Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
е бытие, а как раз ничто, и ничто оказывается в таком
случае и концом; оно оказывается этим концом в такой же мере, как
непосредственное бытие, и даже в еще большей мере, чем последнее. Проще
всего дать такому резонерству полную волю и посмотреть, каковы результаты,
которыми оно кичится. То обстоятельство, что согласно этому ничто оказалось
бы результатом этого резонерства и что теперь следует начинать (как в
китайской философии) с ничто - ради этого не стоило бы и пальцем шевельнуть,
ибо раньше, чем мы шевельнули бы им, это ничто точно так же превратилось бы
в бытие (см. выше: В. Ничто). Но, далее, если бы предполагали такое
абстрагирование от всего, а ведь это все есть сущее, то следует отнестись к
нему более серьезно; результат абстрагирования от всего сущего - это прежде
всего абстрактное бытие, бытие вообще; так, в космологическом доказательстве
бытия Бога из случайного бытия мира (в этом доказательстве возвышаются над
таким бытием) бытие поднимается нами выше и приобретает определение
бесконечного бытия. Но, разумеется, можно абстрагироваться и от этого
чистого бытия, присоединить и бытие ко всему, от чего уже абстрагировались;
тогда остается ничто. Затем, если решить забыть мышление об этом ничто, т.
е. о его переходе в бытие, или если бы ничего не знали об этом, можно
продолжать в стиле этой возможности; а именно можно (слава Богу!)
абстрагироваться также и от этого ничто (сотворение мира и в самом деле есть
абстрагирование от ничто), и тогда остается не ничто, ибо как раз от него
абстрагируются, а снова приходят к бытию. - Эта возможность дает внешнюю
игру абстрагирования, причем само абстрагирование есть лишь одностороннее
действование отрицательного. Сама эта возможность состоит прежде всего о
том, что для нее бытие так же безразлично, как и ничто, и что в какой мере
каждое из них исчезает, в такой же мере и возникает; но столь же
безразлично, отправляться ли от действования ничто или от ничто;
действование ничто, т. е. одно лишь абстрагирование, есть нечто истинное не
больше и не меньше, чем чистое ничто.
Ту диалектику, в соответствии с которой Платон трактует в "Пармениде"
единое, также следует признать больше диалектической внешней рефлексии.
Бытие и единое суть оба элеатские формы, представляющие собой одно и то же.
Но их следует также отличать друг от друга. Такими и берет их Платон в
упомянутом диалоге. Удалив из единого разнообразные определения целого и
частей, бытия в себе и бытия в ином и т. д., определения фигуры, времени и
т. д., он приходит к выводу, что единому не присуще бытие, ибо бытие присуще
некоторому нечто не иначе, как в соответствии с одним из указанных способов
(р. 141, е, Vol. Ill, ed. Steph.). Затем Платон рассматривает положение:
единое есть; и у него можно проследить, каким образом, согласно этому
положению, совершается переход к небытию единого: это происходит путем
сравнения обоих определений предположенного положения: единое есть. В этом
положении содержится единое и бытие, и "единое есть" содержит нечто большее,
чем если бы мы сказали лишь: "единое". В том, что они различны, раскрывается
содержащийся в положении момент отрицания. Ясно, что этот путь имеет некое
предположение и есть некоторая внешняя рефлексия.
Так же как единое приведено здесь в связь с бытием, так и бытие, которое
должно быть фиксировано абстрактно, особо, самым простым образом, не
пускаясь в мышление, раскрывается в связи, содержащей противоположное тому,
чтб должно утверждаться. Бытие, взятое так, как оно есть непосредственно,
принадлежит некоторому субъекту, есть нечто высказанное, обладает вообще
некоторым эмпирическим наличным бытием и потому стоит на почве предельного и
отрицательного. В каких бы терминах или оборотах ни выражал себя рассудок,
когда он отвергает единство бытия и ничто и ссылается на то, чтб, дескать,
непосредственно наличествует, он как раз в этом опыте не найдет ничего
другого, кроме определенного бытия, бытия с некоторым пределом или
отрицанием, - не найдет ничего другого, кроме того единства, которого не
признает. Утверждение о непосредственном бытии сводится таким образом к
[утверждению] о некотором эмпирическом существовании, от раскрытия которого
оно не может отказаться, так как оно ведь желает держаться именно
непосредственности, существующей вне мышления.
Точно так же обстоит дело и с ничто, только противоположным образом, и
эта рефлексия известна и довольно часто применялась к нему. Ничто, взятое в
своей непосредственности, оказывается сущим, ибо по своей природе оно то же
самое, что и бытие. Мы мыслим ничто, представляем его себе, говорим о нем;
стало быть, оно есть; ничто имеет свое бытие в мышлении, представлении, речи
и т. д. Но, кроме того, это бытие также и отлично от него; поэтому, хотя и
говорят, что ничто есть в мышлении, представлении, но это означает, что не
оно есть, не
ему, как таковому, присуще бытие, а лишь мышление или представление есть
это бытие. При таком различении нельзя также отрицать, что ничто находится в
соотношении с некоторым бытием; но в этом соотношении, хотя оно и содержит
также различие, имеется единство с бытием. Как бы ни высказывались о ничто
или показывали его, оно оказывается связанным или, если угодно,
соприкасающимся с некоторым бытием, оказывается неотделимым от некоторого
бытия, а именно находящимся в некотором наличном бытии.
Однако при таком показывании ничто в некотором наличном бытии обычно все
еще предстает следующее отличие его от бытия:
наличное бытие ничто (des Nichts) вовсе-де не присуще ему самому, оно,
само по себе взятое, не имеет в себе бытия, оно не есть бытие, как таковое;
ничто есть-де лишь отсутствие бытия; так, тьма - это лишь отсутствие света,
холод - отсутствие тепла и т. д. Тьма имеет-де значение лишь в отношении к
глазу, во внешнем сравнении с положительным, со светом, и точно так же холод
есть нечто лишь в нашем ощущении; свет же, тепло, как и бытие, суть сами по
себе объективное, реальное, действенное, обладают совершенно другим
качеством и достоинством, чем указанные отрицательные [моменты ], чем ничто.
Часто приводят как очень важное соображение и значительное знание
утверждение, что тьма есть лишь отсутствие света, холод - лишь отсутствие
тепла. Относительно этого остроумного соображения можно, оставаясь в этой
области эмпирических предметов, с эмпирической точки зрения заметить, что в
самом деле тьма оказывается действенным в свете, обусловливая то, что свет
становится цветом42 и лишь благодаря этому сообщая ему зримость, ибо, как мы
сказали раньше, в чистом свете так же ничего не видно, как и в чистой тьме.
А зримость есть такая действенность в глазу, в которой указанное
отрицательное принимает такое же участие, как и свет, считающийся реальным,
положительным; и точно так же холод дает себя достаточно почувствовать воде,
нашему ощущению и т. д., и если мы ему отказываем в так называемой
объективной реальности, то от этого в нем ничего не убывает. Но, далее,
достойно порицания то, что здесь, как и выше, говорят о чем-то
отрицательном, обладающем определенным содержанием, идут дальше самого
ничто, по сравнению с которым у бытия не больше и не меньше пустой
абстрактности. - Однако следует тотчас же брать холод, тьму и тому подобные
определенные отрицания сами по себе и посмотреть, что этим положено в
отношении их всеобщего определения, с которым мы теперь имеем дело. Они
должны быть не ничто вообще, а ничто света, тепла и т. д., ничто чего-то
определенного, какого-то содержания; они, таким образом, если можно так
выразиться, определенные, содержательные ничто. Но определенность, как мы
это еще увидим дальше, сама есть отрицание; таким образом, они отрицательные
ничто; но отрицательное ничто есть нечто утвердительное. Превращение ничто
через его определенность (которая раньше представала как некое наличное
бытие в субъекте или в чем бы то ни было другом) в некоторое утвердительное
представляется сознанию, застревающему в рассудочной абстракции, как верх
парадоксальности; как ни прост взгляд, что отрицание отрицания есть
положительное, он, быть может, именно из-за самой этой его простоты
представляется чем-то тривиальным, с которым гордому рассудку нет поэтому
надобности считаться, хотя это имеет свое основание, - а между тем оно не
только имеет свое основание, но благодаря всеобщности таких определений
обладает бесконечным распространением и всеобщим применением, так что все же
следовало бы с ним считаться.
Относительно определения перехода бытия и ничто друг в друга можно еще
заметить, что этот переход следует постигать, не прибегая к дальнейшим
определениям рефлексии. Он непосредствен и всецело абстрактен из-за
абстрактности переходящих моментов, т. е. вследствие того, что в этих
моментах еще не положена определенность другого, посредством чего они
переходили бы друг в друга; ничто еще не положено в бытии, хотя бытие есть
по своему существу ничто, и наоборот. Поэтому недопустимо применять здесь
дальнейшие определенные опосредствования и понимать бытие и ничто
находящимися в каком-то отношении, - этот переход еще не отношение.
Недозволительно, стало быть, говорить: ничто - основание бытия или бытие -
основание ничто; ничто - причина бытия и т. д.; или сказать: переход в ничто
возможен лишь при условии, что нечто есть, или: переход в бытие возможен
лишь при условии, что есть небытие. Род соотношения не может получить
дальнейшее определение, если бы не были в то же время далее определены
соотносящиеся стороны. Связь основания и следствия и т. д. имеет своими
сторонами, которые она связывает, уже не просто бытие и просто ничто, а
непременно такое бытие, которое есть основание, и нечто такое, что, хотя и
есть лишь нечто положенное, несамостоятельное, однако не есть абстрактное
ничто.
Примечание 4
[Непостижимость начала]
Из предшествующего ясно видно, как обстоит дело с диалектикой, отрицающей
начало мира и [возможность] его гибели, с диалектикой, которая должна была
доказать вечность материи, т. е. с диалектикой, отрицающей становление,
возникновение или прохождение вообще. - Кантовскую антиномию конечности или
бесконечности мира в пространстве и времени мы подробнее рассмотрим ниже,
когда будем рассматривать понятие количественной бесконечности. - Указанная
простая, тривиальная диалектика основана на отстаивании противоположности
между бытием и ничто. Невозможность начала мира или чего бы то ни было
доказывается следующим образом.
Нет ничего такого, что могло бы иметь начало, ни поскольку нечто есть, ни
поскольку его нет; в самом деле, поскольку оно есть, оно уже не начинается,
а поскольку его нет, оно также не начинается. - Если бы мир или нечто имели
начало, то он имел бы начало в ничто, но в ничто нет начала или, иначе
говоря, ничто не есть начало, ведь начало заключает в себе некое бытие, а
ничто не содержит никакого бытия. Ничто - это только ничто. В основании,
причине и т. д. - если так определяют ничто, - содержится некое утверждение,
бытие. На этом же основании нечто не может и прекратиться. Ибо в таком
случае бытие должно было бы содержать ничто, но бытие - это только бытие, а
не своя противоположность.
Ясно, что против становления или начала и прекращения, против этого
единства бытия и ничто здесь не приводится никакого доказательства, а его
лишь ассерторически отрицают и приписывают истинность бытию и ничто в их
отдельности друг от друга. - Однако эта диалектика по крайней мере
последовательнее рефлектирующего представления. Последнее считает полной
истиной, что бытие и ничто существуют лишь раздельно, а, с другой стороны,
признает начало и прекращение столь же истинными определениями; но,
признавая их, оно фактически принимает нераздельность бытия и ничто.
Разумеется, при предположении абсолютной раздельности бытия и ничто
начало или становление есть - это можно весьма часто слышать-нечто
непостижимое. Ведь те, кто делает это предположение, упраздняют начало или
становление, которое, однако, они снова допускают, и это противоречие,
которое они сами же создают и разрешение которого они делают невозможным,
они называют непостижимостью.
Изложенное выше и есть та же диалектика, какой пользуется рассудок против
даваемого высшим анализом понятия бесконечно малых величин. Это понятие
будет подробнее рассмотрено ниже. - Величины эти определены как величины,
существующие в своем исчезновении - не до своего исчезновения, ибо в таком
случае они конечные величины, и не после своего исчезновения, ибо в таком
случае они ничто. Против этого чистого понятия было выдвинуто постоянно
повторявшееся возражение, что такие величины суть либо нечто, либо ничто и
что нет промежуточного состояния ("состояние" здесь неподходящее, варварское
выражение) между бытием и небытием. - При этом опять-таки признают
абсолютную раздельность бытия и ничто. Но против этого | было показано, что
бытие и ничто суть на самом деле одно и то же или, говоря языком выдвигающих
это возражение, нет ничего такого, что не было бы промежуточным состоянием
между бытием и ничто. Математика обязана своими самыми блестящими успехами
тому, что она приняла то определение, которого не признает рассудок.
Приведенное рассуждение, делающее ложное предположение об абсолютной
раздельности бытия и небытия и не идущее дальше этого предположения, следует
называть не диалектикой, а софистикой. В самом деле, софистика есть
резонерство, исходящее из необоснованного предположения, истинность которого
признается без критики и необдуманно. Диалектикой же мы называем высшее
разумное движение, в котором такие кажущиеся безусловно раздельными
[моменты] переходят друг в друга благодаря самим себе, благодаря тому, что
они суть, и предположение [об их раздельности] снимается. Диалектическая,
имманентная природа самого бытия и ничто в том и состоит, что они свое
единство - становление - обнаруживают как свою истину.
2. Моменты становления (Momente des Werdens)
Становление есть нераздельность бытия и ничто - не единство,
абстрагирующееся от бытия и ничто; как единство бытия и ничто оно есть это
определенное единство, или, иначе говоря, такое единство, в котором есть и
бытие, и ничто. Но так как каждое из них, и бытие, и ничто, нераздельно от
своего иного, то их нет. Они, следовательно, суть в этом единстве, но как
исчезающие, лишь как снятые. Теряя свою самостоятельность, которая, как
первоначально представлялось, была им присуща, они низводятся до моментов,
еще различимых, но в то же время снятых.
Взятые со стороны этой своей различимости, каждый из них есть в этой
различимости единство с иным. Становление содержит, следовательно, бытие и
ничто как два таких единства, каждое из которых само есть единство бытия и
ничто. Одно из них есть бытие как непосредственное бытие и как соотношение с
ничто; другое есть ничто как непосредственное ничто и как соотношение с
бытием. Определения обладают в этих единствах неодинаковой ценностью.
Становление дано, таким образом, в двояком определении; в одном
определении ничто есть непосредственное, т. е. определение начинает с ничто,
соотносящегося с бытием, т. е. переходящего в него; в другом бытие дано как
непосредственное, т. е. определение начинает с бытия, переходящего в ничто,
- возникновение и прохождение.
Оба суть одно и то же, становление, и даже как эти направления,
различенные таким образом, они друг друга проникают и парализуют. Одно есть
прохождение; бытие переходит в ничто;
но ничто есть точно так же и своя противоположность, переход
в бытие, возникновение. Это возникновение есть другое направление; ничто
переходит в бытие, но бытие точно так же и снимает само себя и есть скорее
переход в ничто, есть прохождение. - Они не снимают друг друга, одно внешне
не снимает другое, каждое из них снимает себя в себе самом (an sich selbst)
и есть в самом себе (an ihm selbst) своя противоположность.
3. Снятие становления (Aufheben des Werdens)
Равновесие, в которое приводят себя возникновение и прохождение, - это
прежде всего само становление. Но становление точно так же сходится (geht
zusammen) в спокойное единство. Бытие и ничто находятся в становлении лишь
как исчезающие;
становление же, как таковое, имеется лишь благодаря их разности. Их
исчезание есть поэтому исчезание становления, иначе говоря, исчезание самого
исчезания. Становление есть неустойчивое беспокойство, которое оседает,
переходя в некоторый спокойный результат.
Это можно было бы выразить и так: становление есть исчезание бытия в
ничто и ничто - в бытие, и исчезание бытия и ничто вообще; но в то же время
оно основывается на различии последних. Оно, следовательно, противоречит
себе внутри самого себя, так как соединяет в себе нечто противоположное
себе; но такое соединение разрушает себя.
Этот результат есть исчезновение (Verschwundensein), но не как ничто; в
последнем случае он был бы лишь возвратом к одному из уже снятых
определений, а не результатом ничто и бытия. Этот результат есть ставшее
спокойной простотой единство бытия и ничто. Но спокойная простота есть
бытие, однако бытие уже более не для себя, а бытие как определение целого.
Становление как переход в такое единство бытия и ничто, которое дано как
сущее или, иначе говоря, имеет вид одностороннего непосредственного единства
этих моментов, есть наличное бытие.
Примечание
[Выражение "снятие"]
Снятие (Aufheben) и снятое (идеальное - ideelle) - одно из важнейших
понятий философии, одно из главных определений, которое встречается
решительно всюду и смысл которого следует точно понять и в особенности
отличать от ничто. - Оттого, что нечто снимает себя, оно не превращается в
ничто. Ничто есть непосредственное; снятое же есть нечто опосредствованное:
оно не-сущее, но как результат, имевший своим исходным пунктом некоторое
бытие, поэтому оно еще имеет в себе определенность, от которой оно
происходит.
Aufheben имеет в немецком языке двоякий смысл: оно означает сохранить,
удержать и в то же время прекратить, положить конец. Само сохранение уже
заключает в себе отрицательное в том смысле, что для того, чтобы удержать
нечто, его лишают непосредственности и тем самым наличного бытия, открытого
для внешних воздействий. Таким образом, снятое есть в то же время и
сохраненное, которое лишь потеряло свою непосредственность, но от этого не
уничтожено. - Указанные два определения снятия можно лексически привести как
два значения этого слова, но должно представляться странным, что в языке
одно и то же слово обозначает два противоположных определения. Для
спекулятивного мышления отрадно находить в языке слова, имеющие в самих себе
спекулятивное значение; в немецком языке много таких слов. Двоякий смысл
латинского слова tollere (ставший знаменитым благодаря остроумному выражению
Цицерона: tollendum esse Octavium) 43 не идет так далеко: утвердительное
определение доходит лишь до [понятия] возвышения. Нечто снято лишь
постольку, поскольку оно вступило в единство со своей противо