Нет, просто  там мы чужие, и  на  нас  можно  показать
действительную силу закона, поскольку там  у нас нет покровителей. Не совсем
просто и в своей республике: в каждой области свой хозяин, запретить, чинить
препятствия всегда найдется повод, поэтому я и держу "лобби­стов", наводящих
мосты.  В  области, где прокурором Хаитов, мы  ничего  не производим, только
продаем  изготовленное. Признаюсь,  это  наиболее  существен­ный  наш рынок,
потому что половина туристических маршрутов в республике проходит  через эту
область. Каждый  день  сотни новых потенциальных покупа­телей  с  карманами,
полными денег...
     Но  за  этот рынок приходится бороться.  Откро­венно говоря, отчасти мы
сами  и создали этот  рынок, не без наших усилий  был заключен договор между
экскурсионными бюро областей, и каждую  пятницу по трехдневным путевкам туда
прибывают сотни туристов из  Кемерова, Донецка, Тюмени, Ха­баровска -- краев
с традиционно  высоким  заработ­ком. В  расчете  на  них  мы шьем дубленки и
продаем их, что  называется, с пылу, с жару,  ориентируя производство именно
на  конец недели, и наши  лавки при гостиницах работают до глубокой ночи, до
по­следнего покупателя, -- где вы еще видели такую торговлю? Там же в киоске
лежит книга заказов: те, кто ничего не подобрал или  кому  не досталась вещь
нужного размера, могут оставить аванс, а в следующую пятницу выкупить.
     У вас будет возможность ознакомиться с нашим овчинно-шубным хозяйством,
оно прекрасно отла­жено -- от  сбора шкур у населения до  реализации готовых
изделий. Дубленки я привел в пример толь­ко потому, что  это самое дорогое и
рентабельное производство, хотя ассортимент нашей продукции составляет сотни
наименований, и все, безусловно, прибыльно и даже сверхприбыльно. И на таком
вот,  по  существу,  нами же созданном  рынке  время  от  времени  возникают
препятствия.  В  этой  области трудно с занятостью населения, и Хаитов хотел
бы, чтобы я часть своих предприятий перевел сюда. Но мне не резон, а почему,
я объясню позже, или вы потом поймете сами.
     Реализацией  нашей  продукции  в области  зани­мается  Ахраров, человек
энергичный, коммерсант от Бога, -- так прокурор опечатал у него пять киосков
и не  разрешает  продавать  с лотков на  улицах,  а это преимущественный вид
нашей  торговли --  прямо  с  колес. Для нас каждый день простоя  влетает  в
копеечку. Мы работаем не на склад и производим дефицит, поэтому оплата труда
только с  учетом проданной  покупателю продукции.  Да и оборудова­ние  у нас
индивидуальное, штучное, дорогое, оно окупается  только  при условии  полной
загрузки. По­этому  действия  Хаитова  для  меня --  нож к  горлу, мы должны
прийти к какому-то обоюдному  согла­сию. Наверное, нас  терпят еще и потому,
что мы делаем большие отчисления с реализации в местный бюджет, и так просто
потерять дармовые  деньги властям не  хочется, не  говоря уже о том, что нас
"доит"  всякий, кому позволяет  должность. Но нам  выгоднее  заплатить,  чем
сбиваться с  ритма. Имеет свою дань с Ахрарова,  и  уже давно, и  ваш бывший
коллега Хаитов, но теперь... выкручиванием рук он хотел бы навязать нам  еще
и свою политику в производстве.
     Амирхана  Даутовича  так заинтересовал рас­сказ  Шубарина, что  у  него
невольно вырвался вопрос:
     -- А  почему бы вам  вправду не открыть здесь свои предприятия или хотя
бы  филиалы, цехи,  если  тут так  легко  с  рабочей силой и  местные власти
заинтересованы в этом?
     -- Ну вот, и  вы  туда же, Амирхан Даутович! Дорога  дальняя, пройдем и
этот раздел экономики -- он наиболее существенный в нашем деле. Почему я  не
использую  предлагаемые  Хаитовым  трудовые  ресурсы? Отвечаю: мне  нужны не
всякие трудовые ресурсы.  Вот  вам простой  пример... В  какой-то ме­стности
шумят, мол, у нас  не заняты в  производстве женщины, девяносто процентов их
сидит дома, и следует использовать такой мощный потенциал. А толком  ведь не
изучают, сколько женщин, каков их возрастной состав, семейное положение, чем
бы они хотели заниматься, к чему склонны,  готовы  ли  к ритму  современного
производства, увязывается ли он с укладом их жизни...
     Разведут газетную  демагогию насчет раскрепо­щения восточной женщины  и
строят в глубинке, скажем, ковровую фабрику -- женское, по сути, как и везде
в  мире, предприятие.  Поначалу  все  женщины  в  округе  дружно  идут  туда
устраиваться, потому что, еще не  ведая, чем будут конкретно заниматься, уже
знают  и о больничных листах по уходу за детьми, и о декретных отпусках, и о
послеродовом  отпуске  в  полтора года,  и о  доплате на детей,  и  о прочих
преимуществах работающей женщины -- ведь  в сознание уже как-то  внедрилось,
что зарплата не зарабатывается, а выдается в любом случае всем, кто числится
на предприятии. А потом начинается хаос...
     Что прикажете  делать  директору,  если у него каждый день не выходит в
цех треть работниц -- у  каждой тут трое-четверо детей, а то и больше, и все
они  продолжают еще рожать,  а дети частенько болеют. Вот и получается,  что
все двести  семьдесят рабочих дней в году вполне могут оказаться со­стоящими
из больничных листков. А если к боль­ничным  обычным постоянно  прибавляются
боль­ничные по декрету, то иных работниц можно  видеть на рабочем  месте раз
пять в году, и так из года в год.
     А какая из нее работница, если она в год работает в среднем по  два-три
дня   в   месяц?   Современное   предприятие   требует    навыков,   высокой
профессио­нальной  выучки,  четкой  технологической  дисципли­ны. К  тому же
такую работницу ни за что нельзя уволить -- вот и  лихорадит фабрику, кстати
сказать, оборудованную новейшей  импортной  техникой. В кон­це концов  рядом
срочно  строят общежития и  при­возят  по  оргнабору, суля всякие блага,  из
разных  краев  молодых  девушек.  О  какой   рентабельности,  ка­кой  низкой
себестоимости продукции может быть разговор на таких горе-предприятиях, даже
если вы­полнят  девушки  по  полторы нормы  в  день?  Построив  такой завод,
государство заведомо обрекает себя на убытки; правда, в данном случае, может
быть, спасают несуразно высокие цены на ковры.
     Надеюсь, вам теперь понятно, какую бы я полу­чил тут  "рабочую силу". У
меня не бюро добрых услуг, не  собес  и не филантропическая организация.  По
идее,  наши  предприятия  --  прообраз будущих хозрасчетных,  самоокупаемых,
самофинансируемых  организаций,  у  которых  есть   возможность  добивать­ся
неограниченных прибылей, исключающих  пото­лок заработка; но зато  над  ними
постоянно висит угроза банкротства без  всяких выходных пособий. Чтобы этого
не  случилось, нужно постоянно  изучать спрос, рынок, следить за  насыщением
его, обновлять и  улучшать ассортимент, а то и вовсе срочно пе­рестраиваться
на  выпуск  нового  изделия,  снижать  себестоимость  за  счет  максимальной
загруженности  оборудования  и использования  меньшего  числа ра­ботающих за
счет их высокой, я бы сказал -- вы­сочайшей квалификации.  О качестве я  уже
не  го­ворю -- на том  и держимся.  И такие  кадры подбираю я сам. Мои  люди
чувствуют ответственность  за  дело. Мы  находим  их по рекомендациям,  если
надо, учим, но  учим  тех,  на  кого надеемся, тех,  кто  хочет ра­ботать  и
зарабатывать.  При ином  подборе кадров, подходе  к труду,  я  бы вылетел  в
трубу, поэтому меня не устраивает навязываемое Хаитовым пред­ложение.
     -- И все-таки, мне кажется, ваше нежелание от­крыть у Хаитова в области
свои предприятия свя­зано не  только  с вопросами кадров, не  так  ли, Артур
Александрович?
     Шубарин от  души  рассмеялся  и вновь  потрепал  по  плечу  молчаливого
шофера.
     -- Сколько больших  людей, Ашот, перебывало в этой машине, и ни один из
них не  соображал так быстро,  как  Амирхан Даутович. Быть вам ког­да-нибудь
министром местной промышленности, ес­ли так будете хватать проблемы на лету.
     Да, вы правы, вопрос  о кадрах -- всего лишь часть проблемы, хотя  тоже
существенная. И я скажу вам откровенно, как бы ни были ценны наши кадры, все
же главным для нас является высокопроизво­дительное оборудование и сырье. За
эту зарплату,  что  платим, мы всегда  найдем людей,  готовых  на­учиться  и
работать  по пятнадцать часов  в  сутки, и  резерв  рабочей  силы мы, как ни
парадоксально, находим в  инженерной среде, в среде людей  с  об­разованием,
недовольных  своим   материальным   по­ложением.   Этот   высокообразованный
контингент,  уже  помятый  жизнью,  быстро   овладевает  любыми   тру­довыми
навыками,  ибо  ясно видит,  что работает  на конечный  результат. У нас нет
проблем с  тру­довой дисциплиной, нерадивостью, невыгодно у нас  болеть, тем
более  простаивать. Никому  не  прихо­дится  напоминать  об  экономии сырья,
энергии,  ибо  опять  же  от  этого  зависит  заработок.  Поощряются  всякое
новшество, экономия, идеи.
     Но даже среди таких работников у нас есть своя элита, незаменимые люди.
Вот, например, когда  ор­ганизовали овчинно-шубное производство, пригла­сили
скорняка   из  Белоруссии.   Без  его   знаний,  энер­гии,   организаторских
способностей, наконец, нам никогда бы  не поставить на поток такое  выгодное
дело, хотя его заработок  привел  бы  в ужас  любого фининспектора.  Раз  уж
заговорили о мастерах, по­хвалюсь -- у нас на учете почти все умельцы края и
даже  за  пределами  его:   модельщики,  лекальщики,  технологи,  художники,
наладчики  станков и обору­дования, конструкторы, изобретатели... Располагая
финансовыми возможностями, нам легко перестраиваться, налаживать то или иное
производство, ведь в нашем  деле главный  выигрыш -- время.  Как го­ворится,
дорого яичко ко Христову дню!
     Вернусь  к  главному  --  оборудованию...  Оно  у  нас  не серийное,  а
переделанное из стандартного умель­цами, или чаще всего сконструированное  и
постро­енное в нескольких экземплярах изобретателями и рационализаторами  на
местных заводах, а  чаще  все­го в небольших  конструкторско-технологических
бю­ро.  Есть у нас импортное оборудование -- добываем, вымениваем правдами и
неправдами.   Среди    нас,   руководителей,   большинство   с   техническим
образо­ванием, и сам я, как уже  говорил, закончил Бау­манское, поэтому мы в
курсе всех дел на маши­ностроительных заводах, знаем их возможности. Следим,
конечно, и гораздо оперативнее,  чем от­раслевые министерства,  за новинками
за   рубежом,  технологией,   оснасткой,   за   всем   тем,   что   повышает
производительность   и   улучшает  качество.   У   многих   станков,  машин,
оборудования,  не удивляйтесь, есть личные  хозяева, и я вынужден платить их
владель­цам немалые суммы за эксплуатацию --  а куда де­нешься,  это как раз
редчайшие станки.
     Год  назад,  например, нашел меня один  человек из  Одессы. Работал  он
некогда судовым механиком на сухогрузе, толковейший инженер, работяга, каких
поискать. Так он, когда  стояли  в  чужих портах на ремонте, не шмотками, не
джинсами и аппаратурой интересовался, а к технике присматривался. Не знаю уж
как, каким  образом --  это не мое  дело (говорит, за два двигателя и мощный
насос  выменял)   --  при­вез   он  два   итальянских   станка-полуавтомата,
до­вольно-таки громоздких, штампующих из пластмас­сы "хрустальные" люстры на
медной  фурнитуре. Оба  станка выпускают по три модификации -- значит, шесть
типов. Чудо-люстры, не успеваем  завозить на продажу, моментально разбирают.
Цена прием­лемая -- от  тридцати  до  пятидесяти  рублей,  и выглядят вполне
прилично  за  такую сумму.  Пытались  мы  сами  создать  подобную установку,
сделали, ра­ботает, но  качество  далеко  не  то.  Так у нас с  этим  бывшим
судовым механиком  договор:  по  две  тысячи  рублей за  амортизацию  каждой
установки в месяц в течение двух лет, а после  полуавтоматы переходят в нашу
собственность;  и, конечно, зарплата  у  него с выработки. Сам он  с  семьей
работает  на  них в  три смены и никак  не насытит рынок. За два  года семья
заработает столько,  сколько  иной за  всю жизнь  не получит,  но он днюет и
ночует  у своих  станков, холит  и  лелеет их, разве только не целует  своих
кормильцев.
     Должен  вам   сказать,   не   только   мы  ищем   тол­ковых   умельцев,
изобретателей, талантливых инже­неров, но  и  они нас, потому что знают:  их
детище  тут же воплотят в металле, и дадут путевку в жизнь без проволочек, и
с оплатой не поскупятся.
     Амирхан Даутович вспомнил слова Файзиева о Шубарине: "Знаете, как его в
Москве  называют?  Японец!  Потому,  что   ему  удается  наладить   даже  то
производство, что всегда прогорает и считается не­рентабельным".
     -- Когда нужное оборудование не удается  купить по безналичному расчету
или получить по фондам, в ход идут деньги, большие деньги -- мало кто устоит
перед такими  суммами. Деньги эти принадлежат пайщикам; может, со временем и
вы  станете  пай­щиком,  или, как  у  нас говорят, войдете в долю.  Половина
оборудования  принадлежит  пайщикам,  и  первейшая задача -- вначале вернуть
вклад пайщикам, это свято; потом пайщикам идет процент с доходов. Сложная на
первый взгляд бухгалтерия, но это только на первый взгляд. Счетные работники
у нас  тоже самые  толковые, к  тому же  у  каждого пайщика  в кармане  своя
многофункциональная счет­ная машинка "Кассио" с памятью --  она  никогда  не
ошибается.  Так могу  ли  я  такое оборудование раз­местить где попало,  как
предлагает  Хаитов?  К тому же  этот  вопрос решаю  не  я  один, а вместе  с
влиятельными  пайщиками,  хозяевами оборудования, а  пайщиком  может  быть и
прокурор, и начальник  ОБХСС, и крупный партийный  работник, и даже директор
завода  или  министр, добывший  по нашей указке и  за наши деньги уникальное
оборудование.
     Услышав  о   влиятельных  пайщиках,  Амирхан  Даутович  сразу  вспомнил
Хаитова: "...Всех купил, все у него пляшут, как Санобар,  только пошибче..."
-- наверное, Адыл Шарипович  хорошо знал ве­домство  Шубарина.  Припомнились
ему  и другие слова  прокурора:  "...ваши  покровители  и опекуны,  а точнее
прихлебатели, обложили меня со всех сто­рон..."
     "Все правильно рассчитал Артур  Александрович: вложив деньги, кто же не
будет способствовать сво­ему процветанию, -- думал Азларханов. -- Прямо-таки
синдикат тайный..."
     Он  еще  раз внимательно  оглядел  Артура  Алек­сандровича, спокойного,
уравновешенного,  уверен­ного в себе. Надо отдать  должное,  перед ним сидел
далеко незаурядный  человек,  незаурядный и очень  опасный. Вероятно, в иных
ситуациях  он  был вли­ятельнее  самого  министра  финансов  и  председателя
Госбанка   республики,   потому  что,   исходя  из  сло­жившейся   ситуации,
молниеносно  оперировал  ог­ромными живыми  деньгами; к  тому же, как всякий
хозяйственный  руководитель,  пользовался  поддерж­кой  казны,  имел  счета,
кредиты, ссуды... Здесь Азларханову как правоведу было над чем подумать.
     Конечно, прокурор  понимал: чтобы разобраться  в "хозяйстве"  Шубарина,
ему  нужно  будет еще  много потрудиться: необходимо  срочно  пополнить свои
знания  по экономике,  хозяйствованию, банковскому  делу;  но и тогда трудно
сказать, удастся ли разгадать все финансовые махинации -- слишком уж изощрен
был в делах Шубарин, надо отдать ему должное.
     Азларханов спросил:
     -- Почему могла зародиться и процветать тене­вая экономика?
     --  Вполне  логичный  для прокурора  вопрос, -- не­принужденно  пошутил
Артур Александрович. -- Но я не  закончил свою мысль об оборудовании,  иначе
вам не понять ответа на ваш новый вопрос -- у нас все взаимосвязано.
     Основные производственные  мощности, наиболее рентабельные, находятся у
нас в Заркенте. Там я начинал, там я оперился, получил кое-какую под­держку,
а главное, я нашел  через "лоббистов" под­ходы к первому человеку в области,
к хозяину. С ним я теперь  накоротке, пребываю  в числе  тех  редких  людей,
которые могут прийти  к нему в любое время, а ведь он далеко не  демократ. В
свою  очередь,  он  один  из  приближенных,  можно  даже сказать любимчиков,
первого  человека  в республике.  Его  вы  знаете  получше  меня,  наверняка
встречались  не раз,  будучи  областным  прокурором,  думаю, вла­стную  руку
самого  ощущали  повсюду, и не однажды. Вот почему я не вижу особых преград,
почему бы вам при случае не стать  министром местной промышленности -- у нас
есть прямой выход на первого, а в республике  кадровый  вопрос решает только
он, повсюду только его люди.
     Однажды я пришел  к  первому в области и  сказал, что мне позарез нужны
пятьдесят тысяч, обещал через год вернуть с удвоением -- деньги нужны  были,
чтобы срочно заполучить фонды в Москве на  де­фицитное  сырье. Деньги он мне
дал, там же в кабинете,  вынул из личного сейфа  пять аккуратных  банковских
упаковок  -- он  любит  крупные купюры и крупные суммы, и  вообще масштабный
человек.  Не стал  даже расспрашивать, на что мне они. Я, конечно, вернул их
день в день,  как обещал, с удвоением -- десять таких же  пачек. Но на  этот
раз он, как бы шутя, спросил, нет ли возможности пустить их еще в оборот.  А
я оговорился, что только в случае его поддержки кое в чем, хотя в тот момент
планов у меня конкретных не было; да заодно и  удвоил срок оборота капитала,
поскольку понимал, что он опять имеет в виду только двойной рост.
     Так   неожиданно  я  получил,  что  называется  карт-бланш   и  уж  тут
развернулся вовсю. Имея в доле  такого пайщика, я мог вовлекать в дело самых
осторожных    людей,    мог    без    страха   приобретать   дефицитное    и
высокопроизводительное   оборудова­ние,    работать    с   перспективой,   с
долгосрочной про­граммой. Так я открыл в сорока местах цехи по пошиву шуб из
искусственного меха -- и мужских, и женских, и детских. Кроили в одном месте
наши лучшие закройщики, опять же в  три смены, не­прерывно, и даже  успевали
следить за  модой и  менять ассортимент,  хотя и  так отрывали  с ру­ками --
поистине у нас ненасытный рынок. Вышел  я на поставщиков, и за  наличные, за
треть цены, вагонами получал сырье, опять же отправляемое только в Заркент.
     Вот   почему   в  Заркенте  и   самой  области  я  насыщал  предприятия
оборудованием -- у меня не бы­ло причин опасаться кого-то, я там застрахован
от всего, только дерзай. Но, как видите, центр тяжести наших предприятий все
же  переместился  сюда, в  "Лас-Вегас",  где  мы  с  вами познакомились.  Но
от­крытие "Лас-Вегаса", я думаю, самая большая удача, выпавшая мне.
     Однажды,   когда   рудник  еще  был   в  силе   и  дей­ствовала  мощная
производственная база,  обслужи­вавшая  строительство  и  эксплуатацию шахт,
меня  привели  сюда  дела. Я пытался открыть цех рези­нотехнического  литья:
всякие кольца, прокладки, сальники, модная пляжная обувь -- опять дефицит из
дефицита, и хотел, чтобы мне помогли здесь с пресс-формами, поточной линией;
хороший  проект и технические  условия  были у меня  на  руках. По­бродив по
предприятиям день-другой, поговорив кое с кем  из  руководства, я, наверное,
раньше, чем кто-либо, понял,  что  дни  рудокомбината сочтены: не позже  чем
через   год  его   расформируют,   и   ос­танутся   мощнейшая,   современная
производственная база  и  производственные  площади,  на  создание  ко­торых
обычно уходят годы и деньги, реки денег.
     И я тут же  смекнул, какой я окажусь палоч­кой-выручалочкой для местных
властей, если предложу открыть на этих площадях наши цехи по выпуску товаров
народного  потребления, с  отчис­лением в  бюджет города от реализации наших
из­делий.  Конечно,  о  подлинных  масштабах производ­ства  я  не  собирался
ставить их в известность, зато собирался оговорить долгие сроки становления,
на­бора темпа.
     Когда случилось то, что я и предвидел, я оказался первым на пепелище, и
у меня  с моими влиятель­ными  пайщиками была определена четкая  програм­ма,
которую не без нажима со стороны приняли городские власти.
     Никогда прежде я не работал так масштабно, с такой  энергией... На фоне
растерянности,  беспо­мощности городских власте