заслуг  в развитии
химии был сделан особо ценный подарок - весы из золота и алюминия. А сегодня
наш  Дворец спорта  в самом деле построен из алюминия и  стекла.  И алюминий
действительно стал "металлом социализма"...


ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

     Это  называлось "торжественная линейка".  Но нас  просто всех собрали в
школьный  зал,  а на сцене двое  военных -  об одном из них Витя  шепнул мне
"полковник", а о другом -  "капитан" - дали Юре  Дроботу из  6-го "А" класса
именные часы и грамоту.
     Юра, тихий мальчик в очках и с "собачьим прикусом" - нижние зубы у него
выдаются вперед  -  сказал  в ответном слове, что  он ничего  особенного  не
сделал  и что так же, как он, поступил бы на его месте  каждый пионер, а  мы
все аплодировали ему и немного завидовали.
     Конечно,  Юра сказал неправду.  Так бы поступил не  всякий.  Во  всяком
случае, до того, как  это сделал Юра. Но теперь, после того как он  совершил
свой героический поступок и показал пример, я думаю, что в самом деле так бы
поступили  многие  школьники.  Хотя  для  этого  нужна,  конечно,  настоящая
храбрость.
     Юра Дробот шел в школу и увидел, как из окна высокого нового дома валит
дым.  Он поднялся на четвертый  этаж, где была  квартира,  в которой  что-то
горело, и стал звонить и стучать. Но ему никто не открывал.  Тогда он вбежал
на этаж выше и позвонил в дверь. В той квартире была только старушка бабушка
- дети ушли в школу, а взрослые на работу.
     Юра  Дробот  попросил у бабушки крепкую бельевую веревку, привязал ее к
перилам  балкона, спустился по веревке  на четвертый этаж,  выбил в двери на
балконе  стекло, открыл  эту  дверь  и  вошел в  квартиру,  полную дыма.  Он
пробрался через дым на  кухню  и увидел, что  там уже горит стол, на котором
забыли включенный электрический утюг. Юра залил стол водой и выключил  утюг.
А  утюг, как  потом выяснилось,  даже  не  испортился  - такие теперь делают
хорошие утюги.
     Вот  за это Юру  и  наградили. И  вполне  заслуженно, потому что  очень
страшно, наверное, было ему спускаться с пятого этажа на четвертый и лезть в
дым.  Но  он сказал, что сделал это, не дожидаясь ничьей помощи,  потому что
очень спешил.
     Соседская бабушка сказала ему, что там, кажется, остался ребенок. И Юра
испугался, что ребенок этот  может сгореть в пламени или задохнуться в дыму.
Поэтому, не ожидая старших, Юра бросился на помощь.
     Весь зал смотрел на него во все глаза, как на героя, а он стеснялся.  И
действительно,  ничего героического в  его внешнем  виде не было. Когда  его
фотографировала тетенька - корреспондент "Пионерской  правды", она спросила,
всегда ли он носит очки. По-видимому, она хотела, чтобы он снял очки, потому
что в очках человек выглядит недостаточно героически. Но Юра сделал вид, что
не понял ее намека, и ответил: "Да, всегда".
     Интересно бы все-таки было посмотреть вблизи, какие часы ему подарили и
какая на  них  выцарапана  надпись.  Теперь  уже  ни один учитель не  сможет
запретить Юре приходить в школу  с часами. И, конечно, получить такие часы с
надписью куда  приятнее,  чем  подарок от  мамы.  Тем  более,  что  мама  не
позволяет брать с собой в школу эти часы.
     И я очень завидовала Юре, что  он совершил такой замечательный поступок
и так скромно себя ведет.
     На переменке к нам подошел Женька Иванов. Я заметила, что лицо у Женьки
как-то изменилось,  и  сразу  не  могла  понять, что с ним  такое,  а  потом
сообразила:  он выпячивал вперед нижнюю челюсть, чтобы быть  похожим  на Юру
Дробота.
     -  Воля  должна  быть  стойкой, твердой и  гибкой, -  сказал Женька.  -
Действия  настоящего  волевого  офицера  являются решениями, основанными  на
трезвом учете реального положения и знании общей задачи...
     - Ты что, с ума сошел? - спросила я. Женька Иванов поднес левую руку ко
лбу, как козырек, а правой отдал честь и важно ответил:
     - Так говорится  о  таких людях,  как Юра Дробот, в  книге  "Офицер  на
войне".
     Все наши мальчишки-пятиклассники помешались на военных книжках. Если  в
заглавии есть  слово  "война", они эту  книжку  готовы выучить на память.  А
вообще  Женька  стал  "любимчиком"  у  Евгении   Лаврентьевны.  Хотя  он   и
пятиклассник, она ему разрешает  после уроков приходить в химический кабинет
и делать  там разные опыты вместе со старшеклассниками. Евгения Лаврентьевна
теперь,  по-моему, разговаривает с Женькой Ивановым не меньше, чем  с Витей,
который начал ходить к ней в кабинет тоже с пятого класса.
     Не  знаю,  как  для  других, а  для меня  звонок на урок всегда  звучит
по-разному. Очевидно, это зависит от того, на какой урок он зовет, готово ли
у  меня домашнее задание, не боюсь  ли  я,  что меня вызовут.  Сейчас звонок
звучал  весело  и дружелюбно: у нас  химия.  Но  Витя при  этом звонке очень
заволновался и покраснел. Евгения Лаврентьевна поручила ему  сегодня сделать
"сообщение". Она часто поручает ребятам подготовить "сообщение" - это значит
короткий, десятиминутный рассказ  о каком-нибудь химическом вопросе, который
мы еще не  изучаем,  но который интересует  наших ребят. Витя сегодня должен
рассказать о полимерах.  О  полимерах пишут  во  всех газетах  и говорят  по
радио, а изучают их только в десятом классе.
     Я  всегда знала,  что наш химический кабинет -  самый лучший в мире. Но
теперь  я заметила в нем еще одну  замечательную штуку.  Я прежде  на это не
обращала внимания.  Правда, я об этом никому не расскажу, потому  что  это -
тайна. Над столом Евгении  Лаврентьевны  висит  большой  портрет Менделеева.
Если  посмотреть  на этот портрет,  то, оказывается, в стекле видно все, что
делается  сзади.  И  пока я  сижу на химии, я  все  время  вижу Колю Галегу,
который  теперь снова сел  за  последний  стол.  А на  других  уроках  и  на
переменках мы не смотрим друг на друга.
     Когда наши ребята ссорятся, они  иногда  перестают разговаривать  между
собой. Из-за  этого, когда Таня  Нечаева  поссорилась с  Сережей, весь класс
хохотал.
     Сережа на переменке в присутствии Тани вдруг громко обращался ко мне:
     - Оля, скажи Тане, чтобы  она мне отдала "Таинственный  остров". Я взял
эту книжку  у  тети, а  новый тетин  муж  говорит, что я ему  разрознил  все
подписные издания.
     Я говорила Тане:
     - Отдай Сережину книжку.
     Тогда Таня отвечала:
     - Оля, скажи Сереже, что у меня есть свой "Таинственный остров" и пусть
он ко мне не пристает.
     Я говорила Сереже:
     - У нее - свой "Таинственный остров"...
     По-моему,  Сережа никогда  так много не  разговаривал с Таней, как в те
дни, когда они "не разговаривали" друг с другом.
     Но мы с Колей  разговариваем. Однако только по делу, когда занимаемся у
Вити исследованием катализаторов.
     Наши ребята любят слушать "сообщения".  Особенно потому, что докладчика
можно  "засыпать".  Можно  задавать  ему   вопросы,  а  вопросы  эти  ребята
потихоньку готовят заранее.
     Витя стал за учительский стол, а Евгения Лаврентьевна села в сторонке у
окна на стуле.
     - Есть ли жизнь на Марсе?  - сказал Сережа, но Лена Костина зашипела на
него: "Оставь свои шуточки!" - и Сережа замолчал.
     Витя  раскрыл  и снова закрыл  тетрадку,  в  которой  он  записал  свое
"сообщение", и начал рассказывать:
     -  Было время, когда ножи  и другие  вещи делали из камней. Такую эпоху
называют  каменным веком. Потом наступил бронзовый век, когда все делали  из
бронзы.  Затем  - железный, когда все  стали  делать  из металла.  А  теперь
наступил новый век - полимеров...
     Я посмотрела в  портрет Менделеева на Колю. Он сидел, опустив голову, и
скручивал пальцами трубочку из промокашки.
     - Уже на сегодняшний день, - продолжал Витя, все так же не заглядывая в
тетрадь, -  мировое  производство полимеров в два раза  больше выпуска меди,
алюминия,  цинка  и  других  цветных  металлов... Название  "полимер"  -  от
греческих слов "поли" - много и "мерос" - частица. В молекуле полимера много
атомов. Как  мы знаем,  молекула  воды состоит из  трех  атомов,  а молекулы
некоторых полимеров состоят из миллиона атомов...
     Коля в портрете быстро раскрыл тетрадь и что-то  в нее записал.  Что он
пишет? Может, он тоже сочиняет стихи?
     -  Самые   распространенные  полимеры  -  это  пластмассы.   Они  имеют
замечательные  свойства.  Есть,  например, такая  пластмасса  -  тефлон. Эту
пластмассу называют  химической платиной. Ее не могут разъесть самые сильные
кислоты,  она не горит  и  не  меняется  при  очень низкой и  очень  высокой
температуре...
     "Тефлон, -  подумала я и  посмотрела на  Колю. - Надо будет спросить  у
Вити, для чего его применяют". Витя заглянул в тетрадку.
     - Шестерни из пластмассы  текстолит  прочнее  стальных,  а работают они
бесшумно.  Стеклопластик  в два  с  половиной раза  легче  алюминия,  но  он
прочный,  как  сталь.  Из  него  делают  лодки,  катера и  даже  кузова  для
автомашин.  Ну,  про  синтетический  каучук  и  так все  знают,  а это  тоже
полимер... В строительстве из  пластмасс готовят целые дома, в них и мебель,
и окна, и двери - все из  пластмассы. А водопроводные трубы из пластмассы не
боятся мороза.
     Коля оперся головой на руку и улыбнулся...  Может быть,  он  представил
себе окна, которые не разбиваются, когда ребята играют в футбол?..
     -  Промышленность  выпускает  очень  много  искусственного  волокна  из
полимеров. Есть,  например,  такое волокно - нитрон. Оно лучше  шерсти. Вот,
например,  из нитроновой ткани сделали  костюм и  целый  год держали его под
солнцем, под дождем, в  снегу. Этот костюм мяли, мочили, сушили, а потом еще
вываляли  в грязи,  нарочно облили маслом. После  этого костюм  постирали  в
теплой воде с мылом, и он стал как новый...
     Я  посмотрела  в  портрет Менделеева  на  Колю в  стареньком свитере  и
подумала, что костюмы  из нитрона прежде всего нужно делать для  школьников,
особенно для мальчишек - обыкновенная одежда у них очень рвется и пачкается.
     -  Из полимеров  в  медицине  делают  искусственные  ребра,  суставы  и
сухожилия, - сказал Витя.  - Тонкие  пластмассовые  пленки  заменяют  в ушах
поврежденные  барабанные  перепонки,  а   из   пластмассовой  трубки  делают
пищевод...
     -  А из пластмассового шара - голову, - подсказал  Сережа, но  Витя  не
растерялся и ответил:
     -  Если  не  верите  -  пощупайте  Сережину.  Но  пластмассовая  голова
интересует только Сережу. А вот пластмассовая мышца может получиться в самом
деле...
     Я   насторожилась.  Неужели  Витя  собирался   вот  так,  перед  всеми,
рассказать  наш  секрет?  Но  Витя  рассказал  только  о том, что  некоторые
полимерные  пленки  под  воздействием  кислоты  и  щелочи  растягиваются   и
сжимаются, как мускулы,  и  что  ученым в  будущем  удастся  создать машины,
которые смогут работать при помощи таких пленок.
     - Представляете себе, -  сказал Витя, - робот,  огромный,  как дом. И у
этого  робота все мышцы,  как у человека, только из полимерных  пленок. И им
можно управлять на расстоянии по радио. Такой робот возьмет лопату величиной
с наш химический кабинет и  будет работать, как экскаватор.  Или, если  надо
будет  проложить дорогу  в лесу, он сможет выдирать деревья, как траву. Или,
если застрянет  в грязи автомашина, он  возьмет ее на руки, как  ребенка,  и
перенесет на дорогу...
     Ребята здорово слушали Витю. И только Сережа сказал:
     - Не  хотел  бы я  поздороваться за руку с этим роботом. Всем  было так
интересно слушать про Витиного  робота, что ему почти не  задавали каверзных
вопросов.  Только  наша  модница  Таня  Нечаева  спросила,  из  чего  делают
нитроновую шерсть, и Витя, не задумываясь, ответил, что из ацетилена - газа,
которым сварщики  на  стройках  сваривают водопроводные  трубы,  и синильной
кислоты.
     Евгения  Лаврентьевна от нашего имени поблагодарила Витю за  интересное
сообщение. На переменке ребята окружили Витю, который продолжал рассказывать
про робота. Подошла к Вите и я. А  Коля прошел  мимо и  даже  не оглянулся в
нашу сторону. Ну и пусть...
     На последнем уроке у нас было домоводство. Для занятий по домоводству в
школе специальный  класс. Там две газовые плиты и буфет с посудой, а посреди
комнаты - длинный  стол. На уроке мы сидим по обе стороны этого стола,  друг
против друга.
     Еще перед уроком я заметила, что Таня и Вера о чем-то перешептываются и
что-то затевают, а когда мы расселись, поняла, в чем дело. Они устроили так,
что я оказалась против Коли. Коля уставился в стол, а они захихикали.
     Наша учительница  домоводства Миля Степановна -  странная женщина.  Она
очень серьезно нас  учит, как готовить  разные  блюда и сервировать  стол, и
шить, и все это  она очень хорошо знает, но разговаривает она так, кап будто
в  жизни   не   читала  никаких  книг.  Вместо  "регулировать"  она  говорит
"легулиро-вать". Можно было бы  подумать,  что  она  просто не  выговаривает
этого  слова,  но это  не так, потому что  вместо  "реагировать", она  очень
хорошо выговаривает "регулировать". Ребята ее любят. Даже мальчишки ходят на
ее уроки и тихо сидят, хотя им домоводство учить не обязательно.
     Сегодня у  нас, по словам Мили Степановны, основной вопрос  домоводства
на Украине: как готовить вареники с творогом.
     Все наши  девочки принесли  в школу по сырому  яйцу,  немного творога и
муки. Миля Степановна засучила рукава и принялась за тесто.
     - Смотрите, - говорила она, - в муке делается вот такое углубление, а в
него наливают воду и сырые яйца...
     До  чего  же красиво все  это  получалось  у Мили  Степановны! Толстая,
румяная, веселая, она все это показывала  с таким удовольствием, и так ловко
все  у нее выходило, что нашим  девочкам хотелось уже скорей самим приняться
за тесто для вареников.
     - А теперь  поставим  тесто ненадолго в  холодное  место, ну,  вот хоть
сюда, на окно, и возьмемся за творог...
     Я посмотрела на Колю. Он сидел красный и растерянный, а перед ним лежал
листок бумаги - какая-то записка.
     Я хорошо  умею читать книги или  даже  письма  вниз  головой. Вообще  я
сначала научилась читать наоборот, и мама меня долго от этого отучала. Когда
мне было  пять  лет,  мы жили в квартире с соседями,  а у этих  соседей была
девочка,  по имени Люба. Она была старше меня  на год, а ее брат, Миша,  уже
учился в  пятом  классе. И он  учил  Любу читать  по букварю. Во  время этих
занятий я  всегда садилась против  них и  внимательно слушала. Но так как  я
сидела по другую сторону стола, то и запомнила все буквы вниз головой. Когда
же выяснилось, что я не  могу  прочесть обыкновенной вывески, но бегло читаю
детские  книжки, если их повернуть наоборот, мама пришла в ужас и стала меня
переучивать.
     На листике бумаги, который лежал перед Колей, было написано:
     Коля, давай мириться, потому что мне все это уже надоело. Я считаю, что
мы оба неправы, а  наша дружбы должна быть выше всяких мелких обид. Если  ты
со мной согласен - ничего не говори, а только кивни головой. Оля.
     Все это было написано почерком, похожим на мой, и даже  такими словами,
какие могла бы написать я сама, лишь в слове "мириться" был  пропущен мягкий
знак.
     Коля посмотрел на меня и быстро закивал головой.  Несколько раз подряд.
Таня Нечаева прыснула.
     - Это написала не я,  - сказала я Коле. - Это  написали девочки. Можешь
не кивать.
     Если бы Таня не засмеялась, может быть, я промолчала бы, и все хорошо б
закончилось. Но  теперь  и  у  меня  и у  Коли  был отрезан  всякий  путь  к
отступлению.


ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

     Теперь,  когда я иду но  улице, или прихожу в школу, или сижу в классе,
мне кажется,  что  все  смотрят  только  на меня. И я стараюсь принять самый
скромный вид, какой  только могу. Я стараюсь даже не  смеяться громко, когда
хожу, не размахиваю руками и говорю меньше глупостей, чем прежде.
     И все равно в моем  присутствии ребята умолкают и поглядывают на меня с
любопытством, а  мне  это - честное  слово, правда  -  уже  почти  совсем не
лестно, а только неловко. И  учителя стали ко мне строже, и только Елизавета
Карловна поставила  мне четверку  за  сочинение, за которое она раньше  выше
тройки бы не поставила.
     А  на  адрес  школы  на  мое  имя  идут письма. Больше  всего  писем от
школьников,  но  из  Омска  письмо  мне  написал старик кузнец,  по  фамилии
Грозных,  а  из  Новгорода-Северского какая-то  учительница  с неразборчивой
фамилией  написала, что  я не должна зазнаваться  достигнутыми  успехами,  а
должна очень  много  работать над  собой, как  это делали Пушкин, Лермонтов,
Гоголь и Толстой.
     Я спросила  у папы, нужно  ли мне отвечать на письма, и он ответил, что
нужно.  За всю свою  жизнь я не написала столько писем, сколько за последнюю
неделю.
     Писать ответы на письма очень трудно. На диктовках в школе и в школьных
сочинениях я никогда не боялась, что сделаю грамматическую  ошибку, и всегда
писала более или  менее грамотно. Ну случится, пропущу букву или перед "что"
не поставлю запятую. Но это бывает редко.
     А  вот  в ответах  на  письма я  очень боюсь  сделать  ошибку, и  вдруг
оказывается, что я не помню, как  правильно писать самые обыкновенные слова,
и я все время заглядываю в папин словарь.
     Из Закарпатья я получила замечательную посылку. Народный художник Варна
прислал  мне  письмо  и подарок  -  портрет  Тараса  Шевченко, вырезанный на
деревянной доске, покрытой  черным лаком. Это называется гравюра  по лаку, а
вокруг деревянная некрашеная рамочка с резным гуцульским узором. Шевченко на
этом портрете суровый и гневный, каким он был, наверное, когда писал о Петре
Первом:

     Це той первый, що розпинав
     Нашу Украiну...

     Портрет  Шевченко  я  повесила  над  своей  кроватью и по утрам,  когда
просыпаюсь, первым делом смотрю на него.
     Пришло на адрес школы  из Новосибирска и  письмо от моего родного отца.
Он написал, что я молодец, что я замечательная девочка, что он гордится мной
и ставит меня в  пример своим детям, которые являются моими братьями, хотя я
их никогда не видела. Зовут их Дима и Ростик, и, оказывается, они близнецы.
     А папа недоволен  всем этим и огорчен. Он говорил вечером с мамой,  а я
не  спала  и  слышала  из  своей  комнаты,  что головы  и покрепче  моей  не
выдерживали внезапного успеха, что  лучше бы все это произошло через десяток
лет и что их ответственность за меня и мое будущее еще более повышается.
     Но мама с ним, по-моему, не  согласна, вчера она мне сказала, что я уже
большая и могу носить часики куда угодно, даже в школу, только чтобы я их не
разбила в драке. А "Литературную газету" с моими стихами она носит в сумочке
и показывает всем знакомым.
     В "Литературной  газете"  под названием  "Доброго пути" была напечатана
статья писателя  Корнилова. Он написал о  нашей встрече, о сказке, которую я
рассказывала  Наташке, и  как  Наташка сказала о нем  "может быть, этот дядя
садист",  и  о  нашем  разговоре про  Шевченко,  и про  химию, и  про стихи.
Закончил он статью красивыми латинскими словами "Роеtае nascuntur" -  "поэты
рождаются", и что я, Оля Алексеева, родилась таким поэтом, и что поэтическое
время, в которое мы живем,  помогло развиться во мне моим задаткам, и что он
предлагает вниманию читателей мои стихи.
     И целых пять стихотворений. И  фотография, на которой я выгляжу страшно
испуганной,  -  ее  сделали,  когда  я  еще  училась  в шестом  классе.  Эту
фотографию редакция, как я узнала, получила в школе. Честное слово,  все это
заняло почти половину газетной страницы.
     Я уже читала стихи на школьном вечере,  и меня пригласили прочесть свои
стихи во Дворце пионеров  и даже в Киевском педагогическом институте - перед
будущими учителями.
     И я читаю стихи  и принимаю,  как должное, аплодисменты и  славу, делая
самый скромный вид, какой только могу, а внутри во мне все время страх,  что
я самозванка и что все это какая-то глупая ошибка.
     Д