автра после обеда прямо
на  работу.  На  вопрос,  когда   вер­нется  из  командировки  сам,  ответил
неопределенно:  мол,  обстановка  требует  его  присутствия здесь. На  том и
распрощались.
     "Деньги, значит, понадобились", -- подумал бес­страстно Азларханов. Как
ни странно, ни звонок, ни сообщение Шубарина не взволновали его, и он быстро
заснул снова.
     Проснулся он чуть раньше обычного, принял душ, сделал зарядку, чем себя
обычно  не обреме­нял, но что  бы  он  ни делал,  свербила неотложная мысль:
куда?
     Но утро все-таки  подсказало выход,  он сказал себе: ты еще доберись до
Ташкента,  там  решишь. До  открытия ресторана  оставалось  еще  с  полчаса,
Амирхан Даутович не стал  терять времени на завтрак и, подхватив "дипломат",
спустился  вниз. Минут де­сять он стоял у подъезда, словно дожидаясь машины,
а потом не спеша, переулками,  направился в сторону  автостанции. Похоже, за
ним никто не шел.
     В "Лас-Вегасе" делали остановку все проходящие на Ташкент междугородные
автобусы -- это тоже бы­ла заслуга Шубарина: он никак  не мог упустить такой
поток  покупателей.  Здесь  следовало  быть ос­торожным  и по возможности не
привлекать  к  себе внимания: его-то  теперь многие хорошо знали.  По­этому,
подойдя  к автовокзалу, уже  оживленному, несмотря на раннее утро,  он сразу
наметил план. Проходящие машины  останавливались на площади где придется, ни
о  каком  порядке  не могло быть и речи,  и он  понял,  что ему  лучше всего
следует дождаться автобуса, который станет рядом с газет­ным киоском, -- там
всегда   толпилась   небольшая  очередь,  киоск  торговал  всякой   мелочью:
сигарета­ми, мылом, пластиковыми  пакетами, книгами. Нуж­но  было подойти  к
киоску   в  самый   последний   мо­мент,   когда  отходящий   автобус   даст
предупредитель­ный сигнал. Такая удача выпала ему минут  через пятнадцать, и
он чуть не на ходу вскочил в отправляющийся "Икарус".
     Автобус шел  издалека,  из  Карши, и  Амирхан  Даутович, пробираясь  по
проходу к  свободному  ме­сту в конце салона, не увидел ни одного  знакомого
лица  --  это  его  успокоило.  Экспресс  вышел  из  Карши  на  рассвете,  и
большинство  пассажиров спали или  дремали, сонное настроение  передалось  и
Азларханову,  и  через  полчаса задремал и он.  Наверное,  оттого,  что  его
преследовала  неотвязная  мысль  --  куда? -- ему  приснилась Москва, но  не
Москва его  молодости, а столица, которую он покинул  всего  несколько  дней
назад.  Снился богатый  зал  бывшего  "Яра",  цыгане, а за  столом,  рядом с
Гольдбергом,  дед Шубарина  в купеческой  тройке,  с  золотой цепью  поперек
живота: он  что-то грозно выговаривал  Артуру  Александровичу в  праздничном
белом  кос­тюме, за спиной которого стояли,  держа руки  в карманах, Коста и
Ашот.
     За столом  через проход он  вдруг увидел Николая Федоровича  Кравцова и
рядом с ним еще несколько ребят, с которыми заканчивал аспирантуру в Москве.
Удивительным в этом сумбурном сне оказалось то, что он ясно представлял лица
своих давних това­рищей, особенно  четко он видел  Колю Кравцова, болельщика
"Спартака", а ведь все это время,  получив его телефон от Шубарина, он никак
не мог вспомнить его внешность. Перед московским про­курором на столе лежали
бумаги  и  кассеты,  что сложил  он  вчера  в "дипломат",  и Кравцов  твердо
говорил: "Все ясно, всех выведем на чистую воду, всех..."
     В  этот  момент  он очнулся  -- автобус  тряхнуло.  Глянул  на часы:  и
задремал-то всего на пятнадцать минут. Сонливость как рукой сняло. Значит, в
Мо­скву  надо  ехать  --  слишком  уж  большие  возмож­ности  тут  у  Артура
Александровича и  его  покро­вителей,  тем более если коротышка из  Заркента
добьется своего. В Москву, только в Москву! -- решил Амирхан Даутович. И  до
самого  города вглядывался в унылый придорожный пейзаж, голые хлопковые поля
и тысячи людей на них, собира­ющих хлопок.
     При въезде  в Ташкент, на Куйлюке, сошло  не­сколько корейцев, в  самый
последний  момент  по­следовал  за  ними и Азларханов. Он  остановил пер­вую
попавшуюся  частную  машину  и,  протягивая  десятку,  сказал:  "В  аэропорт
опаздываю". Купюра сработала безотказно. Выстояв очередь в билетную  кассу с
полчаса, он подал в окошко свой паспорт и попросил:
     -- Пожалуйста, билет в Москву, на ближайший рейс.
     Кассирша удивленно посмотрела на него и от­ветила:
     -- Гражданин, в Москву даже на  завтра  нет би­летов, -- и, считая, что
разговор окончен, сказала: -- Следующий...
     От неожиданного сообщения  Амирхан Даутович растерялся.  Но, отойдя  от
окошка кассы, вспомнил еще один ход, который нынче, увы,  знает стар и млад.
Увидев  у  свободной стойки для регистрации  двоих в форме Аэрофлота,  решил
попытать удачи.
     Поставив "дипломат" на стойку, сказал без оби­няков:
     -- Молодые люди, помогите улететь в Москву ближайшим рейсом -- вот  вам
за содействие, -- и по­ложил перед ними сторублевую купюру.
     Общение с  Шубариным  приносило  свои  плоды. Служащие переглянулись и,
понимая, что из-за "дипломата" денег никто не видит, быстро  убрали бумажку.
Тот, что помоложе, сказал:
     -- Давай,  дядя, паспорт  и деньги  и  подходи через  полчаса  -- фирма
гарантирует.
     Действительно,  через полчаса билет был у него. Отдавая его, нагловатый
молодой человек пообе­щал:
     -- Пожалуйста, подходите в  любое время дня и ночи,  мы рады будем  вас
обслужить и отправим непременно, даже если и придется кого-то снять с рейса.
     Амирхан  Даутович благодарить не стал, хотя  не­мало удивился необычной
гарантии сервиса  в  Таш­кентском аэропорту. Заполучив  билет, он глянул  на
часы:  до регистрации оставалось еще пять часов. "Многовато", -- подумал  он
и, понимая, что аэропорт не самое безопасное для него место, решил поехать в
город -- время переваливало за полдень и не ме­шало поесть.
     До ресторана "Ташкент" в центре города он до­брался  быстро, на площади
перед  гостиницей  купил газеты  и  направился  в  обеденный зал. Просидев с
полчаса, без всякого внимания к себе со стороны  официантов, он отметил, что
услужливый и  все понимающий Адик  остался  для  него навсегда  в  про­шлом,
следовало привыкать вновь  к нормальной жизни. Но опять выручил Шубарин, или
точнее --  его  подарок: на  глаза  кому-то  из обслуги бросились  его часы,
золотой "Роллекс", особый знак или мета  состоятельных  людей, и  уже  через
минуту возле него  засуетились сразу  два официанта. Этот  пус­тячный эпизод
поднял  настроение прокурора,  снял напряжение, и  он уже  не  сопротивлялся
атаке мо­лодых  прохиндеев,  быстро  заставлявших стол заку­сками, фруктами,
зеленью.  Принесли  и  немного  коньяку,  заговорщически  шепнув  при  этом:
"Фран­цузский, "Камю", только для вас".
     Заканчивая  обед,  он глянул  на часы  и  маши­нально  отметил:  Коста,
наверное, уже в "Лас-Вегасе". Мысль  о  Коста,  почему-то не задержалась, он
спокойно  допил зеленый чай с лимоном, рас­платился. И только  оказавшись на
площади  перед  оперным театром,  где  он  собирался  посидеть у фон­тана  с
газетами, опять  вспомнил о Коста и вдруг ужаснулся  своему просчету.  Какой
аэропорт!  Какая  Москва! Уже час  как Коста, не найдя его  в  "Лас-Вегасе",
связался с Шубариным, и они давно под­няли  всех своих в  Ташкенте  и прежде
всего пере­крыли аэропорт. Те же услужливые ребята в  форме  за те же деньги
уже небось  доложили дружкам Ашота, купил  ли человек по  фамилии Азларханов
билет в Москву, и там поджидают его сейчас не­знакомые люди. Нет, в аэропорт
хода не было, он опоздал...
     "Спокойно, спокойно! -- уговаривал он себя. -- Безвыходных  ситуаций не
бывает". И понял, что у него единственный шанс, который он держал про запас,
на всякий случай, -- связаться с Эркином  Джураевым. Но  этот  шанс  сейчас,
похоже, един­ственный.
     Он  направился к ближнему  автомату и, набрав телефон МВД, который  еще
помнил,  узнал, как най­ти Джураева. Через минуту он уже звонил в уго­ловный
розыск   республики,  который  сейчас  воз­главлял  Джураев.  Трубку   взяла
секретарша, она  от­ветила, что полковник Джураев проводит совещание. Узнав,
когда  закончится,  он попросил передать,  что прокурор Азларханов через час
ждет Джураева у республиканской прокуратуры по чрезвычайно важ­ному делу.
     Амирхан  Даутович  вернулся  на  скамейку   у   фон­тана,   потому  что
прокуратура, где  он  назначил  сви­дание  полковнику  Джураеву,  находилась
недалеко, --  если идти пешком,  то  с полчаса, не больше. Не  читалось и не
сиделось, и, поднявшись, он не спеша направился к  парку Горького --  отсюда
до прокура­туры оставалось уж всего  ничего.  В парке  он  выстоял небольшую
очередь и выпил квасу -- от волнения мучила жажда.
     Время приближалось к назначенному сроку, и он двинулся к прокуратуре.
     В прокуратуре он был  в  последний раз пять лет назад. "Какие там нынче
перемены?" -- размышлял Амирхан Даутович. Вспоминал людей, на чью по­мощь он
мог рассчитывать. Задумавшись,  он не­заметно  подошел к  самой прокуратуре,
оставалось метров тридцать  --  сорок, когда,  подняв  голову, он неожиданно
увидел невдалеке,  на  другой стороне  улицы, Джиоева.  Можно  сказать,  они
одновременно заметили  друг  друга --  наверное, Коста проглядел его, потому
что ждал с другой стороны, к тому же прокурор шел в тени деревьев.
     Коста на всякий случай держался от прокуратуры на некотором расстоянии,
прокурор  оказался  ближе, и,  мгновенно оценив  ситуацию,  Джиоев  рванулся
первым.  Амирхан  Даутович  на какую-то долю се­кунды замер,  парализованный
неожиданностью,  но рывок  Коста  вывел  его  из шока, и он тоже бросился  к
спасительному зданию.
     Хотя  ему  оставалось пробежать  гораздо меньше,  чем  Джиоеву,  он  со
страхом ощутил, что не успеет, что сердце уже подкатило к горлу.
     Казалось,  Коста  вот-вот  схватит его, когда бывший прокурор распахнул
знакомую стеклянную дверь и, ворвавшись в прохладный холл, кинулся вверх  по
лестнице.
     "Не уйдешь!" -- прохрипел сзади Коста.
     Амирхан Даутович, оглянувшись  на миг, спот­кнулся, упал  на лестнице и
выронил  "дипломат" --  тот загромыхал по мраморным  ступенькам,  а вслед за
"дипломатом" к  ногам Коста скатился и он сам.  Падая, прокурор краем  глаза
увидел, что старый  милиционер на вахте от  страха никак не мог рас­стегнуть
кобуру. Коста,  в руках которого  был уже  пистолет, подхватил "дипломат" и,
выругавшись, пнул Азларханова. Уловив движение за спиной, резко обер­нулся и
прошипел охраннику:
     -- Не шути, папаша, пристрелю!  -- И старый слу­живый, дрожа от страха,
бросил пистолет, который успел все-таки достать.
     И  в этот момент сверхусилием воли прокурор поднялся на ноги и вцепился
в руку Коста, державшую пистолет.
     Джиоев ударил его тяжелым "дипломатом" по голове раз, другой -- кровь с
разбитого лица брыз­нула на обоих. Но Амирхан  Даутович не разжимал пальцев,
и тогда  Коста  со страшной  силой ударил его  головой  в лицо.  Но  и теряя
сознание,  прокурор  все же  не  отпустил Коста,  и  тот,  хрипя  от  злобы,
выстрелил раз, другой -- в упор.
     Неожиданно какая-то  сила  вырвала Коста у  Амирхана Даутовича,  еще не
успевшего упасть, не разжавшего еще рук. Джиоев закричал страшным голосом --
слышно  было, как хрустнула кость, и, отброшенный в сторону той же силой, он
ударился головой об стену, свалился к ногам милиционера, шарившего по полу и
не видящего свой пистолет.
     Падающего Амирхана  Даутовича подхватил  на руки  Джураев,  ворвавшийся
спустя секунды  после  Коста в вестибюль  --  издали  он видел погоню  возле
прокуратуры.
     Он держал  окровавленную голову Азларханова на  коленях  и, не  замечая
сбежавшихся запоздало людей, повторял:
     -- Прости, прокурор, не успел... прости...






     [1] Черного (или  коричневого, но не белого)  барана в прежние  времена
подносили мулле, судье и т.д.


     [2] Ходжа --  человек, из  знатного и богатого  рода. Хаджа -- человек,
совершивший  паломничество  в Мекку,  то есть,  по  мусульманским  понятиям,
"очистившийся".