х  разнесется  повсюду,  и  что  Александр
завладеет Азией, подобно тому как завладел ею Дарий, который был  гонцом,  а
стал царем, и что вскоре после этого македонский царь со славой окончит свою
жизнь,
     XIX. УЗНАВ о длительном пребывании Александра в Киликии, Дарий счел это
признаком трусости, что еще  больше  ободрило  его.  В  действительности  же
причиной  задержки  была   болезнь   царя,   вызванная   по   мнению   одних
переутомлением, а по мнению других - простудою после купания в ледяной  воде
реки Кидна. Никто из  врачей  не  решался  лечить  Александра,  считая,  что
опасность слишком велика и что  ее  нельзя  одолеть  никаким  лекарством;  в
случае неудачи врачи боялись навлечь на себя  обвинения  и  гнев  македонян.
Один только Филипп, акарнанец, видя  тяжелое  состояние  больного,  поставил
дружбу превыше всего и счел преступным не разделить опасность с  Александром
и не исчерпать - пусть даже с риском для себя - все средства. Он  приготовил
лекарство и убедил царя оставить все сомнения и выпить его, если  он  желает
восстановить свои силы для продолжения войны. В это самое время находившийся
в лагере македонян Парменион послал царю письмо,  советуя  ему  остерегаться
Филиппа, так как Дарий будто бы посулил врачу большие подарки и  руку  своей
дочери и тем склонил его к убийству Александра. Царь прочитал письмо  и,  не
показав его никому из друзей, положил себе под подушку. В установленный  час
Филипп в сопровождении друзей царя вошел к нему,  неся  чашу  с  лекарством.
Александр передал ему письмо, а сам без колебаний, доверчиво взял у него  из
рук лекарство. Это было удивительное, достойное  созерцания  зрелище.  В  то
время  как  Филипп  читал  письмо,  Александр  пил  лекарство,   затем   оба
одновременно взглянули друг на друга, но  несходно  было  их  поведение:  на
ясном, открытом лице Александра отражалось благоволение и доверие к Филиппу,
между тем как врач, возмущенный клеветой, то воздымал руки к небу и призывал
богов в свидетели, то, бросаясь к ложу царя, умолял его мужаться и  доверять
ему. Лекарство сначала очень сильно подействовало на  Александра  и  как  бы
загнало  вглубь  его  телесные  силы:  утратив  дар  речи,  больной  впал  в
беспамятство и едва подавал признаки жизни. Вскоре,  однако,  Александр  был
приведен Филиппом  в  чувство,  быстро  окреп  и,  наконец,  появился  перед
македонянами, уныние которых не прекращалось, пока они не увидели царя.
     XX. В ВОЙСКЕ Дария находился бежавший со своей  родины  македонянин  по
имени  Аминт,  хорошо  знавший  характер   Александра.   Видя,   что   Дарий
намеревается идти на Александра узкими горными проходами, Аминт  посоветовал
персидскому царю  оставаться  на  месте,  чтобы  дать  сражение  на  широких
открытых равнинах и использовать свое значительное численное  превосходство.
Дарий ответил, что боится, как бы враги не обратились в бегство и  Александр
от него не ускользнул.  "Этого,  царь,  -  сказал  Аминт,  -  ты  можешь  не
опасаться. Александр обязательно пойдет против тебя и, наверно,  уже  идет".
Однако Аминт не сумел убедить царя, и Дарий, снявшись с лагеря, направился в
Киликию, а Александр в это же время двинул свои войска на  персов  в  Сирию.
Ночью оба войска разминулись, и каждое тотчас  повернуло  назад.  Александр,
обрадованный счастливой  случайностью,  спешил  захватить  персов  в  горных
проходах, а Дарий стремился вывести свою  армию  из  теснин  и  вернуться  в
прежний лагерь. Он уже осознал, что совершил ошибку, вступив  в  эту  сильно
пересеченную местность, зажатую между морем и горами, разделенную посередине
рекой Пинаром и неудобную  для  конницы,  но  очень  выгодную  для  действий
малочисленных сил врага. Отличную позицию Александру предоставила судьба, но
победу ему обеспечило скорее  искусное  командование,  чем  слепое  счастье.
Несмотря на  то,  что  его  силы  значительно  уступали  численностью  силам
варваров, Александр не дал себя  окружить,  напротив,  обойдя  своим  правым
крылом левое крыло вражеского войска, он ударил персам во  фланг  и  обратил
стоявших против него варваров в бегство. Сражаясь в первых рядах,  Александр
был ранен мечом в бедро, как сообщает Харет, самим Дарием, ибо дело дошло до
рукопашной схватки между ними. Но Александр, рассказывая  об  этой  битве  в
письме к Антипатру, не называет того, кто нанес ему рану. Он пишет, что  был
ранен в бедро кинжалом, но что ранение не было опасным.
     Александр одержал блестящую победу, уничтожил более  ста  десяти  тысяч
врагов, но не смог захватить Дария, который, спасаясь бегством, опередил его
на четыре или пять стадиев. Во время  погони  Александру  удалось  захватить
колесницу и лук царя. По возвращении он обнаружил, что македоняне грабят ла-
герь варваров, вынося оттуда всякого рода ценности,  которых  было  огромное
множество, несмотря на то, что большую часть обоза персы оставили в  Дамаске
и  пришли  к  месту  битвы  налегке.  Воины  предназначили  для   Александра
наполненную драгоценностями палатку Дария со множеством прислуги  и  богатой
утварью. Александр тотчас снял доспехи и, направившись в  купальню,  сказал:
"Пойдем, смоем пот битвы в купальне  Дария!"  "Не  Дария,  а  Александра!  -
воскликнул один из друзей царя. - Ведь собственность побежденных  должна  не
только принадлежать  победителям,  но  и  называться  по  их  имени".  Когда
Александр  увидел  всякого  рода  сосуды  -  кувшины,  тазы,   флаконы   для
притираний, все искусно  сделанные  из  чистого  золота,  когда  он  услышал
удивительный запах душистых трав и других  благовоний,  когда,  наконец,  он
прошел в палатку, изумлявшую своими размерами,  высотой,  убранством  лож  и
столов, - царь посмотрел на своих друзей и сказал: "Вот это, по-видимому,  и
значит царствовать!"
     XXI. АЛЕКСАНДР уже собрался обедать, когда ему сообщили, что  взятые  в
плен мать, жена и две незамужние дочери Дария, увидев его колесницу  и  лук,
зарыдали и стали бить себя в грудь, полагая, что царь  погиб.  Долгое  время
Александр  молчал:  несчастья  семьи  Дария  волновали   его   больше,   чем
собственная судьба. Наконец, он  отправил  Леонната,  поручив  ему  сообщить
женщинам, что Дарий жив, а  им  нечего  бояться  Александра,  ибо  войну  за
верховное владычество он ведет только с Дарием, им  же  будет  предоставлено
все то, чем они пользовались прежде,  когда  еще  правил  Дарий.  Слова  эти
показались  Женщинам  милостивыми  и   благожелательными,   но   еще   более
человечными были поступки Александра. Он разрешил  им  похоронить  павших  в
битве персов - всех,  кого  они  пожелают,  взяв  для  этой  цели  одежды  и
украшения из военной добычи, не лишил семью  Дария  почестей,  которыми  она
пользовалась прежде, не уменьшил числа слуг, а  средства  на  ее  содержание
даже увеличил. Однако самым царственным и прекрасным благодеянием Александра
было то, что этим благородным и целомудренным женщинам, оказавшимся у него в
плену, не пришлось ни слышать, ни опасаться, ни  ждать  ничего  такого,  что
могло бы их опозорить. Никто не имел доступа к ним, не видел их, и они  вели
такую жизнь, словно находились не во  вражеском  лагере,  а  в  священном  и
чистом девичьем покое. А ведь, по рассказам, жена Дария была самой  красивой
из всех цариц, точно так же как и Дарий был самым красивым  и  рослым  среди
мужчин; дочери же их походили на родителей. Александр, который, по-видимому,
считал, что способность владеть собой для царя важнее,  нежели  даже  умение
побеждать врагов, не тронул пленниц; вообще до своей женитьбы  он  не  знал,
кроме Барсины, ни одной женщины. Барсина, вдова Мемнона, была взята  в  плен
под  Дамаском.  Она  получила  греческое  воспитание...  {Текст   испорчен.}
отличалась хорошим характером; отцом ее был Артабаз, сын царской дочери. Как
рассказывает   Аристобул,   Александр    последовал    совету    Пармениона,
предложившего ему сблизиться с этой красивой и благородной  женщиной.  Глядя
на других красивых и  статных  пленниц,  Александр  говорил  шутя,  что  вид
персиянок мучителен для глаз. Желая  противопоставить  их  привлекательности
красоту своего самообладания и целомудрия, царь не обращал на  них  никакого
внимания, как будто они были не живыми женщинами, а безжизненными статуями.
     ХХII. ОДНАЖДЫ Филоксен, командовавший войском, стоявшим на берегу моря,
написал Александру, что у него находится некий тарентинец  Феодор,  желающий
продать двух мальчиков замечательной красоты,  и  осведомлялся  у  царя,  не
хочет ли он их купить. Александр  был  крайне  возмущен  письмом  и  не  раз
жаловался друзьям, спрашивая, неужели Филоксен так плохо думает о  нем,  что
предлагает ему эту мерзость. Самого Филоксена он жестоко изругал в письме  и
велел ему прогнать прочь Феодора  вместе  с  его  товаром.  Не  менее  резко
выбранил он и Гагнона, который написал, что собирается купить и привезти ему
знаменитого  в  Коринфе  мальчика  Кробила.  Узнав,  что  два  македонянина,
служившие под  началом  Пармениона,  -  Дамон  и  Тимофей,  обесчестили  жен
каких-то наемников, царь письменно приказал Пармениону в  случае,  если  это
будет доказано, убить их, как диких зверей, сотворенных на пагубу  людям.  В
том же письме царь  пишет  о  себе  дословно  следующее:  "Никто  не  сможет
сказать, что я видел жену Дария, желал ее увидеть или хотя бы  прислушивался
к тем, кто рассказывал мне о ее  красоте".  Александр  говорил,  что  сон  и
близость с  женщиной  более  всего  другого  заставляют;  его  ощущать  себя
смертным, так как утомление и сладострастие проистекают от одной  и  той  же
слабости человеческой природы.
     Александр отличался также крайней воздержанностью в пище, чему  он  дал
множество ясных доказательств; одним из таких доказательств были его  слова,
обращенные к Аде, которую он назвал своей матерью и сделал царицей Карий.  В
знак любви Ада ежедневно посылала ему изысканные яства и  печения,  а  потом
отправила к нему своих самых искусных поваров и пекарей. Царь велел передать
Аде, что он не нуждается ни  в  ком  и  ни  в  чем  подобном,  так  как  его
воспитатель Леонид дал ему лучших поваров: для завтрака - ночной переход,  а
для  обеда-  скудный  завтрак.  "Мой  воспитатель,  -  сказал  он,  -   имел
обыкновение обшаривать мою постель и одежду, разыскивая, не спрятала ли  мне
туда мать какого-нибудь лакомства или чего-нибудь сверх положенного".
     XXIII. И К ВИНУ Александр был привержен меньше, чем это обычно считали;
думали же так потому, что он долго засиживался за пиршественным столом. Но в
действительности Александр больше разговаривал,  чем  пил,  и  каждый  кубок
сопровождал длинной речью. Да и пировал он только тогда, когда у  него  было
много свободного времени. Если же доходило  до  дела,  Александра  не  могли
удержать, как это не раз бывало с другими полководцами, ни вино, ни сон,  ни
развлечения, ни женщины, ни занимательные зрелища. Об  этом  свидетельствует
вся его жизнь,  которую,  как  коротка  она  ни  была,  он  сумел  заполнить
многочисленными и великими подвигами. В свободные дни Александр,  встав  ото
сна, прежде всего приносил жертвы богам, а сразу после этого завтракал сидя;
день он проводил в охоте, разбирал судебные дела,  отдавал  распоряжения  по
войску или читал. Во время похода, если не надо было  торопиться,  Александр
упражнялся в стрельбе из лука или выскакивал на ходу из движущейся колесницы
и снова вскакивал в нее. Нередко Александр,  как  это  видно  из  дневников,
забавлялся охотой на лисиц или на птиц. На стоянках царь  совершал  омовения
или умащал тело; в это время он расспрашивал тех,  кто  ведал  поварами  или
пекарями, приготовлено ли все, что следует,  к  обеду.  Было  уже  поздно  и
темно, когда Александр, возлежа на ложе, приступал к обеду. Во время трапезы
царь  проявлял  удивительную  заботливость  о  сотрапезниках  и  внимательно
наблюдал, чтобы никто не был обижен или обделен. Из-за своей разговорчивости
царь, как уже было сказано, много времени проводил  за  вином.  В  остальное
время  Александр  был  самым  обходительным  из  всех  царей  и  умел   всех
расположить к себе, но за пиршественным столом его хвастливость  становилась
тягостной. Он и сам безудержно хвастался  и  жадно  прислушивался  к  словам
льстецов, ставя тем самым в затруднительное положение наиболее порядочных из
присутствовавших гостей, которым не хотелось ни соревноваться  с  льстецами,
ни отставать от них в восхвалении Александра: первое  казалось  позорным,  а
второе - чреватым опасностями. После пира Александр совершал омовение и спал
нередко до полудня, а иногда проводил в постели весь последующий день.
     Александр был равнодушен к лакомствам и изысканным блюдам, часто, когда
ему привозили с побережья редчайшие  фрукты  или  рыбу,  он  все  раздаривал
друзьям, ничего не оставляя себе. Однако обеды, которые устраивал Александр,
всегда были великолепны, и расходы на них росли вместе с его успехами,  пока
не достигли десяти тысяч драхм. Больше этого царь сам никогда не  расходовал
и не разрешал тратить тем, кто принимал его у себя.
     XXIV. ПОСЛЕ битвы при Иссе Александр послал войска в Дамаск и  захватил
деньги,  пожитки,  жен  и  детей  персов.  Большая  часть  добычи  досталась
фессалийским всадникам, особо  отличившимся  в  битве:  Александр  намеренно
послал в Дамаск именно их, желая дать им возможность обогатиться.  Остальное
войско Александра также имело  все  в  изобилии.  Македоняне  тогда  впервые
научились ценить  золото,  серебро,  женщин,  вкусили  прелесть  варварского
образа жизни и, точно псы, почуявшие след, торопились разыскать и  захватить
все богатства персов.
     Александр, однако, решил сперва покорить приморские области.  Тотчас  к
нему  с  изъявлением  покорности  явились  цари  Кипра.  Вся  Финикия  также
покорилась - за исключением Тира.  Александр  осаждал  Тир  в  течение  семи
месяцев: он насыпал валы, соорудил военные машины и запер город  со  стороны
моря флотом в двести триер. Во время осады  Александр  увидел  во  сне,  что
Геракл протягивает ему со стены руку и зовет его  к  себе.  В  то  же  время
многим жителям Тира приснилось, будто Аполлон сказал,  что  он  перейдет  "к
Александру, так как ему не нравится то,  что  происходит  в  городе.  Тогда,
словно человека, пойманного с  поличным  при  попытке  перебежать  к  врагу,
тирийцы опутали огромную статую бога веревками и пригвоздили  ее  к  цоколю,
обзывая Аполлона "александристом". Александру приснился  еще  один  сон:  он
увидел сатира, который издалека заигрывал с ним, но  увертывался  и  убегал,
когда царь пытался его схватить, и дал себя поймать лишь после долгой погони
и уговоров. Прорицатели убедительно истолковали  этот  сон,  разделив  слово
"сатир" на две части: "Са" [твой] и "Тир".  И  сейчас  показывают  источник,
возле которого Александр в сновидении гонялся за сатиром.
     Во время осады Александр совершил поход на обитавших в горах Антиливана
арабов. В этом походе царь из-за своего воспитателя  Лисимаха  подверг  свою
жизнь серьезной опасности.  Этот  Лисимах  повсюду  сопровождал  Александра,
ссылаясь на то, что он не старше и не слабее Феникса. Когда воины Александра
приблизились к горам, они оставили коней и двинулись дальше пешком. Все ушли
далеко вперед, но царь не решался покинуть уставшего Лисимаха, тем более что
наступал вечер и враги были близко. Ободряя  старика  и  идя  с  ним  рядом,
Александр с немногими воинами незаметно отстал  от  войска  и,  когда  стало
темно и очень холодно, остановился на ночлег  в  месте  суровом  и  опасном.
Вдали там  и  сям  виднелись  костры,  разведенные  неприятелем.  Александр,
который  в  беде  всегда  умел  собственным  примером  ободрить   македонян,
рассчитывая на  быстроту  своих  ног,  побежал  к  ближайшему  костру.  Двух
варваров, сидевших возле огня, царь поразил мечом, затем, выхватив из костра
головню, он вернулся к своим. Македоняне развели такой большой  костер,  что
часть варваров была устрашена и обратилась в бегство, тех же, кто  отважился
приблизиться, они отбросили и остаток ночи провели спокойно. Об этом  случае
сообщает Харет.
     XXV.  ОСАДА  Тира  закончилась  так.  После   многочисленных   сражений
Александр основным своим силам предоставил отдых, но, чтобы не давать  покоя
врагу, посылал небольшие отряды к городским стенам. В  эти  дни  прорицатель
Аристандр  заклал  жертву  и,   рассмотрев   внутренности,   смело   объявил
присутствовавшим, что город непременно будет взят еще в этом  месяце.  Слова
предсказателя были встречены смехом и шутками - ведь шел как  раз  последний
день месяца. Увидев, что прорицатель оказался в  затруднительном  положении,
Александр, который всегда покровительствовал гаданиям, приказал считать этот
день не тридцатым, а двадцать восьмым. Затем, приказав протрубить сигнал, он
начал штурмовать стены Тира более решительно, чем первоначально намеревался.
Атака была столь ожесточенной, что даже оставленные в лагере не  усидели  на
месте и бросились на помощь. Тирийцы прекратили сопротивление, и  город  был
взят в тот же самый день.
     Вскоре после этого, когда Александр осаждал Газу, самый  большой  город
Сирии, на плечо ему упал  ком  земли,  сброшенный  сверху  пролетавшей  мимо
птицей. Эта птица, усевшись затем на одну из  осадных  машин,  запуталась  в
сухожилиях,  с  помощью  которых  закрепляют  канаты.  Это  знамение   сумел
правильно истолковать Аристандр: Александр  был  ранен  в  плечо,  но  город
все-таки взял.
     Значительную  часть  захваченной  здесь   добычи   Александр   отправил
Олимпиаде, Клеопатре и друзьям. Воспитателю Леониду, вспомнив об одной своей
детской мечте, он послал пятьсот  талантов  ладана  и  сто  талантов  мирры.
Некогда Леонид во время  жертвоприношения  упрекнул  Александра,  хватавшего
благовония целыми пригоршнями и бросавшего их в огонь: "Ты будешь так  щедро
жечь благовония, когда захватишь страны, ими изобилующие. Пока  же  расходуй
то, чем располагаешь,  бережливо".  Теперь  Александр  написал  Леониду:  "Я
послал тебе достаточно ладана и мирры, чтобы ты впредь не скупился во  время
жертвоприношений!"
     XXVI.  ОДНАЖДЫ   Александру   принесли   шкатулку,   которая   казалась
разбиравшим захваченное у Дария имущество самой ценной вещью из  всего,  что
попало в руки победителей. Александр спросил своих  друзей,  какую  ценность
посоветуют они положить в эту шкатулку. Одни говорили одно, другие - другое,
но царь сказал, что будет хранить в ней "Илиаду". Это свидетельствуют многие
лица, заслуживающие доверия. Если верно  то,  что,  ссылаясь  на  Гераклида,
сообщают александрийцы, Гомер оказался  нужным  и  полезным  для  Александра
спутником в походе. Рассказывают, например, что, захватив Египет,  Александр
хотел основать там большой, многолюдный греческий город и дать ему свое имя.
По совету зодчих он было уже отвел и огородил место для будущего города,  но
ночью увидел удивительный сон. Ему приснилось, что почтенный старец с седыми
волосами, встав возле него, прочел следующие стихи:

              На море шумно-широком находится остров, лежащий
              Против Египта; его именуют нам жители Фарос.

     Тотчас  поднявшись,  Александр  отправился  на   Фарос,   расположенный
несколько выше Канобского устья; в ту пору он был  еще  островом,  а  теперь
соединен с материком насыпью. Александр увидел местность удивительно выгодно
расположенную. То была полоса земли, подобная довольно  широкому  перешейку;
она отделяла обширное озеро от моря, которое как раз в этом  месте  образует
большую и удобную гавань. Царь воскликнул, что Гомер,  достойный  восхищения
во всех отношениях, вдобавок ко всему - мудрейший зодчий. Тут  же  Александр
приказал начертить план города,  сообразуясь  с  характером  местности.  Под
рукой не оказалось мела, и зодчие, взяв ячменной муки, наметили ею на черной
земле большую кривую, равномерно стянут