лес, но все равно каждый  пройденный
метр приближал к своим. Ну а если там передовые подразделения врага?..
Что ж, снова бой, не привыкать. Враги, конечно,  узнают  свой  "тигр",
подпустят спокойно, и надо этим  воспользоваться - устроить им хорошую
баньку. Тогда и прорваться будет проще.  Главное,  конечно,  раздавить
орудия, если они там есть...
   Полевая  дорога  повернула,  двигались  пашней.  На  рыхлой   земле
скорость снова упала, но за тыл Агеев теперь был спокоен.
   До леса оставалось уже менее  километра,  когда  над  башней  танка
провыл снаряд и позади вскинулся черный  столб  земли.  Второй  снаряд
ударил впереди, и в груди Агеева похолодело: "В вилку взяли, следующий
снаряд будет наш..."
   Заряжающий, что-то крича,  распахнул  люк  и  выскочил  на  верхнюю
броню. "Куда он, сумасшедший?.." И вдруг Агеева осенило: "Это же  наши
бьют, наши!.."
   В следующий миг Агеев  был  снаружи.  Заряжающий,  стоя  на  броне,
размахивал сорванной с себя нательной рубахой.  Артиллеристы  заметили
сигнал, огонь  прекратили.  Чтобы  окончательно  успокоить  их,  Агеев
нырнул  в  башню,  поднял  ствол  танковой  пушки  и  уж  потом  снова
присоединился к заряжающему.
   В лесу танкистов окружили изумленные бойцы, начались расспросы,  но
Агеев, не отвечая, попросил доставить его вместе с пленными к старшему
начальнику. К его радости, этим старшим начальником на участке обороны
оказался их комбат. С радостью и удивлением встретил  он  разведчиков.
Выслушав  Агеева,  попросил  указать  на  карте  расположение  колонны
фашистских танков, доложил по радио обстановку  в  штаб  части,  потом
обратился к разведчикам:
   -  Молодцы.  Весь  экипаж  приказано  представить  к  наградам.   -
Засмеялся: -  А  мы  тут  гадали,  что  за  шум  у  немцев.  Из  штаба
спрашивают, кто послал рейдовую группу к фашистам в  'тыл,  мы  руками
разводим, а оказывается, действительно наша работа. Теперь  отдыхайте,
вы ведь все равно пока "безлошадные". Пленных сами доставите в штаб.
   - Товарищ капитан, - заговорил  Агеев.  -  Мы  не  "безлошадные"  -
"тигр" вполне исправен. Мы  его  уже  обкатали,  снарядов  достаточно.
Только вот кресты закрасим да  подзаправимся  -  и  готовы  в  бой.  А
отдыхать будем по очереди в танке, пока в обороне стоим. Разрешите?
   - Ну что с вами делать, - улыбнулся комбат. - Занимайте свое место.
А в обороне мы вряд ли застоимся.
   Через полчаса, позавтракав и дозаправив трофейную машину  топливом,
экипаж младшего лейтенанта  Агеева  занял  указанную  ему  позицию  на
лесной опушке. Теперь в нем снова находилось четыре танкиста, так  что
экипаж был вполне боеспособен.
Владимир Возовиков, Владимир Крохмалюк. Солдат верит в бессмертие



        - Я всегда с волнением прикасаюсь к фронтовым запискам, -
     рассказывал  наш  собеседник  генерал-майор   Рязанский.   -
     Перебираешь пожелтевшие странички, и перед  взором  проходят
     давние события во всем  их  грозном  величии.  Сквозь  дымку
     времени смотрят полузабытые лица боевых товарищей.  Живых  и
     павших. Каждый листок - память о чьей-то судьбе.

        Убеленный  сединой,  прошедший  через   горнила   суровых
     испытаний, генерал показал несколько  ученических  тетрадей.
     Исписанные торопливым, неровным почерком страницы  говорили,
     что автор записок работал не в тиши  уютной  квартиры,  а  в
     суровых условиях боевой обстановки.

        - Эти тетради, - продолжал генерал,  -  были  отданы  мне
     почти сорок лет тому назад. Вспоминается  первое  мая  сорок
     пятого года. Разгар  Берлинской  операции.  Весеннее  солнце
     утопает в дыму жесточайшего сражения,  разгоревшегося  между
     пятым гвардейским механизированным Зимовниковским корпусом и
     пятидесятитысячной группировкой гитлеровцев. Фашисты  бешено
     атакуют, стремясь прорвать фронт корпуса и  уйти  на  запад.
     Бой идет в долине  реки  Ниплиц,  между  населенным  пунктом
     Цаухвитц и городом Беелитц, что в тридцати пяти километрах к
     югу от Берлина.
        Корпус дерется на два фронта, так  как  ему  одновременно
     приходится   отражать   удары   частей   двенадцатой   армии
     гитлеровцев под командованием генерала Венка,  вызванных  на
     помощь окруженному гарнизону фашистской столицы.
        В критический час в район боевых действий корпуса  прибыл
     командующий четвертой гвардейской  танковой  армией  гвардии
     генерал-полковник Лелюшенко. Прибыл  не  один.  С  ним  полк
     "катюш",   самоходно-артиллерийская   бригада   и    бригада
     армейских  саперов.  По  просьбе  командарма  в  воздух  для
     поддержки  зимовниковцев был  поднят  гвардейский  штурмовой
     авиационный   корпус-гвардии   генерал-лейтенанта    авиации
     Рязанова. Небо и земля стонали от непрерывного рева моторов,
     грохота артиллерии, треска  очередей,  заглушаемого  гулкими
     разрывами  фаустпатронов.   Воздух   поминутно   полосовали.
     огненные трассы "катюш".
        Среди такой вот кутерьмы мне запомнилась, как в  окоп  на
     командном  пункте  командира  корпуса  вошел  офицер   связи
     гвардии капитан Брагер. Видя, что командарм  слушает  доклад
     командира корпуса - гвардии  генерал-майора  танковых  войск
     Ермакова, капитан подошел к начальнику  штаба  и  доложил  о
     передаче   боевого   распоряжения   командиру    двенадцатой
     гвардейской механизированной бригады Герою Советского  Союза
     гвардии  полковнику  Борисенко.  Капитан  нанес   на   карту
     положение бригады и лишь потом скупо сообщил:  посланный  на
     рассвете на командный пункт бригады офицер  связи  лейтенант
     Овчаренко  пакет  с  боевым  распоряжением  вручил  вовремя,
     несмотря  на  тяжелое  ранение,  полученное  в   схватке   с
     разведчиками противника...
        Лейтенанта Овчаренко я увидел несколько позже, когда  его
     отправляли в госпиталь. Он узнал меня и попросил достать  из
     полевой сумки тетради и фотографию. "Прочтите, - сказал  он,
     улыбнувшись через силу. - Может, быть, пригодится..." Унесли
     его в бессознательном состоянии.
        И  вот  теперь,  через  много  лет,  первые  же   строчки
     лейтенантских записок, сделанных под разрывами бомб, вызвали
     в памяти смуглое лицо юноши-офицера, темные глаза южанина, в
     которых одновременно светились и мальчишечье любопытство,  и
     энергия  настоящей  мужской  воли.  Тогда  ему  не  было   и
     двадцати, но в штабе  корпуса  его  считали  зрелым,  боевым
     офицером, ему доверяли ответственные задания.
        Нас,  фронтовиков,  нередко  спрашивают,  каким   образом
     мальчишки-школьники в считанные дни  становились  на  фронте
     опытными бойцами?  Каким  образом?..  Быть  может,  об  этом
     немножко расскажет один из них - Геннадий Овчаренко...

        Александр Павлович Рязанский - сам автор  книги  "В  огне
     танковых  сражений",  повествующей  о   боевом   пути   5-го
     гвардейского механизированного Зимовниковского  корпуса.  Он
     помог нам уточнить в записках наименования воинских частей и
     соединений,  районы  боев,  фамилии   старших   офицеров   и
     генералов.  По   соображениям   военной   тайны,   лейтенант
     Овчаренко либо зашифровывал их,  либо  просто  опускал.  При
     подготовке  к  печати  его  записок  мы  также  использовали
     комментарии генерала Рязанского.  Они  в  основном  касаются
     общей обстановки, складывавшейся в разное время  на  участке
     боевых действий корпуса, в котором  Александр  Павлович  был
     тогда начальником штаба. По понятным причинам  лейтенант  не
     мог  знать  всего,  даже  будучи  уже  офицером  связи.  Нам
     кажется, что эти отступления помогут читателю  лучше  понять
     события, о которых повествует автор записок.


                         "Я тоже стрелял..."

   ...Родился я в городе Георгиевске Ставропольского  края.  К  началу
войны жил на станции Прохладный, здесь  окончил  восьмой  класс,  стал
комсомольцем. Уже тогда решил: буду военным. Ведь не было года,  когда
бы страна жила спокойно, враги грозили нам отовсюду.
   В  нашей  школе,  как,  впрочем,  и  во   всякой   другой,   каждый
старшеклассник состоял в Обществе содействия обороне,  авиационному  и
химическому строительству - Осоавиахиме. Я к тому же в  последний  год
был избран председателем осоавиахимовского  кружка  -  значит,  обязан
пример подавать в изучении военного дела. Мы знакомились с устройством
моторов и стрелкового  оружия  -  от  винтовки  до  пулемета,  учились
стрелять,  метать   гранаты,   изучали   основы   противовоздушной   и
противохимической защиты, усиленно занимались спортом,  участвовали  в
военных играх, военизированных походах и эстафетах. Еще школьники,  мы
уже понимали важность подготовки к защите Родины. К  тому  же  в  мире
становилось все тревожнее.
   На востоке японские самураи немного поутихли,  после  того  как  их
отколотили на Халхин-Голе, зато на западе война придвинулась  к  самой
нашей  границе:  фашистская  Германия  захватила   Польшу,   а   затем
разгромила Францию. По существу,  вся  Западная  Европа  находилась  в
руках Гитлера. Куда теперь фашисты направят свой удар?
   Каждый наш комсомолец и член  Осоавиахима  считал  долгом  и  делом
личной чести  сдать  зачет  по  основам  военно-технических  знаний  и
нормативы "Готов  к  ПВХО",  завоевать  значки  ГТО  и  "Ворошиловский
стрелок". Конечно, в нашем городке не  было  таких  возможностей,  как
в крупных центрах, где при советах Осоавиахима действовали  аэроклубы,
готовились парашютисты, связисты, водители машин и другие  специалисты
для армии и флота. Однако и наш кружок давал немало. Я, например,  уже
мог обращаться с пулеметом, довольно метко стрелял из винтовки, далеко
и точно бросал гранаты. Если бы знал тогда,  как  скоро  все  это  мне
пригодится, вероятно, занимался бы еще старательнее.
   Война пришла внезапно  и  грозно  -  как  туча  в  солнечный  день.
Чувствуя себя достаточно подготовленным и крепким, я в первый же  день
воины послал заявление в ростовскую спецшколу ВВС,  однако  то  ли  не
было приема, то ли возраст мой подвел - ответа я не получил.  Наступил
сентябрь, и пришлось продолжать учебу в девятом  классе.  В  свободное
время вместе с другими комсомольцами школы работал  в  вагоноремонтном
депо. Конечно, бесплатно. Зимой  мы,  старшеклассники,  строили  линию
укреплений  в  степи,  помогали  военруку  школы  проводить   занятия,
записались  в  истребительный  батальон  и  в  батальон  по  борьбе  с
диверсантами. Словом, жили по-военному, но все же это не фронт!..
   Летом сорок второго  фашисты  устремились  на  Кавказ.  С  десятком
друзей  я  отправился  к  командиру  батальона  курсантов  Полтавского
танко-технического  училища,   которые   при   поддержке   бронепоезда
обороняли  станцию.  Попросили  зачислить  нас  в  батальон.  Командир
отказал: "Молоды".
   Позиции  курсантов  атаковали   тридцать   танков   и   пехота   на
бронетранспортерах. 25 августа гитлеровцы  ворвались  в  город.  Почти
весь батальон был отрезан фашистами от моста через  реку  Малку,  и  к
ночи  подступы  к  мосту  защищал  единственный  взвод  курсантов  под
командованием  техника-лейтенанта   Бобрикова.   Тогда-то   мы   снова
пробрались к курсантам, и  нашу  просьбу  удовлетворили.  Мне  вручили
самозарядную винтовку Горюнова, два десятка патронов, две  гранаты,  и
назначили  меня  третьим  номером  к  пулемету  с  обязанностью  иметь
снаряженными три диска. Вот  когда  я  оценил  все  то,  что  дал  мне
осоавиахимовский кружок!
   Таким сильным я  не  чувствовал  себя  никогда  прежде.  Мальчишкой
столько раз мечтал о буденовке с огромной красной звездой,  о  горячем
скакуне, о клинке, зажатом в руке. Пусть все вышло иначе - я не жалел.
Глянул бы на меня мой любимый Павка Корчагин - сразу понял бы,  что  я
тоже не боюсь ни врагов,  ни  смерти,  готов  пойти  на  все  за  нашу
советскую Родину.
   Во взводе было восемнадцать курсантов. Мы держали оборону в  центре
железнодорожного поселка. В подворотнях больших домов занимали позиции
истребители танков с противотанковыми ружьями и стрелки. Наш пулемет -
посередине  улицы,  за  брошенным  колесным  трактором.   На   станции
беспокойно курсировал  бронепоезд,  ведя  почти  непрерывную  дуэль  с
вражеской батареей.  Гитлеровцев  мы  ждали  со  стороны  Прохладного,
однако в сумерках из здания кооператива,  находившегося  позади  наших
огневых точек, вдруг ударил автомат. Стреляли по трактору с расстояния
меньше  ста  метров.  Сверкали  трассирующие  пули,  с  резким  визгом
разлетались осколки. Однако били фашисты неточно.  Это  спасло  нас  и
оставило время уяснить азы солдатской тактики: никогда  не  устраивать
огневых позиций вблизи хорошо видимых ориентиров.
   После небольшого замешательства загремели наши  ответные  выстрелы.
Паники, на которую фашисты, видно, рассчитывали, не  возникло.  Чья-то
пуля нашла цель, и совсем близко мы услышали душераздирающий вопль.  Я
никогда  раньше  не  слышал  такого  крика,  и  в  первый  миг  волосы
зашевелились  на  моей  голове.  Вероятно,  не   выдержали   нервы   у
гитлеровцев, они куда-то исчезли, бросив  на  произвол  судьбы  своего
стонущего собрата.
   По приказу командира взвода мы заняли круговую  оборону  в  ближнем
квартале, провели несколько вылазок, чтобы очистить от  фашистов  свой
тыл. А на рассвете взвод получил приказ отойти за  реку  Малку.  Потом
еще два дня батальон держал оборону  на  восточном  берегу  Малки  под
минометным обстрелом. Здесь мы  получили  приказ  выбить  фашистов  из
железнодорожного поселка и со станции Прохладный.
   Помню, как  тщательно  запасался  боеприпасами.  Пулемет  -  машина
прожорливая. И все же кроме подсумков ухитрился  подвесить  на  ремень
своих штатских брюк две противотанковые  и  четыре  ручные  гранаты...
Почти к самому поселку подъехали на  машинах,  спешились  и  пошли  по
улицам отдельными группами, прикрывая  друг  друга.  Немцы  засели  на
вокзале и в  больших  домах.  Пришлось  их  выковыривать.  Курсанты  в
основном чуть постарше меня, а  сражались  умело.  Подползут  поближе,
метнут гранаты в окна и сами туда же бросаются - прямо в дым и  пламя.
Мы пулеметным огнем прикрывали их броски,  стреляя  из  окон  соседних
домов. Этажи выбирали повыше - обзор лучше и стрелять удобнее.  Помню,
четыре  фашиста,  спасаясь  от  преследования,  выскочили   на   крышу
четырехэтажного  дома.  Почти  одновременно  там  появилось  несколько
курсантов. Расстреляли врагов в упор.
   Я тоже стрелял из своей винтовки по двум бегущим гитлеровцам. После
второго выстрела один точно  споткнулся,  засеменил,  выронил  оружие,
упал и пополз за угол дома.  "Молодец!  Открыл  счет!  -  слышу  слова
командира расчета. - Только стреляй спокойнее - будет полный порядок".
   Кажется, у  меня  тогда  впервые  руки  задрожали.  И  радостно,  и
досадно. Уполз гад! Однако  все  же  уполз,  а  не  ушел!  Успокоился,
ухватил винтовку покрепче - ничего:  мушка  даже  не  колыхнется.  Ну,
теперь не промажу!
   Город нам очистить не удалось. Залегли под  огнем  и  окопались  на
окраине. Трое суток мы вели охоту за  стрелками  врага,  слышали,  как
гитлеровцы пьяными голосами  горланили  "Хорста  Весселя",  играли  на
губных гармошках. Мы торжествовали, если  удачные  попадания  снарядов
нашего бронепоезда вызывали вопли  гитлеровцев,  и  негодовали,  когда
очередная серия разрывов ложилась вдали от цели. В ночь на 30  августа
батальон получил приказ отойти за реку Черек.
   ...Около школы, в которой учился, я простился с мамой. Она работала
здесь учительницей. Помню, как обняла меня в последний раз и  сказала:
"Прощай, мой мальчик! Путь твой тяжел и опасен, но другого нет.  Когда
тебе будет особенно трудно, вспоминай меня, и моя любовь поможет тебе.
Иди, мой милый! Ты видишь - я не плачу. Я тобой горжусь и благословляю
тебя. Иди..."
   Я молча прижимался к матери и казался сам себе маленьким-маленьким.
Слов у меня не было. Оторвался от нее с  громадным  трудом  и  побежал
догонять батальон, не оглядываясь.  Боялся  увидеть  слезы  на  глазах
матери, боялся сам разреветься...
   За Черек немцев мы не пропустили...


                          "Красивое звание"

   Нас сменила на позициях  стрелковая  часть.  Все  танко-техническое
училище  было  выведено  в  тыл  и  отправлено  в  Среднюю  Азию   для
продолжения учебы. Таких добровольцев, как я, в батальоне было семеро.
Четверо погибли, а  уцелевших  -  меня,  Виталия  Мытова  и  Владимира
Пантелеева - зачислили курсантами в училище. В день  принятия  присяги
мне исполнилось семнадцать лет. Училище было преобразовано в  танковое
командное.
   Дни   учебы   пролетели   быстро.   Досрочно    выпустили    двести
офицеров-танкистов. Среди них и я.  Экзамены  сдал  отлично.  "Младший
лейтенант Геннадий Овчаренко!" - по-моему, звучит  неплохо,  и  вообще
"младший лейтенант" - красивое звание.
   Через несколько дней наша группа выпускников была в челябинском 7-м
запасном танковом полку. Специально зашел в штаб, попросил зачислить в
маршевую роту. Обещали, хотя и поинтересовались  возрастом.  И  вот  -
заводской двор. Плотные ряды тридцатьчетверок. На танках  новшество  -
командирская   башня.   Разрешают   выбирать   любую   машину.   Глаза
разбегаются. Проходящий рабочий советует: "Бери, лейтенант,  вот  эту.
Сам собирал - ручаюсь за нее". Поблагодарил и взял.
   Обкатка маршем на восемьдесят  километров,  пристрелка,  устранение
мелких неисправностей. Едкий дым от десятков ревущих в  цеху  моторов.
Чумазые мальчишки, догадавшиеся, что мы из  маршевой  роты,  откуда-то
тащат разные лампочки и предохранители "про запас". Заправка.  Укладка
боекомплекта. Не забуду, как лихо и мастерски вел  заводской  парнишка
нашу машину по железнодорожным платформам при погрузке.  Такого  я  не
видел  ни  до,  ни  после...  Уже  перед  самым   отъездом   случилась
неприятность. Бегали на базар за  табаком  и  угодили  в  комендатуру.
Насилу выбрались к сроку.
   Но вот все позади. Последний гудок... Едем!..
   Меня   назначили   командиром    экипажа    на    танке    ротного.
Механик-водитель - сержант Девятых. Тридцать три года,  бывший  шофер.
Тридцатьчетверку  водит   неважно.   Плохо   получаются   повороты   и
переключение передач, особенно на подъемах и спусках. Радист - сержант
Семеряков. Двадцать семь лет, рацию знает и уверен в себе.  Заряжающий
- младший сержант Хабибулин, двадцать пять лет, тоже бывший шофер. Все
старше меня, но ребята дисциплинированные. Знают, что я  был  в  боях,
верят мне. Когда нужно, советуюсь с ними  -  житейского  опыта  у  них
побольше...
   Полтава. Быстро сгружаемся, колонной  выходим  на  окраину  города.
Белой  краской  на  башне  ставят  номер  и  знак  части.   Запоминаем
наименование:  55-й  гвардейский  танковый   полк   12-й   гвардейской
механизированной   бригады   5-го    гвардейского    механизированного
Зимовниковского корпуса 5-й  гвардейской  танковой  армии.  Той  самой
армии, что в знаменитом танковом сражении под  Прохоровкой  разгромила
железную армаду врага.
   Где-то постреливают зенитки, но самолетов не видно. С  прибытием  в
гвардейскую танковую часть  нас  поздравляет  замполит  полка  гвардии
майор Загорайко.  От  него  узнаем,  что  полк  за  боевые  заслуги  в
Сталинградской битве получил наименование гвардейского. Танкисты полка
доблестно  сражались  под  Прохоровкой  и  в   Белгородско-Харьковской
операции. Теперь идем изгонять гитлеровцев  с  Правобережной  Украины.
Майор Загорайко призвал нас умножить в боях славу гвардейской танковой
части. Отвечаем ему дружным "ура".
   На  другой  день  -  марш  из  Полтавы   в   Новые   Санжары,   где
расквартирован полк. Мой танк головной. На  командирском  месте  майор
Загорайко, место башенного стрелка занял к