Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
енное есть некое бесконечное потустороннее.
Но определения, которые обнаружились и которые мы должны свести воедино,
заключаются не только в том, что это бесконечное потустороннее есть также
имеющееся налицо и какое-то конечное определенное количество, но и в том,
что его неизменность - в силу которой оно есть такое бесконечное
потустороннее по отношению к количественному и которая есть качественная
сторона бытия лишь как абстрактное соотношение с самой собой, - развилась в
опосредствование себя с собой в своем ином, в конечности отношения. Всеобщее
этих определений заключается в том, что вообще целое как показатель есть
граница взаимного ограничения обоих членов и, стало быть, положено отрицание
отрицания, а тем самым бесконечность, утвердительное отношение к самому
себе. Более определенно то, что в себе показатель уже как произведение есть
единство единицы и численности, но каждый из обоих членов [отношения] есть
лишь один из этих двух моментов, благодаря чему показатель, следовательно,
включает их в себя и в себе соотносится в них с собой. В обратном же
отношении различие развилось во внешность количественного бытия и
качественное дано не только как неизменное и не только как лишь
непосредственно включающее в себя моменты, но и как смыкающееся с собой в
вовне-себя-сущем инобытии. Это определение и выделяется как результат в
обнаружившихся [до сих пор] моментах. А именно, показатель оказывается
в-себе-бытием, моменты которого реализованы в определенных количествах и в
их изменчивости вообще. Безразличие их величин в их изменении предстает в
виде бесконечного прогресса; в основе этого лежит то, что в их безразличии
их определенность состоит в том, чтобы иметь свое [численное ] значение в
значении другого и, стало быть, а) в соответствии с утвердительной стороной
их определенного количества быть в себе всем показателем в целом. И точно
так же они имеют ft) своим отрицательным моментом, своим взаимным
ограничиванием величину показателя; их граница есть его граница. То
обстоятельство, что они уже не имеют никакой другой имманентной границы,
никакой 126 твердой непосредственности, положено в бесконечном прогрессе их
наличного бытия и их ограничения, в отрицании всякого частного [численного]
значения. Такое отрицание есть, согласно этому, отрицание вовне-себя-бытия
показателя, которое представлено ими, и он, т. е. сам будучи и определенным
количеством вообще, и выраженным в определенных количествах, тем самым
положен как сохраняющийся, сливающийся с собой в отрицании их безразличного
существования, положен, таким образом, как определяющий это выхождение за
свои пределы.
Отношение определилось тем самым как степенное отношение.
С. СТЕПЕННОЕ ОТНОШЕНИЕ (POTENZENVERHALTNIS)
1. Определенное количество, полагающее себя в своем инобытии
тождественным с собой, определяющее свое выхождение за свои пределы,
достигло для-себя-бытия. Таким образом, оно качественная тотальность,
которая, полагая себя как развернутую, имеет своим моментами понятийные
определения числа - единицу и численность; в обратном отношении численность
- это множество, которое еще не определено самой единицей, как таковой, а
определено откуда-то извне, некоторым третьим; теперь же численность
положена как определенное лишь ею. Это происходит в степенным отношении, где
единица, которая в самом себе есть численность, есть в то же время
численность по отношению к себе как единице. Инобытие - численность единиц -
есть сама единица. Степень - это множество единиц, каждая из которых есть
само это множество. Определенное количество как безразличная определенность
изменяется; но поскольку это изменение есть возведение в степень, это его
инобытие ограничено исключительно самим собой. - Таким образом, определенное
количество положено в степени как возвратившееся в само себя; оно
непосредственно есть оно само, а также свое инобытие.
Показатель этого отношения уже не есть непосредственное определенное
количество, в отличие от прямого, а также от обратного решения. В степенном
отношении он имеет чисто качественную природу, есть простая определенность,
согласно которой численность есть сама же единица и определенное количество
тождественно в своем инобытии с самим собой. В этом заключается также та
сторона его количественной природы, что граница, или отрицание, не положена
как непосредственно сущее, а наличное бытие положено как продолжающееся в
своем инобытии; ибо истина качества именно в том, что оно количество,
непосредственная определенность как снятая.
2. Степенное отношение представляется сначала внешним изменением,
которому подвергают определенное количество; но оно имеет более тесную связь
с понятием определенного количества: последнее в наличном бытии, до которого
оно развилось в указанном отношении, достигло этого понятия, полностью
реализовало его; это отношение есть изображение того, что определенное
количество есть в себе, и выражает его определенность, или качество, которым
оно отличается от другого. Определенное количество есть безразличная
определенность, положенная как снятая, т. е. определенность как граница,
которая также и не есть граница, продолжается в своем инобытии, остается,
следовательно, в нем тождественной с самой собой; таким оно положено в
степенном отношении; его инобытие, выхождение за свои пределы в другое
определенное количество, определено им же самим.
Сравнивая между собой процесс этой реализации в рассмотренных до сих пор
отношениях, мы видим, что качество определенного количества как собственное
положение в отличии от самого себя состоит вообще в том, чтобы быть
отношением. Как прямое отношение оно дано как такое положенное различие
только вообще или непосредственно, так что его соотношение с самим собой,
которое оно как показатель имеет относительно своих различий, признается
лишь неизменностью некоторой численности единиц. В обратном отношении
определенное количество есть в отрицательном определении отношение к себе
самому, к себе как к своему отрицанию, в котором оно, однако, имеет свое
[численное] значение; как утвердительное соотношение с собой, оно такой
показатель, который, будучи определенным количеством, определяет свои
моменты лишь в себе. В степеннбм же отношении оно наличествует в различии
как отличии себя от самого себя. Внешность определенности есть качество
определенного количества; таким образом, эта внешность положена теперь
соответственно его понятию как его собственный процесс определения, как его
соотношение с самим собой, его качество. 3. Но тем, что определенное
количество положено так, как оно соответствует своему понятию, оно перешло в
другое определение или, как это можно еще выразить, его определение теперь
оно и как определенность, [его ] в-себе-бытие дано и как наличие бытие. Оно
дано как определенное количество, поскольку нешность или безразличие к тому,
как оно определено (что оно есть то, что, как говорится, может быть
увеличено или уменьшено), значимо и положено лишь просто, или
непосредственно; но стало своим иным, т. е. качеством, поскольку указанная
внешность теперь положена как опосредствованная через него самого, положена
как момент таким образом, что оно именно в ней соотносится с самим собой,
есть бытие как качество.
Итак, сначала количество, как таковое, выступает как нечто противостоящее
качеству. Но само количество есть некоторое качество, соотносящаяся с собой
определенность вообще, отличенная от другой для нее определенности, от
качества, как такового. Однако оно не только некоторое качество, а истина
самого качества есть количество; качество явило себя переходящим в
количество. Количество, наоборот, есть в своей истине возвратившаяся в самое
себя, небезразличная внешность. Таким образом, оно есть само качество, так
что качество, как таковое, не есть W что-то помимо этого определения. - Для
того чтобы была сложена тотальность, требуется двойной переход, не только
переход одной определенности в свою другую, но и переход этой другой,
возвращение ее в первую. Благодаря первому переходу тождество этих двух
определенностей имеется только в себе; качество содержится в количестве,
которое, однако, тем самым есть пока еще односторонняя определенность. Что
последняя, наоборот, точно так же содержится в первой, что она точно так же
дана лишь как снятая, это видно из второго перехода - из ее возвращения в
первую. Это замечание о необходимости двойного перехода очень важно для
всего научного метода.
Определенное количество теперь уже не как безразличное или внешнее
определение, а так, что оно как такое определение снято и есть качество и
то, благодаря чему нечто есть то, что оно есть, - это истина определенного
количества, мера.
Примечание
Выше, в примечаниях о количественно бесконечном, было разъяснено, что
последнее, равно как и трудности, возникающие относительно него, имеют своим
источником качественный момент, обнаруживающийся в количественном, и
[разъяснено также], каким образом особенно качественная сторона степенного
отношения получает многообразное развитие и становится усложненной; как на
основной недостаток, препятствующий усвоению понятия, было указано на то,
что при рассмотрении бесконечного останавливаются только на отрицательном
[его] определении, на том, что оно отрицание определенного количества, и не
идут дальше, не устанавливают того простого, утвердительного определения,
что оно есть качественное. - Здесь нам остается сделать еще одно замечание о
происходившем в философии примешивании форм количественного к чистым
качественным формам мышления. С особенным усердием применяли в новейшее
время к определениям понятия степенные отношения. Понятие в своей
непосредственности было названо первой степенью, понятие в своем инобытии
или различии, в существовании его моментов - второй, а понятие в своем
возвращении в себя или, иначе говоря, понятие как тотальность - третьей
степенью. - Против этого сразу приходит в голову возражение, что "степень"
(Potenz), употребляемая таким образом, есть категория, относящаяся главным
образом к определенному количеству; при рассмотрении этих Potenzen не
имелась в виду potentia, Аристотеля. Таким образом, степенное отношение
выражает определенность, достигающую своей истины как различие, взятое в том
виде, каково оно в особенном понятии определенного количества, но не в том,
каково это различие в понятии, как таковом. Определенное количество содержит
отрицательность, принадлежащую к природе понятия, еще вовсе не как
положенную в характерном определении последнего; различия, присущие
определенному количеству, суть поверхностные определения для самого
понятия; они еще весьма далеки от того, чтобы быть определенными так, как
они определены в понятии. Именно в младенческом периоде философствования
числа - а первая, вторая и т. д. степень не имеют в этом отношении никакого
преимущества перед числами - употреблялись, например, Пифагором для
обозначения всеобщих, сущностных различий. Это было подготовительной
ступенью к чистому мыслящему пониманию; лишь после Пифагора были изобретены,
т. е. были осознаны особо, сами определения мысли. Но возвращаться от
последних назад к числовым определениям - это свойственно чувствующему себя
бессильным мышлению, которое в противоположность существующей философской
культуре, привыкшей к определениям мысли, присовокупляет к своему бессилию
смешное желание выдавать эту слабость за нечто новое, возвышенное и за
прогресс.
Поскольку выражение [понятий] через степени применяется лишь как символ,
против этого нечего возражать, как и против употребления чисел или другого
рода символов для выражения понятия; но в то же время против этого
приходится возражать так же, как против всякой символики вообще, при помощи
которой нам предлагают изображать чистые понятийные, или философские,
определения, философия не нуждается в такой помощи ни из чувственного мира,
ни со стороны представляющей способности воображения, ни даже со стороны тех
областей ее собственной почвы, которые ей подчинены и определения которых
поэтому не подходят для более высоких ее сфер и для целого. Последнее
происходит вообще в тех случаях, когда применяют категории конечного к
бесконечному; привычные определения силы или субстанциальности, причины и
действия и т. д. равным образом суть лишь символы для выражения, например,
жизненных или духовных отношений, т. е. суть неистинные определения
применительно к последним, а тем более степени определенного количества и
вычисляемые степени применительно к таким и вообще к спекулятивным
отношениям. - Если хотят применить числа, степени, математически бесконечное
и тому подобное не в качестве символов, а в качестве форм для философских
определений и тем самым в качестве самих философских форм, то следовало бы
прежде всего вскрыть их философское значение, т. е. их понятийную
определенность. А если это сделают, то они сами окажутся излишними
обозначениями; понятийная определенность сама себя обозначает, и ее
обозначение - единственно правильное и подходящее. Применение указанных форм
есть поэтому не что иное, как удобное средство избавить себя от труда
понять, указать и обосновать понятийные определения.
РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ
МЕРА
В мере соединены абстрактно выраженные качество и количество. Бытие, как
таковое, есть непосредственное равенство определенности с самой собой. Эта
непосредственность определенности сняла себя. Количество - это бытие,
возвратившееся в себя таким образом, что оно простое равенство с собой как
безразличие к определенности. Но это безразличие есть лишь внешность,
выражающаяся в том, что количество имеет определенность не в себе самом, а в
ином. А третье - это соотносящаяся с самой собой внешность; как соотношение
с собой оно в то же время есть снятая внешность и имеет в самом себе отличие
от себя, которое как внешность есть количественный, а как взятое обратно в
себя - качественный момент.
Так как модальность приводится в числе категорий трансцендентального
идеализма после количества и качества, причем между последними и ею
включается отношение, то здесь можно упомянуть о ней. Эта категория имеет
там то значение, что она есть соотношение предмета с мышлением. Согласно
смыслу учения трансцендентального идеализма, мышление вообще есть в своей
сути нечто внешнее для вещи-в-себе. Поскольку прочие категории имеют лишь
трансцендентальное определение - принадлежать сознанию, но как то, что в нем
объективно, постольку модальность, как категория отношения к субъекту,
содержит в себе в относительном смысле определение рефлексии в себя; т. е.
присущая прочим категориям объективность недостает категориям модальности;
последние, по выражению Канта, нисколько не умножают понятия как определение
объекта, а лишь выражают отношение к способности познания (Кг. d. rein.
Ve-rnunft, Изд. 2-е, стр. 99, 266)130. - Категории, которые Кант объединяет
под названием модальности - возможность, действительность 13Х и
необходимость, - встретятся нам в дальнейшем в своем месте. Бесконечно
важную форму тройственности, - хотя она у Канта появляется лишь как
формальный луч света (formeller Uchtfunken), - а также само название
категорий он применил не к родам своих категорий (количество, качество и т.
д.), а лишь к их видам; поэтому он не мог найти третьей [категории] качеству
и количеству .
У Спинозы модус также есть третье, следующее за субстанцией атрибутом; он
его объявляет состояниями (Affektionen) субстанции или тем, что находится в
ином, через которое оно и достигается. Это третье, согласно этому понятию,
есть лишь внешность, как таковая, и мы уже указали в другом месте, что
Спинозы неподвижной субстанциальности вообще недостает возвращения в себя
самое .
Сделанное нами здесь замечание в более всеобщем виде распространяется на
все пантеистические системы, которые были в какой-то степени разработаны
мыслью. Первое - это бытие, субстанция, бесконечное, сущность; по сравнению
с этой абстракцией второе, всякая определенность, может быть вообще столь же
абстрактно понято как лишь конечное, лишь акцидентальное, преходящее,
внешнее для сущности, несущественное и д., как это обычно и прежде всего
происходит в совершенно нормальном мышлении. Но мысль о связи этого второго
с первым запрашивается столь же настойчиво, что следует понимать это второе
также в единстве с первым; так, например, у Спинозы атрибут есть вся
субстанция, но субстанция, постигаемая рассудком, который сам есть
ограничение или модус; модус же, т. е. несубстанциальное вообще, которое
постигаемо лишь из некоторого иного, составляет, таким образом, другую
крайность к субстанции, третье вообще. Индийский пантеизм в своей
чрезвычайной фантастичности, взятый абстрактно, также получил такое
1развитие, которое подобно умеряющей нити тянется через безмерность его
фантазии и которое придает ей некоторый интерес, а именно то, что Брама,
единое абстрактного мышления, обретая облик Вишну, а особенно форму Кришну,
переходит в третье - в Шиву. Модус, изменение, возникновение и прохождение,
вообще область внешнего - вот определение этого третьего. Если эта индийская
троица соблазнила кое-кого сравнивать ее с христианской, то мы должны
сказать, что хотя в них можно распознать общий им элемент понятийного
определения, однако существенно осознать более определенно различие между
ними; это различие не только бесконечно, истинная бесконечность и составляет
само это различие. Третий принцип есть по своему определению распад
субстанциального единства, переход его в свою противоположность, а не
возвращение его к себе, - он скорее лишенное духа, чем дух. В истинной же
троичности имеется не только единство, но и единение, заключение (der
Schluss) доведено в ней до содержательного и действительного единства,
которое в своем совершенно конкретном определении есть дух. Указанный выше
принцип модуса и изменения, правда, не исключает вообще единства. Так, в
спинозизме именно модус, как таковой, есть неистинное, и лишь субстанция
есть истинное, все должно быть сведено к ней, и это сведение оказывается
погружением всего содержания в пустоту, в лишь формальное, бессодержательное
единство. Точно так же и Шива есть в свою очередь великое целое, не
отличающееся от Брамы, сам Брама, т. е. различие и определенность только
вновь исчезают, но не сохраняются, не снимаются, и единство не сводится к
конкретному единству, раздвоение не приводит к примирению. Высшая цель для
человека, ввергнутого в сферу возникновения и прохождения, вообще в область
модальности, есть погружение в бессознательность, единство с Брамой,
уничтожение; то же самое представляет собой буддийская нирвана и т. п.
Если же модус есть вообще абстрактная внешность, безразличие и к
качественным, и к количественным определениям, а внешнее, несущественное
считается не имеющим значения в самой сущности, то, с другой стороны,
относительно многого признается, что все за