ич несколько минут отрешенно следил, как  уходила
к горизонту серебряная полоса, выгибаясь дугой по куполу неба, и глаза
его, казалось, видели что-то свое,  далекое  и  вечно  близкое.  Может
быть, он мысленно находился сейчас в кабине стальной птицы, летящей  у
самой границы стратосферы, или желал успеха в учебном бою  парню,  что
вел ее? Или вспоминал синий морозный март в горной  тайге  Забайкалья,
где принял свой первый бой без всяких условностей - жестокий и  долгий
бой за жизнь? А может быть, решал какую-то нынешнюю задачу, от которой
его отвлекли? Но вот, словно очнувшись, виновато улыбнулся:
   - Простите, мне надо снять показания.
   Чуть прихрамывая, он направился к своему рабочему месту, но даже  и
теперь в стройной фигуре его замечалась выправка военного человека. Он
шел к своему рабочему месту на земле, где продолжает борьбу  за  новую
высоту, за свое небо.
   И стало вдруг понятно, отчего большинство людей с  детства  мечтают
летать. Настоящая жизнь, вероятно, и состоит  в  вечном  стремлении  к
своему  человеческому   небу   -   профессиональному,   нравственному,
духовному. Мечта об этом небе, борьба  за  жизненные  высоты  сближают
людей сильных, не позволяют увязнуть в  паутине  мелочных  сиюминутных
интересов, расчетов и отношений, построенных на своекорыстной  выгоде.
Но даже и те люди, которые брюзгливо советуют смотреть лишь под  ноги,
- пусть спросят себя наедине: разве в глубине их собственной  души  не
живет мечта о высоком небе - гражданском подвиге  ради  других  людей,
ради своего народа?..
   Нет, и взрослея, растворяясь в "чисто земных"  заботах,  не  должен
человек расставаться с мечтой  о  небе,  с  героями  своей  юности.  У
нынешних наследников великого подвига отцов и дедов-фронтовиков  таких
настоящих героев тысячи. В любом  возрасте  они  придут  на  помощь  в
трудный час, если человек останется  верным  их  памяти,  их  заветам,
желанию достигнуть их высоты.
   Юрий Козловский в критические минуты жизни проверил  это  на  себе,
потому он остается верным своему небу.
Владимир Возовиков, Владимир Крохмалюк. На рассвете



   В серых предрассветных сумерках  лета  холмистая  равнина  казалась
вымершей, самый зоркий и опытный глаз не заметил бы на  ней  малейшего
движения, но командир танковой роты старший лейтенант  Игорь  Веселов,
казалось, физически ощущает  громадное  напряжение  затаившейся  здесь
могучей жизни, готовой заявить о себе по  одному  слову  команды.  Это
напряжение отдавалось в нем нетерпеливым ожиданием и острой  тревогой,
отгоняющей усталость и сон. Веселов пока  не  различал  своих  танков.
Покрытые  пылью  после  долгого  ночного  марша,  они  растворялись  в
сумерках,  сливаясь  с  серой,  обожженной  солнцем  землей.  Он  лишь
угадывал их приземистые стальные тела, не остывшие за ночь, и чудились
в теплой тьме под броней знакомые лица  танкистов.  Всю  ночь  они  не
смыкали глаз, всю  ночь  их  укачивало  на  марше,  и  теперь  молодым
солдатам, не столь закаленным, как их командир, легко было  задремать,
прослушать сигнал - не отсюда ли его тревога?
   Рота  стояла  в  линии  взводных  колонн  на  дне  широкой  лощины,
прикрытая спереди длинной плоской высотой, за которой сейчас в  боевом
порядке  расположились  основные  силы  батальона  и   приданное   ему
мотострелковое подразделение, готовые во всякий миг вступить в  бой  с
крупными силами "противника",  наступающего  с  юга.  После  того  как
"противник" увязнет в бою за эту  гряду  высот,  настанет  черед  роты
старшего лейтенанта  Веселова.  Стремительным  выходом  из  глубины  и
ударом во фланг "противника" она должна приковать к себе его внимание,
связать огневым боем и обеспечить общую контратаку главных сил. Задача
для Веселова не новая, но по  мере  того,  как  светало,  его  смутная
тревога росла.
   "На фронте самое опасное время - рассвет", - звучали в  уме  чьи-то
слова, и он вдруг вспомнил, что слышал  их  от  своего  отца,  который
попал на фронт  в  сорок  третьем,  освобождал  Прибалтику,  штурмовал
восточно-прусские крепости фашистов. Прав старый солдат, теперь и  сам
Игорь Веселов знает, как тревожны рассветные часы даже на  учениях.  И
не только  потому,  что  к  ним  часто  приурочиваются  атаки.   Ночью
обстановка на поле боя меняется все  же  не  так  заметно,  как  днем,
поэтому утром и случаются самые опасные неожиданности.
   Рота стоит за левым флангом развернутых подразделений  батальона  -
так ей легче совершить задуманный  маневр,  а  при  случае  -  вовремя
встретить и отбить обходящие силы "противника". На это  командир  тоже
отдал ясное распоряжение. Но  слева у Веселова - никого. Своих  никого
- он знал точно. Но так  ли  оно  пустынно,  это  уходящее  на  восток
предгорье, изрезанное острыми гребешками, разорванное сухими глубокими
падями, малодоступное для гусениц и колес? Оттуда не ждут удара, и все
же комбат, отдав приказ, напоследок напомнил Веселову: "Поглядывай  за
флангом и тылом..." В самом деле,  никакая  разведка  не  в  состоянии
заглянуть за каждый гребень и в каждую падь. А если к  тому  же  целые
подразделения с тяжелым оружием способны теперь быстро перемещаться по
воздуху, за открытые фланги и тыл нельзя  быть  спокойным.  Бой  может
начаться одновременно и на переднем крае, и в тылу.
   Уже отчетливо проступили  из  сумерек  окрестные  высоты  и  увалы,
поредели тени в распадках.  Веселов  увидел  свои  танки  во  взводных
колоннах, поставленные так, чтобы прямо с места они могли развернуться
в боевую линию фронтом на юг. Но даже вид грозных  машин,  готовых  во
всякую минуту и к маршу,  и  к  атаке,  не  принес  знакомого  чувства
собственной силы, а с ним - уверенности. "Противник" близок,  но  пока
ничем не заявил о себе, даже в  передовом  охранении  мертвая  тишина.
Неужто он ждет, когда рассеются последние сумерки? Но ведь для  танков
и мотострелков это не помеха...
   Пусть ты только  командир  роты,  поставленной  во  втором  эшелоне
батальона со строго определенной задачей, все равно обязан думать и за
противника. Особенно если у тебя открытый  фланг,  за  которым  велено
поглядывать.
   Чем  больше  думал  старший  лейтенант  Веселов,  чем   пристальнее
всматривался в окружающее, тем  яснее  становилась  для  него  причина
тревоги.  Да,  рота  готова  мгновенно  встретить  и  отразить  любого
противника с фронта и даже с тыла -  надо  лишь  развернуть  танки  на
месте, но внезапный удар с открытого фланга парировать так  же  быстро
она не могла. Потребовалось бы несколько минут на  перестроение,  а  в
современном бою и за минуту от роты может не остаться ни машины.
   До начала боя он не имел права выходить на связь с командиром, но и
бездействовать тоже не мог. Проще всего  стоять, как  тебя  поставили;
если даже роту разгромят, можно сослаться на то, что не было  указаний
сменить позицию. Но есть  еще  и  долг  командира,  и  понятие  личной
ответственности его  за  лучшее  выполнение  поставленной  задачи,  за
людей, которых, может быть, завтра придется вести не  в  учебный  -  в
настоящий бой.
   Доверие  этих  людей  к  командиру,  а  значит,   их   мужество   и
решительность в боевой обстановке рождаются и крепнут сегодня.
   Комбат - опытный танкист, должен понять, что руководило  Веселовым.
Ночью позиция роты не вызывала сомнений,  теперь  же,  утром,  комбат,
конечно, и сам увидел бы, что оставлять роту в таком положении нельзя.
   - Рядовой Фомин! - окликнул старший лейтенант заряжающего.
   Молодой солдат завозился на своем сиденье, отозвался не сразу.
   - Спите?
   - Укачало маленько, товарищ  старший  лейтенант.  Сам  не  заметил,
когда задремал. Уж больно тихо.
   - Да, тишина странная... Вот что, Фомин, ступайте в  третий  взвод.
Лейтенанту Гордию передайте: развернуть машины налево и в боевой линии
выйти на тот гребень. - Он указал солдату  высоту.  -  Стоять  там  до
моего распоряжения. Задача такая: быть  в  готовности  отразить  атаку
"противника" во фланг роты. Наблюдать за местностью всем  до  единого,
радиостанции держать на приеме. О  появлении  "противника"  немедленно
доложить мне по радио. Повторите.
   Выслушав, добавил:
   - Скажи Гордию, пусть и за мной следит. Если ничего не  случится  и
рота начнет выдвижение по приказу комбата, немедленно свернуть взвод в
колонну и на полной скорости присоединиться к нам.
   Солдат уже спрыгнул с брони, когда Веселов спохватился:
   -  Постойте.  Передайте  еще.  Выдвигаться  на  гребень  на  первой
передаче, обороты минимальные, чтоб ни дыма, ни пыли. Это - строжайший
приказ.
   - Есть! - Отдав честь, солдат подхватился бегом - рад был размяться
после долгого путешествия в тесной машине.
   Через несколько минут у пригорка, где в раздвоенной вершине укрылся
танк  Веселова,  притормозила  машина.   Невысокий   ладный   капитан,
заместитель командира  батальона  по  политчасти,  быстро  взбежал  на
пригорок, ловко  вскочил  на  броню,  протянул  руку  командиру  роты,
сидящему на башне с открытым люком.
   - Вы, что ли, устроили "прогрев" двигателей? - спросил с  усмешкой.
- Или кто-то спросонья на стартер даванул?.. Постойте, а  где  же  ваш
третий взвод?
   Веселов указал на гребень,  за  которым  широко  растянулись  танки
лейтенанта Гордия.  Над  открытыми  люками  машин  угадывались  фигуры
командиров с биноклями в руках.
   - Это что же за диспозиция у вас такая? - удивился политработник.
   - Товарищ капитан, - Веселов улыбнулся, - позавчера на партсобрании
вы спросили: что главное на войне?
   - Так.
   - И сами же ответили: бдительность! Теперь посмотрите,  мог  ли  я,
находясь в этой лощине, оставить фланг роты открытым?
   Капитан, с минуту осматриваясь, раздумчиво сказал:
   - Что ж, на войне ваше решение было бы  правильным.  Значит,  и  на
учении тоже верно. Это называется - проявить инициативу. Так я и скажу
комбату. Пока ничего не меняйте.  -  Помолчал,  осматривая  в  бинокль
дальние  гребни,  снова  спросил:  -  А  если  сейчас  роте   прикажут
немедленно выдвинуться вперед?.. "Противник", похоже, задумал  что-то,
а что, мы не знаем. Надо бы все-таки роту держать в кулаке.
   - Надо будет - взвод свернем в колонну, и он быстро догонит роту.
   - А Гордий не проспит снова? - усмехнулся капитан.
   - Не думаю. - Веселов смутился.

   Несколько дней назад лейтенант Гордий опоздал на службу.  Потом  он
честно признался, что накануне лег поздно  и  не  услышал  будильника.
Искренность смягчает вину, но Веселов получил от  комбата  нагоняй  за
отсутствие лейтенанта на разводе и в запале объявил Гордию выговор при
всех офицерах батальона. Замполит потом при разговоре напомнил комбату
о его горячности - достаточно,  мол,  было  поговорить  с  лейтенантом
наедине. Веселов с этим согласился в душе, но дело было сделано.
   - Между прочим, - продолжал капитан, - я видел,  как  взвод  Гордия
действовал на учении. По-моему, не хуже других.
   - Я бы сказал, даже лучше. Поэтому его и послал туда.
   - Тогда все правильно. Ты пойми, комроты, беда иных  лейтенантов  в
том, что они долго себя чувствуют курсантами. А надо, чтобы  побыстрее
распробовали вкус командирской ответственности. Тогда из-за мелочей  с
ними не придется портить кровь. Согласен?.. Ну так я  пройду  к  твоим
танкистам...

   Политработник спрыгнул с брони, но не сделал и шага.  Воздух  слабо
дрогнул от далекого залпа. И тотчас  отчетливо  и  резко  в  наушниках
шлемофона Веселова прозвучал  голос  лейтенанта  Гордия.  Это  не  был
доклад - это была команда взводу на открытие огня. Изумленный в первое
мгновение, в следующее Веселов понял, что лейтенант решил не терять ни
секунды. Ведь и ротный командир, и сам комбат,  услышав  его  команду,
поймут, что происходит. Он решил правильно.
   - Я Двадцать третий!  -  гремело  в  шлемофоне.  -  По  вертолетам,
осколочным... прицел десять...
   Еще до того, как громыхнули пушки взвода, старший лейтенант Веселов
увидел: вдали, над самыми гребнями, на фоне  бледной  зари,  качаются,
слабо поблескивая,  какие-то  тени.  Он  хотел  запросить  лейтенанта,
велика ли вертолетная группа, но  тот  сообразил  и  сам.  Команда  им
отдана, уже били танковые пушки  и  пулеметы,  теперь  можно  доложить
обстоятельней:
   - Двадцатый!.. В тыл заходит звено боевых вертолетов. Веду  по  ним
огонь... Идут над самой землей, прячутся в лощинах. Прямо передо  мной
- около  тысячи  метров  -  за  гребнем  увала   скрылось   до   шести
транспортных вертолетов. Предполагаю - высаживают десант.  Я  Двадцать
третий, прием!
   На юге, за высотами, полыхал ожесточенный  огонь.  Так  вот  почему
"противник" ждал рассвета - в сумерках вертолеты  не  могут  безопасно
летать в холмах. Значит, одновременный удар с фронта и фланга.  Слышал
ли комбат? Надо немедленно вызывать штаб!
   Но комбат слышал. Он не спрашивал, каким образом его резервная рота
ухитрилась вступить в бой так скоро. Он  доверял  старшему  лейтенанту
Веселову так же, как Веселое доверял лейтенанту Гордию.
   - Двадцатый, слушай меня внимательно! - голос комбата был твердым и
ровным, словно он отдавал приказ где-нибудь  в  тихом  распадке  перед
строем офицеров. -  Развернись  и  атакуй  десантно-штурмовую  группу.
Действуй по обстановке. Сильно не  зарывайся,  при  нужде  переходи  к
обороне, но фланг удерживай до конца. Тебя поддержат мотострелки.  Как
понял?..
   Веселов повторил, тревожно  прислушиваясь  к  стрельбе  на  фланге.
Взвод Гордия стрелял теперь реже, но его огонь был уже не  одинок.  Из
глубины позиций, с господствующей сопки, хлестко  били  многоствольные
зенитные установки - видимо, зенитчики обнаружили вертолеты,  загоняли
их за гребни высот, не  давая  подняться,  чтобы  обнаружить  танки  и
нанести удар ракетами. Многое, очень многое  в  успехе  роты  зависело
теперь от исхода этого поединка - между зенитчиками и  вертолетчиками.
На учении, как на войне, особенно остро понимаешь, что победа -  общее
дело, что каждый твой шаг, сама твоя  жизнь  тысячами  незримых  нитей
связаны со множеством людей, товарищей  по  оружию,  с  тем,  что  они
делают и как делают...
   "И за мотострелков спасибо, комбат! Без них трудно  пришлось  бы  в
лабиринтах каменистых высот и увалов..."
   Танки недолго  маневрировали  в  лощине,  перестраиваясь  в  боевой
порядок, и все же для  Веселова  это  были  тревожные  минуты.  Прорыв
вертолетов в такое время грозил бедой. Но зенитчики, видно, знали свое
дело. Когда боевая линия выползла на высоту, к самому гребню, зенитные
установки замолчали - отгонять  стало  некого.  Танкисты  теперь  были
уверены: в атаке их не оставят без прикрытия - с сопки местность видна
далеко.
   По приказу Веселова экипажи лейтенанта Гордия еще раньше прекратили
огонь, и вся боевая линия роты  ждала  в  молчании,  укрытая  гребнем.
Десантно-штурмовая  группа  "противника"  тоже  наступала   пока   без
выстрела. Быть может, там подумали, что редкие огневые точки на высоте
подавлены вертолетами, и поэтому "противник" решил внезапно  ворваться
в расположение обороняющихся с  тыла?  Или  он  стремился  максимально
сблизиться с высотой, обрушив  на  нее  массу  огня,  подавить  всякую
оборону?.. Веселов прикинул силы наступающих. Не  менее  двух  рот,  в
боевых порядках пехоты движутся самоходные  артиллерийские  установки,
уже  можно  различить  и  гранатометчиков  -  их  много...   Да,   без
мотострелков об атаке и думать было бы нечего, но боевые машины пехоты
уже развертывались за его спиной, мотострелки спешивались,  строясь  в
цепь, приближались к танкам. Атака была  необходима  -  только  атакой
можно уничтожить "противника" решительно и быстро. Всякий затяжной бой
не в его пользу - вертолеты могли подбросить "противнику" новые  силы,
и трудно сказать, где они высадятся. Чтобы надежно обеспечивать фланг,
как приказал комбат, надо быстрее уничтожить эту атакующую группу.
   "А где же наш замполит?" - подумалось вдруг Веселову,  когда  рота,
полыхая орудийным огнем, уже сваливалась по  склону  высоты  навстречу
атакующим... Мотострелки не отставали от танков, стреляя на ходу, а  с
гребня били боевые машины пехоты, занявшие место танков...
   Через четверть часа, когда  бой  закончился,  Веселов,  прежде  чем
отвести танки на исходную позицию, открыл люк оглядеться. От  соседней
машины, махая рукой, к  нему  бежал  невысокий,  подобранный  капитан,
придерживая полевую сумку.
   "Замполит!.. Значит, тоже участвовал в бою!.."
   Капитан вспрыгнул на броню, вытер рукавом  пот  со  лба,  оживленно
рассмеялся:
   - Хорош был удар. А если  бы  Гордий  проспал  да  не  встретил  их
огнем?.. Наделали бы вертолетчики из нас киселя.
   - Не проспал ведь.
   - А я что говорю? - засмеялся капитан. - Главное на войне что?..
   - Бдительность.
   - Так. Не догадываешься, зачем комбат прислал меня к вам?..  То-то.
Да только вы сами догадались, откуда грозой тянет. А наше дело такое -
умным делам не мешать. Пора, однако, отходить, товарищ ротный...
   Бой с южной стороны как будто  приблизился,  стал  ожесточеннее.  И
Веселов был доволен, что у него развязаны руки, значит,  в  любой  миг
готов помочь родному батальону. По-прежнему настороженно  оглядываясь,
он просигналил флажками отход.
   Вслед  за  мотострелками  танки  двинулись   к   высоте   взводными
колоннами, готовые развернуться в боевую линию для новой атаки.
Владимир Возовиков, Владимир Крохмалюк. Танки шли за солнцем



   Танки шли навстречу грозе. Впереди по черному горизонту  непрерывно
сверкало, далекие  удары  грома  временами  перекрывали  глухой  рокот
машин, и сержанту Николаю Сосновскому  чудилось,  будто  рота  идет  к
фронту. Предстояла атака переднего края "противника" с ходу, и на душе
сержанта  становилось  неспокойно.  Удастся  ли  проскочить  грозу  до
развертывания в боевую линию? А если прямо с рубежа атаки -  в  черную
тьму, в сплошные, ревущие струи воды?! Дождь  будет  заливать  приборы
наблюдения, затушует мишени, и не то  что  цели  -  соседей  своих  не
разглядишь...
   Может быть, комбат - он сегодня руководит ротным учением -  отложит
атаку до конца грозы? Вряд ли!
   Волнение сержанта нарастало, но теперь это было то неизбежное перед
боем волнение,  которое  окрыляет  человека.  И  Сосновскому  хотелось
взлететь над землей вместе с  танком.  Уверенной  силой  налились  его
руки,  словно  припаянные   к   теплому   металлу   откинутой   крышки
командирского люка, серые глаза спокойно щурились,  оглядывая  грозный
горизонт. Он видел себя как бы  со  стороны  -  глазами  командиров  и
друзей, а еще - теми глазами, что памятны лишь ему.
   В неполные двадцать лет человеку нельзя не мечтать.  Те,  кто  ждут
солдата дома, по ком он грустит порою в минуты тишины, незримо идут за
ним ратными дорогами. Ведь ради них поднимают  солдата  тревоги,  ради
них он в зной и мороз, в метель и грозу делает свою работу.
   "Как тебе служится, мой молчаливый сержант?.."
   Это Галка спросила в последнем письме. Спросила с оттенком  упрека.
Пишет он ей редко и скупо. А есть ли основания писать много  и  часто?
Ну дружили  в  школе,  ходили  иногда  вместе  в  кино  и  на   танцы,
обменивались книгами... Что еще?
   А еще был поцелуй, от которого сладко захолодело в  груди  Николая.
Только было это единственный раз, в минуту прощания... А может,  и  не
было? Иногда человек искренне верит в то, что придумал  или  видел  во
сне...
   Нет, Николай не строил иллюзий. Школьные увлечения обычно  проходят
скоро.  Невесты,  которых  парни  оставляют,  уезжая  служить,   порой
становятся женами других, и Николай не видел, чтобы  для  кого-то  это
стало трагедией,
   И все-таки Галка ждала его, хотя он ни разу не думал о  ней  как  о
своей невесте. Ему это казалось странным, потому что у красивой  Галки
всегда было много поклонников,  которых  Николай  считал  лучше  себя.
Может, потому-то он и не посмел влюбиться в нее.  Наверное,  тут  есть
какой-то