ч драхм ежегодно,  но
зато отвратило непосредственно угрожавшую великую опасность, так как  лишило
Цезаря большей части его влияния как раз в  то  время,  когда  он  собирался
занять должность претора и вследствие этого должен был стать еще опаснее.
     IX. ОДНАКО год его претуры прошел спокойно, и лишь в  собственном  доме
Цезаря произошел неприятный случай. Был некий  человек  из  числа  старинной
знати, известный своим богатством и красноречием, но в бесчинстве и дерзости
не уступавший никому из прославленных распутников. Он был влюблен в  Помпею,
жену  Цезаря,  и  пользовался  взаимностью.  Но   женские   комнаты   строго
охранялись, а мать  Цезаря  Аврелия,  почтенная  женщина,  своим  постоянным
наблюдением за невесткой делала свидания влюбленных трудными и  опасными.  У
римлян есть богиня, которую они называют Доброю, а греки - Женскою. Фригийцы
выдают ее за свою, считая супругою их царя Мидаса, римляне  утверждают,  что
это нимфа Дриада, жена Фавна, по словам  же  греков  -  она  та  из  матерей
Диониса, имя которой нельзя называть.  Поэтому  женщины,  участвующие  в  ее
празднике, покрывают шатер виноградными лозами, и у ног богини помещается, в
соответствии  с  мифом,   священная   змея.   Ни   одному   мужчине   нельзя
присутствовать на празднестве и даже  находиться  в  доме,  где  справляется
торжество; лишь женщины творят священные обряды,  во  многом,  как  говорят,
похожие на орфические. Когда приходит день праздника, консул или  претор,  в
доме которого он справляется, должен покинуть дом вместе со всеми мужчинами,
жена же его, приняв  дом,  производит  священнодействия.  Главная  часть  их
совершается, ночью, сопровождаясь играми и музыкой.
     X. В ТОМ году праздник справляла  Помпея,  и  Клодий,  не  имевший  еще
бороды  и  поэтому  рассчитывавший  остаться  незамеченным,   явился   туда,
переодевшись в наряд арфистки и неотличимый от  молодой  женщины.  Он  нашел
двери отпертыми и  был  благополучно  проведен  в  дом  одною  из  служанок,
посвященной в тайну, которая и отправилась вперед, чтобы  известить  Помпею.
Так как она долго не возвращалась, Клодий  не  вытерпел  ожидания  на  одном
месте, где он был оставлен, и стал  пробираться  вперед  по  большому  дому,
избегая ярко освещенных мест. Но  с  ним  столкнулась  служанка  Аврелии  и,
полагая, что перед ней женщина, стала приглашать его принять участие в играх
и, несмотря на его сопротивление, повлекла его к остальным,  спрашивая,  кто
он и откуда. Когда Клодий  ответил,  что  он  ожидает  Абру  (так  звали  ту
служанку Помпеи), голос выдал его, и служанка Аврелии бросилась на  свет,  к
толпе, и стала  кричать,  что  она  обнаружила  мужчину.  Все  женщины  были
перепуганы этим, Аврелия же, прекратив совершение таинств и прикрыв святыни,
приказала запереть двери и начала  обходить  со  светильниками  весь  дом  в
поисках Клодия. Наконец его нашли укрывшимся  в  комнате  служанки,  которая
помогла ему войти в дом, и  женщины,  обнаружившие  его,  выгнали  его  вон.
Женщины,  разойдясь  по  домам,  еще  ночью  рассказали   своим   мужьям   о
случившемся. На следующий день  по  всему  Риму  распространился  слух,  что
Клодий совершил кощунство и повинен не только перед оскорбленными им,  но  и
перед городом и богами. Один из народных трибунов публично обвинил Клодия  в
нечестии, и наиболее влиятельные сенаторы выступили против него, обвиняя его
наряду с прочими гнусными беспутствами в связи со своей собственной сестрой,
женой Лукулла. Но народ воспротивился  их  стараниям  и  принял  Клодия  под
защиту, что принесло тому большую пользу в суде, ибо судьи были  напуганы  и
дрожали перед чернью. Цезарь тотчас же развелся с  Помпеей.  Однако,  будучи
призван на суд в качестве свидетеля, он заявил, что ему ничего  не  известно
относительно того, в чем обвиняют Клодия.  Это  заявление  показалось  очень
странным, и обвинитель спросил его: "Но почему же тогда ты развелся со своей
женой?" "Потому, - ответил Цезарь, - что на мою жену не должна  падать  даже
тень подозрения". Одни говорят, что он ответил так, как действительно думал,
другие же - что он сделал это из угождения народу, желавшему спасти  Клодия.
Клодий был оправдан,  так  как  большинство  судей  подало  при  голосовании
таблички с неразборчивой подписью, чтобы осуждением не навлечь на себя  гнев
черни, а оправданием - бесславие среди знатных.
     XI. ПОСЛЕ претуры Цезарь получил в управление  провинцию  Испанию.  Так
как он  не  смог  прийти  к  соглашению  со  своими  кредиторами,  с  криком
осаждавшими его и противодействовавшими его отъезду, он обратился за помощью
к Крассу, самому богатому из римлян. Крассу нужны были сила и энергия Цезаря
для борьбы против Помпея; поэтому он  удовлетворил  наиболее  настойчивых  и
неумолимых кредиторов Цезаря и, дав  поручительство  на  сумму  в  восемьсот
тридцать талантов, предоставил Цезарю возможность отправиться в провинцию.
     Рассказывают, что, когда Цезарь перевалил через Альпы и  проезжал  мимо
бедного  городка  с  крайне  немногочисленным  варварским  населением,   его
приятели спросили со  смехом:  "Неужели  и  здесь  есть  соревнование  из-за
должностей, споры о первенстве, раздоры среди знати?" "Что касается меня,  -
ответил им Цезарь с полной серьезностью, - то я  предпочел  бы  быть  первым
здесь, чем вторым в Риме".
     В другой раз, уже в Испании, читая на досуге что-то  из  написанного  о
деяниях Александра, Цезарь погрузился на  долгое  время  в  задумчивость,  а
потом даже прослезился. Когда удивленные друзья спросили его о  причине,  он
ответил: "Неужели вам кажется недостаточной причиной для печали  то,  что  в
моем возрасте Александр уже правил столькими народами, а я до сих пор еще не
совершил ничего замечательного!"
     XII. СРАЗУ ЖЕ по прибытии в Испанию он развил энергичную  деятельность.
Присоединив в течение нескольких дней к своим двадцати когортам еще  десять,
он выступил с ними против каллаиков и лузитанцев, которых и победил,  дойдя,
затем до Внешнего моря и покорив  несколько  племен,  ранее  не  подвластных
римлянам. Достигнув такого успеха в делах военных, Цезарь не хуже  руководил
и гражданскими: он установил согласие в городах и прежде всего уладил  споры
между заимодавцами и должниками. А именно, он предписал, чтобы из  ежегодных
доходов должника одна треть оставалась ему, остальное  же  шло  заимодавцам,
пока таким образом долг не будет выплачен.  Совершив  эти  дела,  получившие
всеобщее одобрение, Цезарь выехал из провинции, где он и  сам  разбогател  и
дал  возможность  обогатиться  во  время  походов  своим   воинам,   которые
провозгласили его императором.
     XIII. ЛИЦАМ, домогающимся триумфа, надлежало  оставаться  вне  Рима,  а
ищущим консульской должности - присутствовать в городе. Цезарь, который вер-
нулся как раз во время консульских выборов, не знал, что ему предпочесть,  и
поэтому обратился в сенат с просьбой разрешить  ему  домогаться  консульской
должности  заочно,  через  друзей.  Катон  первым  выступил   против   этого
требования, настаивая на соблюдении закона. Когда же он увидел,  что  Цезарь
успел многих расположить  в  свою  лользу,  то,  чтобы  затянуть  разрешение
вопроса, произнес речь, которая продолжалась целый день. Тогда Цезарь  решил
отка. - заться от триумфа и добиваться должности консула. Итак, он прибыл  в
Рим и сразу же предпринял  ловкий  шаг,  введя  в  заблуждение  всех,  кроме
Катона. Ему удалось примирить Помпея и Красса,  двух  людей,  пользовавшихся
наибольшим влиянием в Риме. Тем, что Цезарь взамен прежней  вражды  соединил
их дружбой, он поставил  могущество  обоих  на  службу  себе  самому  и  под
прикрытием этого  человеколюбивого  поступка  произвел  незаметно  для  всех
настоящий государственный переворот. Ибо причиной гражданских войн  была  не
вражда Цезаря и Помпея, как думает большинство,  но  в  большей  степени  их
дружба, когда они сначала соединились для уничтожения власти аристократии, а
затем  поднялись  друг  против  друга.  Катон  же,   который   часто   верно
предсказывал исход событий, приобрел за это вначале репутацию неуживчивого и
сварливого человека, а впоследствии- славу советчика, хотя и  разумного,  но
несчастливого.
     XIV. ИТАК, Цезарь, поддерживаемый с двух  сторон,  благодаря  дружбе  с
Помпеем и Крассом, добился успеха на выборах и с  почетом  был  провозглашен
консулом вместе с Кальпурнием Бибулом. Едва лишь он вступил в должность, как
из  желания  угодить  черни  внес  законопроекты,  более   приличествовавшие
какому-нибудь дерзкому народному трибуну, нежели консулу,  -  законопроекты,
предлагавшие вывод колоний и раздачу земель. В сенате  все  лучшие  граждане
высказались против этого, и Цезарь, который давно уже искал к  тому  повода,
поклялся громогласно, что черствость и высокомерие сенаторов  вынуждают  его
против его воли обратиться к народу для совместных действий. С этими словами
он вышел на форум. Здесь, поставив рядом с собой с одной стороны  Помпея,  с
другой - Красса, он спросил, одобряют ли оии предложенные законы. Когда  они
ответили утвердительно, Цезарь обратился к ним с просьбой помочь ему  против
тех, кто грозится противодействовать этим законопроектам с мечом в руке. Оба
обещали ему свою поддержку, а Помпей прибавил, что против поднявших мечи  он
выйдет не только с мечом, но и со щитом. Эти  слова  огорчили  аристократов,
которые  сочли  это   выступление   сумасбродной,   ребяческой   речью,   не
приличествующей достоинству самого Помпея и роняющей уважение к сенату, зато
народу они очень понравились.
     Чтобы еще свободнее  использовать  в  своих  целях  могущество  Помпея,
Цезарь выдал за него свою дочь Юлию,  хотя  она  и  была  уже  помолвлена  с
Сервилием Цепионом, последнему же он обещал дочь Помпея,  которая  также  не
была свободна, ибо была обручена с Фавстом, сыном Суллы. Немного  позже  сам
Цезарь женился на Кальпурнии, дочери Пизона, которого он провел в консулы на
следующий год. Это вызвало сильное негодование Катана, заявлявшего, что  нет
сил терпеть этих людей, которые брачными союзами добывают  высшую  власть  в
государстве и с помощью женщин  передают  друг  другу  войска,  провинции  и
должности.
     Бибул, товарищ Цезаря по консульству,  всеми  силами  противодействовал
его законопроектам; но так как он ничего не добился и даже вместе с  Катоном
рисковал быть убитым на форуме, то заперся у себя дома  и  не  появлялся  до
истечения срока должности. Помпей вскоре же  после  своей  свадьбы  заполнил
форум вооруженными воинами и этим помог народу добиться утверждения законов,
а Цезарю получить в управление на пять лет обе  Галлии  -  Предальпийскую  и
Заальпийскую  -  вместе  с  Иллириком  и  четыре  легиона.  Катана,  который
отважился выступить против этого, Цезарь отправил в тюрьму, рассчитывая, что
тот обратится с жалобой к народным трибунам. Однако,  видя,  что  Катон,  не
говоря ни слова, позволяет увести себя  и  что  не  только  лучшие  граждане
угнетены этим, но и народ, из уважения  к  добродетели  Катона,  молча  и  в
унынии следует за  ним,  Цезарь  сам  тайком  попросил  одного  из  народных
трибунов освободить Катона.
     Из остальных сенаторов лишь очень немногие посещали  вместе  с  Цезарем
заседания  сената,  прочие  же,  недовольные  оскорблением  их  достоинства,
воздерживались  от  участия  в  делах.  Когда  Консидий,   один   из   самых
престарелых, сказал однажды, что они не приходят из страха перед  оружием  и
воинами, Цезарь спросил его: "Так почему же ты не  боишься  и  не  остаешься
дома?" Консидий отвечал: "Меня  освобождает  от  страха  моя  старость,  ибо
краткий срок жизни, оставшийся мне, не требует большой осторожности".
     Но наиболее позорным из  всех  тогдашних  событий  считали  то,  что  в
консульство Цезаря народным трибуном был избран тот  самый  Клодий,  который
осквернил и брак Цезаря и таинство ночного священнодействия.  Избран  же  он
был с целью погубить Цицерона; и сам Цезарь отправился в свою провинцию лишь
после того, как с помощью Клодия ниспроверг Цицерона и добился его  изгнания
из Италии.
     XV. ТАКОВЫ были дела, которые он совершил перед Галльскими войнами. Что
же касается до времени, когда  Цезарь  вел  эти  войны  и  ходил  в  походы,
подчинившие Таллию, то здесь он как бы начал иную  жизнь,  вступив  на  путь
новых  деяний.  Он  выказал  себя  не  уступающим  никому   из   величайших,
удивительнейших полководцев и военных деятелей. Ибо,  если  сравнить  с  ним
Фабиев, Сципионов и Метеллов или живших одновременно с ним  и  незадолго  до
него Суллу, Мария, обоих Лукуллов  и  даже  самого  Помпея,  воинская  слава
которого превозносилась тогда до небес, то  Цезарь  своими  подвигами  одних
оставит позади по причине суровости мест, в которых он вел войну, других - в
силу размеров страны, которую он завоевал, третьих - имея в виду численность
и мощь неприятеля, которого  он  победил,  четвертых  -  принимая  в  расчет
дикость  и  коварство,  с  которыми  ему  пришлось  столкнуться,   пятых   -
человеколюбием  и  снисходительностью  к  пленным,  шестых  -  подарками   и
щедростью к своим воинам и, наконец, всех - тем, что  он  дал  больше  всего
сражений и истребил наибольшее число врагов. Ибо за те неполные десять  лет,
в течение которых он вел войну в Галлии, он  взял  штурмом  более  восьмисот
городов, покорил триста народностей, сражался с тремя миллионами  людей,  из
которых один миллион уничтожил во время битв и столько же захватил в плен.
     XVI. ОН ПОЛЬЗОВАЛСЯ такой любовью и преданностью своих воинов, что даже
те люди, которые в  других  войнах  ничем  не  отличались,  с  непреодолимой
отвагой шли на любую опасность ради славы  Цезаря.  Примером  может  служить
Ацилий, который в мороком сражении у Массилии вскочил на  вражеский  корабль
и, когда ему отрубили мечом правую руку,  удержал  щит  в  левой,  а  затем,
нанося этим щитом удары врагам в лицо, обратил всех  в  бегство  и  завладел
кораблем.
     Другой пример - Кассий Сцева, который в битве при  Диррахии,  лишившись
глаза, выбитого стрелой, раненный в плечо  и  бедро  дротиками  и  принявший
своим щитом удары ста тридцати стрел, кликнул врагов, как бы желая  сдаться;
но когда двое из них подошли к  нему,  то  одному  он  отрубил  руку  мечом,
другого  обратил  в  бегство  ударом  в  лицо,  а  сам  был  спасен  своими,
подоспевшими на помощь.
     В Британии однажды передовые центурионы попали  в  болотистые,  залитые
водой места и подверглись здесь нападению противника. И вот один  на  глазах
Цезаря,  наблюдавшего  за  стычкой,  бросился  вперед  и,   совершив   много
удивительных по смелости подвигов, спас центурионов ив рук варваров, которые
разбежались, а сам последним кинулся в  протоку  и  где  вплавь,  где  вброд
перебрался на другую сторону, насилу преодолев все препятствия и потеряв при
этом щит. Цезарь  и  стоявшие  вокруг  встретили  его  криками  изумления  и
радости, а воин в большом смущении, со  слезами  бросился  к  ногам  Цезаря,
прося у него прощения за потерю щита.
     В Африке Сципион  захватил  одно  из  судов  Цезаря,  на  котором  плыл
назначенный  квестором  Граний  Петром.  Захватившие  объявили  всю  команду
корабля своей добычей, квестору же обещали  свободу.  Но  тот  ответил,  что
воины Цезаря привыкли дарить пощаду, но не получать ее от других, и с  этими
словами бросился на собственный меч.
     XVII. ПОДОБНОЕ мужество и любовь к славе Цезарь сам взрастил и воспитал
в своих воинах прежде всего тем, что щедро раздавал почести  и  подарки:  он
желал показать, что добытые в походах богатства копит не для  себя,  не  для
того, чтобы самому утопать в роскоши и наслаждениях, но хранит их как  общее
достояние и награду за  воинские  заслуги,  оставляя  за  собой  лишь  право
распределять награды между отличившимися. Вторым средством воспитания войска
было то, что он сам добровольно бросался  навстречу  любой  опасности  и  не
отказывался переносить какие угодно трудности. Любовь его  к  опасностям  не
вызывала удивления у тех, кто знал его честолюбие, но всех поражало, как  он
переносил лишения, которые, казалось превосходили его физические  силы,  ибо
он был слабого телосложения, с  белой  и  нежной  кожей,  страдал  головными
болями и падучей, первый припадок которой, как говорят,  случился  с  ним  в
Кордубе. Однако  он  не  использовал  свою  болезненность  как  предлог  для
изнеженной жизни, но, сделав средством исцеления  военную  службу,  старался
беспрестанными переходами,  скудным  питанием,  постоянным  пребыванием  под
открытым небом и лишениями победить свою слабость и укрепить свое тело. Спал
он большей частью на повозке или на носилках, чтобы использовать для дела  и
часы отдыха. Днем он объезжал города, караульные отряды и  крепости,  причем
рядом с ним сидел раб, умевший записывать за  ним,  а  позади  один  воин  с
мечом. Он передвигался с такой быстротой, что в первый раз проделал путь  от
Рима до Родана за восемь  дней.  Верховая  езда  с  детства  была  для  него
привычным делом. Он умел, отведя руки назад и сложив их за  спиной,  пустить
коня во весь опор. А во время этого похода он упражнялся еще и в том, чтобы,
сидя на коне, диктовать письма, занимая  одновременно  двух  или  даже,  как
утверждает Оппий, еще большее  число  писцов.  Говорят,  что  Цезарь  первым
пришел к мысли беседовать с друзьями по поводу  неотложных  дел  посредством
писем,  когда  величина  города  и  исключительная  занятость  не  позволяли
встречаться лично. Как пример его  умеренности  в  пище  приводят  следующий
рассказ. Однажды в Медиолане он обедал у своего гостеприимца Валерия  Леона,
и тот подал  спаржу,  приправленную  не  обыкновенным  оливковым  маслом,  а
миррой. Цезарь спокойно съел  это  блюдо,  а  к  своим  друзьям,  выразившим
недовольство, обратился с порицанием: "Если  вам  что-либо  не  нравится,  -
сказал он, - то вполне достаточно, если вы  откажетесь  есть.  Но  если  кто
берется порицать подобного рода невежество, тот сам невежа". Однажды он  был
застигнут в пути непогодой и  попал  в  хижину  одного  бедняка.  Найдя  там
единственную  комнату,  которая  едва  была  в  состоянии  вместить   одного
человека,  он  обратился  к  своим  друзьям  со  словами:  "Почетное   нужно
предоставлять сильнейшим, а необходимое - слабейшим", -  и  предложил  Оппию
отдыхать в комнате, а сам вместе с остальными улегся спать под навесом перед
дверью.
     XVIII. ПЕРВОЮ из галльских войн, которую ему  пришлось  вести,  была  с
гельветами и тигуринами. Эти  племена  сожгли  двенадцать  своих  городов  и
четыреста деревень и двинулись через подвластную римлянам Галлию, как прежде
кимвры и тевтоны, которым  они,  казалось,  не  уступали  ни  смелостью,  ни
многолюдством, ибо всего  их  было  триста  тысяч,  в  том  числе  способных
сражаться - сто девяносто тысяч. Тигуринов победил не сам Цезарь, а  Лабиен,
которого он выслал против них и который разгромил их у реки Арара.  Гельветы
же напали на Цезаря неожиданно, когда он направлялся с войском к  одному  из
союзных городов; тем не менее он успел  занять  надежную  позицию  и  здесь,
собрав свои силы, выстроил их в боевой  порядок.  Когда  ему  подвели  коня,
Цезарь сказал: "Я им воспользуюсь после победы, когда дело дойдет до погони.
А сейчас - вперед, на врага!" - и с этими словами начал наступление в  пешем
строю. После долгой и упорной битвы он разбил войско варваров, но наибольшие
трудности встретил в лагере, у повозок, ибо там сражались  не  только  вновь
сплотившиеся воины, но и женщины и  дети,  защищавшиеся  вместе  с  ними  до
последней капли крови. Все были изрублены,  и  битва  закончилась  только  к
полуночи. К этой замечательной победе Цезарь присоединил еще  более  славное
деяние, заставив варваров, уцелевших после сражения (а таких было свыше  ста
тысяч), соединиться и вновь заселить  ту  землю,  которую  они  покинули,