Кончится тем, что  я  в
один прекрасный день буду рейхсканцлером. - Он с разбегу прыгнул на стол
и поднял чашку с чаем.
   - Что вы, господин тайный советник! - сказал Куршмид. - У нас есть  и
вино.
   - Не думаете ли вы, что обойдетесь  без  меня?  -  ворвался  ликующий
голос Леи в речь Мангольфа.
   А Терра тем временем думал: "Без сомнения, мы  на  подъеме,  успех  -
вещь неплохая".
   - Великолепно! - воскликнул он. - Когда я расправлюсь с Каппусом,  мы
соберемся снова.
   - Ты мне подаришь тогда что-нибудь? -  спросила  сестра.  -  Ты  ведь
загребешь не меньше денег, чем твой Каппус.
   - Если бы мне и довелось, как ты любезно предсказываешь, стать  истым
буржуа, - заметил он, - у меня все же останется героическая  перспектива
разориться по причине порядочности - и даже с ее помощью  стать  большим
человеком.
   - За твое выступление в роли героического буржуа! - крикнула сестра и
выпила.
   Терра последовал ее примеру сдержанно, Мангольф игриво.
   - А вы, Куршмид? - крикнул он. - Вокруг вас такая полнота чувств,  вы
один в стороне.
   - Я служу, - сказал Куршмид.
   Трое одержимых собою уставились на него.
   - Вот самая надежная позиция, - заключил  Терра.  -  Когда  мы  снова
шлепнемся в грязь, ему и тогда будет дела по горло.
   Мангольф изобразил на лице глубокомысленную грусть, сел  за  рояль  и
заиграл "Смерть Изольды"  с таким самозабвенным видом, словно
смерть сама играла себя. "Спина такая же, как раньше", - подумал  Терра.
Сестра его млела и замирала от созерцания  и  звуков.  Терра  потихоньку
вышел из комнаты, пока еще Куршмид был там.
   Не успел он пройти несколько шагов, как Куршмид догнал его.
   - Я думал, вы пробудете там как можно  дольше,  -  заметил  Терра.  -
Разве вы не ревнуете?
   - Ревновать, мне? - просто сказал  Куршмид.  -  Только  к  страданию.
Довольно она уже настрадалась.
   - Способна ли она вообще быть счастливой? - с горечью сказал брат.  -
Есть люди, способные на большее.
   Куршмид, не поняв:
   -  Все  совершенно  ясно.  Ему  нужно  было  сперва  занять   прочное
положение. Теперь он может обручиться с ней. Кстати, и она имеет  успех,
значит он может даже... - Куршмид понизил голос до шепота, - жениться на
ней.
   Брат вздернул брови.
   - Это она вам сказала?
   Куршмид утвердительно кивнул, брови поднялись  и  у  него.  Вдруг  он
услышал резкий голос Терра:
   - Ничего из этого не выйдет.
   - Тогда произойдет неслыханная катастрофа,  -  насмерть  испугавшись,
пролепетал он.
   Но  Терра  перешел  уже  на  обычный  тон,  который  мог   показаться
трагическим или просто неуместным:
   - Ступайте в постель и постарайтесь проспать катастрофу.  Вам  меньше
придется спать, чем вы думаете.
   Куршмид покорно отстал от Терра. Но потом еще раз догнал его.
   - Не вы!.. - сказал он взволнованно. - Я сам возьму это на себя.
   - Да о чем вы? - спросил Терра, но актер уже исчез.

***

   Чем  ближе  было  решение,  тем  сомнительнее  казалось  оно   Терра.
Доказательство свое он по-прежнему считал неопровержимым, перед Богом  и
Словом его правота была несомненной. Но успех всегда и всюду зависит  от
людей, а не от идеи. Судьи, твердил себе адвокат, часто  обязаны  судить
вразрез с непререкаемой логикой, ибо  за  ними  стоит,  предъявляя  свои
требования, другая логика - логика  существующего  общественного  строя.
Эта вездесущая владычица устами своего судьи  возвещает,  что  созданное
тем, кто занимается умственным трудом, по  полному  неотъемлемому  праву
принадлежит тому, у кого есть деньги.  Всякое  ограничение  этого  права
носит характер уступки, чуть ли не милостыни. "Каппус  сильнее  меня.  -
Только с  существующим  общественным  строем  можно  заключать  выгодные
сделки". Эти страшные истины неотступно маячили перед  ним  в  бессонные
ночи. Наутро система его доказательств с новой  ясностью  являлась  ему:
как можно бояться, что ум, призванный судить, посрамит  себя  отрицанием
того, что так ясно?
   Настал решительный день. Терра не пошел в суд; его заместитель должен
был  позвонить  ему  оттуда  тотчас  после  решения.  Он  метался  перед
телефоном как безумный, окутанный  облаками  табачного  дыма,  в  висках
стучало,  а  при  каждом  звонке  подкашивались   колени.   Тягостно   и
медлительно  надвигался  вечер,   служащие   конторы   стали,   наконец,
складывать дела. Сумбур противоречивых мыслей, борьба  впустую,  борьба,
которая решалась другими, - от всего  вместе  было  ощущение  не  только
страха, но и мути. Убежать бы... но нет сил избавиться  от  добровольной
пытки! Тут раздался звонок.
   Процесс выигран! Радуйся! Ты не рад? Терра коротко и жестко захохотал
в телефон, подтвердил получение известия и  повесил  трубку.  Он  думал,
наконец, сесть,  но  вместо  этого  упал  без  чувств.  Так  застал  его
Мангольф.
   - Что случилось? - спросил Мангольф. - Двери настежь, полный разгром!
Что на тебя снова обрушилось?
   - Кажется, счастье. - И Терра поднялся с пола. -  Я  выиграл  процесс
против Каппуса.
   Мангольф поздравил друга, в его тоне был оттенок пренебрежения. Терра
понял. "Продолжай в том же духе, - говорил тон Мангольфа. -  Растрачивай
весь свой пыл на ничтожные мелочи. Одной опасностью меньше".
   Они сели к письменному столу друг против друга и ждали.
   - Ничтожная мелочь, но, на беду, для меня это  был  вопрос  чести,  -
начал Терра. - Приговор мне сейчас уже ни к чему.
   - Тогда разреши поговорить с тобой о моих делах. -  Мангольф  смотрел
ему прямо в глаза. - Что бы ты сказал, если бы я вздумал жениться?
   Терра  зажмурился.  Рот  у  него  был  раскрыт,  на  лице  отражалась
напряженная и беззвучная борьба чувств.
   Наконец Мангольф, не дождавшись вопроса, сказал:
   - Не на Лее.
   Тут Терра открыл глаза -  глаза  затравленного  пса,  на  котором  не
осталось живого места и который все-таки скалит зубы.
   - Иначе я употребил бы весь свой братский авторитет,  чтобы  помешать
ей выйти замуж за авантюриста.
   Мангольф не дрогнул.
   - Я давно собираюсь поговорить с тобой начистоту.
   Терра, не давая спуску:
   - В тот вечер у нее на квартире это было незаметно.
   Мангольф тяжело вздохнул.
   - Мне хотелось оберечь ее от горя возможно дольше. Если бы это было в
моей власти - навсегда! И ты должен помочь мне. Мы ведь друзья.
   - Если мы и сегодня останемся ими,  -  сказал  Терра,  -  значит,  мы
друзья.
   - Кому бы я принес пользу женитьбой на  Лее?  Во  всяком  случае,  не
себе, - а я вправе прежде всего думать  о  себе.  Карьера  моя  была  бы
кончена: место консула  где-нибудь  за  океаном,  на  большее  нечего  и
рассчитывать. А ей? Ей тоже пришлось бы  пожертвовать  собой.  Остаешься
ты. Неужели мы оба должны считаться с  твоей  щепетильностью  в  вопросе
мещанских приличий? Решай! Я подчинюсь.
   - Ты пристыдил меня, - сказал Терра. - Я не владел собой. Больше  это
не повторится. - Он  принял  торжественный  вид.  -  Продолжай!  Невеста
достойна своего счастья?
   - Вот это я и хочу  выяснить  с  твоей  помощью,  -  мрачно  произнес
Мангольф и достал какую-то бумагу. - Невестой будет госпожа Беллона  фон
Толлебен-Кнак  -  в  том  случае,  если  нынче  вечером  мы   придем   к
положительным выводам.
   - Идет! - сказал Терра, ему стало жаль этого  подвижника  честолюбия.
Сам он никого не утруждал вопросом своей женитьбы. - У  меня  есть  один
второстепенный вопрос: решение зависит от тебя одного?  Твоя  избранница
возражать не будет? И ее отец тоже?
   - Беллона любит меня, - сказал Мангольф, сдвинув брови.  -  Она  была
принесена в жертву господину фон Толлебену. Подобного  опыта  старик  не
повторит. К тому же он поклялся отомстить всему юнкерскому сословию.  Я,
при моем влиянии на Ланна, прямо-таки  послан  ему  судьбой  в  качестве
зятя. Прими во внимание, что Ланна не сегодня-завтра рейхсканцлер.
   - Чистая работа! - заметил Терра, словно дивясь механизму машины.
   - Даже слишком, - сказал Мангольф, бросив взгляд в свою бумагу. -  На
меня оказывают  давление.  Я  могу  попасться  помимо  моей  воли.  Всем
заправляет графиня Альтгот.
   - Со своим политическим салоном.
   - Она в переписке с Беллой  Кнак.  Она  принадлежит  к  тем  немногим
дальновидным людям,  которые  заранее  принимали  в  расчет  возвращение
Кнаков.
   - Что Альтгот на высоте, я не сомневаюсь, - подтвердил Терра.
   - Она устроила у себя филиал ланновского салона, - пояснил  Мангольф.
- Ланна, таким образом, приобрел неофициальную базу, где действуют в его
интересах.
   - Да и она не в накладе, ей больше не будут  приписывать  любовников.
Политика - лучшее алиби. Догадливая дама - Альтгот!
   Мангольф неодобрительно покачал головой.
   - С ней надо считаться всерьез.
   - Тогда слушайся ее!
   - Нет, я только спрашиваю: чего она добивается для себя? Может  быть,
Кнак подкупил ее? Тогда я окажусь в дураках.
   Несмотря на озабоченный вид Мангольфа, Терра едва удержался, чтобы не
расхохотаться.  Перед  ним  встало  видение  былых   времен,   дверь   в
родительский дом Мангольфа с дощечкой: "Мангольф,  комиссионер".  Шаткая
скрипучая лестница ведет на вышку, а там маленькая  комнатка,  клетушка,
пространство в один шаг, - и кто же там  оборачивается,  сумрачно  хмуря
чело? - Тот самый, кто и  сейчас  склонил  к  нему  чело  и  хмурится  в
сомнении, не обсчитывают ли его, предлагая богатейшую невесту Германии.
   Терра не засмеялся.
   - Здорово! - заметил он.
   Мангольф словно не понял его.
   - Я верю только в свою зоркость, - продолжал он, - ну, еще,  пожалуй,
в твою.
   - Так пустим ее в ход, - решил Терра.  -  Выкладывай,  какие  у  тебя
подозрения.
   - Подозрений нет, есть только баланс. - Он протянул  свою  бумагу  и,
видя, что Терра растерянно вглядывается в нее:  -  Посмотри,  прибыль  и
убытки сходятся без остатка.
   Терра в самом деле увидел два проставленных друг против друга столбца
статей расхода и прихода; с  точки  зрения  считавшего,  они,  очевидно,
сходились без остатка, ибо в конце каждой строки стоял нуль.
   - Сейчас объясню тебе мой баланс, - заметил Мангольф и,  в  ответ  на
жест Терра, подвинувшего к нему бумагу: - Не надо! Я знаю его наизусть.
   Он знал свой баланс наизусть,  как  Терра  свой  договор;  и  теперь,
вычисляя снова, копаясь в нем и болея им, он  горел  на  том  внутреннем
огне, который был знаком и Терра.
   - Она богата, но скомпрометирована. - Он провел в воздухе черту: -  Я
беден, но безупречен.
   - Тут, правда, трудно решить, на чьей стороне выгода,  -  пробормотал
Терра.
   - Она меня любит, я ее не люблю, - продолжал Мангольф.
   - Преимущество явно на твоей стороне! - вскричал Терра.
   - Постой! Правый столбец: я пасую перед богатством. Она же не  только
знает это, но и считает естественным.
   - Просчет, - сказал Терра.
   - Я не дворянин, и у меня совсем нет родни.  Именно  потому  я  и  не
наглец вроде Толлебена. У нее нет матери, зато есть пренеприятный отец.
   - В итоге нуль, - сказал Терра.
   - Я не офицер и не корпорант, зато я элегантней,  чем  обычно  бывают
эти господа, у меня тип иностранца, и я при случае не откажусь драться.
   - Ты не откажешься драться? - поспешно подхватил Терра.
   - Поверь мне, я слишком ловок, чтобы  когда-нибудь  довести  дело  до
этого. - Черта и следующий столбец: - Она с виду современная дама, а  по
существу напыщенная гусыня.
   - Опять ничего, - сказал Терра. - Последняя статья.
   - Мое будущее неопределенно.  Правда,  мне  покровительствует  Ланна.
Другой столбец: она, при своих средствах, вправе рассчитывать на успех в
жизни, - правда, этот успех может быть и двусмысленным.
   - В итоге, - заключил Терра, - ты вышел из низов, она тоже, ты можешь
пригодиться ей, как и она тебе.
   - Но из всего этого ровно ничего не следует, - простонал Мангольф.  -
Все та же мучительная неопределенность, круглый  счет  обывателя.  -  Он
вскипел. - Как бы я швырнул ей эти деньги, если бы  на  ее  стороне  был
минус. А будь у нее плюс, я бы ей показал себя и свои способности.
   - Да, твои способности ты не учел, - заметил Терра.
   - Потому что они естественны, как само бытие, а кроме  того,  зависят
от  обстоятельств.  Каким  бездарным  окажусь  я   со   своей   пушечной
принцессой, если в день моей свадьбы вся Европа заключит вечный мир!
   - Твое дело воспрепятствовать этому, - сказал Терра и добавил  резко:
- Мое же, наоборот, - этому способствовать.
   - Вот оно где - решение! - Мангольф  возбужденно  вскочил.  -  Каждый
будет добиваться своего. Пусть девица проведет еще года два  в  посте  и
молитве, тогда выяснится, кто из нас сильнее, ты или я. От этого зависит
ее счастье.
   - Ты ведь сидишь в самом осином гнезде, тебе бы уже сейчас  следовало
знать, какое взято направление.
   - Нашей политики? Понятия не имею. Ее курс кажется все  бессистемнее,
чем ближе к ней стоишь. Весь секрет в том, что у нее попросту нет  цели.
Кто до этого додумается, того мое  начальство  отличает!  -  И  Мангольф
захохотал как бес.
   - А твои пангерманцы? - Теперь встал и Терра.
   Мангольф бросился к нему через всю комнату и схватил его за руку.
   - Скажи мне только одно, но с  полной  искренностью,  какая  возможна
только между нами: то, что я с ними якшаюсь, очень меня  компрометирует?
- И так как Терра сжал губы: - Говори, нового ты мне ничего не  скажешь.
Ведь они во всем: и в публичных выступлениях  и  в  программе  до  такой
степени зарываются, что никакая  мало-мальски  жизнеспособная  нация  не
позволит им втравить себя в войну. Даже круглому дураку это должно  бить
в нос.
   - Бить в нос? - повторил Терра. -  Да  в  этом  же  половина  успеха.
Смешное у нас способны оценить немногие, зато кричащее импонирует  всем.
"Жизнь - это плакат", - говорит монарх своему народу,  и  тот  с  каждым
днем все лучше понимает своего монарха.
   Мангольф шагал по комнате.
   - Знать бы, достаточно ли мы нагнали страху  на  наше  начальство,  и
даже самое высшее, чтобы оно холодно приняло попытку Англии к сближению!
   - Как? Разве таковая предвидится? - Терра вышел на середину комнаты.
   - С тобой мне не следовало говорить об этом, - отозвался Мангольф  из
темного угла.
   - Успокойся, - сказал Терра. - Я не выступлю в газетах в пользу союза
с Англией. Союз с Англией  произвел  бы  дурное  впечатление  на  многие
другие европейские страны и у  нас  самих  увеличил  бы  соблазн  легкой
победы. Нет, я противопоставлю твоему пангерманскому союзу другую лигу.
   - Какую?
   - Лигу противников смерти.
   - Прощай! - сказал Мангольф. Он спрятал свой баланс. - Я опираюсь  на
действительные  факты.  Таким  образом,  наш  вопрос  относительно  моей
женитьбы на бывшей Кнак почти разрешен. - Беглое рукопожатие, но  уже  в
дверях Мангольф обернулся. - Еще новость:  Толлебен  сватается  к  Алисе
Ланна.
   Терра разразился хохотом.
   - А она составляет свой баланс, - попытался Мангольф перекричать  его
хохот и затем исчез.
   Все  это  отняло  немало  времени;  Терра  сел  за  стол,   собираясь
проработать всю ночь. Мысль жениться на женщине с той стороны  оказалась
удачнее,  чем  он  предполагал,  раз   Алиса   одновременно   обдумывала
кандидатуру Толлебена. "Моя Алиса" -  чувствовал  он,  но  тем  усерднее
старался работать. Княгине Лили пора бы вернуться. Где она  застряла?  О
ней ничего не слышно. "Дочери  нового  рейхсканцлера  прядется  напрасно
дожидаться моей скромной персоны. Ей ничего не останется, как  пойти  на
уступки, да и  мне  тоже",  -  думал  он,  склонившись  над  бумагами  и
гримасами выражая недовольство собственными мыслями. Вдруг  он  отбросил
документ, он ощутил, как бледнеет и разглаживается его искаженное  лицо.
"Я люблю Алису, а она меня  -  вот  сейчас,  в  эту  самую  минуту.  Мне
довольно одного сознания. А счастья, большего, чем дает  повседневность,
мы не станем себе желать. Кто порхает, пахать не может. Я  из  тех,  кто
медленно, но верно движется вперед".
   Глаза выразили сомнение. "Кто я?" - с  этим  вопросом  он  подошел  к
окну. Снизу долетали, то нарастая, то замирая, уличные шумы,  неустанный
прилив и отлив ночной  жизни.  "Я  такой  же,  как  сотни  тысяч.  Какой
обыватель не припомнит в своем прошлом  хоть  одной  юношеской  глупости
вроде преобразования мира или любви к принцессе? Незаметно  для  себя  я
избрал вернейший путь стать обывателем".
   Но другой, более смелый голос возмутился в нем: "Нет! Ты будешь  жить
во имя многих. В этом твое отличие".  Он  отворил  окно  навстречу  шуму
стихий, и сразу его внутренняя  тишь  замутилась  и  заволновалась.  Все
мышцы его коренастого тела напряглись, он расставил ноги и уперся руками
в обе стороны оконной ниши, словно силой удерживая распахнутые ворота, в
которые должна хлынуть улица, в которые должны хлынуть все улицы.
   - Аминь, - сказал Терра, снова усаживаясь за  стол.  -  У  меня  своя
определенная задача, скажем между нами: призвание свыше,  миссия  вождя.
Обстоятельства требуют, чтобы она осуществлялась в будничной обстановке,
как обыденное дело. А потому лукавить неизбежно. Моя миссия гласит:  "Да
не будет у вас нужды убивать друг друга". Аминь.  А  теперь  за  работу,
чтобы выбиться из неизвестности! - И он придвинул отброшенный документ.

***

   Так как о невесте не было ни слуху ни  духу,  он  пошел  к  ней.  Она
оказалась дома. "Недавно?"
   - Нет, порядочно, - сказала она. - Но с нашим объяснением нечего было
спешить.
   - Ты помолодела, если только возможно было стать еще моложе.  Как  ты
этого добилась?
   - Так я тебе снова нравлюсь?
   - Когда мы поженимся?
   - Ты еще не раздумал? Тогда лучше поговорим начистоту. Ты  не  можешь
требовать, чтобы я ради тебя разорилась. Своя рубашка к телу ближе.
   И  тут  Терра  узнал,  что  в   истории   с   Каппусом   он   сглупил
непростительнейшим образом. Всякий другой не стал  бы  выносить  дело  в
суд, а столковался бы с самим Каппусом. Пусть бы изобретатель обрел, что
ему причиталось, а Терра, естественно, должен был потребовать у  Каппуса
свою долю, - иначе к чему вся  затея?  Он  не  понял,  как  ему  следует
действовать, невесту его это ужасно поразило. Счастье, что  она  вовремя
уберегла себя от такой ненадежной опоры.
   - Выйти за тебя, дружок, равноценно самоубийству.
   Терра, не без сожаления, согласился с ней.
   - Такая достойная женщина,  -  я  говорю,  а  сердце  у  меня  кровью
обливается, - имеет бесспорное  право  на  нормального  мужа  из  самого
нормального буржуазного круга. За всю твою благословенную  жизнь  ты  не
сделала для своего преуспеяния ничего такого, что буржуазное общество не
вменяло  бы  в  обязанность  своим   сочленам.   Ты   только   придавала
элегантность своим подлостям, но и это оно тебе со временем простит.
   Она не выдержала и рассмеялась:
   - Какой ты чудак! Приходи почаще! Только предупреждаю -  мои  дела  в
полном расцвете. Спальня остается у меня,  я  продаю  лишь  мавританский
кабинет. В полумраке я больше не нуждаюсь.
   - В том бог свидетель, - сказал он торжественно. Он смотрел, как  она
на полном свету высоко вытянула руки над копной своих огненных  волос  и
поднялась на носки.  Формам  вернулась  прежняя  мягкая  пластичность  и
мускулистая упругость, а краскам - свежесть, как от притока  обновленной
крови: неувядаемая стояла она, сдвинув носки, словно балансируя на шаре,
и медленно вращалась вокруг самой себя.
   - Чудо из чудес, - сказал он. - Как ты этого добилась?
   В ответ она загадочно  усмехнулась  и  звонким,  равнодушным  голосом
позвала кормилицу.
   Кормилица? Ну,  разумеется.  В  этом  и  было  все  дело.  Отсюда  ее
тогдашнее состояние, ее уныние и затея выйти за него замуж...  Кормилица
явилась с новорожденным на  руках.  Старший  мальчуган  держался  за  ее
подол.
   - Это девочка, - сказала мать.
   - Я вел себя как форменный осел, - признал Терра.
   Она лишь пожала плечами. Она не ставила глупость в укор мужчинам,  их
глупость подразумевалась сама собой.