эту  тему:  если у  них еще сохранились
какие-нибудь заблуждения насчет своего шефа, не стоит разрушать
их своими руками. - И проверил на аэродроме.
      - Гм... -Мои  утренние достижения не произвели большого
впечатления  на  Мэгги, она склонна была винить меня в том, что
Астрид сбежала, и, как обычно, была права. Ну, так кто первым:
Белинда или я?
      - Сначала  это, - я подал ей листок с цифрами 910020. -
Что эти значит?
      Мэгги  осмотрела листок,  перевернула  его  и глянула на
другую сторону.
      - Ничего...
      - Покажите-ка   мне,  -  живо  вмешалась Белинда. - Люблю
анаграммы  и  кроссворды.  И  неплохо  их  решаю.  И она тут же
убедила меня, что не хвастается:
      - Это надо   перевернуть.  02.00.19. Два  часа  утра
девятнадцатого, то есть завтра.
      - Совсем  недурно, - похвалил я.  Мне самому понадобилось
полчаса, чтобы до этого дойти.
      - И что  должно тогда произойти? - подозрительно спросила
Мэгги.
      - Тот, кто  дал мне эти цифры, забыл объяснить, - ответил
я уклончиво, потому  что  уже  по  горло  был  сыт  собственным
враньем.-  Ну, теперь ты,  Мэгги.  Она села и разгладила свое
зеленое  хлопчатобумажное  платьице,  которое  выглядело как бы
сильно отжатым после тщательной стирки.
      - Я  надела  в  парк  это  новое платье. Труди его еще не
видела, и платок, потому что дул ветер, и...
      - И темные очки.
      - Именно,   - сбить ее   с толку  было  нелегко. -
Прогуливалась  с  полчаса, уступая дорогу пенсионерам и детским
коляскам.  А  потом ее увидела... верней эту огромную, толстую,
старую... старую...
      - Ведьму?
      - Ведьму. Она  была  одета  так, как вы говорили. А потом
заметила  Труди - в белом платье с длинными рукавами. Она никак
не  могла  устоять  на месте, скакала,  как  овечка, - Мэгги
помолчала и добавила задумчиво, - она и вправду славная.
      - У тебя очень добрая душа, Мэгги.
      Она уловила колкость и продолжала деловым тоном:
      - Время от времени они присаживались на лавку. Я сидела
на   другой,   шагах  в  тридцати,  и  глядела из-за  журнала.
Голландского.
      - Хороший вкус, - похвалил я.
      - Потом Труди начала заплетать косичку этой кукле...
      - Какой кукле?
      - Той,  которую держала  в руках, - терпеливо объяснила
Мэгги. -Если вы будете все время перебивать, мне не припомнить
всех  подробностей. Итак, когда она это делала, подошел мужчина
и  сел рядом  с  ними.  Высокий,  в  темной  одежде со стоячим
воротником, с седыми усами и волосами. Он выглядел очень мило..
      - Не сомневаюсь, - вставил я машинально, легко представив
себе  преподобного  Таддеуша Гудбоди, человека очаровательного,
может быть, за исключением половины четвертою утра.
      - Труди он явно очень нравится. Через несколько минут она
обняла его  за шею и что-то шепнула на ухо. Он сделал вид, что
огорчен,  но  не  всерьез,  полез  в карман и что-то сунул ей в
руку.  Наверно, деньги. - Я уже хотел спросить, уверена ли она,
что  не  шприц,  но  не  стал ее смущать. - Потом Труди встала,
прижимая к себе куклу, и побежала к тележке мороженщика. Купила
рожок и направилась прямо ко мне.
      - И ты ушла?
      - Заслонилась журналом, - с достоинством ответила Мэгги.-
Но  это была излишняя предосторожность. Она прошла совсем рядом
со  мной  к  другому  открытому лотку, который стоял в двадцати
шагах.
      - Чтобы поглазеть на кукол?
      - Откуда  вы  знаете?  -  Мэгги и  не  пыталась  скрыть
разочарование.
      - С каждого второго лотка в Амстердаме продаются куклы.
      - Она не  только  смотрела  -  трогала  их,  гладила.
Старик-лоточник  пытался  изображать,  что  сердится,  но разве
можно  сердиться  на  такую  девушку? Она обошла вокруг лотка и
вернулась на лавку. И все время потчевала куклу мороженым.
      - И  ничуть  не огорчалась, что кукла его не хочет. А что
тем временем поделывали старуха и священник?
      - Беседовали.  Видимо,  им  было, о чем поговорить. Когда
Труди  вернулась,  они еще  немного поболтали, пастор похлопал
Труди  по  плечу,  потом  поднялись,  он снял шляпу, поклонился
старухе, как вы ее называете, и все трое ушли.
      - Идиллическая картинка. Ушли вместе?
      - Нет. Он пошел в другую сторону.
      - Ты не пыталась идти за кем-нибудь из них?
      - Нет.
      - Послушная девочка. А за тобой не следили?
      - Не думаю.
      - Не думаешь?
      - Вместе со  мной  уходила  целая  куча  людей.  Человек
пятьдесят-шестьдесят.  Было бы глупо утверждать, что никто меня
не видел. Но сюда никто за мной не шел.
      - А  ты, Белинда? - Почти напротив этого маленького отеля
"Париж" есть кафе. В отель входило и выходило из него множество
девушек.  Но  только за четвертой чашкой кофе я распознала одну
из  тех,  что  были  вчера  вечером  в церкви. Такая высокая, с
каштановыми волосами, сногсшибательная, как выразились бы вы.
      - Откуда  ты  знаешь, как бы я выразился? Вчера она была
одета монахиней?
      - Да.
      - Как же ты могла увидеть, что у нее каштановые волосы?
      - У нее родинка высоко на левой щеке.
      - И черные брови? - вставила Мэгги.
      - Точно, она, - откликнулась Белинда.
      Я  сдался.  Нельзя было не верить им. Когда одна красивая
девушка  приглядывается  к  другой  красивой  девушке, ее глаза
превращаются в мощнейшие телескопы.
      - Я  шла за  ней до Калверстраат, - продолжала Белинда. -
Тут  она  вошла  в большой магазин. И, казалось, кружит по залу
без  всякой  определенной  цели,  но это была только видимость,
потому  что  довольно скоро  она  остановилась  у  прилавка с
надписью "Сувениры - только на экспорт". Как бы нехотя оглядела
полки, но я видела, что интересуется она одними куклами.
      - Ну-ну, - прервал я  ее. - Снова куклы. С чего ты взяла,
что она интересуется именно ими?
      - Просто  видела,  -  ответила  Белинда тоном человека,
силящегося описать разнообразные цвета слепому от рождения. - А
чуть  позже  стала  очень  внимательно разглядывать одну группу
кукол, некоторое  время словно сомневаясь, какую выбрать, но я
знала, что  никаких  сомнений у  нее нет... - Я благоразумно
молчал.  -  Что-то  сказала  продавщице,  и  та записала это на
листке.
      - Это длилось столько времени, сколько надо для...
      - Для  того,  чтобы записать обычный адрес. - Белинда как
будто не слышала. - Потом эта девушка заплатила и ушла.
      - И ты пошла за ней?
      - Нет. Я тоже послушная девочка?
      - Да. - И никто за мной не шел.
      - Не  следил? А в магазине? Например, какой-нибудь полный
мужчина средних лет?
      Белинда расхохоталась:
      - Целая толпа толстых...
      - Ну,  хорошо,  хорошо.  Толпа толстых мужчин средних лет
проводит  кучу времени,  наблюдая  за тобой. А заодно - масса
молодых  и  худых.  Меня это вовсе не удивляет, - я помолчал. -
Дорогие мои двойняшки, я очень люблю вас обеих.
      Они переглянулись.
      - Очень мило,-пробормотала Белинда.
      - Только    профессионально,    мои    дорогие,  только
профессионально.   Должен   сказать,   что  оба  ваших доклада
превосходиы. Белинда, ты видела куклу, которую выбрала девушка?
      - Мне платят как раз за то, что я кое-что вижу, - скромно
заметила она.
      Я  пристально  взглянул  на нее, но пропустил иронию мимо
ушей.
      - Отлично. Это была кукла в костюме с Хейлера. Такая, как
те, что мы с тобой видели в магазине.
      - Откуда вы знаете?
      - Мог бы ответить, что я ясновидящий. Мог бы сказать, что
гений. В  действительности  же  у меня есть доступ к некоторой
информации, которого у вас нет.
      -  Ну  так  поделитесь с нами! - Это, конечно, предложила
Белинда.
      - Нет.
      - Почему?
      - Потому что в Амстердаме есть люди, которые могли бы вас
схватить,  запереть  в укромной  темной  комнате  и  заставить
говорить.
      Наступила долгая пауза. Потом Белинда спросила:
      - А вы бы не заговорили?
      - Возможно,   и заговорил  бы, - признался я. - Но прежде
всего им  было  бы  нелегко  упрятать  меня  в  эту  укромную
комнату.  -  Я показал им приходную книгу. -  Кто-нибудь из вас
когда - либо  слышал о Кастель  Линден?  Нет?  Я  тоже.  Однако
оказывается,   что   оттуда   нашим   приятелям  Моргенштерну и
Муггенталеру поставляют большую часть часов с маятниками.
      - Ну и что?-спросила Мэгги.
      - Понятия  не  имею,  - солгал я. - Но может, тут есть
какая-то   ниточка.  Попросил  было  Астрид,  чтобы  проследила
происхождение  некоего типа часов. Вы же знаете, что у нее была
масса  разнообразных  знакомств,  каких она вовсе не хотела. Но
теперь ее нет. Так что займусь этим завтра сам.
      - Мы  это   сделаем  сегодня - возразила Белинда. - Можем
поехать в этот Кастель и...
      - Если  вы  это сделаете,  то  очутитесь  в  первом  же
самолете,  отлетающем в Англию. У меня нет ни малейшего желания
тратить  время - и вытаскивать вас со дна рва, окружающего этот
замок. Ясно?
      - Да,  -  послушно  ответили обе. И меня встревожило, что
они вовсе не считают меня таким грозным, как должны бы.
      Я собрал бумаги и встал.
      - Остаток дня у вас свободен. Увидимся завтра утром.
      Странное дело,  их  не  особенно обрадовало, что столько
времени - в полном их распоряжении. Мэгги поинтересовалась:
      - А вы?
      - Прокачусь   автомобилем  в деревню. Чтобы прояснилось в
голове.   Потом  сосну.  А  вечером,  возможно,  прогуляюсь  на
пароходе.
      - Этакое  романтическое ночное плавание  по каналам, -
Белинда старалась говорить беззаботно, но у нее не получалось.-
Вам  ведь  понадобится кто-то,  кто  бы вас охранял, а? Я тоже
поеду.
      - В  другой  раз.  А вы не выбирайтесь на каналы. Даже не
приближайтесь к  каналам.  И держитесь  подальше  от  ночных
ресторанов. А более всего сторонитесь порта и того магазина.
      - Вы тоже никуда не выбирайтесь нынче вечером! Я взглянул
на  Мэгги.  За пять  лет  она никогда не обращалась ко мне так
резко  и  отчаянно и тем более никогда не указывали, мне, что я
должен делать.  Она  схватила меня  за  руку,  что  тоже было
неслыханно:
      - Ну пожалуйста!.. . .
      - Мэгги!
      - Вы обязательно должны сегодня плыть этим пароходом?
      - Но, Мэгги...
      - В два часа ночи?
      - Что происходит, Мэгги? Это на тебя не похоже...
      - Не знаю. Впрочем, знаю. У меня мурашки по спине ходят.
      - Призови их к порядку. Белинда сделала шаг ко мне.
      - Мэгги  права.  Вы  не  должны  сегодня ехать. - Губы ее
дрожали.
      - И ты туда же, Белинда?
      - Пожалуйста!
      В  комнате  воцарилось  странное напряжение,  которого я
никак  не  мог понять.  На  лицах  у  обеих  застыло умоляющее
выражение,  в  глазах  - чуть ли не отчаяние, словно я сообщил,
что намереваюсь прыгнуть со скалы.
      - Мэгги, хочет, чтобы вы с нами не расставались,- сказала
Белинда. Мэгги кивнула:
      - Не уходите  сегодня  вечером. Останьтесь с нами. - Черт
побери! - наконец- то вырвалось у меня. - Когда в следующий раз
мне  будет  нужна  помощь  за границей, привезу с собой девушек
потверже. - Я хотел обойти их, идя к двери, но Мэгги загородила
дорогу,  поднялась на цыпочки и поцеловала меня. Секундой позже
Белинда сделала то же самое.
      -  Очень нехорошо  для дисциплины, - выдавил я, сбитый с
толку. Правда, очень плохо...
      Открыв  дверь,  я обернулся проверить, согласны ли они со
мной.  Однако они ничего не сказали, только стояли с невыразимо
печальными лицами. Я раздраженно тряхнул головой и вышел.
      Возвращаясь  в  "Рембрандт", я купил упаковочную бумагу и
шнур.  У  себя в  номере  завернул костюм, уже более или менее
обретший  форму  после непредвиденной "стирки" прошлой ночью,
написал   на  свертке  фиктивную  фамилию  и  адрес  и отнес в
гостиничную контору. Управляющий был на своем посту.
      - Где ближайшее почтовое отделение?-спросил я.
      - Мое почтение,   господин,  -  изысканное  дружеское
приветствие было автоматическим, управляющий уже не улыбался. -
Мы можем это устроить.
      - Благодарю, но хочу отправить лично.
      - А, понимаю! - Ничего он не понимал, в особенности того,
-  что я  не хотел давать повода ни для вскидывання бровей, ни
для  морщин  на  лбу  при  виде господина Шермана, выходящего с
большим свертком под мышкой. Он дал мне адрес, который вовсе не
был нужен.
      Я  сунул сверток в багажник полицейской машины и двинулся
через  город  и предместье, пока наконец не оказался в сельских
окрестностях.  Я  ехал вдоль Зейдер- Зее, но не мог его увидеть
из-за дамбы, тянущейся по правой стороне дороги. Слева тоже для
осмотра было немногое: голландский пейзаж сотворен не для того,
чтобы ввергать туриста в экстаз.
      Наконец я   добрался   до   указателя "Хейлер-5  км",
несколькими сотнями ярдов дальше свернул с шоссе влево и вскоре
остановился на маленькой деревенской площади, словно сошедшей с
открытки.  На  площади была  почта, а перед почтой- телефонная
будка. Я  запер  на  ключ  багажник и автомобиль и оставил его
там.   Потом   вернулся   на   главное  шоссе,  перешел  его и
вскарабкался  на  покатую, поросшую травой дамбу, с которой мог
взглянуть  на  Зейдер-Зее. Бодрящий бриз голубил и белил воды в
позднем  послеполуденном  солнце, вот, пожалуй и все, что можно
было сказать    об  открывшемся виде, где   выделялся
один-единственный  элемент  - остров, лежащий к северо-востоку,
примерно в миле от берега.
      Это и был остров Хейлер. Собственно, даже не остров. Было
им некогда, но какие-то инженеры выстроили дамбу, связавшую его
с  берегом,  - вероятно,  для того, чтобы полнее удовлетворить
островитян  благами цивилизации и притоком туристов. И по верху
той дамбы проложили дорогу.
      Сам  остров  тоже  ничем особенным  не выделялся. Он был
таким  низким и плоским, что казалось - первая же большая волна
может  его  затопить.  В  эту  плоскость  вносили  разнюобразие
разбросанные   тут  и  там  хозяйственные  строения,  несколько
больших овинов, а на западном берегу, почти напротив места, где
я стоял, городок, припавший к маленькому порту.
      И,  разумеется,  на  острове были свои каналы. Вот и все,
что   удалось разглядеть.  Я вернулся  на  шоссе,  дошел  до
остановки и первым же автобусом вернулся в Амстердам.
      Следовало  пораньше  отправиться ужинать,  позже  в этот
вечер  такая  возможность  вряд  ли представится, а кроме того,
лучше  было  не  выходить с пустым желудком навстречу тому, что
уготовила  мне нынче  судьба. Потом я улегся в постель, потому
что шанса выспаться позже тоже не предполагалось.
      Дорожный будильник вырвал меня из сна в половине первого
ночи.  Я  натянул  темные  брюки,  темный матросский свитер под
горло, темные парусиновые туфли на резиновой подошве и темную
брезентовую   штормовку.   Застегнул  на  молнию  непромокаемый
футляр револьвера  и  сунул  его  в  подмышечную  кобуру.  Два
запасных  магазина  в  подобном  же  футляре положил в карман и
задернул  молнию. Тоскливо глянул на столик, где стояла бутылка
виски, не  без  колебания  решил все же к ней не прикасаться и
вышел.
      Вышел, как обычно, по пожарной лестнице. Улица внизу была
пуста, и  я  знал,  что никто не потянется за мной, когда буду
удаляться  от  отеля. Никому не было нужды в том, чтобы идти за
мной.  Те,  кто желали мне зла, знали, куда я направляюсь и где
они  могут  меня  найти.  А  я в свою очередь знал, что они это
знают. И  надеялся только на то, что никто не знает, что я это
знаю.
      Машины у меня теперь не было, а к амстердамским такси я с
некоторых пор стал относиться подозрительно, так что отправился
пешком. Улицы были пусты - по крайней мере те, какие я выбирал.
Город  казался очень  тихим  и  спокойным.  Дойдя до портового
квартала,  сориентировался,  где  нахожусь,  и двинулся дальше,
пока не очутился в тени складского навеса. Светящийся циферблат
моих  часов показывал двадцать минут второго. Ветер усилился, и
заметно похолодало, но дождя не было. хотя он как будто и висел
в   воздухе.   Его   дыхание   чувствовалось   сквозь сильный
специфический  запах  моря,  смолы,  пеньки  и всех тех вещей,
благодаря  которым  портовые  кварталы пахнут одинаково во всех
концах земли. Потрепанные  темные  тучи мчались по чуть менее
темному  небу, время от времени открывая на миг бледный высокий
полумесяц.
      Я  пытался  разглядеть  порт,  который  тянулся  сперва в
полумрак,  а потом в никуда. Сотни барж собрались в этом порту,
одном  из  самых  больших  транспортных  портов  мира, - баржи
размерами  от  малых, шестиметровых, и до огромных, бороздящих.
Рейн, сгрудились   тут  в  беспорядке.  Однако  я  знал,  что
беспорядок  этот  скорее  кажущийся,  чем действительный. Баржи
стояли очень  тесно,  но  -  хотя  это и требовало чрезвычайно
искусного  маневрнровання  -  каждая имела свой доступ к узкому
фарватеру,   который   сходился  с  несколькими  гораздо  более
широкими  путями  перед  выходом  в  открытые  поды. Баржи были
связаны  с  берегом  рядом  длинных  широких  мостков-пирсов, к
которым, в свою очередь, сходились другие, поуже.
      Месяц  скрылся за тучей. Я вышел из тени и ступил на один
из главных пирсов. В резиновых туфлях шаги мои по мокрым доскам
были бесшумны, но если бы даже я топал и подкованных. башмаках,
вряд ли кто-нибудь, кроме тех, кто имел злые намерения, обратил
на  это  внимание:  хотя  на  всех  баржах почти наверняка жили
команды,  а  во многих случаях и их семьи, на сотни рубок можно
было  насчитать  лишь  четыре-пять огней. Тут царила абсолютная
тишина,  едва  нарушаемая  сдавленным  гудением  ветра да тихим
скрипом  и шорохом, когда подталкиваемые ветром баржи терлись о
пирс.  Этот  набитый  баржами  порт  был городом в себе, и этот
город спал.
      Я прошел примерно треть длины пирса, когда месяц вынырнул
из-за туч, давая мне возможность приостановиться и оглядеться.
      Два человека тихо и решительно шли за мной, отставая пока
еще  шагов на пятьдесят. Они были всего лишь тенями, силуэтами,
но очертания правых рук этих теней были длиннее, чем левых. Они
что-то держали  в правых руках. Не скажу, что меня поразил вид
этих предметов, как не поразил и вид самих этих людей.
      Я   поглядел  направо.  Двое  других  мужчин  неторопливо
удалялись  от берега по соседнему, параллельному пирсу. Они шли
вровень с теми двумя, которые были на моем.
      Слева-то же  самое. Два движущихся темных силуэта. Можно
только подивиться такой согласованности.
      Я  повернулся  и пошел дальше. На ходу вытащил оружие из
кобуры,  снял  непромокаемый  футляр, задернул молнию и спрятал
футляр  в  карман.  Месяц  скрылся  за  тучей.  И  я  побежал,
оглядываясь  через  плечо.  Три  пары  мужчин тоже припустились
бегом. Когда  через  несколько  ярдов я  снова  оглянулся, то
увидел, что мужчины на моем пирсе остановились и целятся в меня
из  пистолетов,  или  мне  так показалось - трудно  разглядеть
что-либо  при  свете звезд. Однако мгновением позже я убедился,
что  не  ошибся: в мраке вспыхнули узкие красные огоньки,- хотя
выстрелов не было слышно, что вполне понятно, поскольку ни один
человек,  будучи  в  здравом рассудке, не захотел бы поднять на
ноги сотни крепких голландских, немецких и бельгийских матросов
с барж. Зато они, видимо, ничуть не опасались потревожить меня.
Месяц показался снова, и я опять побежал.
      Настигшая  меня  пуля  причинила больше вреда одежде, чем
мне  самому,  хотя  резкая,  обжигающая боль на внешней стороне
правого плеча заставила непроизвольно схватиться за него другой
рукой. Это  уж  было  чересчур.  Я  свернул  с главного пирса,
спрыгнул  на  нос баржи, пришвартованной к меньшему, отходящему
под,  прямым  углом, и бесшумно пробежал через палубу к рулевой
рубке  на  корме. Укрывшись в ее тени, осторожно выглянул из-за
угла.
      Двое   на   главном   пирсе   приостановились  и знаками
показывали  своим  коллегам  справа, что следует зайти