т карканье ворона. Три раза. Я видел одну из этих птиц, летавшую как
раз над сухим дубом, - вот еще один признак, что мы подходим к лагерю.
   Индейцы, ничего не ответив, отправились каждый в свою сторону, а  Со-
колиный Глаз с полковником и молодым офицером  пошли  осторожно  вперед.
Хейворд вскоре пошел рядом с проводником;  он  горел  желанием  поскорее
взглянуть на врагов, которых он так давно и упорно преследовал.  Развед-
чик велел ему пробираться к опушке леса и дожидаться  там  его  прихода,
так как он хотел исследовать некоторые подозрительные признаки в окрест-
ностях. Дункан повиновался и вскоре очутился на таком месте, откуда  пе-
ред ним открылось совершенно новое для него зрелище.
   Деревья были срублены на пространстве многих акров, и  мягкий  летний
вечерний свет падал на расчищенную поляну.  В  недалеком  расстоянии  от
места, где стоял Дункан, поток образовал  маленькое  озеро,  покрывавшее
почти всю низменность от горы до горы. Вода вытекала из этого  обширного
бассейна водопадом так правильно и тихо, что каскад казался скорее  про-
изведением рук человека, чем созданием природы. Около сотни построек  из
глины стояло на краю озера и даже в воде его, как будто озеро  вышло  из
своих обычных берегов. Их круглые кровли, хорошо  защищавшие  от  дурной
погоды, показывали, что на устройство этих  хижин  было  положено  много
труда и стараний - больше, чем обычно тратят туземцы на постройку  своих
временных жилищ в период охоты или войны. Короче говоря, вся  деревня  -
или город, как бы ни называлось это поселение, - имела опрятный  вид  и,
казалось, была выстроена по определенному плану, что  не  соответствует,
по мнению белых людей, обычаям индейцев. Но поселение выглядело необита-
емым. По крайней мере, так думал Дунканов продолжение нескольких  минут;
наконец ему показалось, что он видит много человеческих фигур, приближа-
ющихся к нему на четвереньках; они тащили какое-то тяжелое и, как  почу-
дилось Дункану, страшное орудие. В ту же минуту несколько  темных  голов
выглянуло из хижин, и поляна внезапно ожила, наполнилась существами, ко-
торые, однако, проскальзывали от одного прикрытия к другому так  быстро,
что невозможно было разглядеть ни их действий,  ни  их  самих.  Хейворд,
встревоженный этими подозрительными и необъяснимыми  действиями,  только
что хотел дать условный сигнал - закаркать вороном, -  как  вдруг  шорох
листьев вблизи заставил его оглянуться в другую сторону.
   Юноша вздрогнул и отступил на несколько  шагов,  увидя  в  нескольких
сотнях ярдов какого-то незнакомого индейца. Но он сейчас же опомнился и,
вместо того чтобы дать сигнал, который мог бы оказаться для  него  губи-
тельным, остался на месте, внимательно следя за движениями незнакомца.
   Еще мгновение - и Дункан убедился, что присутствие  его  не  открыто.
Туземец, подобно ему, очевидно, рассматривал низкие строения  поселка  и
бесшумные движения его жителей.
   Сквозь грубо разрисованную маску невозможно было рассмотреть  выраже-
ние лица дикаря, но Дункану оно все же показалось скорее печальным,  чем
свирепым. Голова его была, по обыкновению индейцев, обрита, за  исключе-
нием клочка волос на макушке; в волосах свободно висели три-четыре соко-
линых пера. Изорванный ситцевый плащ наполовину прикрывал его тело; ниж-
няя одежда состояла из обыкновенной рубашки, рукава которой заменяли ту-
земцу штаны. Колени его были голы и страшно изранены терновником, на но-
гах же надеты мокасины из хорошей оленьей кожи. У индейца был  печальный
и жалкий вид.
   Дункан продолжал с любопытством рассматривать своего соседа, когда  к
нему тихо и осторожно подошел разведчик.
   - Вы видите, мы дошли до их поселка, - шепнул молодой  человек.  -  А
вот и один из дикарей, который, верно, помешает нам пробраться дальше.
   Разведчик вздрогнул и чуть не выронил ружье, когда Дункан указал  ему
на незнакомца. Потом он опустил дуло и вытянул свою длинную шею, разгля-
дывая дикаря.
   - Этот негодяй не из гуронов, - сказал он, - и не  принадлежит  ни  к
одному из канадских племен, однако по его одежде видно, что  он  ограбил
белого. Это, наверное, Монкальм для набегов собрал банду всяких  негодя-
ев. Вам не видно, куда он положил свое ружье или лук?
   - У него, по-видимому, нет оружия, да и вообще он, кажется, не  имеет
дурных намерений. Если только он не даст сигнала своим приятелям,  кото-
рые, как вы видите, вертятся у воды, нам нечего его бояться.
   Разведчик повернулся к Хейворду и смотрел на него несколько времени с
нескрываемым удивлением. Потом он широко раскрыл рот и  разразился  неу-
держимым беззвучным смехом, к которому его приучила привычка  находиться
постоянно в опасности.
   - Приятели, которые вертятся у воды! - повторил он и прибавил: -  Вот
оно что значит учиться в школах и жить в городах! Но у этого парня  ноги
длинные, и ему нельзя доверять. Держите его на прицеле, а я подберусь  к
нему сзади сквозь кусты и возьму живым. Не стреляйте ни в коем случае!
   Соколиный Глаз уже наполовину скрылся в чаще,  когда  Хейворд,  вдруг
протянув руку, остановил его и сказал:
   - А могу я выстрелить, если увижу, что вы в опасности?
   Соколиный Глаз смотрел на него несколько времени, как будто не  зная,
как понять его вопрос, потом покачал головой и ответил, смеясь  по-преж-
нему неслышно:
   - Стреляйте хоть за целый взвод, майор!
   В следующее мгновение он скрылся в листве деревьев.
   Дункан провел несколько минут в  лихорадочном  ожидании,  прежде  чем
снова увидел разведчика. Одежду Соколиного Глаза трудно было отличить от
земли. Он полз позади индейца, которого намеревался захватить в плен. На
расстоянии нескольких футов от незнакомца он поднялся на ноги медленно и
беззвучно.
   В эту минуту раздалось несколько громких ударов по воде. Дункан обер-
нулся как раз вовремя, чтоб увидеть, как сотня темных фигур сразу броси-
лась в воду. Он снова схватил ружье и перевел взгляд на стоявшего вблизи
него индейца.
   Ничего не подозревавший дикарь нисколько не испугался и, вытянув шею,
казалось, смотрел на озеро с тупым любопытством. В это мгновение над ним
поднялась рука Соколиного Глаза; но вдруг она опустилась без всякой  ви-
димой причины, и владелец ее разразился новым припадком смеха. Когда за-
кончился этот взрыв неудержимого смеха, Соколиный Глаз, вместо того что-
бы схватить за горло свою жертву, слегка ударил его по  плечу  и  громко
крикнул:
   - Ну что, мой друг? Уж не собираетесь ли вы учить псалмопению бобров?
   - Вот именно, - последовал быстрый ответ.


   Глава XXII
   Основа. Вся ли наша компания в сборе?
   Пигва. Все налицо. А вот и замечательно подходящее местечко для нашей
репетиции.
   Шекспир. "Сон в летнюю ночь"

   Читатель может скорее представить себе  изумление  Хейворда,  чем  мы
описать его. Его крадущиеся индейцы внезапно превратились в четвероногих
животных, озеро - в пруд бобров, водопад - в плотину,  устроенную  этими
трудолюбивыми и умными животными, а неведомый враг - в испытанного  дру-
га,  Давида  Гамута,  учителя  псалмопения.  Присутствие  его  возбудило
столько неожиданных надежд насчет участи обеих сестер, что молодой чело-
век выскочил из засады и побежал к двум главным действующим  лицам  этой
сцены.
   Взрыв веселья Соколиного Глаза улегся не скоро. Грубо, без всякой це-
ремонии, он вертел Гамута во все стороны и несколько раз  повторял,  что
гуроны отличились при выборе для него костюма.  Потом  он  схватил  руку
кроткого Давида, пожал так сильно, что у того показались слезы  на  гла-
зах, и пожелал ему успеха в его новом деле.
   - Вы только что собирались поупражнять вашу глотку среди  бобров,  не
правда ли? - спросил он. - Хитрые дьяволы уже несколько знакомы  с  этим
делом, потому что отбивают такт хвостами, как вы сами слышали сейчас.  И
сделали они это весьма вовремя, иначе мой "оленебой" первый заговорил бы
с ними. Я знал людей, умевших читать и писать, которые были гораздо глу-
пее старого опытного бобра; но что касается голоса, то они родились  не-
мыми! А как вам нравится вот такая песня?
   Давид заткнул уши, и даже Хейворд, который был предупрежден  заранее,
взглянул вверх, ища птицы, когда в воздухе раздалось карканье ворона.
   - Видите, - сказал со смехом разведчик, указывая на остальных  путни-
ков, которые появились вдали, как только раздался сигнал, - вот эта  му-
зыка имеет свои несомненные достоинства: она дает мне два хороших ружья,
не говоря уже о ножах и томагавках. Но мы видим, что вы в  безопасности;
расскажите же, что сталось с девушками?
   - Они в плену у язычника, - сказал Давид, - и, хотя сердце их  неспо-
койно, они в безопасности и устроены с удобством.
   - Обе? - задыхаясь, спросил Хейворд.
   - Вот именно! Хотя путь наш был тяжел и съестные припасы скудны,  нам
не на что было жаловаться, кроме насилия над нашими чувствами, когда нас
вели пленниками в далекую страну.
   - Да благословит вас бог за эти слова! - воскликнул, дрожа, Мунро.  -
Я получу назад моих девочек здравыми и невредимыми!
   - Не знаю, скоро ли им удастся освободиться, - возразил Давид. - Гла-
ва этих дикарей одержим злым духом, которого не  может  усмирить  никто,
кроме всемогущего. Я пробовал подействовать на него и на  спящего  и  на
бодрствующего, но, по-видимому, на него не влияют ни звуки, ни слова...
   - Где этот негодяй? - резко перебил разведчик.
   - Сегодня он охотится на лосей со своими людьми, а завтра, как я слы-
шал, они пойдут дальше в эти леса и ближе к границам Канады. Старшая де-
вушка отправлена к соседнему племени, хижины которого  лежат  за  черной
вершиной той горы; младшая же оставлена с женщинами гуронов, жилища  ко-
торых находятся только в двух милях отсюда,  на  плоскогорье,  там,  где
огонь выполнил миссию топора и тем самым подготовил место для их поселе-
ния.
   - Алиса, моя бедная Алиса! - пробормотал Хейворд. - Она потеряла пос-
леднее утешение-поддержку сестры!
   - Вот именно! Но, если хвала  и  божественные  псалмы  могут  утешить
огорченную душу, она не страдала.
   - Разве музыка доставляет ей удовольствие?
   - Самое серьезное, самое  возвышенное  удовольствие!  Хотя  я  должен
признаться, что, несмотря на все мои старания, девушка плачет чаще,  чем
смеется. В такие минуты я избегаю священных песен.  Но  бывают  сладкие,
спокойные часы доброго настроения, когда слух дикарей поражает  звучание
наших голосов.
   - А почему вам позволяют расхаживать всюду беспрепятственно?
   Давид, приняв вид скромного смирения, отвечал:
   - Такому червю, как я, нечем хвастаться. Но,  хотя  сила  псалмопений
утерялась в страшном, кровавом поле, через которое нам пришлось  пройти,
она снова возымела свое влияние на души язычников, и мне позволяют  при-
ходить и уходить когда угодно.
   Разведчик рассмеялся и  дал,  может  быть,  более  удовлетворительное
объяснение странному снисхождению дикарей:
   - Индейцы никогда не трогают человека, если он не в своем уме. Но по-
чему, когда перед вами лежал открытый путь и вы могли  бы  вернуться  по
своим собственным следам - они ведь немножко яснее, чем следы  белки,  -
вы не принесли известий в форт Эдвард?
   Разведчик, помня лишь о своем твердом и непоколебимом характере, тре-
бовал от Давида того, что тот ни при каких условиях не мог выполнить. Но
Давид все с тем же кротким видом ответил:
   - Хотя душа моя возрадовалась бы, если бы мне пришлось еще раз  посе-
тить жилища христиан, ноги мои не могли возвращаться вспять, когда  вве-
ренные мне нежные души томились в плену и печали.
   Трудно было понять замысловатый язык  Давида,  но  искреннее,  полное
твердости выражение его глаз и румянец, вспыхнувший на его честном лице,
не оставляли никакого сомнения. Ункас подошел ближе к Давиду и  с  удов-
летворением взглянул на него, в то время  как  Чингачгук  издал  одобри-
тельное восклицание.
   Соколиный Глаз протянул псалмопевцу его драгоценный инструмент:
   - Вот, друг, я хотел развести огонь твоей свистулькой, но,  если  она
дорога тебе, бери и старайся вовсю.
   Гамут взял камертон, выразив свое удовольствие  настолько,  насколько
позволяли, по его мнению, выполняемые им важные обязанности.  Испробовав
несколько раз его достоинства и сравнив со своим голосом,  он  убедился,
что камертон не испортился, и выказал серьезное намерение спеть несколь-
ко строф из маленького томика, о котором мы так часто упоминали.
   Но Хейворд поспешно остановил его набожное  рвение  и  стал  задавать
вопросы о положении девушек; он расспрашивал обо всем гораздо подробнее,
чем в начале разговора, когда говорить мешало волновавшее  его  чувство.
Давид хотя и поглядывал жадным взором на свое  сокровище,  но  принужден
был отвечать, тем более что отец девушек тоже принял участие в  разгово-
ре. И разведчик вставлял вопросы, когда представлялся подходящий случай.
Таким образом, несмотря на частые перерывы, заполненные звуками  возвра-
щенного инструмента, преследователи все же познакомились с главными обс-
тоятельствами, которые могли оказаться полезными для достижения их цели.
Рассказ Давида был прост и не богат фактами.
   Магуа подождал на горе, пока не миновала опасность, потом спустился и
пошел по дороге вдоль западной стороны Хорикэна, по направлению к  Кана-
де. Ловкий гурон хорошо знал все тропинки, знал также, что им  не  скоро
грозит погоня, и потому продвижение вперед  было  медленным  и  неутоми-
тельным.
   Из неприкрашенного рассказа Давида видно было, что его присутствие не
по душе индейцам: певца терпели, потому что даже сам Магуа не был вполне
лишен того чувства благоговения, с которым индейцы относятся  ко  всему,
что касается тайн религии.
   Ночью они особенно заботились о пленницах, о том, чтобы  предохранить
их от лесной сырости и в то же время препятствовать их побегу. У  источ-
ника, как уже известно, лошадей отпустили на волю,  и  тут  индейцы  ис-
пользовали все уловки, чтобы скрыть следы. По прибытии в  лагерь  Магуа,
следуя обыкновению гуронов, разделил пленниц. Кору отослали к  какому-то
племени, временно занимавшему одну из соседних долин. Давид был  слишком
мало знаком с обычаями туземцев и не мог определить, что это  за  племя.
Он знал только, что они не участвовали в последнем нападении на крепость
Уильям-Генри, но были союзниками Монкальма, так же как гуроны.
   Могикане и разведчик слушали его неясный, сбивчивый рассказ  со  все-
возрастающим интересом. В то время как Давид пытался объяснить, чем  за-
нимается племя индейцев, где жила Кора, разведчик вдруг перебил его воп-
росом:
   - Не видели вы, какие у них ножи? Английского или французского образ-
ца?
   - Мои мысли не были направлены на такие суетные вещи - они были  уст-
ремлены на то, чтобы утешить девушек.
   - Придет время, когда вы, может быть, перестанете считать нож  дикаря
суетной вещью, - заметил разведчик. - А бывают у них праздники  в  честь
окончания жатвы? Не знаете ли вы каких-нибудь тотемов этого племени?
   - Я могу только сказать, что хлебных зерен у них много; размоченные в
молоке, они дают пищу, приятную на вкус и полезную для желудка.  Тотемов
никаких не знаю. Что касается музыки индейцев, то о ней не  стоит  гово-
рить. Они никогда не соединяют свои голоса в хвале господу и, по-видимо-
му, принадлежат к числу самых нечестивых из идолопоклонников.
   - Вы клевещете на индейцев. Даже минги ждут милости и  помощи  только
от Великого Духа.
   - Может быть, - сказал Давид, - но я видел у них странные,  фантасти-
чески раскрашенные изображения, которые возбуждали в них  духовный  вос-
торг и пользовались особым поклонением; в особенности  одно  изображение
нечистого, омерзительного предмета.
   - Змеи? - поспешно спросил разведчик.
   - В этом роде. Это было изображение пресмыкающейся черепахи.
   - У-у-ух! - вскрикнули в один голос оба могиканина, внимательно прис-
лушивавшиеся к рассказу, а разведчик покачивал головой с видом человека,
сделавшего важное, но неприятное открытие.
   Потом Чингачгук заговорил на делаварском языке со спокойствием и дос-
тоинством, сейчас же приковавшими к нему внимание даже  тех,  кому  были
непонятны его слова. Жесты его были выразительны и энергичны.  Один  раз
он высоко поднял руку; когда он опускал ее, то  этим  движением  откинул
складки своего легкого плаща; он приложил палец к груди, как будто желая
подтвердить этим жестом значение сказанного. Глаза  Дункана  следили  за
движениями индейца, и он увидел прекрасно, хотя  и  бледно  нарисованное
синей краской изображение только что  названного  животного  на  смуглой
груди вождя. Ему тотчас пришло на ум все, что он когда-то слышал о  рас-
коле делаварских племен на два враждующих лагеря.
   Разведчик отвернулся от своего краснокожего друга и сказал:
   - Мы открыли то, что по воле небес может принести нам добро или  зло.
В жилах нашего друга Чингачгука течет кровь вождей делаваров, и он - ве-
ликий вождь Черепах! Из слов певца ясно,  что  некоторые  индейцы  этого
племени находятся среди народа, о котором он говорит. Мы идем по опасно-
му пути, потому что друг, ставший изменником, часто бывает свирепее вра-
га.
   - Объясните, - сказал Дункан.
   - Это давняя, печальная история, и я не люблю думать о ней,  так  как
нельзя отрицать, что это было сделано людьми с белой кожей. Но кончилось
все тем, что братья подняли томагавки против братьев, а минги и делавары
пошли по одному пути.
   - Так вы предполагаете, что Кора живет среди этого племени?
   Разведчик утвердительно кивнул головой, хотя, по-видимому, желал  из-
бежать дальнейшего разговора на эту тяжелую тему.
   Нетерпеливый Дункан стал поспешно предлагать  отчаянные  попытки  для
освобождения сестер. Мунро, стряхнув с себя апатию, выслушивал  безумные
планы молодого человека с почтением, не подходившим к его седым  волосам
и преклонному возрасту. Разведчик дал излиться горячности влюбленного  и
потом нашел способ убедить его в том, что торопиться в  деле,  требующем
полнейшего хладнокровия и величайшего мужества, было бы полным безумием.
   - Хорошо было бы, - прибавил он, - если бы этот  человек  вернулся  в
лагерь индейцев и сообщил девушкам о нашем приближении. Когда понадобит-
ся, мы вызовем его сигналом на совещание... Вы  сумеете  различить  кар-
канье ворона от свиста козодоя, друг мой?
   - Это приятная птица, - ответил Давид. - У нее нежные, печальные  но-
ты, но поет она слишком отрывисто и не в такт.
   - Ну, если вам нравится ее свист, то пусть  он  будет  вам  сигналом.
Помните же: когда вы услышите три раза подряд свист козодоя,  вы  должны
прийти в кусты, где, можно предполагать, находится эта птица...
   - Погодите, - перебил его Хейворд, - я пойду с ним.
   - Вы? - удивленно воскликнул Соколиный Глаз. - Разве вам надоело  ви-
деть, как садится солнце и как оно встает?
   - Давид - живое доказательство, что гуроны могут быть милостивы.
   - Да, но Давид может пускать в дело свою глотку  так,  как  этого  не
сделает ни один человек в своем уме.
   - Я также могу разыграть сумасшедшего, дурачка, героя, вообще кого  и
что угодно, чтобы освободить ту, которую люблю.
   Не возражайте, все равно я сделаю так, как решил!
   Соколиный Глаз смотрел некоторое время на молодого  человека  в  без-
молвном удивлении. Но Дункан, до сих пор почти слепо повиновавшийся раз-
ведчику из уважения к его искусству и оказанным им услугам, теперь  при-
нял вид начальника, противиться которому было нелегко. Он махнул рукой в
знак того, что не желает выслушивать дальнейшие возражения, и затем про-
должал более спокойным тоном:
   - Я могу переодеться, измените мой вид - разрисуйте меня, если желае-
те, - одним словом, превратите меня в кого угодно, хотя бы даже в шута!
   - Когда вы посылаете отряды на войну, я полагаю, что вы,  по  крайней
мере, считаете нужным установить известные знаки и  места  для  стоянок,
чтобы те, кто сражается на вашей стороне,  -  пробормотал  разведчик,  -
могли знать, где и когда о