м,  -  и  черт  с ними, со свидетелями! Размышления о
причинах  его  бегства я  отложил  на потом, а  пока - снова
побежал,  на  сей  раз куда более решительно, уже, пожалуй, как
семидесятилетний бодрячок.
      Смуглый мужчина помчался прямо через иммиграционный зал к
вящему недоумению  и растерянности чиновников, поскольку никак
не  предусмотрено,  чтобы люди бегали через иммиграционный зал,
напротив,  они обязаны  задержаться, предъявить паспорта, дать
краткие  сведения о себе, для чего, собственно, и предназначены
подобные  залы.  Но  когда  пришла  моя  очередь  пересечь  это
пространство, бесцеремонность первого бегуна в сочетании с моим
шатким, спотыкающимся стилем бега и окровавленным лицом привели
чиновников  в  чувство и  подсказали  им,  что тут что-то не в
порядке.   Двое   из   них   попытались  задержать  меня,  но я
протиснулся  между  ними  -  потом,  в рапорте, они не написали
"протиснулся", а  прибегли  к другому определению - и выбежал
через двери, которые только что миновал смуглый мужчина.
      Вернее   сказать-попытался   выбежать,   потому  что  эти
проклятые  двери  были заблокированы  особой, которая  в этот
момент входила в них. Девушка-это все, на что хватило времени и
охоты  у  моей зрительной  памяти,-просто  какая-то девушка. Я
уклонился  вправо,  она влево, я-влево, она-вправо. Стоп! Такое
можно  видеть  почти  ежеминутно  на  любом городском тротуаре,
когда  двое  чрезмерно воспитанных людей, желая пропустить друг
друга, сдвигаются  в сторону с такой готовностью, что им никак
не удается разойтись.
      Как   всякий   человек, я  искренне  восхищаюсь  хорошо
исполняемыми  па-де-де,  но сейчас я озверел и после нескольких
бесплодных  скачков заорал: "С дороги, черт побери!"-и, схватив
девушку  за  плечи,  резко  оттолкнул ее в сторону. Показалось,
что  слышу  хруст и крик боли, но я не обратил на это внимания:
вернуться и извиниться можно было попозже.
      Я  вернулся скорее, чем ожидал. Девушка стоила мне всего,
нескольких   секунд,  но  их  оказалось  более чем  достаточно
смуглому  мужчине. Когда я добрался до главного зала, его уже и
след  простыл: среди сотен бесцельно слоняющихся людей было бы
трудно высмотреть  даже  индейского  вождя  в полном парадном
уборе. И  разумеется, не  было  никакого  смысла поднимать по
тревоге  аэродромную службу безопасности, потому что прежде чем
она   что-либо  предпримет,  убийца  будет  уже  на  полпути к
Амстердаму;  и даже  если  бы удалось  немедленно принять все
необходимые  меры,  шансов  поймать  его не оставалось. Это был
высококвалифицированный  профессионал, а  у таких людей всегда
большой  выбор путей к отступлению. Так что я возвратился сразу
же  потяжелевшим  шагом, на какой теперь только и был способен.
Голова болела от малейшего движения, но, в сравнении с болью в
животе,   жаловаться   на   голову   было   просто   неуместно.
Самочувствие   было   ужасным, и  его нисколько  не  улучшило
созерцание   в  зеркале   моей  бледной  и  вымазанной  кровью
физиономии.  На  месте моих  недавних балетных  движений двое
рослых мужчин в мундирах с кобурами решительно схватили меня за
руки.
      - Не  того  хватаете, - сообщил  я им тоскливо, - так что
будьте  любезны  убрать   свои  грязные   лапы  и   дайте   мне
передохнуть.
      Поколебавшись и переглянувшись, они все же отпустили меня
и  отодвинулись  почти на  целых пять сантиметров. Я глянул на
девушку,  с  которой  мягко разговаривал какой-то, по-видимому,
очень  важный  чиновник  аэропорта  в гражданском. Глаза у меня
болели почти  так  же,  как голова, и на девушку смотреть было
легче, чем на мужчину рядом с ней.
      На  ней было добротное темное платье и темный плащ, а под
горлом виднелся белый завернутый ворот свитера. На вид ей было
двадцать   с  небольшим.  Темные  волосы,  карие  глаза,  почти
греческие  черты  и  оливковый оттенок кожи ясно указывали, что
происходит  она  не  из  этих  краев. Если поставить ее рядом с
Мэгги  и  Белиндой, пришлось бы потратить не только лучшие годы
жизни, но  и  большинство  преклонных лет, чтобы найти другую
такую  троицу, хотя, понятно, в данный момент девушка выглядела
не  лучшим  образом.  Лицо  ее оставалось пепельным, а большой
белый  носовой платок,  вероятно, пожертвованный стоящим перед
ней  мужчиной, был перепачкан кровью, сочившейся из распухающей
на глазах ссадины чуть ниже левого виска.
      - Боже  милостивый!  -  вздохнул я  сокрушенно  и  вполне
искренне,   ибо   никогда  не  одобрял людей; наносящих  вред
произведет ниям искусства. - Это моя работа?
      - С  чего вы  взяли? - голос ее был низким и хриплым, но,
воз-  можно,  и  этому я был виной. - Я порезалась нынче утром,
когда брила бороду.
      - Мне  очень  жаль. Видите  ли,  я преследовал  человека,
который  только  что  совершил убийство,  а  вы загородили мне
дорогу. Боюсь, теперь его уже не поймать.
      - Моя  фамилия  Шредер. Я здесь работаю.-Стоящему рядом с
девушкой  типу было за пятьдесят, он выглядел уверенным, в себе
и  довольно  ладным  малым,  но,  видимо, ощущал в происходящем
нечто  умаляющее  его  значение и достоинство- чувство, которое
неизвестно  почему  часто  посещает людей, занимающих высокое и
ответственное  положение. - Нас информировали об этом убийстве.
Это   прискорбно,  очень  прискорбно.  И  надо же,  чтобы  это
произошло в аэропорту Схипхол.
      - Разделяю   ваше  огорчение,  - согласился я. - Надеюсь,
убитому стыдно за себя.
      - Такие  речи  ни  к чему, - резко сказал Шредер. - Вы не
могли бы опознать покойного?
      -  Каким образом,  черт побери? Я только что с самолета.
Можете спросить  стюардессу,- командира,  кучу людей, которые
были на борту КЛМ-132 из Лондона, прибытие в 15.15,-я глянул на
часы.-Боже мой, всего шесть минут назад.
      - Гм... А не приходило ли вам в голову, господин...
      - Шерман.
      - Не  приходило  ли  вам в голову,  господин Шерман, что
нормальные люди не бросаются в погоню за вооруженным убийцей?
      - А может, я ненормальный.
      - А может, у вас тоже есть оружие?
      - Я растегнул пиджак и широко распахнул его полы.
      - Вы... случайно... не опознали убийцу?
      - Нет. - Однако,  подумал  я,  никогда  его не забуду.  Я
повернулся  к  девушке:  - Не могу ли я задать вам один вопрос,
мисс...
      - Лимэй,-коротко вставил Шредер.
      -  Не  опознали  ли  вы убийцу? Вы должны были хорошо его
разглядеть. Бегущие люди всегда обращают на себя внимание.
      - А откуда бы мне его знать?
      Вовсе   не  пытаясь  быть  таким хитрым,  как  Шредер, я
спросил:  -  Вы  не  хотели  бы бросить взгляд на убитого? Быть
может, вы  узнаете  его?  Она вздрогнула и покачала головой. Я
оставался по-прежнему простодушен:
      - Вы ждете, кого-то?
      - Не понимаю...
      - Но ведь вы стояли у выхода.
      Она снова покачала головой. Если прекрасная девушка может
выглядеть жутко, то именно так она и выглядела.
      - А   зачем   же   вы  сюда пришли?   Для осмотра
достопримечательностей?   Мне  -  кажется,  иммиграционный  зал
Схипхола не самое привлекательное место в Амстердаме.
      - Довольно,  -  голос   Шредера   стал   жестким. -  Ваши
вопросы бессмысленны,  а  эта   девушка   явно  потрясена. - Он
бросил мне суровый   взгляд,  чтобы  напомнить,  что  именно  я
несу  всю ответственность за это. - Допросы-дело полицейских.
      -  А  я и есть полицейский. - В тот момент, когда он брал
протянутые  ему  паспорт  и  удостоверение,  показались Мэгги и
Белинда.   Они  обернулись  в мою  сторону,  замедлили  шаг и
посмотрели  на меня  в тревоге и растерянности, что можно было
понять,  если  иметь в виду, как я выглядел, но я только глянул
на  них  исподлобья,  как покалеченный человек может глядеть на
всякого, кто его разглядывает. Они тут же приняли небрежный вид
и  пошли  своей  дорогой. Я обернулся к Шредеру, который теперь
смотрел на меня совсем иначе.
      -  Майор Поль Шерман, лондонское бюро Интерпола. Должен:
сказать,  что это меняет дело. И объясняет, почему вы вели себя
как  полицейский и спрашивали как полицейский. Хотя, впрочем, я
вынужден проверить ваши полномочия.
      - Проверяйте  что хотите и у кого хотите. Предлагаю начать
с полковника ван де Графа из комиссариата.
      - Вы знаете полковника?
      -Это  первое имя, которое пришло мне в голову. Вы найдете
меня  в  баре. Я уже собирался отойти, но, когда двое массивных
полицейских  двинулись за  мной,  остановился и  посмотрел на
Шредера.
      - Я не собираюсь их поить.
      - Все в порядке, - сказал Шредер громилам. - Майор Шерман
не сбежит.
      - По крайней мере пока у вас мой паспорт и удостоверение.
- кивнул  я и посмотрел  на мисс Лимэй. - Мне очень жаль. - Для
вас  это  действительно  большое  потрясение, и  все из-за меня.
Может, вы выпьете  чего-нибудь  со  мной?  Думаю,  вам  это  не
повредит.
      Она  еще раз промокнула ссадину, и взгляд ее перечеркнул
все надежды на немедленную дружбу.
      - Я не  перешла  бы с вами даже на другую сторону улицы,-
ответила  она  бесцветно.  Вероятнее всего, она охотно дошла бы
со мной до середины проезжей части и там бы оставила меня. Если
бы я был слепым.
      - До  встречи в Амстердаме, - хмуро бросил я и поплелся в
направлении ближайшего бара.

ГЛАВА ВТОРАЯ

      Обыкновенно  я не останавливаюсь в отелях высшего разряда
по  той простой причине, что не могу себе этого позволить. Но в
заграничных  командировках  средства  мои неограниченны, причем
вопросы  о  расходах  задаются редко, а ответы на них и вовсе
никогда не даются. Поскольку обычно такие поездки изнурительны,
не  вижу  причины  отказывать себе в нескольких минутах покоя и
разрядки в самом комфортабельном отеле.
      Отель  "Рембрандт"  несомненно был именно таким. Довольно
роскошное,  хотя,  пожалуй,  чересчур  декоративное строение на
углу  одного  из  внутренних обводных каналов старого города, с
великолепными резными балконами, нависшими прямо над водой, так
что  какой-нибудь неосторожный лунатик мог быть по крайней мере
убежден,  что  не  свернет  шею,  падая, с балкона, - то  есть,
конечно,  если не  выпадет  ему несчастье свалиться на один из
экскурсионных  пароходиков,  которые  так  и шныряют по каналу;
прекрасный  вид  прямо на  это  судоходство  открывался  и  из
расположенного на  первом  этаже  ресторана,  судя по рекламе,
лучшего в Голландии.
      Мое  желтое такси марки мерседес остановилось у парадного
входа, и  пока  я ждал, чтобы портье расплатился с водителем и
взял  мой  чемодан,  внимание  привлекли  звуки  "Конькобежного
вальса"  в  самом  несносном  и фальшивом исполнении, какое мне
только доводилось  слышать.  Звуки  эти  исходили из большого,
высокого,  ярко раскрашенного и очень старомодного балаганчика,
установленного на  противоположном тротуаре, в месте, идеально
подходящем,  чтобы  запрудить движение по этой узкой улице. Под
балдахином   балаганчика,  составленным  из  бессчетного  числа
полинялых   пляжных   зонтов,  подрагивал  на  обшитых резиной
пружинах   целый  ряд  кукол,  прекрасно  сделанных  и на  мой
дилетантский  взгляд  очень пышно одетых в народные фламандские
костюмы.  Казалось,  это  происходит  единственно  от вибрации,
вызванной    действием   шарманки,    напоминающей    музейную
достопримечательность.
      Хозяин  или  слуга  этого  орудия  пыток был очень стар,
сгорблен,  с  несколькими  приклеенными к черепу клочками седых
волос.  Выглядел   он  так,  что,  пожалуй,  наверное,  сам и
сконструировал эту шарманку, когда был во цвете лет, но, скорей
всего, еще  не достиг полного расцвета как музыкант. В руке он
держал  длинную   трость  с  прикрепленной  на  конце круглой
жестянкой,  которой  неустанно побрякивал,  столь же неустанно
игнорируемый  прохожими, которых    пытался    заставить
раскошелиться. Потому-то  я  и  подумал  о моих неограниченных
средствах,  перешел  на  другую  сторону улицы и бросил в банку
несколько   монет.  Не могу  сказать, чтобы  он  одарил  меня
благодарной  улыбкой,  но  обнажил  беззубые  десны  и в  знак
признательности  раскрутил  шарманку на всю катушку, Я поспешно
ретировался  и потащился за портье и моим чемоданом к лестнице,
а  оглянувшись,  увидел,  что  шарманщик  провожает  меня своим
старческим   взглядом.  Чтобы  не  дать  перещеголять  себя в
любезности, я ответил на его взгляд и вошел в отель.
      За  регистрационной  конторкой сидел высокий темноволосый
мужчина с тонкими усиками, безукоризненно одетый, а его широкая
улыбка излучала тепло и радушие оголодавшего крокодила- улыбка
того  рода,  о которой известно, что она пропадет сразу же, как
только мы  отвернемся,  но  немедленно  обнаружится  на  своем
месте, как бы молниеносно мы ни обернулись.
      - Приветствуем  вас   в   Амстердаме,  -  произнес   этот
человек.- Надеемся, что ваше пребывание у нас будет приятным.
      Этот бессмысленный оптимизм не заслуживал ответа, так что
я  промолчал и сосредоточился на заполнении карточки. Он принял
у  меня  ее  так,  словно  я  вручал ему бесценный бриллиант, и
кивнул отельному  бою,  который  пытался  сдвинуть с места мой
чемодан, скособочившись под углом примерно двадцать градусов.
      - Номер 616 для господина Шермана.
      Я  отобрал чемодан у нисколько не сопротивлявшегося этому
боя,  который  вполне  мог  быть  младшим  братом того уличного
шарманщика.
      - Спасибо, - я сунул ему чаевые.-Пожалуй, справлюсь сам.
      - Но  этот чемодан выглядит очень тяжелым! - Заботливость
управляющего была еще искренней его радушия.
      Чемодан  и  впрямь  был  очень тяжел. Все эти револьверы,
оборудование  и металлические орудия для взлома весили изрядно,
но  мне  не  хотелось, чтобы  какой-нибудь  хитрец  с хитрыми
помыслами  и  еще  более  хитрыми ключами открывал и исследовал
чемодан  в  мое отсутствие. В номере отеля довольно много мест,
где  можно  спрятать небольшие предметы, не слишком рискуя, что
их  обнаружат. К  тому  же  редко  бывает,  чтобы  проводились
тщательные поиски, если оставляешь чемодан запертым на ключ.
      Поблагодарив    управляющего   за   заботу,   я вошел в
ближайший лифт и  нажал  кнопку  шестого  этажа.  И когда лифт
двинулся,  глянул  через  одно из  маленьких  круглых окошек в
дверцах.  Управляющий, спрятав улыбку, серьезно разговаривал по
телефону.
      На  шестом  в небольшой нише против лифта стоял маленький
столик с  телефоном,  а  за  столиком кресло, в котором сидел
молодой  человек  в  обшитой  золотом ливрее. В его не особенно
привлекательной внешности была та неуловимая смесь безобидности
и наглости, которую сразу не определишь и все жалобы на которую
делают из  жалобщика  посмешище.  Такие  молодые  люди  обычно
накапливают богатый опыт в искусстве лишения невинности.
      - Где  шестьсот  шестнадцатый?  - спросил я. Лениво,  как
и можно было предвидеть, он указал пальцем через плечо:
      - Вторая дверь.
      Никакого  "прошу   вас",  никаких  попыток  подняться. Я
сдержал  желание  врезать ему его собственным столиком и только
посулил  себе маленькое, но роскошное удовольствие рассчитаться
с ним перед тем, - как покину отель.
      - Вы обслуживаете этот этаж?
      - Так  точно,  сэр, - ответил он  и встал. Я почувствовал
укол разочарования.
      - Принесите  мне, пожалуйста, кофе. Грех было сетовать на
номер  шестьсот  шестнадцать.  Это  была не комната, а довольно
шикарные  апартаменты, состоящие  из  прихожей,  маленькой, но
уютной кухни, гостиной,  спальни  и  ванной. Двери гостиной и
спальни выходили на балкон. Я выглянул.
      За  исключением несносной гигантской, чудовищной неоновой
рекламы   каких-то,   впрочем,  безобидных   сигарет,  феерия
разноцветных   огней   над   темнеющими   улицами  и  контурами
Амстердама;  была  совершенно  сказочной,  но  мои работодатели
платили  мне  вовсе не за удовольствие любоваться видом города,
пусть  даже  и самого распрекрасного.  Мир, в котором я живу,
столь  же далек от мира сказок, как и самая дальняя галактика в
недосягаемом  конце  вселенной.  Поэтому  я  предпочел уделить
внимание более актуальным проблемам.
      Внизу    был    кратер   неумолкаемого   уличного   шума,
заполнявшего  все  пространство.  Широкая транспортная артерия,
расположенная  прямо подо мной - примерно в семидесяти футах, -
казалась   безнадежно загроможденной  звенящими   трамваями,
гудящими  автомобилями,  сотнями  мотороллеров и  велосипедов,
водители  которых  были  решительно  настроены на самоубийство,
причем немедленное.  Невозможно  было себе представить, чтобы
кто-то из  этих  двухколесных гладиаторов мог рассчитывать на
страховой  полис,  -  предусматривающий продолжительность жизни
более пяти   минут, но,  видимо,  они  относились  к  своей
безвременной  кончине с беззаботной бравадой, которая неизменно
изумляет  всякого  вновь  прибывшего в Амстердам. Мне пришло на
ум,  что  если кто-нибудь  свалится  в  этот  поток  с балкона
добровольно  либо  с чьей-то помощью, то хорошо бы выбор судьбы
пал не на меня.
      Над   кирпичной стенкой,   отделяющей мой  балкон  от
соседнего,  восседало нечто вроде высеченного из камня грифа на
каменной  колонне.  А  над ним-в каких-нибудь тридцати дюймах -
бетонный  карниз  крыши.  Я  вернулся  в  комнату. Первым делом
достал из  чемодана  все  вещи,  обнаружение  которых кем-либо
чужим могло бы стать для меня слишком хлопотным делом. Приладил
под   мышкой  фетровую кобуру с  пистолетом, незаметную  под
пиджаком,  если одеваешься у соответствующего портного, что я и
делал, и сунул запасную обойму в задний карман брюк. Вообще-то
не  следует  стрелять  из этого пистолета больше одного раза, а
тем  более - лазить за запасной обоймой, но ведь никогда ничего
не  известно заранее, дело, бывает, оборачивается гораздо хуже,
чем воображалось. Затем я развернул упакованный в брезент набор
инструментов  взломщика.  Этот пояс, благодаря помощи искусного
портного,  тоже  не  виден под пиджаком - и выбрал из всех этих
сокровищ  скромную, но основательную отвертку. Затем, пользуясь
ею,  снял  заднюю стенку маленького переносного холодильника на
кухне  - удивительное дело, сколько пустого пространства даже в
маленьком  холодильнике!  -  и спрятал  там  все,  что  считал
необходимым   спрятать.   Потом   открыл  дверь  -  коридорный,
обслуживающий этаж, был по-прежнему на своем посту.
      - Где  мой  кофе? - Это не был чересчур гневный окрик, но
нечто довольно похожее на него.
      На сей раз он немедленно сорвался с места:
      - Его доставят кухонным лифтом. И я тут же принесу...
      - Только  поживее, -  я  захлопнул  дверь. Некоторые люди
никогда  не  смогут постигнуть достоинства простоты и опасности
переиграть. Его натужные попытки говорить ангельским тоном были
в равной мере неэффективны и бесцельны. Вынув из кармана связку
ключей довольно странной конфигурации, я по очереди попробовал
их  изнутри  в дверном  замке.  Третий  подошел  -  я бы очень
удивился,  если  бы  ни  один не подошел. Я сунул его в карман,
направился  в  ванную  и едва успел до предела пустить душ, как
раздался  звонок  в  дверь,  а затем, судя  по  звуку,  дверь
открылась.  Прикрутив душ, я крикнул коридорному, чтобы оставил
кофе  на  столе,  и  снова пустил воду. Где-то во мне теплилась
надежда,  что  сочетание душа и кофе может внушить кому-то, что
он  имеет дело с человеком, неторопливо готовящимся к приятному
вечеру.  Я  не поручился бы, что это мне удастся. Однако почему
бы не попробовать!.. о
      Дверь шумно захлопнулась, но я не прикрутил душа - на тот
случай,  если  бы коридорный стоял, припав ухом к двери. У него
был  вид человека, проводящего немало времени за подслушиванием
под  дверью  и подглядыванием в замочную скважину. Я подошел к
входной  двери и наклонился - в замочную скважину он сейчас не
заглядывал,   резко  распахнул дверь, но  никто  не  влетел в
прихожую,