ку и
назвался:
      - Ван Гельдер.  Я много слышал о вас, господин майор. Это
навело меня  на  размышления, однако я решил воздержаться от
комментариев, улыбнулся и пожал ему руку.
      - Инспектор  ван  Гельдер,  -  представил де  Граф. - Шеф
нашего отдела по  борьбе  с  наркотиками.  Он  будет с  вами
работать,  майор.  И  обеспечит  вам  наилучшее сотрудничество,
какое только возможно.
      - Искренне   надеюсь,  что  нам  будет  хорошо работаться
вместе,  -  ван  Гельдер улыбнулся и сел. - Расскажите, чего вы
добились у себя. Считаете ли вы, что уже можете ликвидировать в
Англии сеть доставки наркотиков?
      - Пожалуй, да.    Это    отлично  организованный
распределительный  канал,  очень  плотный,  почти без брешей, и
именно поэтому мы смогли установить десятки торговцев, а также
нескольких главных распределителей.
      - Итак, вы можете ликвидировать эту сеть, но не хотите.
Оставляете ее в полном покое?
      - Иначе трудно,  инспектор.  Ну,  ликвидируем  эту, так
следующая  уйдет  так глубоко в подполье, что уже никогда ее не
обнаружим.  Сейчас  же мы  можем  выловить  их в любой момент.
Важнее,  выявить,  как эта  пакость попадает в страну и кто ее
доставляет.
      - И  вы  полагаете, -  ясное  дело, иначе вас бы здесь не
было, - что доставка ведется отсюда? Либо из этого района?
      - Не  из  района. Отсюда.  И вовсе не предполагаю - знаю.
Восемьдесят  процентов тех, кто у нас под наблюдением, - я имею
в  виду  распределителей  и  их  посредников, - связаны с вашей
страной.  Точнее  говоря  с  Амстердамом.  Почти  у  всех здесь
родственники  или  друзья.  Поддерживают  контакты, лично ведут
дела  либо  ездят  сюда  в отпуск. Мы потратили пять лет, чтобы
составить досье.
      - А есть копии этих документов? - спросил ван Гельдер.
      - Одна.
      - У вас?
      - Да.
      - При себе?
      - В одном безопасном месте, - я коснулся пальцем головы.
      - Наибезопаснейшем,-признал де Граф. И добавил задумчиво:
-  Разумеется, до  тех  пор,  пока  вы не наткнетесь на людей,
которые будут склонны отнестись к вам так же, как вы относитесь
к ним.
      - Не понимаю вас, полковник.
      - Я  говорю  загадками, - любезно согласился де Граф. -
Хорошо,  согласен.  Не буду говорить обиняками. Мы тоже знаем о
нашей  недоброй  репутации.  Хотелось  бы,  чтобы  это не было
правдой,  но  увы.  Знаем,  что  товар доставляется сюда оптом.
Знаем, что  уходит  он  в  розницу,  но  понятия не имеем - ни
откуда, ни как.
      - Это уж ваш двор, - коротко заметил я.
      - Наш... что?
      - Ваше дело. Это  происходит в Амстердаме, а вы стоите на
страже закона в Амстердаме.
      - Вы   за  год  завели  себе  много  друзей?  - любезно
поинтересовался ван Гельдер.
      - Я  работаю  в этой  области  вовсе не для того, чтобы
заводить друзей.
      - Вы  работаете в этой области для того, чтобы истреблять
людей, которые истребляют других людей,-примирительно сказал де
Граф.  - Мы знаем о вас. У нас на эту тему прекрасное досье. Не
угодно ли взглянуть?
      - Древняя история нагоняет на меня тоску.
      - Ну   хорошо,  -  вздохнул  де  Граф. - Послушайте меня,
майор. И  лучшая  полиция  мира  может  наткнуться на бетонную
стену. Так произошло с нами, хотя я вовсе не утверждаю, что мы
лучшие. Нам нужна хотя бы одна нить, одна- единственная нить...
А может, у вас есть какая-то мысль, какой-нибудь план?
      - Я  приехал  только  вчера.- Я достал и подал полковнику
два  клочка  бумаги,  которые обнаружил в кармане коридорного.-
Эти буквы и эти числа. Они что-нибудь вам говорят?
      Де Граф бегло взглянул на бумажки, поднес их к настольной
лампе и отложил.
      - Нет.
      - А  не можете ли  узнать? Не исключено, что они имеют
какое-то значение.
      - У  меня очень толковый персонал. К слову, откуда вы это
взяли?
      - Дал один человек.
      - Вы,  верно,  хотите  сказать, что забрали это у одного
человека?
      - Какая разница?
      - Может быть, очень большая. - Де Граф наклонился вперед,
его  лицо  и  голос были очень серьезны.-Послушайте, майор, нам
известно  ваше искусство выводить людей из равновесия. Знаем мы
и о вашей склонности выходить за рамки закона...
      - Господин полковник!
      - И весьма существенно. Впрочем, вы, вероятно, никогда не
задерживаетесь  в   его   рамках.  Знаем  о  вашей  умышленной
политике  -  равно  успешной  и  самоубийственной  -  неустанно
провоцировать  своими    поступками  тех, кого   считаете
противниками, в   надежде,  что  кто-нибудь  где-нибудь  даст
слабину.  Но  я  прошу вас,  майор,  очень  прошу, чтобы вы не
пытались задевать таким образом слишком многих в Амстердаме.
      - У меня такого и в мыслях нет, - заверил я. - Постараюсь
быть очень осторожным.
      - Будем надеяться,  - снова вздохнул де Граф. - А теперь,
мне думается, инспектору ван Гельдеру есть что вам показать.
      И   действительно   было.   Из   управления   полиции  на
Марниксстраат  инспектор  отвез  меня  в городской морг. Выходя
оттуда, я подумал, что лучше бы он этого не делал.
      Городскому  моргу  явно  недоставало старомодной красоты,
романтики и ностальгической прелести старого Амстердама. Он был
точно  таким,  как  в  любом  большом  городе, холодным-ужасно
холодным,  -  безжизненным  и  отвратительным. Посреди главного
зала - два ряда белых плит под мрамор, а по бокам - ряд больших
металлических дверей.   Хозяином  всего  этого  был  одетый в
негнущийся, накрахмаленный, ослепительно белый китель, румяный,
веселый симпатичный тип, склонный то и дело разражаться громким
смехом,  что  казалось довольно неожиданной чертой у работника
морга,  пока  не  вспомнилось,  что  в  былые времена  многих
английских   палачей   считали  в  тавернах  самыми  желанными
компаньонами, каких только можно сыскать.
      По  просьбе  ван Гельдера  он  подвел  нас  к  одной  из
металлических  дверей, отворил  ее и выкатил железную каталку.
Под простыней угадывалась человеческая фигура.
      - Канал,  где его нашли, называется Крокюйскаде, - сказал
ван  Гельдер,  он  выглядел совершенно невозмутимым. - Это близ
доков. Ханс Гербер. Девятнадцать лет. Не стоит смотреть на его
лицо  -  слишком  долго  пробыл  в  воде.  Нашла  его  пожарная
команда,  вылавливавшая  машину.  Мог пролежать там еще год или
два. Кто-то обмотал его старыми оловянными трубами.
      Он  приподнял угол покрывала и открыл свисающую исхудалую
руку.  Выглядела она совершенно так, словно кто-то топал по ней
в горных ботинках, подбитых гвоздями. Странные фиолетовые линии
связывали  большинство проколов,  а  вся  рука была синей. Ван
Гельдер   молча   прикрыл  ее  и  отвернулся.  Работник  вкатил
каталку  обратно,  замкнул  дверь,  подвел  нас  к  следующей и
выкатил   другое  тело,  улыбаясь  при этом  так  широко,  как
обанкротившийся   английский  аристократ,  водящий  публику  по
своему историческому замку.
      - Его  лица  я  вам  тоже  не  покажу,  -  продолжал  ван
Гельдер. - Немного удовольствия смотреть на двадцатитрехлетнего
парня,  у  которого   лицо  семидесятилетнего  старца,  -    он
обернулся к работнику. - А этого где нашли?
      - На  Оостерхоок, - просиял тот. - На угольной барже. Ван
Гельдер кивнул:
      - Верно.  С бутылкой джина - пустой бутылкой рядом с ним.
Весь  джин  был в нем. Вы ведь знаете, как прекрасна комбинация
героина  с  джином,  - он  отвернул  покрывало,  обнажая руку,
подобную  той, какую  я  только  что видел. - Самоубийство или
убийство?
      - Это зависит...
      - От чего?
      - От  того,  сам  ли  он  купил  джин. Тогда  было  бы
самоубийство  или  случайная  смерть.  Но кто-то мог сунуть ему
бутылку  в  руку. Тогда это убийство. Прошлым месяцем у нас был
точно  такой  же  случай  в  лондонском  порту.  И  никогда  не
узнаем...
      По  знаку  ван  Гельдера служитель  радостно повел нас к
одной  из  плит  посреди  зала. На этот раз ван Гельдер откинул
покрывало сверху. Девушка была очень молода, златовласа и очень
красива.
      - Прекрасна,  правда?  -  спросил  ван Гельдер. - Никаких
следов на  лице. Юлия Роземейер из Восточной Германии. Знаем о
ней   только   это  и  больше  уже  ничего  не добавим.  Врачи
определили, что ей шестнадцать.
      - Что с ней произошло?
      - Выпала  с  шестого этажа на бетонный тротуар. Я подумал
мельком  об  экскоридорном  и  о  том, что он значительно лучше
выглядел бы на этой плите, и спросил: -
      - Ее столкнули?
      - Сама  выпала. Есть свидетели. Все были на взводе. Она
ночь   напролет   бормотала,  что  хочет  полететь  в  Англию -
навязчивая  идея  познакомиться с королевой. И вдруг взобралась
на  перила  балкона,  крикнула,  что летит к королеве- ну, и...
полетела.  К  счастью, внизу  никого не было. Хотите поглядеть
еще?
      - Хочу  выпить  чего-нибудь  в  ближайшем  баре.  Если вы
ничего не имеете против.
      - Не  имею,-он  улыбнулся,  но  в  улыбке  этой не было
никакого  веселья.  -  У меня дома у камина. Недалеко отсюда. У
меня на это свои причины.
      - Какие?
      - Увидите...
      Мы  поблагодарили  и  распрощались с радостно улыбающимся
служителем,   который выглядел  так, словно хотел  сказать:
"Возвращайтесь скорей!" - но не сказал. С самого утра небо было
мрачным и дождь падал крупными редкими каплями. Сине-фиолетовый
горизонт на востоке выглядел грозно и зловеще. Редко случается,
чтобы небо так точно соответствовало моему настроению.
      Гостиная у  ван Гельдера  могла  бы затмить большинство
известных  мне английских  баров.  Она  была теплой, удобной и
уютной,    с   немного  тяжеловесной голландской   мебелью и
замечательно мягкими креслами. - У меня слабость к очень мягким
креслам.  На  полу-темно-красный  ковер,  а  стены  выкрашены в
теплые пастельные  цвета  разных  оттенков.  Камин  такой, как
полагается,  и я  с  удовлетворением  заметил, что ван Гельдер
усиленно  исследует  основательно  набитый застекленный шкаф со
спиртным.
      -  Вы  возили  меня  в этот чертов морг, чтобы что-то мне
доказать, - начал я. - И, вероятно, полагаете, что сделали это.
Так в чем дело?
      - Не  дело,  а  дела.  Первое:  убедить вас, что мы тут
сталкиваемся  с  куда  худшей  проблемой, чем вы у себя. Там, в
морге, есть  еще  с  полдюжины  наркоманов,  и никто не знает,
сколько  умерло  естественной  смертью.  Правда, так плохо, как
сейчас, бывает не всегда. Эти смерти приходят как бы волнами. И
все  же  число жертв, и  главным образом молодых, недопустимо
велико...
      - Надо  понимать  так,  что  у вас не меньше, чем у меня,
причин искать и  уничтожать  тех,  кто  их  погубил, и что мы
атакуем общего врага, центральный пункт доставки?
      - В каждой стране только один король...
      - А второе дело? .
      - Подкрепить  предостережения  полковника  де  Графа. Эти
люди,  я  бы  сказал,  очень  ценят  покой.  Если вы станете их
чересчур  раздражать либо слишком приблизитесь к ним... в морге
всегда есть свободные места.
      - Так как с выпивкой?-напомнил я.
      В  холле зазвонил телефон. Ван Гельдер извинился и вышел.
В  тот же  момент,  когда  за ним закрылась дверь, отворилась
другая и  в  комнату  вошла  девушка. Высокая  и  тонкая, лет
двадцати  с  небольшим,  она  была  одета  в  цветастый  халат,
расшитый  драконами,  закрывавший  ноги почти по щиколотки. Она
была   прекрасна,  с  волосами цвета  льна,  овальным лицом и
фиалковыми  глазами,  которые  казались одновременно веселыми и
внимательными, и прошла долгая минута, прежде чем я вспомнил о
своем  хорошем воспитании  и  вскочил,  что  было не так легко
сделать из глубин этого бездонного кресла.
      - Добрый  день, -  сказал  я. - Поль Шерман, - это было
скудно, но мне не пришло на ум ничего-другого.
      Девушка  словно  бы  встревожилась,  некоторое  время она
посасывала   кончик   пальца, после  чего  открыла  в  улыбке
прекрасные зубы.
      - Я    Труди.    И    плохо    говорю     по-английски, -
это соответствовало  действительности.
      Я  подошел  к  ней,  протянул руку, но девушка не сделала
никакого  движения,  чтобы  ее взять, только приложила ладонь к
губам  и  стыдливо  захихикала. Признаться, я не привык к тому,
чтобы  взрослые  девушки  хихикали  вместо рукопожатия, так что
испытал  немалое  облегчение,  услышав звук положенной трубки и
голос ван Гельдера:
      - Обычная  сводка из аэропорта. Еще нет ничего, что бы...
Ван Гельдер заметил девушку, прервал речь, улыбнулся и обнял ее
за плечи.
      - Я вижу, вы уже познакомились.
      - Ну,  не совсем, - возразил я  и в  свою очередь замолк,
когда Труди подняла голову и стала что-то быстро шептать ему на
ухо,  искоса  поглядывала  на  меня.  Ван  Гельдер  улыбнулся и
кивнул,  а  Труди быстро вышла из комнаты. На моем лице, верно,
рисовалось  изумление, потому что ван Гельдер снова улыбнулся,
но эта улыбка показалась мне не слишком веселой.
      - Она сейчас вернется, майор. Сначала она всегда немножко
застенчива при чужих. Но только сначала.
      Как он и обещал, Труди вернулась почти тотчас же. В руках
она держала большую куклу, сделанную так искусно, что на первый
взгляд могла бы показаться живым ребенком. В ней было почти три
фута  росту,  белый  чепец, охватывающий льняные полосы того же
оттенка,  что  у  Труди, достающая до щиколоток пышная шелковая
юбка  и  прекрасно расшитый лиф. Труди прижимала эту куклу так,
словно та  и  впрямь была ребенком. Ван Гельдер снова обнял ее
за плечи.
      - Это  моя  дочка, Труди. А это мой друг, майор Шерман из
Англии.
      На  этот раз  она подошла без колебаний, протянула руку,
сделала легкое движение, словно намек на книксен, и улыбнулась:
      - Добрый день, господин майор.
      Не желая дать ей превзойти себя в любезности, я улыбнулся
и слегка поклонился:
      -Теперь он для меня действительно добрый.
      Она обернулась и вопросительно глянула на ван Гельдера.
      - Английский язык не  относится к сильным качествам Труди
- пояснил ван Гельдер. -С адитесь же, майор, прошу вас.
      Он  достал  из  шкафа бутылку шотландского виски, плеснул
мне и себе, подал стакан и со вздохом опустился в кресло. Потом
взглянул  на  дочь, которая всматривалась в меня так неотрывно,
что я почувствовал себя несколько смущенным.
      - Ты не сядешь, маленькая?
      Она   обернулась к  ван Гельдеру,  лучисто  улыбнулась,
кивнула  и протянула ему огромную куклу. По готовности, с какой
он ее принял, было ясно, что это для него привычно.
      - Да,  папа, - сказала она и  ни с того ни с чего, но так
свободно,  словно  это была естественная вещь на свете, села ко
мне  на  колени,  обняла  за шею и улыбнулась мне. Я ответил ей
такою  же  улыбкой,  которая,  впрочем,  потребовала прямо-таки
геркулесового усилия.
      Взгляд ее стал торжественным, и я услышал:
      - Я люблю вас.
      - Я  тебя  тоже,  Труди,  -  я  стиснул ей плечо, чтобы
показать,  как сильно ее люблю. Она снова улыбнулась, положила
голову мне на плечо и прикрыла глаза. Некоторое время я смотрел
на макушку этой златоволосой головы, потом вопросительно поднял
глаза на ван Гельдера. Он печально улыбнулся.
      - Если это вас не ранит, майор... Труди любит каждого...
      - Так  происходит  со  всеми  девочками в  определенном
возрасте.
      - У вас необыкновенная реакция...
      Мне   не  казалось,   что   этот   мой  ответ  выказывал
необыкновенную реакцию  или  особую сообразительность, но я не
возразил, только улыбнулся и повернулся к девушке:
      - Труди...
      Она молчала. Только шевельнулась и опять улыбнулась такой
удивительно  довольной улыбкой, что по какой-то неясной причине
я почувствовал себя обманщиком, а потом еще крепче сжала веки и
прижалась ко мне. Я попытался еще раз:
      - Труди,  я уверен,  у тебя должны быть прекрасные глаза,
Нельзя ли мне их увидеть?
      Она  на миг замялась, снова улыбнулась, выпрямилась, чуть
отодвинулась,  положив мне  ладони  на  плечи, а потом открыла
глаза широко, как ребенок, когда его об этом просят.
      Эти  большие  фиалковые глаза- были несомненно прекрасны.
Но  было в них что-то еще. Стеклянные, пустые, казалось, они не
отражают  света.  Они блестели, но блеском, который отразила бы
любая  ее фотография, потому что весь он был на поверхности, за
ним таилась какая-то матовость.
      Я  спокойно  снял ее правую руку с моего плеча и подтянул
рукав  до  локтя.  Судя по очертанию ее тела, следовало ожидать
увидеть  прекрасное  предплечье, но ожидания не оправдались: на
нем виднелись ужасные следы неисчислимых уколов шприца. Труди с
дрожащими  губами,  испуганно взглянула на меня, будто опасаясь
нагоняя, стянула рукав вниз, забросила мне руки на плечи, вжала
лицо в мою шею и заплакала. Она плакала так, будто сердце у нее
разрывалось.  Я  погладил ее так осторожно, как можно погладить
кого-то,  кто  явно  собирается  нас удушить, и взглянул на ван
Гельдера.
      - Теперь  я понимаю, почему вы настаивали на моем приходе
сюда.
      - Мне очень жаль. Теперь вы знаете...
      - Это и есть третье дело?
      - Да.  Бог свидетель, я предпочел бы не делать этого.  Но
вы  понимаете, что  из  порядочности по отношению к коллегам я
обязан.информировать их о таких вещах.
      - Де Граф знает?
      - Знает любой  из  высших чинов полиции в Амстердаме, -
просто ответил ван Гельдер. - Труди!
      Единственной  ее реакцией было то, что она стиснула меня
еще  сильней.  И  я  начал испытывать что-то вроде кислородного
голодания.
      - Труди!  -  настойчиво повторил  ван  Гельдер. - После
полудня  тебе полагается спать. - Знаешь сама, что сказал доктор.
Ну-ка в постель!
      - Нет, - захныкала она, - не хочу в постель...
      Ван Гельдер вздохнул и повысил голос:
      - Герда!
      Как  если  бы ждала вызова - что она, вероятно, и делала,
подслушивая  под дверью, - в комнату вплыла удивительная особа.
Это  была  огромная  и невероятно  пышная  женщина  - назвать
походкой  ее  способ движения означало бы прибегнуть к грубому!
преувеличению, - одетая точно так же, как кукла Труди. Длинные
светлые  косы, перетянутые  цветными ленточками, свисали на ее
внушительный  бюст. Судя по лицу, старому, в глубоких морщинах,
словно складчатая,  грубая  шкура,  - ей  уже  перевалило  за
семьдесят.   Контраст между веселой   цветастой   одеждой и
косичками  и тучной старой ведьмой, которая все это носила, был
разительным,  странным,  гротескным,  почти отвратительным, но,
похоже, не будил таких чувств ни у ван Гельдера, ни у Труди.
      Старуха  прошла  через  комнату  - несмотря на свой вес и
утиную перевалку, проделала она это довольно быстро, - коротко
кивнула  мне  и  молча, ласково, но решительно положила руку на
плечо Труди. Та сразу подняла глаза, слезы в них высохли так же
мгновенно,  как  накатились,  она покорно кивнула, сняла руки с
моей  шеи и встала. Подошла к ван Гельдеру, забрала свою куклу,
поцеловала  его,  приблизилась ко  мне, поцеловала меня так же
естественно,  как ребенок на ночь, и почти выбежала из комнаты,
а  Герта  выплыла вслед за ней. У меня вырвался долгий вздох, и
стоило труда удержаться и не вытереть лоб.
      - Вы должны  были меня предупредить, - в голосе моем ясно
слышался  упрек.  -  О Труди  и  Герте. Кто она вообще такая -
Герта? Нянька?
      - Старая служанка, как сказали бы в Англии, - ван Гельдер
сделал длинный глоток виски, словно без него никак не обойтись,
я  сделал  то же самое, мне это было еще нужнее. - Это экономка
еще  моих  родителей, с острова Хейлер на Зейдер-Зее. Вероятно,
вы  заметили,  что  они  там,  как  бы это выразиться, немного
консервативны, если  говорить об  одежде.  Она  у  нас  всего
несколько  месяцев,  но  сами  видите, какое  влияние имеет на
Труди.
      - А Труди?
      - Труди восемь лет.  Ей  восемь  уже пятнадцать лет, и
всегда  будет столько.  Она  не  моя дочь,  как  вы,  верно,
догадались, но я не мо