повсюду едина.  Так  что,  если  вы
посвятите себя тщательным  изысканиям, то весьма вероятно. что обнаружите и
на нашей  земле какой-нибудь "единичный экземпляр экстраординарной субстан-
ции".
      Тетушка Настасия,  которая в эту  минуту проходила мимо с узлом белья
на голове,  постояла, послушала и пошла дальше, бормоча  себе под нос: "Те-
перь ему взбрело в голову говорить  по-английски!  Господи!"  Когда  добрая
негритянка чего-нибудь не понимала, она считала, что это "по-английски". Но
Педриньо все понял и пришел в восторг от ученой речи графа:
      -- Без  сомнения, превосходная идея! Наточу  топорик и завтра  с утра
начну изыскания.
      Сказано -- сделано. На следующий день сразу после утреннего кофе Пед-
риньо вскинул свой  топорик  на плечо и отправился  в  лес, готовясь рубить
каждый сучок, покуда не найдет хоть один говорящий. Целую неделю  он рубил:
ни одно дерево не пропустил, кажется.  Ударит топором -- и сразу же прикла-
дывает ухо к стволу: может, застонет? Но деревья не стонали -- плакали смо-
листыми слезами, это правда, но стонать не стонали.
      -- Брожу тут, как дурак, --  сказал Педриньо на седьмой день. -- "Бу-
ратинное дерево", верно, только в Италии растет. У этого графа  одна шелуха
в голове, вот что...
      Но Эмилия была тут  как тут. Услышав эти слова, она так  и дернулась,
словно ее блоха укусила: ведь если Педриньо не найдет говорящее  дерево, то
он, пожалуй, способен  и бесхвостую лошадку  отнять -- затеяла-то  все  это
она, Эмилия! И стала Эмилия думать. Думала, думала, думала и наконец приду-
мала... Разыскав графа, она сказала:
      -- Перестаньте  читать вашу гадкую  алгебру и отвечайте на вопрос: вы
умеете стонать?
      -- Я  никогда не стонал,  -- отвечал ученый, озадаченный таким вопро-
сом, -- но думаю, что это  не так уж трудно. -- Так постонайте, пожалуйста,
немножко, я проверю.
      Граф, сморщив нос, простонал несколько раз на разные  тона очень ста-
рательно.
      -- Прекрасно, -- одобрила кукла. -- Вы стонете недурно и  можете ока-
зать мне большую услугу. Идет?
      Граф вздохнул:
      -- Сеньора Эмилия всегда приказывает, а не просит...
      -- Я не приказываю, но вы немедленно пойдете со мной, -- и Эмилия без
лишних церемоний потащила графа за ворота, где у дороги лежало старое брев-
но. Здесь она остановилась и сказала:
      -- Педриньо  тут всегда проходит, когда  возвращается из лесу.  А так
как он не может пройти спокойно  мимо куска дерева... Да я прямо как сейчас
вижу: подойдет,  остановится и  -- бум! -- прямо по  этому бревну!.. Так вы
полезайте сюда в дупло, а как только он ударит, стоните,  хорошенько стони-
те, чтоб голос был как у старого дерева. Ясно?
      -- Но для чего же? -- осмелился спросить ученый.
      -- Не ваше дело, сеньор. Делайте, что говорю, и не рассуждайте!
      В эту секунду вдали показался Педриньо с топориком на плече.
      -- Скорей, граф, скорей!  --  заторопила Эмилия, заталкивая ученого в
дупло. -- Он идет!..
      Граф юркнул в дупло, а она засеменила домой так быстро,  что Педриньо
ее даже не видел. Эмилия словно в воду глядела: Педриньо наткнулся на брев-
но и --  бум! -- ударил по нему топориком. Но он так просто ударил, по при-
вычке, потому что давно уже потерял всякую надежду  найти говорящее дерево.
И вдруг  -- что за чудо?! -- бревно  застонало: ай-ай-ай! Педриньо подпрыг-
нул, словно на змею наступил.
      -- Что за черт! -- воскликнул  он, вылупив глаза от изумления. -- Это
бревно стонет? Или мне померещилось?
      Чтоб удостовериться, он снова ударил, но легонько так, несерьезно.
      -- Ай! Ай! -- ответило бревно.
      Хотя Педриньо уже целую неделю именно этого и  добивался, он все-таки
был глубоко поражен и взволнован.  Ему  даже пришлось спуститься к ручью  и
выпить пару глотков воды, чтоб хоть  немного  успокоиться.  Вода  произвела
должное действие. Педриньо набрался духу и, хотя бревно стонало не переста-
вая, отрубил от него кусочек и опрометью бросился бежать, задыхаясь от вос-
торга.
      Вбежав во двор, он чуть не  наткнулся на Эмилию. Кукла сидела на кры-
лечке, болтая ногами и  насвистывая "Плыви, моя лодочка" с самым что  ни на
есть невинным видом.
      -- Я нашел, Эмилия! -- крикнул мальчик еще издали.
      Она ответила, изобразив на лице полное равнодушие:
      -- Что, собственно, ты нашел, Педриньо?
      -- Говорящее дерево, что ж еще! Что я мог еще  найти,  когда я только
это и ищу!
      -- Ну что ж, желаю удачи! -- передернув плечиком, проговорила малень-
кая лиса, не поднимая глаз и ковыряя палочкой землю.
      Педриньо обиделся, сказал ей какую-то грубость и убежал.  Он влетел в
дом как ветер -- ему не терпелось рассказать всем, как бревно стонало.
      -- Вы  даже не  представляете, что за ужас! --  кричал он не переводя
дыхания. --  Бревно стонало, честное  слово, как человек, стонало: "ай, ай!
ай!" Еще даже голос похож был на графа. У меня прямо дух захватило, правда!
Никогда б не поверил, кабы сам не слыхал! Чудеса!..
      Педриньо пришлось несколько  раз  повторить эту историю. Кусок дерева
переходил из рук в руки: его щупали, нюхали, лизали... Только  тетушка Нас-
тасия не отважилась подойти: глядела издали и крестилась...
      Все обсуждали необыкновенное событие.  Все?  Не совсем: граф и Эмилия
воздержались от обсуждения. Граф притворился, что поглощен чтением учебника
по алгебре, хотя  украдкой, краешком глаза, внимательно наблюдал всю сцену,
тихонько посмеиваясь. А Эмилия  подсматривала  из-за двери. Потом она ушла,
затыкая рот рукой, чтоб не  расхохотаться.  Придя к себе, она достала  бес-
хвостую лошадку, посадила к себе на колени и зашептала ей на ухо:
      -- Педриньо попался на удочку  и  теперь уж, верно, тебя не  отберет.
Ура! Ура! Ты моя, моя, моя, и  теперь я  буду целый  день с тобой играть! И
вот что, Ваша Милость: раньше всего  мы вам хвост приделаем. Ну где это ви-
дано -- лошадь без хвоста? Я для вас, уважаемая лошадушка,  достану роскош-
ный хвост из петушьих перьев. Поняли? Это гораздо более модно, чем этот ваш
конский волос, который только на матрацы и годится.  Поняли, сеньора Лошад-
ка, Лошадушко де Конек?
      Ну, рот нараспашку, язык на плечо -- понесла наша Эмилия! И целый ве-
чер, пока она бродила по двору,  ища перышко для своей лошадки, она все го-
ворила, говорила...


      ГЛАВА 3. КОНКУРС

      Теперь, когда говорящее  дерево  было найдено, оставалось только сде-
лать из него куклу -- и брат Буратино будет налицо! Но что за чудо: сколько
Педриньо ни  колол перочинным ножиком  свою находку, сколько ни тряс, кусок
бревна оставался нем, как рыба.
      -- Вот тебе и на! --  воскликнул Педриньо. -- Бревно так стонало, что
просто сердце разрывалось, а эта палка и не пискнет! Дичь!..
      Эмилия, испугавшись, что ее хитрость может раскрыться, сразу же отоз-
валась:
      -- Донна Бента  на днях говорила,  что настоящее горе  всегда  немое.
Бедная палка,  верно, очень страдает, что ее разлучили  с родным бревном, и
потому молчит, --  вышитый нос Эмилии дернулся, изображая сочувствие палке,
-- вот увидишь, она успокоится  и  так раскричится, что придется уши  заты-
кать! Вот увидишь!
      Граф кашлянул и украдкой бросил восхищенный взгляд на Эмилию: до чего
ж хитра!
      Речь Эмилии повлияла на Педриньо, и он решил все-таки сделать  из не-
мой палки куклу: может, и правда потом оживет. Но как сделать? Каждый пред-
ставлял себе  брата  Буратино  по-своему...  В  результате разгорелся такой
спор, что Педриньо решил устроить конкурс. Пусть все нарисуют проект, и чей
проект победит, по тому и будут вырезать.
      -- Объявляю рисовательный конкурс! -- крикнул  Педриньо. -- Внимание,
все! Останавливаются  все работы! Бабушка, брось шитье и  возьми в руки ка-
рандаш! Тетушка Настасия, отойди от печки! Все рисуйте!
      Конкурс начался. Полчаса весь  дом  рисовал. Когда все шесть рисунков
были готовы,  Педриньо развесил их  на стене для обсуждения. Какая забавная
выставка! Тетушка Настасия нарисовала не  человека,  а  невесть что: уродца
какого-то. Все смеялись. Носишка нарисовала  миленького  малыша,  но у него
был тот недостаток, что очень уж он был похож на Буратино. "Да это я нароч-
но, -- объяснила девочка, -- я  хочу, чтоб они были близнецы". Проект донны
Бенты был похож скорее всего на черта. Рисунок Педриньо был  точным портре-
том соседского  мальчика, который приходил к ним играть  и про которого ба-
бушка говорила, что у него глисты.  Проект графа был такой научный, что ни-
чего нельзя было понять: одни сплошные треугольники, срисованные из учебни-
ка геометрии. Проект Эмилии был какой-то путаный: она хотела, чтоб  у брата
Буратино было все, и поэтому нарисовала  ему горб, как у Петрушки, рот, как
у лягушки, хвост, как у  крокодила,  уши,  как  у летучей мыши, ноги, как у
козла, а нос еще длиннее, чем у Буратино. На всякий случай нарисовала она и
третий глаз на спине. "Это чтоб  никто не смог схватить его из-за угла", --
так она объяснила, очень гордая тем,  что никто другой не догадался о такой
опасности.
      Три раза Педриньо заставил всех подымать руки -- и все напрасно: каж-
дый голосовал за свой собственный проект.
      -- Голосованьем  не выйдет, --  сказал Педриньо, -- лучше тянуть жре-
бий.
      Все согласились, что  лучше.  Педриньо написал имена соревнующихся на
бумажках, свернул бумажки и бросил в шапку. Донну Бенту он  попросил тащить
первой, по старшинству.  Эмилия, однако, запротестовала и протянула к шапке
свою маленькую ручку -- левую... Правую она почему-то упорно держала в кар-
мане.
      -- Я буду первая тащить! Донна Бента не умеет!
      -- Нет, не ты! Бабушка! -- возмутился Педриньо.
      -- Нет,  я! Нет, я! -- настаивала  кукла, топая  ногами и не  вынимая
правой руки из кармана. Носишке эта самая рука показалась подозрительной.
      -- Покажи-ка руку, Эмилия.
      -- Не покажу! -- отвечала кукла, покраснев до корней волос.
      Носишка силой  вынула ее  руку из кармана -- и  все увидели зажатую в
маленьком кулачке бумажку такого же размера, как те, которые лежали  в шап-
ке.
      Ужасный был скандал! Все набросились на Эмилию, говоря, что как ей не
стыдно!
      -- Но мне так хотелось выиграть конкурс, -- призналась Эмилия.
      Педриньо гневно развернул  бумажку  Эмилии, но тут все расхохотались:
вместо того, чтобы написать свое имя, Эмилия написала "я"...
      -- Фу, как нехорошо! -- сказал тетушка Настасия. -- Некрасиво-то как!
Да я б на месте донны Бенты это дело так не оставила, я б  нахлопала ее хо-
рошенько, чтоб  не баловала больше,  вот что! Скажите, шалости какие! Людей
обманывать! Господи, спаси!
      Эмилия пришла в ярость и показала всем язык.
      -- Тетушка Настасия совершенно права, --  заметила  донна  Бента,  --
твой поступок, Эмилия, очень плохой.  Я  только потому тебя прощаю, что  ты
еще глупенькая и не понимаешь, что хорошо, что плохо. Если б это кто-нибудь
из моих внуков сделал, никогда бы не простила.
      Это был первый выговор, который Эмилия слышала от донны Бенты. Хотела
было она и тут высунуть язык, да поняла, что лучше уж удержаться, и ограни-
чилась тем, что вышла из комнаты, топая нарочито громко.
      -- До чего  ж  распустилась! --  заметила  старая негритянка. --  Вот
змея-то, чур меня!
      Когда все успокоилось, то стали снова тянуть жребий.  Донна Бента су-
нула руку в шапку, вынула одну из бумажек, развернула ее и прочла: "Тетушка
Настасия".
      Все были разочарованы. Никто не думал, что судьба может быть настоль-
ко слепой, чтобы выбрать самый уродливый проект. Но что поделаешь?.. Старой
негритянке было поручено  придать куску дерева форму человечка, явив, таким
образом, свету брата Буратино.


      ГЛАВА 4. ЭМИЛИЯ СЕРДИТСЯ

      Носишка пошла взглянуть, что делает Эмилия. Она нашла ее в  углу сто-
ловой, в игрушечной комнате. Кукла была очень занята: она торопливо склады-
вала свои платья и игрушки в картонные коробочки, служившие ей чемоданами.
      Носишка заметила, однако, что она кладет в чемоданы только ее, Носиш-
кины, подарки: игрушки и  платья,  подаренные тетушкой Настасией, были раз-
бросаны по полу, изломанные и изорванные.
      Очевидно, Эмилия была всерьез  разобижена  и готовилась к отъезду. Но
куда? Складывая чемоданы, она говорила своей бесхвостой лошадке:
      -- Ты думаешь, она добрая?
      -- ?
      -- Глубоко ошибаешься: просто ты недавно живешь в этом доме и не зна-
ешь. Она никого не жалеет, понимаешь? Возьмет хорошенького петушка --  и на
сковородку! Индюков не жалеет,  мышей  даже... На рождество изжарила, между
прочим, младшего братишку Рабико, весьма приятного поросенка.
      -- ?
      -- Ах, не нравится? Ну, то-то!  Между прочим, это одна из причин, по-
чему я  хочу уехать из этого дома.  Может, она  из деревянных лошадок  тоже
умеет жаркое делать, почем мы знаем, верно? Она каких только блюд не сгото-
вит!
      -- !
      -- Я тоже так считаю. Жалко, что ты не умеешь лягаться, мы б ее вмес-
те...
      В этом месте разговора Носишка, которая слушала, спрятавшись за зана-
веской, вышла на свет.
      -- Что это такое, Эмилия? Ты с ума сошла?..
      -- Нет, я просто  складываю  чемоданы, потому что собираюсь переехать
из этого дома. Здесь меня обижают всякие старухи...
      -- Да  куда ж ты собираешься,  чудачка? Думаешь так  легко устроиться
где-нибудь?
      -- Я перееду к Мальчику с Пальчик. Когда я ему тогда подарила сломан-
ную трубку, он  сказал:  "Сердечно Вам  благодарен,  донна Эмилия. Мой  дом
всегда открыт для Вас. Буду счастлив Вас видеть".  Настало время воспользо-
ваться его приглашением. Я переезжаю к нему.
      -- И ты думаешь, что поместишься  в его домишке? Разве ты забыла, что
он вот такой малюсенький, твой Мальчик С Пальчик?
      Эмилия приложила палец ко лбу, предавшись  глубоким размышлениям. Да,
действительно, она  чуть было не  совершила величайшую глупость: если б она
переехала к Мальчику С Пальчик, то  ей, возможно, пришлось бы спать на дво-
ре, под открытым небом, подвергаясь опасности нападения разных диких зверей
типа сов и летучих мышей... И,  так как она панически боялась летучих мышей
и сов, то и решила остаться.
      -- Ладно, я  остаюсь, но тебе  придется подарить мне  новое  шелковое
платье с бантом и даже, пожалуй, с оборками. Подаришь?
      -- Подарю, чертенок, подарю, только с одним условием.
      -- С каким?
      -- Что ты попросишь прощения у тетушки Настасий. Я сейчас в кухне бы-
ла -- она очень расстроена, у нее ведь такое доброе сердце -- ни с кем ссо-
риться не любит.
      Примирение состоялось  немедленно,  причем  Эмилия  ухитрилась тут же
выпросить у тетушки Настасий ее любимую  булавку -- синюю с голубкой. У те-
тушки Настасий  было три таких, с голубками: одна  синяя, другая зеленая, а
третья какая-то  пестренькая. Эмилия уже  давно мечтала о такой булавке, ну
так сильно мечтала, как только может  мечтать кукла, -- очень уж ей эти го-
лубки нравились, такие нежные, милые!..


      ГЛАВА 5. ЖОАН ПРЕДСТАВЬ СЕБЕ

      После перемирия тетушка Настасия  заперлась  в кухне, чтоб спокойно и
не торопясь  вырезать брата Буратино. Примерно  через час она  появилась на
веранде со своим шедевром.
      -- Готово! Не так чтоб больно хорош, но, по-моему, видный! -- сказала
она, явно любуясь произведением своего искусства.
      Послышалось общее  разочарованное  "ах!"  Нет, просто невозможно было
вообразить себе что-нибудь более уродливое, чем  этот несчастный деревянный
человечек: руки росли  у него прямо  откуда-то из середины  туловища;  ноги
как-то не стояли и разъезжались в разные стороны;  нос изображался спичкой,
а голова  -- о! -- голова была похожа на помятый плод кажу и была приделана
к туловищу кривым гвоздем, который еще  к тому ж вылезал из спины -- обяза-
тельно наколешься!
      Педриньо расстроился:
      -- Какой ужас, тетушка Настасия! Да ты какого-то  уродца сделала! По-
зор для нашей семьи!
      -- А  дерево сильно стонало, когда  ты делала человечка?  -- спросила
Носишка.
      -- А и вовсе молчало... -- сказала тетушка Настасия огорченно.
      -- Ничего  не понимаю! -- разволновался  Педриньо. -- То  есть бревно
так стонало,  когда я его рубил, а  этот кусок  дерева молчит как  мертвый!
Здесь что-то кроется.
      Граф, читавший свою  "Алгебру" в уголке, услышав такие слова, замигал
и вмешался в разговор, высказав следующую научную точку зрения:
      -- Я  держусь того  мнения, что, для того чтобы  брат Буратино ожил и
получил дар речи, надо на него дуть. В древних сказаниях  индейцев Бразилии
часто встречается такой мотив: когда подуешь на мертвое тело, то оно ожива-
ет. Я держусь того мнения, что...
      -- Я тоже держусь... -- подхватила Эмилия, которая в эту  минуту вош-
ла, --  по-моему, если сильней подуть,  то Жоан Представь  Себе обязательно
оживет.
      Все повернулись к ней в страшном изумлении:
      -- Что это за такой Жоан Представь Себе? Что ты еще выдумала, Эмилия?
      -- Жоан Представь  Себе  -- самое лучшее имя  для  брата Буратино, --
уверенно отвечала кукла.
      -- Почему?
      -- Жоан -- потому, что так у нас в Бразилии зовут многих мальчиков. А
Представь Себе --  потому,  что все  уж  тут придется себе  представлять...
Представь себе, что он совсем не  урод. Представь себе, что у него на спине
нету гвоздя. Представь себе...
      -- Довольно, Эмилия. Имя  очень  подходит, -- сказала Носишка, искоса
глядя на брата Буратино, -- ты права. Лучшего имени и не придумать.
      Все нашли, что так оно и есть и что Эмилия -- лучшая "выдумщица имен"
во всем мире.
      -- В таком случае... -- начала Эмилия.
      -- Я  знаю, -- прервала Носишка: -- ты  хочешь, чтоб тетушка Настасия
сразу же дала тебе булавку, которую ты у нее выпросила.
      Старая негритянка сокрушенно  вздохнула  и вытащила булавку из своего
передника:
      -- Бери, разбойница... И до чего ж ты разбойница стала, страсть! Ког-
да-нибудь попросишь очки и зубы донны Бенты, господи, помилуй нас!..
      Эмилия захлопала в  ладоши и побежала показать булавку своей любимице
-- бесхвостой лошадке.  Впрочем, лошадка теперь только так называлась "бес-
хвостая", а вообще-то у нее  уже  был шикарный хвост из петушьих  перьев...
Эмилия очень  ее  любила  и  целый день с ней играла в прятки, в лошадки, в
пятнашки... И все-таки на сердце у Эмилии было неспокойно: она боялась, что
обман в конце концов раскроется  и  Педриньо  отберет лошадку. Единственное
средство избежать этого  несчастья было оживить Представь Себе. Но деревян-
ный человечек  упрямо не желал  оживать. Педриньо, по совету ученого графа,
три дня подряд на него дул, так что щеки заболели,  и  все напрасно. Эмилия
тоже старалась помочь беде: она как-то раз подошла к Представь  Себе, когда
рядом никого не было, и сказала ему:
      -- Оживай, дурачок! Я тебе говорю, лучше оживай, а не то Педриньо те-
бя выбросит. Ну, хочешь, я  тебе  подарю свой красный передник с  карманом?
Хочешь?
      Но Представь Себе оставался холодным  и  бесстрастным.  Ни угрозы, ни
обещания -- ничто не могло вывести его из этого тупого безразличия...
      В один прекрасный день Педриньо потерял терпение:
      -- Довольно! Довольно! У меня скоро лицо распухнет от этого  дутья, а
ты хоть бы пискнул, чучело несчастное!  Иди ты к черту! -- и, схватив дере-
вянного человечка за ногу, забросил его на шкаф.
      Эмилия присутствовала при  этой сцене и поняла, что начинаются ослож-
нения... И в самом деле, вечером того же дня Педриньо спросил у нее:
      -- Где лошадь?
      Эмилия вся напряглась, как воин, готовый к битве:
      -- А тебе какое дело?! -- Это был прямой вызов.
      -- Давай  сюда мою  лошадь! -- грозно сказал Педриньо,  и лицо у него
стало прямо как у Синей Бороды.
      -- С "твоей" лошадью я, прости, незнакома, а до "моей",  говорю, тебе
дела нет.
      -- Я обещал лошадь, если твоя