ть, Джек. Он поднял на нее глаза.
   - Правда? Неужели они дарят нам этот дом только потому, что мы  такая
изумительная молодая пара?
   Она замялась.
   - Папа заплатит за него наличными, - наконец произнесла она, -  а  мы
постепенно вернем ему эту сумму.
   Так я и знал, подумал Джек.
   - Вернем эту сумму? Как же, по-твоему,  мы  вернем  ему  эту  чертову
сумму, Джен?
   - Он предложил очень щадящий график  выплат,  в  котором  учитываются
наши будущие доходы. Джек, я могла  бы  собрать  нужную  сумму  за  счет
процентов с вверенной мне в управление собственности, но я знаю, что  ты
на это не согласишься.
   Она опустилась рядом с ним.
   - Я думала, если мы выберем этот вариант  заема,  ты  не  будешь  так
переживать. Я знаю, что ты думаешь о деньгах  отца.  Но  мы  вернем  эти
деньги. Это не подарок. Это заем под проценты. Я продам  свой  дом.  Это
около восьми сотен. У тебя тоже есть какие-то деньги. Это не  бесплатный
приз.
   Чтобы убедить  Джека,  она  игриво  ткнула  пальцем  ему  в  грудь  и
оглянулась на дом.
   - Он великолепен, правда? Джек, в нем мы будем так счастливы. Нам сам
Бог велел жить здесь.
   Джек посмотрел на фасад дома, но все,  что  он  увидел,  -  это  Кейт
Уитни. В каждом окне громадного здания.
   Дженнифер сжала его  руку  и  наклонилась  к  нему.  Голова  у  Джека
раскалывалась. Мозг отказывался действовать. В горле у него пересохло, а
руки и ноги, казалось, перестали  сгибаться  в  суставах.  Он  осторожно
отстранил от себя руку невесты, поднялся и медленно побрел к машине.
   Изумленная  Дженнифер  еще  несколько  секунд  продолжала  сидеть  на
скамейке, а затем в ярости последовала за ним.
   Агент по продаже недвижимости, которая все время пристально наблюдала
за ними, сипя в своем  "мерседесе",  отложила  недописанный  контракт  в
сторону, и ее губы недовольно скривились.
 
*** 
 
   Рано  утром  Лютер  вышел  из   маленького   отеля,   затерянного   в
густонаселенном жилом  районе  на  северо-западной  окраине  Вашингтона.
Чтобы добраться до станции подземки "Метро  Сентер",  он  поймал  такси,
попросив водителя ехать кружным маршрутом под предлогом того, что  хочет
осмотреть кое-какие достопримечательности округа Колумбия. Такая просьба
не удивила таксиста, и он машинально вел автомобиль привычным маршрутом,
который  еще  тысячи  раз  повторится,  пока   не   подойдет   к   концу
туристический сезон,  если  он  вообще  когда-либо  кончится  для  этого
города.
   Небо  обещало  дождь,  однако  этого  нельзя  было  знать  наверняка.
Непредсказуемые циклоны  клубились  и  бурлили  над  этим  регионом,  то
проходя стороной, то обрушиваясь на город перед тем, как уйти в  сторону
Атлантического  океана.  Лютер   посмотрел   на   сплошную   серо-черную
облачность, сквозь которую не могли пробиться лучи только что взошедшего
солнца.
   Будет ли он жив через шесть месяцев? Возможно, что нет.  Несмотря  на
все меры предосторожности, они могут найти его. Но  он  возьмет  все  от
оставшегося в его распоряжении времени.
   Он доехал на метро до Вашингтонского государственного аэропорта,  где
пересел на автобус-челнок, доставивший  его  к  главному  терминалу.  Он
прошел досмотр багажа и стал ждать посадки на самолет компании "Американ
эйрлайнз", на котором отправлялся до Далласа, где должен  был  пересесть
на самолет до Майами. Там он переночует, а затем  еще  один  перелет  до
Пуэрто-Рико и,  наконец,  последний  -  до  Барбадоса.  Все  рейсы  были
оплачены  наличными;  согласно  паспорту,  он   был   Артуром   Лэнисом,
шестидесяти пяти лет, из Мичигана. У  него  имелось  полдюжины  подобных
удостоверений личности;  все  они  были  профессионально  сработаны,  не
вызывали сомнений в подлинности и все  были  фальшивыми.  Срок  действия
паспорта истекал через восемь  лет,  и,  судя  по  нему,  Лютер  изрядно
попутешествовал.
   Он присел в зале ожидания и сделал вид,  что  читает  газету.  Вокруг
было многолюдно и шумно, как обычно бывает в больших аэропортах в будни.
Время от времени Лютер отрывался от  газеты  и  смотрел,  не  следит  ли
кто-нибудь за ним, но все  было  спокойно.  Он  осматривался  достаточно
часто, так что непременно обнаружил бы причину для беспокойства, если бы
она была. Объявили посадку на его рейс, и он медленно побрел  к  изящной
громаде самолета, который через три часа  должен  был  доставить  его  в
столицу штата Техас.
   Рейс на Даллас обычно бывал полностью загружен, но к своему удивлению
рядом с собой он обнаружил свободное место. Он снял плащ и  положил  его
на пустое сиденье, создав препятствие для того,  кто  пожелал  бы  сесть
рядом. Он устроился поудобнее и стал смотреть в иллюминатор.
   Когда самолет выруливал на  взлетно-посадочную  полосу,  он  различил
верхушку  памятника  Вашингтону,  виднеющуюся  над   густым   клубящимся
туманом. Всего в миле от памятника вскоре проснется и станет  собираться
на работу его дочь, а ее отец в это время будет высоко над землей, чтобы
начать новую, не вполне привычную для него жизнь.
   Самолет набирал скорость и высоту; Лютер смотрел на местность  далеко
внизу, на змеиный извив Потомака, пока, наконец, он не скрылся из  виду.
Его мысли переключились на давно умершую жену, а затем снова на дочь.
   Он поднял глаза и увидел приветливо улыбающееся лицо стюарда. Заказал
кофе и через минуту получил свой скромный завтрак.  Проглотив  дымящуюся
жидкость,  он  прикоснулся  пальцами  к  иллюминатору   со   всеми   его
подозрительными черточками и царапинами. Протирая очки, он заметил,  что
глаза  обильно  слезятся.  Он  быстро  осмотрелся  вокруг;   большинство
пассажиров либо заканчивали завтракать,  либо  удобнее  устраивались  на
сиденьях, чтобы вздремнуть перед посадкой.
   Лютер отстегнул привязной ремень и прошел в туалет. Там он  посмотрел
на себя в зеркале. Его  глаза  опухли  и  покраснели.  Под  ними  тяжело
нависали мешки: за последние тридцать шесть часов он заметно постарел.
   Лютер плеснул водой себе на лицо, подождал, пока она стечет, и  снова
плеснул. Он  потер  глаза.  Они  болели.  Он  наклонился  над  крошечной
раковиной, пытаясь унять дрожание мышц.
   Помимо воли, он вновь  мысленно  перенесся  в  ту  комнату,  где  так
жестоко  была  убита  женщина.  Президент  Соединенных  Штатов  оказался
пьяницей, бабником и человеком, способным поднять руку  на  женщину.  Он
улыбался журналистам, целовал младенцев,  заигрывал  с  очарованными  им
старушками, проводил важные встречи, колесил по миру в  качестве  лидера
нации, - и был вонючим ублюдком, который  спал  с  замужними  женщинами,
избивал их и затем приканчивал.
   Ну и наборчик.
   Он узнал нечто такое, что не предназначено для широкой огласки.
   Лютер чувствовал себя очень одиноким. И очень обозленным.
   И самое обидное то, что эта сволочь останется безнаказанной.
   Лютер пытался убедить себя, что, будь он на тридцать лет  моложе,  то
принял бы бой. Но он не был молод. Его нервы  по-прежнему  были  крепче,
чем у большинства его сверстников, но, как и речной камень, их разъедало
течение лет, и они были уже не те.  В  его  возрасте  битвы  выигрываешь
значительно реже. Наконец, пришло и его время, и он оказался к этому  не
готов, но был вынужден понять и смириться.
   Лютер вновь посмотрел на свое отражение в маленьком  зеркале.  Глухой
стон зародился в его груди и, превратившись в рыдания,  наполнил  тесную
комнатку.
   Его бездействию нет оправдания. Он не  открыл  зеркальную  дверь.  Не
оттащил мужчину от Кристины Салливан. Не предотвратил ее смерть,  и  это
жестокая правда. Будь он решительнее, она осталась бы в живых. Он  купил
себе свободу,  возможно,  жизнь,  но  заплатил  за  нее  жизнью  другого
человека, который нуждался в его помощи и сражался за свою жизнь,  в  то
время как Лютер только наблюдал. Человеческое существо,  едва  прожившее
треть жизни Лютера. Это был трусливый  поступок,  и  боль  от  осознания
своей трусости сжимала ему грудь.
   Он почувствовал, что его ноги подкашиваются, и низко  наклонился  над
раковиной. Он был даже рад этой слабости. У  него  больше  не  было  сил
смотреть на свое отражение. Когда самолет провалился  в  воздушную  яму,
его стало тошнить.
   Прошло несколько минут. Он смочил бумажное полотенце холодной водой и
протер им лицо и шею. В конце концов ему  удалось  добраться  до  своего
сиденья. Самолет с гулом, рвался вперед,  и  чувство  вины  у  Лютера  с
каждой милей становилось все острее.
 
*** 
 
   Зазвонил телефон. Кейт взглянула на часы. Одиннадцать вечера.  Обычно
она отвечала на  звонки  через  автоответчик.  Но  что-то  заставило  ее
броситься  к  телефону  и  поднять  трубку  до  того,  как  автоответчик
заработал.
   - Алло.
   - Почему ты уже не на работе?
   - Джек?
   - Как твоя лодыжка?
   - Ты знаешь, который теперь час?
   - Я просто проверяю своего пациента. Врач обязан делать это  в  любое
время.
   - С твоим пациентом все в порядке. Спасибо  за  беспокойство.  -  Она
невольно улыбнулась.
   - Карамельное мороженое - это  лекарство,  которое  никогда  меня  не
подводит.
   - А, так значит, были и другие пациенты?
   - Мой адвокат посоветовал мне не отвечать на этот вопрос.
   - Умный совет.
   Джек представил себе, как она сидит, теребя  пальцем  кончики  волос,
так же как в ту пору, когда они вместе учились; он корпел над  правилами
работы с ценными бумагами, она - над французским языком.
   - Твои волосы достаточно вьются на концах, так что нет  необходимости
им помогать.
   Она отдернула палец,  улыбнулась,  а  потом  нахмурилась.  Эта  фраза
пробудила в ней множество воспоминаний, и не все из них были приятными.
   - Уже поздно, Джек. У меня завтра суд.
   Он  встал  и  прошелся  по  комнате,  держа  трубку  радиотелефона  и
напряженно думая. Надо удержать ее у телефона еще на  несколько  секунд.
Он почувствовал себя виноватым. Он невольно оглянулся и посмотрел  через
плечо. Там никого не было, по крайней мере, никого, кого он мог видеть.
   - Прости, что я звоню так поздно.
   - Ничего.
   - И прости, что я повредил твою лодыжку.
   - Ты уже за это извинялся.
   - Да, конечно. Ну, и как ты? Я имею в виду не лодыжку.
   - Джек, мне действительно нужно выспаться.
   Он надеялся, что она скажет это.
   - Тогда как насчет обеда?
   - Я же сказала, у меня суд.
   - После суда.
   - Джек, я не уверена, что это хорошая мысль. Точнее, уверена, что это
неважная мысль.
   Интересно, что она имеет в виду, подумал он.  Поиск  подтекста  в  ее
словах вошел в неприятную ему привычку.
   - Господи, Кейт. Это же просто обед. Я же не прошу тебя выйти за меня
замуж. - Он засмеялся, но уже пожалел о сказанном.
   Кейт больше не теребила волос. Она тоже поднялась и  увидела  себя  в
зеркале прихожей. Поправила воротничок ночной сорочки. Нахмурилась.
   - Извини, - быстро проговорил он. - Извини, я не  это  имел  в  виду.
Послушай, все будет за мой счет. Мне же нужно на что-то тратить деньги.
   Ответом ему было молчание. Он даже не знал, слушает ли еще она его.
   Он репетировал эту беседу  в  течение  последних  двух  часов.  Любой
возможный вопрос, обмен репликами, изменение  в  теме.  Он  будет  таким
ненавязчивым, любезным, она - такой понимающей. Они отлично поладят.  Но
пока все происходило совершенно иначе. Он решил прибегнуть  к  запасному
плану. Он решил упросить ее.
   - Прошу тебя, Кейт. Я очень хочу поговорить с тобой. Пожалуйста.
   Она села, поджав под себя ноги, и  глубоко  вздохнула.  Годы  не  так
сильно изменили ее, как она думала.  Хорошо  это  или  плохо?  В  данный
момент она не могла ответить на этот вопрос.
   - Когда и где?
   - Может быть, у Мортона.
   - Обед у Мортона?
   Он представил себе выражение ее  лица  при  упоминании  сверхдорогого
ресторана. Думает, наверное, в каком мире он теперь обитает.
   - Ну ладно, а как насчет кафе в Старом  городе  около  Фаундерз  Парк
примерно в два? Там в это время будет меньше народа.
   - Это лучше. Но я не могу обещать. Я позвоню, если не смогу прийти.
   Он медленно перевел дух.
   - Спасибо, Кейт.
   Джек положил трубку и рухнул на диван. Теперь, когда его план удался,
он думал о том, что затеял. Что скажет он ей? Что скажет ему она? Он  не
хотел ссориться. Он не солгал: ему действительно хотелось  поговорить  с
ней, увидеть ее. И это все. Он убеждал себя в этом.
   Он прошел в  ванную,  окунул  голову  в  холодную  воду,  заполнявшую
раковину, взял банку пива и, поднявшись к бассейну,  расположенному  под
крышей, сел там в темноте и  стал  смотреть,  как  самолеты  заходят  на
посадку в аэропорт, пролетая над Потомаком.  Ему  ободряюще  мигали  два
ярких красных огонька у памятника Вашингтону. Восемью этажами  ниже  все
было спокойно, только изредка улица оглашалась воем  сирены  полицейской
или медицинской машины.
   Джек взглянул на ровную поверхность бассейна, опустил ногу в холодную
воду и стал наблюдать за разбегающейся рябью. Он допил  пиво,  спустился
вниз и заснул в кресле в гостиной перед включенным телевизором. Джек  не
слышал,  как  зазвонил  телефон,  как  кто-то   оставил   сообщение   на
автоответчике. Почти в тысяче миль отсюда Лютер Уитни повесил  трубку  и
закурил первую за тридцать лет сигарету.
 
*** 
 
   Грузовик Федеральной службы срочной доставки почты медленно  полз  по
неприметной загородной дороге. Водитель вглядывался в помятые  и  ржавые
почтовые ящики в поисках нужного адреса. Здесь он никогда еще не  бывал.
Грузовик то и дело попадал в выбоины на узкой дороге.
   Он подъехал к воротам последнего дома и дал задний  ход.  Взглянув  в
сторону, он увидел нужный  адрес  на  маленькой  дощечке  около  входной
двери. Водитель покачал головой и улыбнулся. Иногда ему просто везло.
   Дом был  маленький  и  содержался  далеко  не  в  идеальном  порядке.
Провисшие алюминиевые козырьки  над  окнами,  очень  популярные  лет  за
двадцать до того, как родился водитель, казалось,  вот-вот  оторвутся  и
упадут.
   Пожилая женщина, открывшая дверь, была одета  в  платье  из  ткани  в
цветочек с накинутым  на  плечи  толстым  свитером.  Ее  пухлые  красные
лодыжки свидетельствовали о нарушенной циркуляции крови и,  возможно,  о
множестве  других  болезней.  Похоже,  она  удивилась  доставленному  ей
почтовому отправлению, но охотно расписалась за него.
   Водитель взглянул на запись в своем блокноте: Эдвина Брум.  Потом  он
залез в кабину и включил двигатель. Перед тем  как  закрыть  дверь,  она
долго смотрела ему вслед.
 
*** 
 
   Затрещала рация.
   Фред Барнс выполнял эту работу уже семь лет. Объезжал места  обитания
богатых, смотрел на большие дома, ухоженные  земли,  иногда  видел,  как
дорогая машина с похожими на  манекенов  пассажирами  едет  по  идеально
ровному асфальту и исчезает за массивными воротами. Он никогда не  бывал
в тех домах, за охрану которых ему платали, да и не стремился к этому.
   Он  посмотрел  на  внушительное   строение.   Четыре-пять   миллионов
долларов, прикинул он в уме. Раз в пять больше  того,  что  он  способен
заработать за всю свою жизнь. Иногда это казалось не очень справедливым.
   Он поправил настройку рации. Нужно осмотреть это место. Он не знал, в
чем дело. Недавно позвонил владелец дома и  попросил,  чтобы  патрульная
машина проверила дом и территорию вокруг него.
   Дующий в  лицо  холодный  ветер  заставил  Барнса  подумать  о  чашке
горячего кофе с кексом, а потом о восьмичасовом сне перед тем, как снова
пуститься в рискованный путь на своем  "Сатурне"  и  провести  еще  одну
ночь, охраняя собственность богатых и благополучных. Платили ему в общем
неплохо, но для его  положения  недостаточно.  Его  жена  тоже  работала
полную рабочую неделю, и все же их совместного заработка еле хватало  на
обеспечение себя и троих детей. Впрочем, деньги всем достаются  нелегко.
Он взглянул на гараж для пяти машин, бассейн  и  теннисные  корты.  Нет,
видимо, не всем.
   Обогнув угол дома, Барнс заметил свисающую веревку, и  мысли  о  кофе
испарились. Он низко присел, протянул руку к кобуре. Он схватил рацию  и
с тревогой в голосе сообщил о своей находке. Через несколько минут здесь
будет настоящая полиция. Он мог подождать  ее  либо  отправиться  в  дом
самостоятельно. Впрочем, за восемь долларов в час он не хотел подвергать
себя лишнему риску.
   Первым на ярко-белом микроавтобусе  с  логотипом  компании  на  двери
прибыл начальник Барнса. Тридцатью секундами позже подъехала  первая  из
пяти патрульных  машин,  и  вскоре  они  выстроились  перед  домом,  как
остановившийся железнодорожный состав.
   Двое полицейских прикрывали окно.  Вероятно,  преступники  уже  давно
покинули дом, но предположения в работе полиции чреваты опасностью.
   Четверо полицейских направились к входной двери,  еще  двое  прикрыли
заднюю часть дома. Двигаясь парами, четверо полицейских  приблизились  к
фасаду. Они заметили, что  входная  дверь  не  заперта,  а  сигнализация
отключена. Они проверили первый этаж и осторожно начали  подниматься  по
широкой лестнице, пытаясь уловить слухом и взглядом малейшие  шорох  или
движение.
   Когда  они  достигли  лестничной  площадки  второго  этажа,  обоняние
сержанта, который был главным в  группе,  подсказало  ему,  что  это  не
заурядная кража.
   Через четыре минуты они окружили  останки  молодой  женщины.  Румяные
лица полицейских посерели.
   Сержант, пятидесятилетний отец троих  детей,  посмотрел  на  открытое
окно. Слава Богу, подумал он; но даже с открытым окном запах  в  комнате
был невыносимым. Он еще раз взглянул на труп и, быстро  пройдя  к  окну,
стал глубоко втягивать свежий воздух.
   Его дочь была примерно того же возраста. На мгновение  он  представил
ее лежащей там на полу. На этом его работа здесь  заканчивалась,  но  он
страстно хотел, чтобы тот, кто  совершил  это  чудовищное  преступление,
попал ему в руки.
 
Глава 7 
 
   Сет Фрэнк жевал поджаренный  тост  и  одновременно  пытался  завязать
бантики на голове своей собирающейся в школу шестилетней  дочери,  когда
внезапно раздался телефонный звонок. Его жена взглядом показала ему, что
за бантики возьмется она. Поправляя узел галстука, он поднял  телефонную
трубку и слушал то, что спокойно и уверенно говорил ему диспетчер. Двумя
минутами позже он сидел в своей машине, неизвестно  зачем  прикрепив  на
крыше принадлежащего его ведомству "форда"  мигалку,  и  вскоре,  озаряя
окрестности зловещими синими вспышками, автомобиль  с  ревом  мчался  по
пустынным проселочным дорогам округа.
   Высокое, крепко сбитое тело Фрэнка постепенно  начинало  дряхлеть,  а
его вьющиеся черные волосы когда-то были намного гуще. В возрасте сорока
одного года, будучи отцом трех дочерей, которые с каждым днем все больше
сбивали его с толку, он, наконец, осознал, что не все в мире  разумно  и
логично.  Впрочем,  он  был  довольно  счастливым  человеком.  Жизнь  не
наносила ему слишком сильных ударов. Пока. Он достаточно  долго  работал
следователем, чтобы знать, что все это может резко измениться.
   Фрэнк достал жвачку "Джуси Фрут" и медленно начал мять  ее,  пока  за
окном проносились плотные ряды сосен. Его полицейская карьера  началась,
когда он приступил к  работе  простым  полицейским  в  одном  из  худших
районов Нью-Йорка, где словосочетание  "ценность  жизни"  воспринималось
как нечто абстрактное и где он увидел практически  все  способы,  какими
один человек может убить другого. В конце концов он стал следователем, и
это несказанно обрадовало его жену. По крайней мере, теперь он  прибывал
на место преступления после того, как нехорошие парни убрались восвояси.
Она стала крепче спать, зная, что неожиданный телефонный звонок,  скорее
всего, не разрушит ее жизнь. Будучи замужем за  полицейским,  оставалось
надеяться лишь на это.
   В конце концов его  поставили  заниматься  убийствами,  что  означало
коренной перелом в его работе. Через несколько лет  он  решил,  что  ему
нравится его работа