Мне правда интерес-
но, что у тебя в голове...
      -- Вошек нет... -- сказала Эмилия.
      Донна Бента  рассмеялась и вышла, а Эмилия подняла  глаза к потолку и
опять задумалась:  "Ну вот, старушки всегда  во все вмешиваются.  Теперь не
помню, что хотела  писать... Ага, помню... Собиралась всех описать..." Эми-
лия опять взялась за перо.
      -- А-а, сеньора Эмилия!  -- раздались два голоса у нее за  спиной. --
Пишите записочки, вот как!
      Это были Носишка и Педриньо, которым донна Бента  ("И когда успела?..
Уж эти старушки..." -- подумала Эмилия) уже все рассказала.
      -- Я хочу почитать кусочек, -- сказала Носишка.
      Эмилия заслонила записки рукой:
      -- Нельзя. Еще не принято к печати.
      -- Да  чего ты капризничаешь? Боишься, что  я их  съем? -- И  Носишка
вырвала у Эмилии листки и стала читать.
      Прочла  пару  страниц. Ей понравилось. -- Забавно, правда,  Педриньо.
Взгляни-ка.
      Педриньо и Носишка прочли еще кусочек, и в результате им самим ужасно
захотелось писать записки.
      -- Я начну мои сейчас же!  -- сказала Носишка, бросив листки на пол и
галопом выбегая из комнаты.
      -- И я тоже! -- воскликнул Педриньо и выбежал тоже галопом.
      -- Завидки берут, -- пробормотала Эмилия. -- Что я ни начну, они сра-
зу же хотят делать то же самое...
      Она собрала с полу листки. Зевнула. Взглянула на свои пальцы.
      -- До чего устаешь  писать! Как было удобно, когда граф... --  И она,
вздохнув, начала следующую главу, последнюю.


      ГЛАВА 6.  ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА ЗАПИСОК ЭМИЛИИ.  ЕЕ МЫСЛИ О  ЖИТЕЛЯХ ДОМИКА
ЖЕЛТОГО ДЯТЛА

      "Я сосчитала написанные листки и  вижу,  что их уже много. Пора  кон-
чать. Эта тетрадь будет "Часть первая" моих записок. Вторую я напишу, когда
буду старушка.
      Раньше, чем  капнуть последнюю точку,  я хочу сообщить вам одну вещь:
то, что писали насчет  моего сердца, неправда. Все говорят, что у  меня нет
сердца. Вранье. Есть, и доброе. Но только сердце у меня не из ваты и всяки-
ми там пустяками его не растрогаешь. А когда оно видит несправедливость, то
болит. Так уж болит, что я  поняла: несправедливость -- самое большое зло в
мире.
      Когда вижу, как некоторые матери  бьют  ребятишек,  мое сердце болит.
Когда вижу,  как  сажают  в тюрьму тех, кто ни в чем не виноват, мое сердце
болит. Когда я слушала книжку про Дон-Кихота, которую нам читала донна Бен-
та, мое  сердце болело. Ведь  Дон-Кихот потерял рассудок потому только, что
слишком уж был добрый: он хотел делать добро людям, наказывать плохих и за-
щищать хороших.  А в результате что?  Его, бедного, всюду  угощали палками,
палками и опять-таки палками. Никто, наверно, не получил  больше палок, чем
этот странствующий испанский рыцарь...
      Хороших всегда обижают.  Многие не понимают их. Сколько людей погибло
в тюрьме только потому, что они хотели, чтоб все жили лучше, только потому!
      Я была счастливая, пока не умела  читать. А как научилась и стала чи-
тать газеты, то мне сразу стало  грустно. Я увидела, сколько на свете горя,
сколько людей в бедности живет, скольких  преследуют и обижают ни за что ни
про что. А войны?! Когда  донна  Бента нам объясняла историю разных  стран,
так Носишка даже плакала -- не хотела слушать про войны. И донна Бента ска-
зала, что  война  --  это  хуже чумы. Я думала, что ничего нет хуже чумы, а
вот, оказывается, есть. Врываются в чужие страны, все  разрушают, жгут, во-
руют --  какое преступление! И почему  эти короли, императоры,  диктаторы и
другие подобные личности обязательно должны на кого-то нападать? Когда дон-
на Бента объясняла историю, я очень всем мешала, так что меня даже отправи-
ли на кухню, но самое главное я запомнила, вы не  думайте.  А Педриньо, так
тот даже записывал,  особенно когда какого-нибудь короля сбрасывали с трона
вверх тормашками. Интересные были уроки.
      Вообще мы здесь, в Домике Желтого Дятла, живем хорошо. Ребята интере-
суются учебой  и игрой. Старушки  интересуются порядком, чтоб все вовремя и
ко времени, и учат нас всему, что сами знают. Киндим  интересуется исключи-
тельно травой и своими воспоминаниями о жизни в африканских лесах, о сраже-
ниях с другими зверями и охотниками. Если бы он написал записки, то они бы-
ли бы в тысячу раз интереснее моих, уверена.
      Безрогая корова проводит  время  в хлеву и на  пастбище.  У нее глаза
большие-большие, кроткие-кроткие. Характер у нее такой тихий -- представить
не можете!  Достаточно сказать, что я такого маленького  росточка и делаю с
ней буквально все, что  хочу. Она во всем меня слушается: стоит  мне только
сказать, и она  пойдет вперед, пойдет назад, повернется направо, повернется
налево... И  не подумайте, что она меня боится, нет -- да стоит ей меня ра-
зок боднуть, так от меня только  мокрое место останется! Рога-то ведь у нее
есть, только маленькие... Нет, она это просто от хорошего характера, и все.
У нее прекрасная душа... Но  молока  дает мало. Правда, молоко на  редкость
вкусное. В общем, старательная корова.
      Говорящий осел  уже глубокий старик, бедняжка. Современник Лафонтена,
сами подумайте. Это очень серьезный четвероногий сеньор, у него длинные уши
и грустный  взгляд. Говорит по-старинному. Если  зайдет кто из  соседей, он
так тихо  и вежливо скажет: "Вы оказали мне  высокую честь вашим вниманием,
уважаемый сеньор". Кто его не знает, обычно пугается и собирается  падать в
обморок, но он любезно протягивает гостю свой хвост, чтоб гость схватился и
не падал.  Мы, молодежь, его плохо понимаем,  но донна  Бента с ним  охотно
разговаривает. Она считает его философом и всегда прислушивается  к его со-
ветам. Она  говорит, что вообще-то говорящих ослов на  свете много, даже на
троне бывают говорящие ослы, ну, а  в разных там парламентах и академиях --
так прямо не счесть. Но то ослы двуногие, а четвероногих, она говорит, кро-
ме нашего Советника, никогда не видала.
      Рабико -- это  пропащий.  Обжорство его погубило. Интересуется только
едой и больше ничем на свете. Учиться не желает. Просто даже не стоит о нем
писать.
      Многие тут  у нас неодушевленные, но  тоже очень милые.  Что касается
Представь Себе, то он одно время был одушевленный и даже вел себя как герой
и защищал Носишку от осы. И в цирке выступал. Но потом у него что-то слома-
лось внутри, и он стал просто палка.
      Среди неодушевленных мне больше  всего  нравятся калитка и дерево пи-
танга.
      Калитка умеет делать только одну вещь: открываться и  сразу же закры-
ваться. Чтобы  открыться, она ждет,  когда ей поможет кто-нибудь из одушев-
ленных. Открывается, одушевленный проходит, и тогда она закрывается уже са-
ма и издает такой звук: "пи-и, пи-и-и". Хорошее создание, никому зла не де-
лает.
      Дерево питанга имеет вид очень важный. Огромное. Выше всех других де-
ревьев в нашем саду. Выше даже  того фигового дерева, в котором есть дупло,
где обычно висит на потолке летучая мышь. Не страшная, между  прочим, мышь.
Не кусается. Ест фиги с фигового дерева. Не надо только становиться под эту
мышь, а то иногда могут  быть  неприятности... У питанги кора гладкая,  без
всякого мха. Каждый год дает плоды, очень сладкие, делятся на дольки. Не на
такие, как  апельсин, отделенные одна от другой; у  питанги дольки лишь для
украшения, приклеенные сверху. Тоже прекрасное создание и зла опятьтаки ни-
кому не делает.
      Вообще все деревья в саду, я считаю, очень хорошие существа.  Не бол-
тают зря, никуда не убегают, не лезут в чужие дела, только стараются подго-
товить каждый  год цветы и  фрукты. Каждое дерево готовит определенный сорт
фруктов, и это меня больше всего удивляет, потому что ведь в саду совершен-
но одинаковая почва для всех.  И  всетаки одно делает апельсины, другое  --
мандарины или  померанцы, а еще другое -- эти  кислющие лимоны, которые те-
тушка Настасия нарезает ломтиками для украшения жареных поросят.
      Самое  интересное,  по-моему, дерево -- это жабутикаба. Высоченное  и
наверху кругленькая такая  шапка из листьев. Листья так часто-часто посаже-
ны, что ни один луч солнца  не проскочит. Когда настает время, ветки покры-
ваются белыми бутончиками,  которые потом становятся  все толще и  толще  и
раскрываются маленькими цветочками. Потом цветочки засыхают  и осыпаются, и
остаются такие зелененькие маленькие шарики. Они растут, растут и становят-
ся величиной с орех. И тогда  начинают менять цвет. Зеленый теряют и стано-
вятся черными, как тетушка Настасия.
      Ах, какой у нас в доме праздник, когда жабутикаба почернеет  и созре-
ет! Носишка,  Педриньо и Рабико переселяются  жить под дерево...  Но фрукты
эти недолго  держатся. Две недели  самое большое. Когда кончаются, то надо,
значит, ждать опять целый год, пока дерево даст уже другие.
      Каждое дерево дает свои плоды, но тень все дают одинаковую и в одина-
ковом количестве. Какая прелесть, вообще, тень! В жаркие дни мы  всегда со-
бираемся в тени  под большой жабутикабой,  и донна Бента  рассказывает  нам
разные истории и дает уроки.
      Я должна еще раз остановиться на этой сеньоре. Донна Бента такая доб-
рая, что добрей быть невозможно. Уж одно то, что она терпит меня, чего сто-
ит! Больше всего мне в ней  нравится то, как она умеет все объяснять. После
ее уроков все всем становится ясно,  как солнце. А сколько она знает разных
вещей, черт возьми! Она так начиталась всех этих книг, которые у нее в ком-
нате на полках сидят, что даже графа забьет по части наук, ей-богу! В своей
широкой юбке и очках она похожа не так на бабушку, как на старую фею. У нее
тоже есть волшебная палочка, и эта палочка называется "доброта". Только она
не превращает людей в разных зверей, а, наоборот, любого зверя  превратит в
существо разумное и прекрасной души. Киндим утверждает, что именно благода-
ря мудрости донны Бенты все жители Домика Желтого  Дятла наслаждаются таким
счастьем и такой свободой.
      А зато вот тетушка  Настасия не знает вовсе никаких наук. Книг  она в
жизни не читала, неграмотная потому  что.  Но вы не подумайте, в  отношении
жизни и всего, что в жизни случается, она тоже настоящий мудрец. Во-первых,
никто в целом свете не умеет так вкусно готовить. Таких жареных цыплят, та-
ких соусов  и приправ, такого варенья, таких печеньев,  пирожков и пышек вы
безусловно никогда не ели  -- и не спорьте, не стану слушать.  Хоть тетушка
Настасия негритянка, в  деревне родилась, но никакая принцесса таких пирож-
ков вам не испечет. Это уж  будьте уверены! Она берет пшеничную муку, заме-
шивает на яйце, лепит шарики,  потом  немного покатает их в белых  ладошках
своих черных рук -- и в печку. Будто все как у других -- а вы попробуйте...
У нее как-то попросили рецепт, так она засмеялась и говорит:
      -- Рецепт дам, как не дать?  Только дело-то не в рецепте. Тут на днях
приходила теща соседа Теодорико, тоже рецепт просила. Я дала. И знаете, что
было? Она спекла, видишь, по  рецепту,  и получилась резина, а не  пирожки.
Никто есть не мог. Ха-ха-ха! Готовить,  детки, это не так просто, тоже свой
секрет имеет. А я-то у  печки родилась  да у печки, видно, и умру. -- Так и
сказала.
      А как  шьет!  Как  штопает! Как стирает и гладит! Да это что -- она и
лечить умеет, честное слово! Если, например, палец порежете или, там, живот
у  вас  заболит,  так она на все знает травы: приложит к больному месту или
даст вам выпить настой -- и все как рукой снимет. И обо всехто она заботит-
ся как родная -- недаром донна Бента называет ее второй бабушкой своих вну-
ков.
      Я с ней всю жизнь ссорюсь и говорю ей массу  дерзостей,  но это неис-
кренне. В глубине моего  сердца я ее очень люблю, гораздо даже  больше, чем
ее знаменитые печенья. А насчет того,  что она черная, так это только у лю-
дей различается, кто какого цвета, и находятся такие,  которые считают, что
черные хуже почему-то. В природе нет цветов хуже и лучше. Например, жабути-
каба, шелковица, маракужа тоже черные. А  по мне, так жабутикаба -- это ца-
рица фруктов.
      Носишку я  очень люблю, она мне вроде матери.  Ссоримся, это верно, и
она здорово злится, когда на меня "найдет". Но сами знаете:  милые бранятся
--  только  тешатся.  Я люблю ее до глубины души, и нет, я убеждена, другой
девочки на свете, которая бы ее стоила. Даже Красная Шапочка хуже. Для меня
Носишка лучше всех.
      А Педриньо? Превосходный парень. Серьезный,  можете  во  всем на него
положиться: его слово -- железное. Очень  много с ним ссорилась и буду, на-
верно, еще порядочно ссориться, но что правда, то правда -- он человек сто-
ящий. И большой храбрец. Правда, иногда любит хвастать, но это мелочи. Сла-
бости, знаете, у кого их нет, правда?
      В общем, хорошо у нас в  Домике Желтого Дятла. Так, если приедете, то
на первый взгляд ничего особенного: старый дом, старые, кривые деревья, по-
росшие мхом; поросенок роется во дворе; фруктовый садик с разными  там сли-
вами, персиками,  апельсинами, плодами сапоти,  абакаши -- у каждого из нас
есть свое любимое деревце; речушка, или, скорее, даже  простой ручей, лужок
за калиткой, где пасется безрогая корова, и муравейник за лужком.
      И все-таки наш дом -- необыкновенный. Чего-чего у нас только  не слу-
чается! Донна Бента как-то сказала, что после всех наших приключений ее уже
ничего удивить  не может, и если вдруг  солнце войдет  в калитку и  скажет:
"Добрый день, донна Бента", то она его примет так же  просто, по-домашнему,
как нашего  соседа дядю Теодорико,  и скажет: "Входите, сеньор Солнце, этот
дом -- ваш..."
      Ну, вот и все. Пора кончать  мои записки. Что знала, то написала. Те-
перь осталось только попрощаться с уважаемыми читателями.
      Уважаемые читатели, до свиданья.  Я  сказала, что напишу "Записки", и
написала. Если вам  понравилось  -- здорово!  Не  понравилось -- не  судите
строго... ПРИВЕТ!
      Эмилия де Рабико 10 августа 19.. года Домик Желтого Дятла, Бразилия".
      Конец


      КАК ПРОЕХАТЬ В ДОМИК ЖЕЛТОГО ДЯТЛА
      (Вместо послесловия)

      Лет десять, а то  и больше тому назад в одном из  домов Рио-деЖанейро
часто можно было  видеть такую картину:  в тихой комнате,  склонившись  над
книжками, сидят дети, разные дети,  мальчики  и  девочки; совсем маленькие,
только что  научившиеся читать, и  постарше; курносые, как Носишка, и смуг-
лые, как Педриньо...
      Нет, это не класс -- сегодня занятия в школе уже окончились.
      Это детская библиотека.
      Сюда  приходят  почитать интересную книжку. Какую? Да вот,  например,
ту, в яркой обложке, которая сейчас в руках у худенького мальчика, сидящего
у окна. Как она называется?  "Носишкины  забавы". До чего ж весело  смеется
худенький мальчик! Наверно,  книжка  и вправду забавная. А  вон  у той тол-
стенькой девчонки в руках другая книга,  тоже в цветной обложке и с картин-
ками, -- "Записки  Эмилии"...  Высокий мальчик,  что  сидит ближе к  двери,
очень серьезен,  он изучает географию... Но вы не  подумайте, что он читает
скучный учебник по географии, нет: книжка, над которой он склонился с таким
вниманием, называется "География доны* Бенты". И сколько в ней удивительных
приключений!
      Но что это? Почему все дети вдруг оторвались от книг и, словно по ко-
манде, повернули  головы к двери? Почему так шумно  повскакали с мест? Кого
это они так радостно встречают?
      В комнату вошел невысокий худощавый старик. Лицо у  него немножко ус-
талое, но  глаза, живые и быстрые,  смотрят так, словно  видят одновременно
лица всех, кто находится в комнате, и не только лица, а даже и мысли... Во-
лосы его, гладко зачесанные назад, уже сильно поседели,  но маленькие усики
над  умным  ртом  еще темные, а брови так совсем черные -- черные и густые,
сросшиеся на переносице. Самое необычайное в этом лице -- брови: они словно
пересекают его  сплошной широкой полосой,  как бы подводя черту под строгим
лбом. Они первые бросаются в глаза при взгляде на этого человека, и вся его
маленькая фигура словно  прячется в тени  этих огромных бровей.  На  первый
взгляд он производит  впечатление  нелюдимого, даже, пожалуй, сердитого. Но
дети почему-то  совсем его не боятся. Напротив, они  сразу же окружают его,
тащат за собой, сажают на диван почти что насильно и засыпают вопросами:
      -- Сеньор Лобату, у меня есть ваша книжка, вы мне надпишите, ладно?
      -- А как проехать в Домик Желтого Дятла? Это далеко?
      -- Вы подарите мне вашу карточку?
      -- А когда вы еще новые книжки напишите?
      -- Я  хочу, чтоб вы  написали книжку, которая происходит на Амазонке.
Хорошо?
      -- Вы получили мое письмо? Я  хочу, чтоб Эмилия пришла ко мне на рож-
дение! Можно?
      -- Мы бы хотели поесть пышек, которые печет тетушка Настасия...
      -- Сеньор Лобату,  вы  обещали, что в вашей  новой  книжке кота будут
звать Черныш, как моего. Помните?
      Невозможно ответить всем сразу. Но надо отвечать. Оживившись, по-доб-
рому улыбаясь, с такой  же верой в чудесный мир, созданный им  самим, какую
только что проявили его маленькие читатели, знаменитый бразильский писатель
Жозе Бенто Монтейру Лобату отвечает на их звонкие,  торопливые вопросы, вы-
думывая тут же, на месте, новые и новые приключения их любимых героев.
      Он объясняет,  что Эмилия не сможет  приехать на рождение  к девочке,
которая так любезно ее приглашает, потому что, к сожалению, у  Эмилии корь.
Что сейчас нельзя проехать к Домику Желтого Дятла -- дороги размыло, но что
в новой книжке кота будут обязательно звать Черныш...
      Долго длится беседа.  Но вот писатель  встает и прощается  со  всеми,
ласково пожимая протянутые  к  нему маленькие  руки.  Он не может  остаться
дольше, объясняет он, ему сегодня надо еще поработать и ответить на письма.
      Письма... письма... Они растут на его  столе  целыми  горами,  каждый
день почтальон  приносит все новые и новые,  со всех  концов страны и  даже
из-за границы. Пишут дети, пишут их мамы и бабушки, пишут даже целые школы.
      "Сообщаю  вам  от  имени  нашего класса, что мы  открыли  собственный
клуб-читальню. Так как вы, сеньор,  очень  хороший писатель и все дети  вас
очень любят и читают всегда ваши  чудесные книжки, то наш класс решил прис-
воить нашему клубу ваше имя".
      "Сеньор Лобату, знаете, наш  школьный  кружок издает свою газету, под
названием "Носишка". Участвуют все ученики. Сообщаем вам об  этом с большим
удовольствием.
      Ученики начальной школы имени Монтейру Лобату в городе Таубате".
      Город Таубате в  штате Сан-Паулу... О, старый писатель, хорошо помнит
город Таубате! Ведь там  он родился, там провел свое детство, там  учился в
школе. Хотя, по правде сказать, маленький Жозе, или Жука, как его тогда на-
зывали, гораздо больше  любил дедушкин загородный  дом. Ах, какой  там  был
сад! Каких только деревьев не росло в нем: настоящий тропический лес... Был
там и ручеек с прозрачной водой, где жили веселые рыбки ламбари. Жука часто
бегал со своими сестренками по берегу этого ручейка.  Оттуда начинался нас-
тоящий лес, где, говорят, водились даже ягуары. Жука однажды ходил  с папой
на охоту  --  не  на  ягуаров, правда, а на птиц, но все-таки на охоту, как
позже Педриньо. Сестренок они, конечно, не взяли -- маленькие еще. Но вооб-
ще  Жука  очень  любил сестренок и не раз делал для них кукол из кукурузных
початков. В Бразилии сельские дети часто играли такими  куклами: срежут ак-
ку-ратненький початок, нарядят, как человечка, и  довольны... Сколько поло-
мали они таких "графов де Кукурузо"! Но в дедушкином загородном доме нельзя
было оставаться круглый год, надо было  ехать в город, учиться. Правда, и в
городе были свои соблазны -- например, сказки бабушки  Анаклеты и дедушкина
библиотека, где Жука подолгу просиживал за огромными книгами, время от вре-
мени читая что-нибудь вслух сестренкам, смотревшим на него,  открыв от вос-
хищения рот, преклоняясь перед ученостью старшего брата... Ведь он учился в
школе...
      Школа в  Таубате... Сколько лет