя, как она делает записи на глиняной табличке, обитой деревом. Ее отыскали в развалинах и торопливо починили.
     - Дело о котле, - сказала старейшая после долгих переговоров. - Мы установили, что он принадлежит Элизабет, дочери Сигер, которая передала его Лойз, дочери Аннет, за еду и убежище. Три женщины подтвердили, что такой обмен был сделан по предложению Лойз, дочери Аннет, и что Элизабет, дочь Сигер, согласилась, потому что считала, что у нее нет выбора. Семь человек подтвердили, что Элизабет, дочь Сигер, не представляла себе истинной ценности котла.
     - Да она слабоумная, бедняга, - упрямо сказала Лойз, дочь Аннет.
     Старейшая набросилась на нее, как кошка на кролика.
     - Если Элизабет, дочь Сигер, не обладает здравым рассудком, всякая торговля с ней нечестная и потому незаконная. А что ты скажешь, Элизабет, дочь Сигер?
     Пришелица покраснела.
     - Это правда, я плохо говорю на вашем языке. Но госпожа Лойз на моем вообще не говорит. И я скажу, - она перешла на родной язык, - что если из-за этого считать человека полоумным, то Лойз, дочь Аннет, совсем спятила, потому что я кое-как ее понимаю, а она меня не понимает. Но дело не в этом. Дело в ценности котла, который у вас ценится гораздо выше, чем в моей родной деревне, потому что мы торгуем со многими районами, а вы нет. Я этого не знала: нельзя все узнать в незнакомом месте за несколько дней!
     - Говори так, чтобы мы могли понимать! - послышались крики из толпы. - Говори по-нашему!
     Волшебница незаметно присоединилась к собравшимся и негромко переводила для старейших, которые не встречаются с чужаками. Когда Элизабет замолчала, волшебница подняла руку и сказала:
     - Я думаю, добрые женщины, что многие наши споры возникают из-за языкового барьера, потому что в зрелом возрасте трудно изучить чужой язык.
     - Обмен был честный, - сказала Лойз, дочь Анкет. - Она отдала котел, который мало что значил для нее, за свою жизнь и жизнь своих детей, которые значили очень много. Что здесь нечестного?
     Эгил подтолкнул Арону.
     - Священники говорят, что обмен под принуждением не правильный. Жаль, что здесь нет образованных.
     - Может, ты их образуешь? - сердито ответила Арона, увлажняя палочку, чтобы легче работать по глине. Эгил заглянул через ее плечо. Система знаков, которой она пользуется, не обычный алфавит, но какие-то сокращения, которых он не понимал. Он нахмурился и вернулся к своим мыслям.
     Подняла руку госпожа Флори. Старейшая направила на нее веретено и сказала:
     - Да, целительница?
     - Обмен несправедливый: когда Ловри, дочь Элизабет, повредила руку, Лойз, дочь Аннет, не привела ее ко мне и не позволила прийти матери девочки.
     Потом подняла руку и получила слово Элтеа, ткачиха.
     - Лойз продавала мне вышивку, которую сделала Лиза, - грубовато сказала она. - Вполне стоит нескольких дней убежища и пищи, которые она дала женщине.
     Эгил что-то начал говорить, Арона подтолкнула его.
     Он замолчал, и она подняла руку. Старейшая удивленно посмотрела на нее.
     - Хранительница? - спросила она неодобрительно, потому что хранительницы записей не принимают участия в таких спорах.
     - Эгил, дочь Элизабет, сказала мне, что в их деревне считают: вынужденный обмен не правилен, - быстро заговорила Арона, покраснев. Еще маленькой девочкой ее часто ругали за то, что она говорила на встречах. Но ведь это не формальное собрание, а вопрос важен.
,Старейшая повернулась к матери Эгила.
     - Таков ваш обычай?
     - Я не принимала участия в делах деревни, - запинаясь, сказала женщина на языке сокольничьих. - Но я думаю - да. Харальд как-то мне об этом говорил.
     Старейшие принялись переговариваться и рассматривать вышивку, которую принесла Элтеа. Эгил снова подтолкнул Арону.
     - Неужели у вас записывают все ссоры старух?
     Ваша старательность восхитительна, но... - Он замолчал, увидев, что старейшая снова подняла веретено.
     - В деле о котле мы видим несколько положений, - строго заговорила она. - Во-первых, по обычаям Элизабет, дочери Сигер, сделки вообще не было, так как она совершала обмен вынужденно. Во-вторых, Лойз, дочь Аннет, не выполнила условия соглашения, потому что рука Ловри, дочери Элизабет, воспалилась, и ее не лечили. В-третьих, вышивка была достаточной платой за еду и убежище, которые получило семейство Элизабет. Наконец, Элизабет, дочь Сигер, не полностью понимала суть обмена, потому что он был совершен не на ее языке.
     Старейшая помолчала.
     - Следовательно, все обмены между пришелицами и нами должны совершаться с участием переводчиков, и чужаков необходимо внимательно расспрашивать об их обычаях относительно обменов. В данном случае мы решаем, что котел должен быть возвращен Элизабет, дочери Сигер. Мы также предлагаем ей поселиться на ферме Вирдис, дочери Нилиры, теперь незанятой, если она согласится в обмен передать свой котел для переработки в плуги и инструменты.
     Эгил встал.
     - Договорились, - сказал он, как будто котел принадлежал ему. Старейшая не обратила на него внимания.
     - Приемлемы ли для тебя условия, Элизабет, дочь Сигер? - спросила она. Волшебница подробно перевела. Лиза нахмурилась и почесала голову.
     - Я должна подумать, - сказала она, наконец, ушла на поле и принялась за работу. Эгил присоединился к ней. "Какой нахальный", - не впервые подумала Арона, собирая свои записи.
     Женщины разошлись, а Арона напряженно прислушивалась к разговору Эгила с матерью.
     - У нас будет земля, - уговаривал он ее. - И ты больше не будешь служанкой старухи.
     - Я не служанка, - ответила Лиза.
     К ним подошла Элтеа и сказала:
     - Твоей матери хорошо у меня, и она не любит работать на земле.
     - Я понимаю, что ты теряешь прекрасную вышивальщицу, - согласился Эгил ядовито. - Мама. - Он повернулся и положил обе руки ей на плечи. - Тебе не нужно будет так много работать на земле, как этим женщинам. У тебя для этого есть я! Ты снова станешь хозяйкой в собственном доме, и мои младшие братья и сестры получат нужную заботу. Я знаю тебя, мама, ты никогда не поставишь свои капризы и желания выше потребностей семьи и деревни. Правда?
     - Мне нужно подумать, Эгил, - спокойно ответила она и кивнула, отпуская его.
     Эгил изо всех сил вогнал топор в последнее упавшее дерево. Однажды.., однажды он станет значительным человеком в этой деревне, и к нему не будут относиться, как к нищему мальчишке! Тут мимо прошла хранительница записей Марис со своими глиняными табличками, единственная взрослая грамотная женщина во всей деревне.
     - Госпожа Марис, - вежливо обратился к ней Эгил. - Могу я задать тебе вопрос?

8. Суд

     Зима была долгой и голодной, все были раздражены, и потому приходилось много записывать. Особенно часто ссорилась со всеми в деревне Хуана, дочь Гунтира.
     Она всех втягивала в свои ссоры. Она притащила свою раненую дочь Леатрис и пастушку Нидорис к старейшим. Жаловалась на то, что пастушка не досмотрела за ее дочерью. И вообще - какой ужас посылать девочек пасти стадо!
     Леатрис, прикусив губу и опустив глаза, старалась как можно дальше отодвинуться от матери. Когда старейшие попросили говорить Нидорис, девушка положила руку на плечо Леатрис.
     - Она хорошо справилась. Она смелая и убила волка, который подбирался к нашим ягнятам. Если кто-то и проявил небрежность, то это ее мать и ее деревня, потому что она стала девушкой, но не прошла посвящение.
     Она даже не знала, что во время месячной крови нельзя сторожить стада.
     Старейшая подозвала к себе Леатрис.
     - Правда ли то, что говорит Нидорис?
     Леатрис поежилась, словно замерзла.
     - Правда, что я не знала.., о волках и крови, - запинаясь, сказала она. - Я дома никогда не стерегла стада, и никто из моих подруг этого не делал. Нидорис не знала, что я этого не знала, и присматривала за мной, как старшая сестра. Я не знаю, что такое это ваше посвящение, но думаю, что у меня ничего подобного не было.
     Решение было неизбежно. После длительных допросов других девушек, которые участвовали в загоне, и их матерей с Нидорис сняли обвинение в невнимании. Хуане было приказано позаботиться о том, чтобы ее дочь немедленно прошла посвящение. Несколько недель спустя Хуана с гневом хлопнула дверью госпожи Бирки, хотя никто не понял, почему. Потом Хуана устроила страшный скандал, когда Леатрис сказала, что хочет жить с госпожой Офелис, сочинительницей, как ее подмастерье.
     Перед снегом пришла еще одна группа чужаков-торговцев, и лицо Асты, дочери Леннис, все в синяках, говорило о том, что ее мать была серьезно недовольна тем, как вела себя с ними Аста. Женщины деревни продавали все, что могли, за еду, инструменты и соль. Многие вынуждены были ютиться в хижинах посещения, которые восстановили первые чужаки, и там работать на огородах. Потом снова возник спор из-за котла Элизабет, дочери Сигера. Арона до сих пор ежилась, вспоминая свое участие в том, чтобы поселить мать Эгила в доме госпожи Лойз!
     Эгил теперь был похож на кота в сыроварне. Осенью он начал учиться читать и писать, и все время, которое мог оторвать от строительства домов, работы с мулами и возделывания нового участка матери, он посвящал урокам. И не только посещал все уроки, но и задавал множество вопросов.
     - Почему у вас так много слов для таких простых вещей? - спрашивал он о любви, о беременности, о родстве и о времени месячной крови.
     - А почему у вас так много слов об орудиях защиты? - отвечала Арона, и он мог часами говорить о мелких технических различиях, как будто они действительно имеют смысл! Его легендарное высокомерие частично объяснялось чуждым акцентом и плохим знанием языка; однажды - только один раз - он приказал Ароне в присутствии Марис принести ему новую табличку, и хранительница записей надрала ему уши. Потом, словно он недоразвитый ребенок, она произнесла то же слово в повелительном наклонении и просительном наклонении. И видно было, как лицо его осветилось пониманием.
     Оказывается, высокомерие Эгила объяснялось простым незнанием грамматики.
     - А что это за маленькие слова в конце каждого предложения? - спросил он во время седьмого урока.
     - Они говорят, откуда ты знаешь то, что знаешь, - начала Арона и замолчала. Она вспомнила, что он каждое свое слово заканчивает частицей, означающей "это очевидно само по себе". Остальную часть дня она обучала его различиям, и хотя он по-прежнему предпочитал "высказывательное наклонение", как тут же назвала его Арона, постепенно он научился употреблять и другие.
     Одно наклонение даже заставило его рассмеяться.
     - Арона! Неужели это окончание означает, что говорящий - отъявленный лжец? - И он несколько дней только его и использовал, смеясь про себя.
     У него были все недостатки избалованной девушки.
     Он оказался ленив, как кот, когда дело доходило до работ по дому, и все портил, пока госпожа Марис не пригрозила, что прекратит уроки. Но учился он очень быстро и скоро стал писать не хуже Ароны. И всегда был полон идеями, как курица яйцами.
     - Когда я стану хранителем... - обычно говорил он. - Я позабочусь, чтобы эти старые легенды излагались правильно и из них делались правильные выводы.
     Когда я стану хранителем, я отделю выдумки старух от фактов. Когда я стану хранителем...
     Когда Соколиная Богиня отложит яйцо на деревенской площади!
     Они часами спорили о деревенских легендах и преданиях. Хорошо, что Эгил никогда не станет хранителем записей! Он был поражен, например, тем, что Мирра-Лиса, о которой рассказывала Арона в пещере, считается героиней ее народа. Он в ее истории видел только предательство и нарушение каких-то клятв, суть которых Арона так и не смогла понять. Ведь нигде в легенде не говорится, что Мирра давала какую-то клятву завоевателям. Эгил - когда примет у госпожи Марис и подмастерья хозяйство - намерен был неузнаваемо изменить эту легенду и сохранить старую версию только для старейших. Неужели он считает себя старейшей? Арона содрогалась при одной мысли об изменении записей.
     "Если бы только госпожа Марис услышала, чем он хвастает", - думала Арона. Но госпожа Марис вечно отсутствовала, совещалась со старейшими об одной богине известных делах, и Арона чувствовала себя очень одинокой.

***

     Однажды, в месяц таяния снегов, голод, холод и болезни вынудили старейших снова созвать всех на собрание. Небо ранней весны было затянуто облаками, и даже в середине утра воздух оставался сырым и холодным.
     Неподходящая погода для деревенского собрания. Арона, в промокшей юбке, в грязной обуви, шлепала по растаявшему снегу к новой конюшне. Людей слишком много даже для деревенского зала, а собрание может затянуться на целый день. Неслыханное дело для такого времени года!
     Арона несла в кармане юбки несколько яблок и стопку глиняных табличек, чтобы записать очередной спор пришелиц с жительницами деревни.
     Эгил догнал Арону, сказав:
     - Позволь помочь тебе, красавица.
     Волоски на руках Ароны снова встали дыбом, причину этого она не могла понять. Но было бы большой грубостью не принять такое предложение!
     - Спасибо, Эгил, - неохотно ответила она.
     Ветер с гор дул Ароне в лицо, когда она вслед за остальными заходила во двор конюшни - единственное место в деревне, где все население может собраться под крышей. Несколько девушек укладывали наверху камни на одеяла, чтобы защитить двор от возможного дождя. Везде были расставлены горшки с угольями, их тщательно охраняли, чтобы случайно не обронить огонь.
     Они давали больше дыма, чем тепла.
     Пять старейших вместе с волшебницей, которую звали Несогласной и которая теперь всегда вынужденно служила переводчицей, сидели на скамье под крышей, нависающей над частью двора. Они кутались в одеяла.
     Волшебница выглядела осунувшейся и состарившейся.
     Госпожа Марис тоже. Арона вытащила связку сена из груды и накрыла ее одеялом, чтобы сесть. Марис сидит по другую сторону собрания и тоже записывает, чтобы ничего не пропустить. Эгил сел рядом с Ароной и положил свои таблички слева от себя. Для него удобно, подумала Арона? но для меня нет. "Какой невнимательный!" - сердито подумала она.
     Вошла Хуана, дочь Гунтира, со своей семьей, но без Нориэль. Хуана выглядела торжествующей и рассерженной, Осеберг казался жалким. Он шел за матерью, но смотрел на толпу. Поймал взгляд Бритис и отвернулся.
     Бритис, у которой уже виден был рост ребенка, ответила ему холодным взглядом и нарочито обняла Нидорис, дочь Эстен. Хуана посмотрела на Бритис и поджала губы, словно заметила таракана в супе.
     Старейшая, Раула, дочь Милены, подождала, пока все окажутся под крышей. Потом подняла веретено - древний символ власти председателя - и приказала начинать перекличку. Присутствовали почти все, за каждую отсутствующую женщину отвечала ее родственница. Затем старейшая заговорила.
     - Я тревожилась, когда мы принимали пришелиц, - начала она, - из-за он-девушек. Я была не права. С чем мы столкнулись? Детские ссоры. Наши дочери жалуются на грубость пришелиц, пришелицы жалуются на нашу грубость. Девушки выбирают сестер-подруг, потом расходятся и выбирают новых. И тому подобное.
     Все это неважно. - Ее тон свидетельствовал о незначительности этих дел.
     Арона посмотрела на Бритис и Осеберга. Неважно?
     Может, став старейшей, она тоже будет так считать. Что могло разлучить таких подруг? Она посмотрела на госпожу Хуану и нахмурилась.
     - Но! - строго продолжала старейшая. - За зиму мы семь раз собирались из-за пришлых женщин. И теперь должны решить, останутся ли они с нами, и если останутся, то кто именно.
     Арона раскрыла рот. Изгнать этих женщин, когда зима еще не кончилась? О, некоторые, как Осеберг, сначала были очень громкими, шумными и грубыми. Зато другие оказались робкими, боялись беспорядка в одежде, боялись приходить в погнои одежде, плавать в реке. Они становились добычей таких хулиганок, как Ролдин, дочь Леннис, которая теперь стоит перед старейшими вместе с Элен, дочерью Андера, и ее тремя дочерьми.
     Ролдин жаловалась, что дочь госпожи Элен Кармонт побила ее. Кармонт, дочь Элен, смело ответила на обвинение.
     - Эта девчонка, - презрительно сказала она, - рослая и злобная, как он-женщины, приставала к моей сестре Бетзе. Спросите ее!
     Бетза, дочь Элен, принадлежала к числу самых робких и обычно не принимала участия в деревенских забавах. Когда Ролдин в первый раз пристала к ней, госпожа Элен сказала:
     - Посмотрим, - и отправилась на мельницу к Леннис. Вернулась она в слезах и, плача, говорила:
     - В этом богом проклятом месте нет ни справедливости, ни приличий!
     Леннис и ее нахальные дочери тоже жаловались.
     - К старейшим! - нетерпеливо говорили их соседи. - Пусть решают старейшие! - Так и получилось.
     Старейшие недолго совещались.
     - Ролдин, дочь Леннис, должна держаться подальше от дочерей Элен, дочери Андер, и они от них, пока не научатся жить мирно. Нидорис, дочь Эс