лагообразным, сидел за стойкой  бара
и выпивал на моих глазах уже четвертую чашку жидкого американского кофе -  с
теми же ритуальными ужимками, с какими употребляется, к примеру, пиво.
   Странное ведь зрелище!
   Дело было даже не столько в его нищей, нищенской внешности  -  в  Америке
полно таких оборванных, немолодых джентльменов, которые ошиваются по дешевым
столовкам типа diners, у каких  никогда  не  хватает  денег  на  медицинскую
страховку (см. отсутствующие зубы).
   Поведение клиента, все его манеры были вызывающе неамериканскими.
   Я, конечно, подсел.
   Это оказался местный московский житель по имени Фил  Мучицки.  По  иронии
судьбы в бар он ходил пешком и мог спокойно выпивать, не  боясь  полицейских
репрессий, но был абстинентом.
   Почему? Поначалу он не признавался, отделываясь отговоркой, что-де просто
наскучило пить. После, правда, оказалось, что главная особенность Фила  была
такая: он - вьетнамский ветеран.
   Но  сначала   о   таком   непременном   при   устной   самохарактеристике
американского гражданина пункте, как этнические корни.
   - Я - украинец! - гордо признался он; впрочем, будь он  из  корейцев  или
финнов, уровень гордости оказался бы ничуть не меньшим; там  многие  помнят,
откуда они, и им это приятно.
   Откуда именно c Украины в 1918 году уехали его дед с  бабкой  -  это  еще
помнил покойный отец Фила. Он переписывался с родней по фамилии Санко. А Фил
уже не знает.  Когда  ему  после  отцовской  смерти  захотелось  припасть  к
заокеанским корням, он прибег к помощи Интернета,  но  без  успеха:  похоже,
Украина не вся еще покрыта мировой паутиной.
   В память об украинской исторической родине Филу досталась крупная сумма в
иностранной валюте - керенками и "катеринками".
   И еще  -  экзотические  осколки  лексики,  которая  ему  мало  понятна  и
применить которую в жизни возможным не представляется.
   Осколки эти  посверкивают  далеким  слабым  блеском,  когда  он  начинает
наизусть неверным речитативом:
   - Старый баба, старый хлоп, танцевали ропопоп.  Пили  виски,  пили  пиво,
танцевали, - выхватывает из памяти он редкие, ему понятные слова.
   Или вот еще покруче:
   - Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое...
   Только при этом вообразите себе тяжелый американский акцент, усугубленный
недостающими зубами.
   А теперь - по порядку - про другую заграницу.
   Это, разумеется, Вьетнам,  который  и  оставшимся  на  родине  украинским
братьям Фила тоже, впрочем, не был чужим.
   У него наколка на руке, широкие жирные буквы голубого колера:  USMC,  что
значит United States Marine Corps.
   - Я был морским пехотинцем во Вьетнаме. Два захода. С шестьдесят восьмого
по семьдесят второй год.
   - Ты добровольно пошел?
   - Морпехи - они все добровольцы.
   - Ты защищал демократию, которая вам, американцам, так дорога, или просто
по молодости искал приключений?
   - Приключений... Ну и демократию - да, тоже.
   - Русских видел там?
   - Нет, но техники много было русской.
   - Ты кем там был?
   - Сначала взрывником, а после пулеметчиком в вертолете.
   - Опасная это была работка!
   - Yeah! - смеется он  беззлобно.  И  стучит  себя  по  колену,  потом  по
другому.  Слышен  неживой  стук.  Там,  внутри,  -  пластиковые  суставы   -
подстрелили снизу из джунглей, когда летел на вертолете.
   - Ну и что ты сейчас думаешь про ту войну?
   - Та война была stupid (глупая).
   - Вот интересно, что ты думаешь про вьетнамцев сейчас?
   - У меня против них prejudice (предубеждение). Я с этим  ничего  не  могу
поделать. Они наших убивали, мы их, ничего хорошего. Не то что я их ненавижу
- просто нервничаю, когда они мне попадаются.
   - Они что, были сильно жестокие?
   - Не больше, чем мы. Одно и то же  делали  -  уши  отрезали  у  убитых  и
раненых. Самому  не  доводилось,  но  наши  ребята,  другие  -  случалось  и
отрезали.
   - А вот у ветеранов, говорят, проблемы с психикой и отсюда якобы запои?
   - Не знаю насчет всех ветеранов, а у  морской  пехоты  точно  с  психикой
что-то. Это ж люди, профессия которых - убивать. Так чего  от  них  ожидать?
Девяносто процентов нашего брата тогда сразу разошлись по тюрьмам - в первые
же три месяца, как из армии вернулись. (Вместо  "войны"  или  "Вьетнама"  он
употребляет относительно мирное слово "армия". - Прим. авт.)
   "Морпехи - ненормальные!" - Это он, он сказал, не я.
   Фил продолжает:
   - Я сам пил день и ночь, как вырывался в увольнение. Не  переставая.  Это
было stupid - пить. Я вот раньше собирал ружья. Было двести стволов, хорошая
коллекция! А потом продал все, как запил... Дружки мои все пьют, а  я  такой
один - бросил и два года держусь!
   - А ты почему бросил?
   - Да я просто понял, что уж совсем допился (и то правда, от хорошей жизни
люди ведь пить не бросают. - Прим. авт.). Жена  боялась  дома  показываться,
когда я бывал выпивши. А это уж все...
   - Тяжело теперь жить, одиноко? Без водки, без собутыльников?
   - Нет, я по алкоголю не скучаю. Ремонтирую компьютеры - на дому, надомник
я. Самоучка. Всегда думал, что для компьютерщика я туповат. И вот  как-то  у
сына сломалась компьютерная приставка к телевизору. Я ее отремонтировал,  ну
и стал дальше копаться и научился... И по Интернету общаюсь  с  людьми  -  с
Германией связываюсь, с Россией. На какой предмет общаемся? Так, рассказываю
про свою жизнь.
   - Вот ты говорил про сына. Сын взрослый у тебя?
   - Сыну двадцать два года, а он все дома  живет,  с  родителями  (это  для
американского быта - клинический случай. - Прим. авт.). Он лентяй! Ведь была
у него работа, так он ее  потерял  -  из-за  лени.  Я  его  критикую,  а  он
отвечает: "Посмотри на себя".
   - Это за Вьетнам он тебя корит?
   - Нет-нет. За жизнь, но не за Вьетнам.
   - То есть это раньше была антивоенная истерия, а теперь нету?
   - Да. Это было когда-то, но уж давно кончилось.
   При вопросе  про  отпускные  поездки  Фил  смеется:  не  с  его  доходами
путешествовать. Он только за казенный счет путешествовал, ездил за  границу,
правда, с оружием.
   - В Атлантик-Сити ездил пару раз. А так-то - home buddy (домосед).  Читаю
книжки.
   - Да ну?
   - Точно! Особо я люблю научную фантастику.  Айзек  Азимов  у  меня  самый
любимый автор.
   И то верно - американцы самые удачливые и яркие фантасты.
   Америка вообще не похожа на страну, даже на очень чужую,  -  это  как  бы
другая планета. Ее заселили земляне, и что-то земное тут, конечно, есть.  Но
в основном просто какой-то Марс... Он  у  американских  фантастов,  если  вы
заметили, часто встречается - может, и не  зря,  военная  такая  планета,  а
чужие планеты и континенты или страны без войн-то не даются.
   - У меня книг полно дома! - хвастается, как какой-то  "шестидесятник".  А
ведь раньше дом весь винтовками был уставлен. Вот перемена! Что-то  похожее,
кстати, и с нашими "шестидесятниками" случилось - они ленинизм  поменяли  на
склонность к демократии...
   Мы с Филом договорились еще встретиться и поговорить  поплотнее,  сделать
настоящее интервью, а то что ж, в баре  болтать  -  нешто  это  серьезно.  В
назначенное  время  я  к  нему  приехал  домой...  Издалека  дом   смотрелся
обыкновенной русской щитовой бедной одноэтажной дачкой на шести сотках. Хлам
какой-то совершенно советского беспомощного вида раскидан, а вот еще  ржавый
остов машины стоит - таких полно в московских, вдали от центра дворах... Для
Америки это все бедно... Спросил у соседа, который в своей  машине  проезжал
мимо,  и  тот  меня  отослал  на  ближайшую  заправку:  там  в   магазинчике
продавщицей работает Салли, жена Фила. Она не знала  ничего  про  мужа,  она
звала меня еще заходить и смотрела на меня растерянными глазами (я же, глядя
на нее, вспоминал рассказ Фила о том, как ей было несладко, когда он  уходил
в свои запои).
   Я после еще заезжал к ней, и звонил Филу, и дозванивался, и снова  с  ним
договаривался, и приезжал на скудные его шесть  американских  соток.  И  все
зря: похоже было, что он просто не  хочет  меня  видеть.  Или  запил  снова,
сорвавшись после двух лет "просушки". Мне иногда даже представлялось, как он
прячется в своем щитовом домике или, может, в леске у дороги, раскрашенный в
боевые камуфляжные цвета, с одним из своих  бывших  двухсот  ружей,  которое
чудом   сохранилось,   и   берет   меня,   подозрительного    визитера    из
коммунистической страны, красного вьетнамского союзника, на мушку и  подолгу
водит за мной ствол в тяжком раздумье...
   После этого наваждения я к земляку почему-то уж больше не ездил:  знаете,
прямо как отрезало.
   ГЛАВА 19
   Пьяный за рулем - американский преступник
   Вся Москва безнаказанно водит свои автомобили по пьянке. Всем это  сходит
с рук. И только одному человеку не повезло: он попался.  Он  стал  изгоем  и
парией. Он один против всего остального общества. Все знают: "Да, попал этот
МакГофф..." На него разве только пальцем не показывают.
   Год назад Майк совершил  страшное  преступление:  его  поймали  за  рулем
пьяным. И с тех пор за это мучают, издеваются, унижают, тянут  деньги.  Майк
живет в постоянном страхе. Он практически бросил пить. Редкие  спорадические
пьянки не могут утолить его жажду. Обиднее всего то, что  все  кругом  пьют,
как пили! А он - один такой...
   Вы усмехнетесь и спросите: а что ж он сразу не дал гаишнику 100 долларов,
чтоб назавтра забыть  о  неприятности?  Или  на  худой  конец  назавтра  400
долларов, чтоб забыть послезавтра?
   А потому не дал, что нет в Америке русских гаишников. Так что некому дать
денег. Невозможно тут откупиться от судьбы, и  потому  остается  человек  со
своей бедой один на один. В мире капитала, как писала "Правда" - та, которая
в кавычках, - никому нет дела до проблем "маленького" человека.

   В первый раз его поймали пять лет назад. Он ехал из бара  домой  в  ночи,
разумеется, пьяный. И тут его догоняет и тормозит полицейская  машина,  а  в
ней лично начальник московской полиции Ральф Рогато, широко известный  своей
итальянской  неподкупностью  и  беспощадностью  к   правонарушителям.   Майк
заспорил, что он-де не пьяный. Ну что, поехали  в  госпиталь.  Померили  там
алкоголь в  крови,  оказалось  -  1,22  промилле.  (А  позволено  в  Америке
напиваться за рулем не  более  чем  на  0,8  -  если  человек  автолюбитель;
профессионалам разрешают не более 0,4. Опытные люди, чтоб не превысить, пьют
один дринк в час. Дринк, условная американская единица, составляет  ничтожно
малую величину - кружка пива, или рюмка водки,  или  стакан  вина.  -  Прим.
авт.)
   Тогда, по первому разу, он легко отделался, считай, даром ушел.  Всего-то
300 долларов штрафа, да еще 1000 адвокату, потому что не положено в условиях
развитой демократии судить гражданина без защитника. Ну и еще по мелочи, это
простая американская рутина: просидеть десять дней - разумеется, выходных  -
на лекциях о вреде алкоголя. И еще - я чуть не забыл  такую  мелочь  -  Майк
четыре субботы подряд, в самую июльскую жару, по десять часов без  перекура,
выполнял общественные работы, как-то: сеял траву, сажал деревья, мел улицы и
трудился на заводе по переработке мусора.
   В общем, отделался парень легким испугом.
   Легкость оказалась обманчивой. Сегодня, с высоты своей мудрости, Майк уже
осознает:
   - Зря я тогда не сделал  выводов.  Я  продолжал  по  пьянке  садиться  за
руль...
   Но выводы сделать было все-таки очень непросто... Потому что трезвость  и
автомобиль в Москве, как и почти везде  в  Америке,  -  понятия  практически
несовместимые. Ведь  пешком  тут  ходить  не  принято,  даже  когда  близко.
Тротуаров почти нет... И потом, даже живущие в пределах  пешей  досягаемости
не могут же всю жизнь ходить в один и тот же бар.
   И вот спустя четыре года новый, второй удар судьбы пришелся Майку по тому
же самому месту. Дело было в Атланте. Там он выпил, сел за руль  и  попал  в
ДТП - столкнулся с легковушкой.
   Та машина хоть и была виновата, но оказалась трезвой, и  потому  отвечать
пришлось одному Майку. А Майк всю ночь просидел в атлантском  баре  Buckhead
("Оленья голова"). И алкоголя у него в крови было почти в два  раза  больше,
чем позволяет полиция, - 1,3 промилле. Представьте себе: ночь  на  нарах,  а
утром вместо опохмелки - в суд. Суд благодаря всеобщей  компьютеризации  был
очень короткий. Поскольку первая поимка всплыла сразу, Майк  оказался  особо
опасным рецидивистом. И приговор ему был такой: 30 суток  тюрьмы.  Если  нет
возражений, можно прямо сейчас приступать...
   Ну и кроме того, разумеется, опять  ударили  долларом.  Адвокат  -  1500.
Штраф - 1800. Оплата услуг преподавателей в автошколе (занятия там  -  часть
наказания) - 300.
   А, не хотите сразу в тюрьму, еще будете  с  адвокатом  совещаться?  И  то
сказать, пусть свои полторы "штуки" отрабатывает... Тогда  платите  залог  -
1200 - и мы вас пока выпускаем.
   Праздник этого временного освобождения был вполне "со слезами на глазах".
В расстроенных чувствах прибыл Майк в Москву. На  автобусе.  С  пересадками.
Зато в пути можно было спокойно выпивать.
   Расходы  множились.  Ремонт  обеих  машин  -  8  тысяч.   Поскольку   все
застраховано, платит вроде бы страховая компания. Но это  только  на  первый
взгляд так кажется. А на самом деле,  узнав,  что  авария  была  по  пьянке,
компания расстраивается и поднимает страховку. К примеру,  обыкновенно  Майк
платит страховки за две машины и одну моторную  лодку  -  тысячу  в  год.  А
теперь поднимают до 10 тысяч. Вот вам и якобы бесплатный  ремонт.  Страховая
компания еще и "штуку" наварила  на  чужом  горе.  Таким  образом,  в  целях
экономии "шевроле-блейзер" придется продать, а ездить на оставшейся "субару"
десятилетней давности. Тогда плата за страховку упадет  тыщ  до  трех.  Если
совсем прижмет, тогда впору и лодку продавать.
   Кроме материальной стороны  удар  был  нанесен  и  по  моральному  облику
пострадавшего. Отец расстроился: сын -  правонарушитель!  Мать  плакала,  но
сына, родную кровь, выгораживала: это закон слишком суровый, а мой  мальчик,
он хороший!
   С лета и до января Майк готовился к новому суду. Исправно платил штрафы и
бесплатно занимался общественно полезным трудом:  чистил  по  Москве  всякую
грязь, какая попадется, мусор собирал... За это мэрия  охарактеризовала  его
положительно в особом письме (выдано для предъявления в суде). Еще он  ходил
в церковь и там в свободное от работы (и  от  пьянства  тоже)  время  красил
лавки. И батюшка ему дал божескую характеристику...
   Майк понимал, что посадить могут в любой момент.  И  в  январе  поехал  в
Атланту, собственно говоря, сдаваться.  Чемоданчик  прихватил  допровский...
Перед  его  мысленным  взором  проносилась,  как  положено,  вся  его   юная
предыдущая жизнь.
   Но суд в Атланте принял к сведению как квитанции об уплате всего,  так  и
характеристики с мест жительства, работы и отправления религиозных  культов:
молодец!
   Майк, вздыхая, рассказал мне о крушении  своей  частной  жизни,  то  есть
фактически о ее  упразднении.  Потому  что  если  его  поймают  в  третий  и
решительный раз, то отнимут  права.  А  это  будет  означать  полную  потерю
работы! Ведь ни метро, ни иного какого общественного транспорта не то что  в
Подмосковье, но и даже  в  Москве  нет.  А  работу,  которая  заключается  в
проверке торговых точек  на  обвес  и  обсчет,  Майк  выполняет  при  помощи
автомобиля. В общем, безработица и крах всей жизни... А пешком  до  бара  не
дойти...
   - Ну так дома пей!
   - Как это - дома? Ты с ума сошел? Вот так цинично на глазах у  родителей?
Все-таки я их уважаю. Тем более один я не могу пить, а чтоб компанию  пьяную
домой тащить, так лучше умереть, чем такой позор...
   Единственная теперь для него возможность расслабиться - это взять  отпуск
и уехать на дачу, что на берегу озера, и там сесть и пить вволю.
   В итоге на том  январском  слушании  суд,  учитывая  примерное  поведение
МакГоффа, решил его поощрить, то есть скостить срок.  Вместо  тридцати  дней
предложено ему было отсидеть всего пять.  Усталый  от  прений  и  пререканий
адвокат советовал сдаться, отсидеть и забыть... Тем более  что  ему  наперед
уплачено, на результат, собственно, плевать, лишь бы дело с плеч долой. А то
придется из-за каких-то полутора тыщ второй раз в суд тащиться.
   - Но теперь, теперь-то это для меня урок. Я теперь понял  важную  вещь  в
жизни!
   Я знал наперед, что он мне сообщит.
   Он скажет: "Я ездил и штрафовал продавцов за  недовесы,  и  сам  на  глаз
отличал ошибку от злого умысла, и на сотни долларов  наказывал  людей  своей
властью, и был собой вполне доволен и никогда не мучился. Но теперь  я  знаю
истину: не судите, да не судимы будете!"
   Однако  и  размечтался  же  я.  Нет,  никогда  не   понять   иностранному
путешественнику жизни в чужой стране. Вот какую мудрость вынес Майк из  этой
катастрофы:
   - Теперь я знаю: нельзя по пьянке садиться за руль!
   Впрочем, если перевести это на  русский,  получится  что-то  вроде:  кара
Божья неотвратима.
   ГЛАВА 20
   Miss Moscow
   Выезжающий из Москвы в Нью-Йорк натыкается  на  странный  дорожный  знак:
"Эту милю шоссе поддерживает в чистоте Дженни Хейм - Мисс Пенсильвания".
   Мало ли непонятного в чужой стране!  Да  полно.  И  потому  я  много  раз
проезжал мимо загадочного  знака  туда-сюда,  не  особо  задумываясь  о  его
смысле. Но однажды я таки все бросил  и  пошел  выяснять,  какая  могучая  и
безжалостная  сила  вышвырнула  первую  красавицу  огромного  -   нормальные
страницу атласа занимают, а этот забрал целый разворот - штата на самое  дно
жизни: в уборщицы.
   Ну, узнал номер в справочной, позвонил, назначила она мне встречу. Еду...
Это ведь точно не каждый день случается, чтобы рассматривать красавиц  -  не
издали и мельком, а вблизи и долго,  пока  самому  не  надоест.  Когда  так,
издалека, чувствуешь себя обманутым... ну мелькнет по ТВ хорошенькое личико,
и что? Или карточка в газете; там можно точно рассмотреть, что ноги  длинные
и бюст имеется, и  все.  Из-за  чего  же,  думаешь,  убивались  люди?  Серо,
бледно... Еще, конечно, требуется красавице соблюсти такое условие: чтоб  не
так, что у тебя одного слюни текут, а других не впечатляет. И  еще  чтоб  не
такие были, которые  сами  себя  считают  красавицами,  и  больше  никто,  а
настоящие, писаные. Писаная красавица ведь почему так называется? А  на  нее
выписана справка об официальной красоте. Но лучше, конечно, от таких писаных
красавиц держаться подальше, чтоб своими руками не создавать  себе  в  жизни
лишних разочарований. Я однажды брал интервью у одной Мисс Россия. Оно  хоть
было и короткое, минут десять, но уж как-нибудь  смог  я  ее  рассмотреть  и
оценить. Она была девушка с хорошими манерами и в  замечательном  платье,  и
была она несколько длиннее моих 1,8 метра - причем последнее да точно ли  ее
украшало? Но, боюсь, она прежде  в  жизни  никогда  не  испытывала  горячего
чувства,  с  которым  редкие  счастливые  девушки   натыкаются   на   глупые
напряженные взгляды встречных мужчин.
   В общем, к встрече с первой красавицей  большого  штата  я,  как  видите,
готовился.
   И вот, значит, захожу... Слава  Богу!  Ничего  у  меня  при  виде  ее  не
пересохло,  и  не  взволновалось,  и  не  отвлекло  меня   от   размеренного
существования, и я мог себе позволить роскошь  спокойной  ленивой  беседы  с
разумной долей любопытства.  И  равнодушно  попивать  холодный  американский
чай... Справедливости ради надо сказать, что красавицей она  была  пять  лет
назад, еще в тинэйджерах.
   - Дженни, скажи, пожалуйста, а с чего вдруг  ты  решила  выставляться  на
конкурсе красоты? - Вы подтвердите, что я свое  впечатление  от  ее  красоты
довольно деликатно выразил.
   - Это когда в первый раз?
   - А было несколько? Ну давай с первого начнем...
   На тот первый конкурс она попала  в  минимально  возможном,  восьмилетнем
возрасте. И это было логичным этапом в жизн