и
города, которые они разорили. Сделал же он это из опасения, что в опустевшие
области перейдут германцы и захватят их.
     XIX. ВТОРУЮ войну он вел уже за галлов против германцев, хотя раньше  и
объявил в Риме их царя Ариовиста союзником римского народа. Но германцы были
несносными соседями для покоренных Цезарем народностей, и было ясно, что они
не удовлетворятся существующим порядком вещей, но при первом удобном  случае
захватят всю Галлию и укрепятся в ней. Когда Цезарь заметил, что  начальники
в его войске робеют, в особенности те молодые люди из знатных семей, которые
последовали за ним из желания обогатиться и жить в роскоши, он собрал их  на
совет и объявил, что те,  кто  настроен  так  трусливо  и  малодушно,  могут
возвратиться домой и не подвергать себя опасности против своего желания.  "Я
же, - сказал он, - пойду на варваров с одним только  десятым  легионом,  ибо
те, с кем мне предстоит сражаться, не сильнее кимвров, а  сам  я  не  считаю
себя полководцем слабее Мария". Узнав об этом,  десятый  легион  отправил  к
нему делегатов, чтобы выразить  свою  благодарность,  остальные  же  легионы
осуждали  своих  начальников,  и,  наконец,  все,  исполнившись  смелости  "
воодушевления, последовали за Цезарем и  после  многодневного  пути  разбили
лагерь в двухстах стадиях от противника. Уже самый приход  Цезаря  несколько
расстроил дерзкие планы Ариовиста, ибо он  никак  не  ожидал,  что  римляне,
которые, казалось, не смогут выдержать натиска германцев,  сами  решатся  на
нападение. Он дивился отваге  Цезаря  и  в  то  же  время  увидел,  что  его
собственная армия приведена в замешательство. Но еще более ослабило мужество
германцев предсказание священных жен, которые, наблюдая водовороты в реках и
прислушиваясь к шуму  потоков,  возвестили,  что  нельзя  начинать  сражение
раньше новолуния.  Когда  Цезарь  узнал  об  этом  и  увидел,  что  германцы
воздерживаются от нападения, он решил, что лучше напасть на них, пока они не
расположены к бою, чем оставаться в бездеятельности,  позволяя  им  выжидать
более подходящего для них времени.  Совершая  налеты  на  укрепления  вокруг
холмов, где они разбили свой лагерь, он так раздразнил германцев, что  те  в
гневе вышли из лагеря и вступили в битву.  Цезарь  нанес  им  сокрушительное
поражение и, обратив в бегство, гнал их до самого  Рейна,  на  расстоянии  в
четыреста стадиев, покрыв все это пространство трупами врагов и их  оружием.
Ариовист с немногими людьми успел все же  переправиться  через  Рейн.  Число
убитых, как сообщают, достигло восьмидесяти тысяч.
     XX. ПОСЛЕ этого, оставив  свое  войско  на  зимних  квартирах  в  земле
секванов, Цезарь сам, чтобы  заняться  делами  Рима,  направился  в  Галлию,
лежащую вдоль реки Пада и входившую в состав назначенной ему провинции,  ибо
границей между Предальпийской  Галлией  и  собственно  Италией  служит  река
Рубикон. Сюда к Цезарю приезжали многие  из  Рима,  и  он  имел  возможность
увеличить свое влияние, исполняя просьбы каждого, так  что  все  уходили  от
него, либо получив то, чего желали, либо надеясь это получить. Таким образом
действовал он в течение всей войны: то побеждал врагов оружием сограждан, то
овладевал самими гражданами при помощи денег, захваченных  у  неприятеля.  А
Помпей ничего не  замечал.  Между  тем  белый,  наиболее  могущественные  из
галлов, владевшие третьей частью всей Галлии, отложились от римлян и собрали
многотысячное войско. Цезарь выступил против  них  со  всей  поспешностью  и
напал на врагов, в то  время  как  они  опустошали  земли  союзных  римлянам
племен. Он опрокинул полчища врагов, оказавших лишь ничтожное сопротивление,
и учинил такую резню, что болота  и  глубокие  реки,  заваленные  множеством
трупов, стали легко проходимыми для римлян. После этого все народы,  живущие
на берегу Океана, добровольно покорились вновь, но против нервиев,  наиболее
диких и воинственных из племен, населяющих страну бельгов, Цезарь должен был
выступить в поход. Нервии, обитавшие в густых чащобах, укрыли свои  семьи  и
имущество далеко от врага, а сами в глубине леса  в  количестве  шестидесяти
тысяч человек напали на Цезаря как раз тогда, когда он, занятый  сооружением
вала вокруг лагеря, никак не ожидал нападения.  Варвары  опрокинули  римскую
конницу и, окружив двенадцатый и седьмой легионы, перебили всех центурионов.
Если бы Цезарь, прорвавшись сквозь гущу сражающихся, не бросился со щитом  в
руке на варваров и  если  бы  при  виде  опасности,  угрожающей  полководцу,
десятый легион не ринулся с высот на врага и  не  смял  его  ряды,  вряд  ли
уцелел бы хоть один римский воин. Но смелость Цезаря  привела  к  тому,  что
римляне бились, можно сказать, свыше своих сил и, так как нервии все  же  не
обратились в бегство, уничтожили их, несмотря на отчаянное сопротивление. Из
шестидесяти тысяч варваров осталось в живых только пятьсот, а из  четырехсот
их сенаторов - только трое.
     XXI. КОГДА весть об  этом  пришла  в  Рим,  сенат  постановил  устроить
пятнадцатидневные празднества в честь богов, чего не бывало  раньше  ни  при
какой победе. Но,  с  другой  стороны,  и  сама  опасность,  когда  восстало
одновременно столько враждебных племен, казалась огромной, и любовь народа к
Цезарю окружила его победы особенно ярким блеском.
     Приведя в порядок дела в Галлии,  Цезарь  вновь  перезимовал  в  долине
Пада, укрепляя свое влияние в Риме, ибо  те,  кто,  пользуясь  его  помощью,
добивался должностей, подкупали народ его  деньгами,  а  получив  должность,
делали все, что могло увеличить могущество Цезаря. Мало того, большинство из
наиболее знатных и выдающихся людей съехалось к нему в  Луку,  в  том  числе
Помпей, Красс, претор Сардинии Аппий и  наместник  Испании  Непот,  так  что
всего там собралось сто двадцать ликторов  и  более  двухсот  сенаторов.  На
совещании  было  решено  следующее:  Помпей  и  Красс  должны  быть  избраны
консулами, Цезарю же, кроме продления консульских  полномочий  еще  на  пять
лет, должна быть  также  выдана  определенная  сумма  денег.  Это  последнее
условие казалось весьма странным всем здравомыслящим людям. Ибо как  раз  те
лица, которые получили от  Цезаря  столько  денег,  предлагали  сенату  или,
скорее, принуждали его, вопреки его желанию, выдать Цезарю деньги, как будто
бы он не имел их. Катона тогда не было -  его  нарочно  отправили  на  Кипр,
Фавоний же, который был приверженцем  Катона,  не  добившись  ничего  своими
возражениями в сенате, выбежал из дверей курии, громко взывая к  народу.  Но
никто его не слушал: иные боялись Помпея и Красса, а большинство молчало  из
угождения Цезарю, на которого оно возлагало все свои надежды.
     XXII. ЦЕЗАРЬ ЖЕ, снова возвратясь к своим войскам в Галлию, застал  гам
тяжелую войну: два германских племени - узипеты и генктеры -  перешли  через
Рейн, ища  новых  земель.  О  войне  с  ними  Цезарь  рассказывает  в  своих
"Записках" следующее. Варвары отправили к нему послов, но во время перемирия
неожиданно напали на него в пути, и потому их отряд из  восьмисот  всадников
обратил в бегство пять тысяч всадников Цезаря, застигнутых  врасплох.  Затем
они вторично отправили послов с целью снова обмануть  его,  но  он  задержал
послов и повел на германцев войско, считая,  что  глупо  доверять  на  слово
столь вероломным и коварным людям. Танузий,  правда,  сообщает,  что,  когда
сенат выносил постановления о празднике и жертвоприношениях в честь  победы,
Катон выступил с предложением выдать Цезаря варварам, чтобы  очистить  город
от пятна клятвопреступления и обратить проклятие на того, кто  один  в  этом
повинен. Из тех, что перешли Рейн, четыреста тысяч было изрублено;  немногие
вернувшиеся назад были дружелюбно приняты германским племенем сугамбров.
     Желая приобрести славу первого человека, перешедшего  с  войском  Рейн,
Цезарь использовал это в качестве предлога для похода на сугамбров  и  начал
постройку моста через широкий поток,  который  как  раз  в  этом  месте  был
особенно полноводным и бурным и обладал такой  силой  течения,  что  ударами
несущихся бревен угрожал  снести  столбы,  поддерживавшие  мост.  Но  Цезарь
приказал вколотить в дно реки огромные и толстые сваи и, как бы обуздав силу
потока, в течение десяти дней навел мост, вид  которого  превосходил  всякие
ожидания. (XXIII). Затем он перевел свои войска на другой берег, не встречая
никакого  сопротивления,  ибо  даже  свевы,   самые   могущественные   среди
германцев, укрылись в далеких лесных  дебрях.  Поэтому  он  опустошил  огнем
землю врагов,  укрепил  бодрость  тех,  которые  постоянно  были  союзниками
римлян, и вернулся в Галлию, проведя в Германии восемнадцать дней.
     Поход против британцев доказал исключительную смелость Цезаря.  Ибо  он
был первым, кто вышел в  Западный  океан  и  переправился  с  войском  через
Атлантическое море, кто расширил римское господство  за  пределы  известного
круга земель, попытавшись овладеть островом столь невероятных размеров,  что
многие писатели утверждают, будто его и не существует, а рассказы  о  нем  и
самое его название - одна лишь выдумка. Цезарь дважды переправлялся на  этот
остров с противолежащего берега Галлии, но после того, как  он  нанес  более
вреда противнику, чем доставил выгоды своим войскам (у этих бедных и  скудно
живущих людей не было ничего, что стоило  бы  захватить),  он  закончил  эту
войну не так, как желал: взяв заложников у царя варваров и обложив их данью,
он покинул Британию.
     В Галлии его ждало письмо, которое не успели доставить ему в  Британию.
Друзья, находящиеся в Риме, сообщали о смерти его  дочери,  супруги  Помпея,
скончавшейся от родов. Как Помпеем, так и Цезарем овладела  великая  скорбь,
друзей же их охватило смятенье, потому что  теперь  распались  узы  родства,
которое  еще  поддерживало  мир  и  согласие  в   страдающем   от   раздоров
государстве: ребенок также вскоре умер, пережив свою мать лишь на  несколько
дней. Тело Юлии народ, несмотря на противодействие народных трибунов,  отнес
на Марсово поле и там похоронил.
     XXIV. ЧТОБЫ  поставить  свое  сильно  увеличившееся  войско  на  зимние
квартиры, Цезарь вынужден был разделить его на  много  частей,  а  сам,  как
обычно, отправился в  Италию.  Но  в  это  время  вновь  вспыхнуло  всеобщее
восстание в Галлии, и полчища восставших, бродя по стране,  разоряли  зимние
квартиры римлян и нападали даже на укрепленные римские лагери. Наибольшая  и
сильнейшая часть повстанцев во главе с Амбиоригом  перебила  отряд  Котты  и
Титурия.  Затем  с  шестьюдесятьютысячной  армией  Амбиориг  осадил   легион
Цицерона и едва не взял лагерь  штурмом,  ибо  римляне  все  были  ранены  и
держались скорее благодаря своей отваге, нежели силе.
     Когда Цезарь, находившийся уже далеко, получил  известие  об  этом,  он
тотчас вернулся и, собрав семь тысяч воинов, поспешил с ними  на  выручку  к
осажденному  Цицерону.  Осаждающие,  узнав  о  его  приближении,   выступили
навстречу, относясь с презрением к малочисленному противнику  и  рассчитывая
сразу же его уничтожить. Цезарь, все время искусно избегая встречи  с  ними,
достиг такого места, где можно было успешно обороняться против превосходящих
сил врага, и здесь стал лагерем. Он удерживал своих воинов от всяких  стычек
с галлами и заставил их возвести вал и выстроить ворота, как бы  обнаруживая
страх перед врагом и поощряя его заносчивость. Когда же враги,  исполнившись
дерзости, стали нападать без всякого порядка, он сделал вылазку, обратил  их
в бегство и многих уничтожил.
     XXV. ЭТА ПОБЕДА пресекла многочисленные восстания местных галлов, да  и
сам Цезарь в течение зимы разъезжал повсюду, энергично подавляя  возникающие
беспорядки. К тому же на смену погибшим  легионам  прибыло  три  легиона  из
Италии: два из них  предоставил  Цезарю  Помпей  из  числа  бывших  под  его
командованием, а третий был набран заново в галльских областях по реке Пад.
     Но вскоре обнаружились первые признаки самой большой и  опасной  войны,
какая когда-либо велась в Галлии. Замысел ее давно  уже  созревал  втайне  и
распространялся влиятельнейшими людьми среди самых воинственных племен. В их
распоряжении были и многочисленные вооруженные силы, и большие суммы  денег,
собранные для войны, и укрепленные города, и труднопроходимые  местности.  А
так как по причине зимнего времени реки  покрылись  льдом,  леса  -  снегом,
долины были затоплены, тропы в одних  местах  исчезли  под  толстою  снежной
пеленой, в других сделались ненадежны из-за  болот  и  разлившихся  вод,  то
казалось совершенно  очевидным,  что  Цезарь  не  сможет  ничего  сделать  с
восставшими. Поднялось много племен, но очагом восстания были земли арвернов
и карнутов. Общим главнокомандующим повстанцы избрали  Верцингеторига,  отца
которого галлы ранее казнили, подозревая его в стремлении к тирании.
     XXVI. ВЕРЦИНГЕТОРИГ разделил свои  силы  на  много  отдельных  отрядов,
поставив во главе их многочисленных начальников, и склонил на  свою  сторону
всю область, расположенную вокруг Арара. Он рассчитывал поднять всю  Галлию,
в то время как в самом Риме начали объединяться противники Цезаря.  Если  бы
он сделал это немного позже, когда Цезарь был  уже  вовлечен  в  гражданскую
войну, то Италии угрожала бы не меньшая опасность, чем  во  время  нашествия
кимвров. Но Цезарь, который, как никто другой, умел  использовать  на  войне
любое преимущество и прежде всего -  благоприятное  стечение  обстоятельств,
выступил со своим войском тотчас  же  по  получении  известия  о  восстании;
большое пространство,  которое  он  прошел  в  короткое  время,  быстрота  и
стремительность передвижения по зимнему бездорожью показали варварам, что на
них движется непреодолимая и непобедимая  сила.  Ибо  в  тех  местах,  куда,
казалось, и вестник с  письмом  не  сможет  проникнуть,  даже  пробираясь  в
течение долгого времени, они увидели вдруг самого Цезаря  со  всем  войском.
Цезарь  шел,  опустошая  поля,   уничтожая   укрепления,   покоряя   города,
присоединяя сдающихся, пока против него не выступило племя эдуев. Эдуи ранее
были  провозглашены  братьями  римского  народа  и  пользовались   особенным
почетом, а потому теперь, примкнув к восставшим, они повергли войско  Цезаря
в тяжкое уныние. Цезарь был вынужден очистить их страну и  направился  через
область лингонов к секванам, которые были его  союзниками  и  земля  которых
отделяла восставшие галльские области от Италии. Во время  этого  похода  он
подвергся нападению врагов, окруживших его огромными  полчищами,  и  решился
дать битву. После долгого и  кровопролитного  сражения  он  в  конце  концов
одолел и разбил варваров. Вначале, однако, он, по-видимому, терпел  урон,  -
по крайней мере арверны и  ныне  показывают  висящий  в  храме  меч  Цезаря,
захваченный в бою. Он сам впоследствии, увидав этот меч, улыбнулся и,  когда
его друзья хотели убрать меч, не позволил  сделать  это,  считая  приношение
священным.
     XXVII. МЕЖДУ ТЕМ большинство варваров из  числа  уцелевших  в  сражении
скрылось со своим царем в  городе  Алезии.  Во  время  осады  этого  города,
казавшегося неприступным из-за высоких стен и  многочисленности  осажденных,
Цезарь подвергся  огромной  опасности,  ибо  отборные  силы  всех  галльских
племен, объединившихся между собой, прибыли к Алезии  в  количестве  трехсот
тысяч человек, в то время как число запершихся в городе было  не  менее  ста
семидесяти тысяч. Стиснутый и  зажатый  меж  двумя  столь  большими  силами,
Цезарь был вынужден возвести две стены:  одну  -  против  города,  другую  -
против пришедших галлов, ибо было ясно, что если враги объединятся,  то  ему
конец. Борьба под Алезией пользуется заслуженной славой,  так  как  ни  одна
другая война не дает примеров таких смелых и  искусных  подвигов.  Но  более
всего удивительно,  как  Цезарь,  сразившись  с  многочисленным  войском  за
стенами  города  и  разбив  его,  проделал  это  незаметно  не  только   для
осажденных, но даже и для тех римлян, которые охраняли стену,  обращенную  к
городу. Последние узнали о победе не раньше,  чем  услышали  доносящиеся  из
Алезии плач и рыдания мужчин  и  женщин,  которые  увидели,  как  римляне  с
противоположной стороны несут в  свой  лагерь  множество  щитов,  украшенных
серебром и золотом, панцирей, залитых кровью, множество кубков  и  галльских
палаток. Так мгновенно, подобно сну или призраку, была уничтожена и рассеяна
эта несметная сила, причем большая часть варваров погибла в  битве.  Наконец
сдались и защитники Алезии - после  того,  как  причинили  немало  хлопот  и
Цезарю и самим себе. Верцингеториг, руководитель  всей  войны,  надев  самое
красивое вооружение и богато украсив коня, выехал из ворот.  Объехав  вокруг
возвышения, на котором сидел Цезарь, он соскочил с коня, сорвал с  себя  все
доспехи и, сев у ног Цезаря,  оставался  там,  пока  его  не  заключили  под
стражу, чтобы сохранить для триумфа.
     XXVIII. ЦЕЗАРЬ давно уже решил низвергнуть Помпея -  так  же,  конечно,
как и Помпей его. После того как Красс,  которого  любой  из  них  в  случае
победы имел бы своим противником, погиб в борьбе с парфянами,  Цезарю,  если
он хотел быть первым, не оставалось ничего иного, как уничтожить того,  кому
первенство уже принадлежало, а Помпей, чтобы  не  допустить  такого  исхода,
должен был своевременно устранить  того,  кого  он  страшился.  Помпей  лишь
недавно начал опасаться Цезаря, а прежде относился к нему с  пренебрежением,
считая, что не трудно будет уничтожить того, кто  обязан  своим  возвышением
ему, Помпею. Цезарь же, - который с самого начала  питал  эти  намерения,  -
словно атлет, надолго удалился из поля зрения своих соперников. В  галльских
войнах он упражнял и себя и войско и  подвигами  своими  настолько  увеличил
свою славу, что она сравнялась со славой побед Помпея. Теперь он пользовался
всеми поводами, какие давали ему и сам Помпей, и условия времени,  и  упадок
гражданской  жизни  в  Риме,  приведший  к  тому,  что  лица,   домогающиеся
должностей, сидели на площади за своими столиками  с  деньгами  и  бесстыдно
подкупали чернь, а нанятый народ приходил  в  Собрание,  чтобы  бороться  за
того, кто дал ему денег, - бороться не  с  помощью  голосования,  а  луками,
пращами и мечами. Нередко  собравшиеся  расходились  лишь  после  того,  как
осквернят возвышение для оратора трупами и запятнают его кровью. Государство
погружалось в пучину анархии, подобно судну, несущемуся без управления,  так
что  здравомыслящие  люди  считали  счастливым  исходом,  если  после  таких
безумств и  бедствий  течение  событий  приведет  к  единовластию,  а  не  к
чему-либо  еще  худшему.  Многие  уже  осмеливались  говорить  открыто,  что
государство не может  быть  исцелено  ничем,  кроме  единовластия,  и  нужно
принять это лекарство из  рук  наиболее  кроткого  врача,  под  каковым  они
подразумевали Помпея. Помпей же, притворно, на словах, отнекиваясь от  такой
роли, на деле более всего добивался именно  того,  чтобы  его  провозгласили
диктатором. Катон и его друзья поняли это и  провели  в  сенате  предложение
избрать Помпея единственным консулом, чтобы тот,  удовольствовавшись  таким,
более или менее законным, единовластием, не добивался диктатуры. Было решено
также продлить ему время управления провинциями, которых у него было  две  -
Испания и Африка. Управлял он ими при помощи легатов,  ежегодно  получая  на
содержание своих войск тысячу талантов из государственной казны.
     XXIX.  МЕЖДУ  ТЕМ  Цезарь,  отправляя  посредников  в  Рим,   домогался
консульства и требовал продления своих полномочий в провинциях. В  то  время
как Помпей вначале хранил молчание, Марцелл и  Лентул,  всегда  ненавидевшие
Цезаря, выступили против исполнения его просьбы; к тем соображениям, которые
диктовались  обстоятельствами,  они  прибавили  без  нужды  и  многое  иное,
направленное к оскорбл