ием встали, чтобы проводить комбата, а он с порога вдруг начал
хвалить их:
   - До чего же вы у меня оба хорошие! Просто молодцы. Живете ведь как
дружно. Комната - на двоих! Шкаф - на двоих! Стол  -  на  двоих!  Даже
конспект - и тот на двоих!
   Лейтенанты готовы были  сквозь  землю  провалиться,  а  комбат  уже
задавал свои "ласковые" вопросы:
   - И давно это у вас?.. А, Тухватуллин?
   - Первый раз, товарищ майор, - буркнул обескураженный Ершов.
   - Вы помолчите. Я видел конспект Тухватуллина - с него и спрос.
   - Он правду сказал.
   - Поверю. Значит, в первый раз. Стало быть, начало  положено.  Так,
ребятки, или не так?.. Ай-яй-яй, Тухватуллин!  Да  ведь  стоит  только
палец в рот сунуть. Сегодня конспект ему уступил. Завтра  -  зарплату.
Послезавтра - девушку. Вы, чего доброго, и а соревновании начнете  ему
уступать по дружбе!..
   Все вовремя делает комбат Фисун. Он и ушел тогда, когда лейтенантам
показалось, что вот-вот сгорят от стыда.
   - Достукался? - зло  спросил  Асхат,  когда  за  майором  закрылась
дверь.
   - Чего достукался? - взорвался Ершов. - Из-за тебя все!
   - Ну и ну!
   -  Ты  не  нукай!  В  самом  деле,  чей   конспект?   Я,   положим,
такой-разэтакий, - признаю  критику!  А  ты-то!  Обязан  был  удержать
товарища от дурного поступка или нет?..
   - Не ерничай! -  сердито  прервал  Асхат.  И  неожиданно  для  себя
спросил: - Свадьба-то когда?
   - Какая еще свадьба? - нахмурился Ершов.
   Асхат вопросительно глянул на друга. Неужели  он  действительно  не
понимает? Не понимает, что Асхат Тухватуллин уступил ему свой конспект
только из боязни - как бы Сашка не подумал,  будто  Асхат  Тухватуллин
отказал из-за девушки?..
   Наверное, нельзя  так  откровенно  смотреть  в  глаза  человеку,  с
которым больше года жил в одной комнате. Уж теперь-то Сашка понял все.
На лице его мелькнула растерянность, потом, овладев  собой,  он  криво
улыбнулся:
   - Ты про Лену, что ли?.. Если влюбился - зря. Могу уступить. Только
знаешь, она...
   Взгляд Асхата остановил Ершова. "Зачем ты это говоришь  мне?  Какое
ты имеешь право говорить так о ней?"
   - Ты лжешь, Сашка!
   Наверное, Асхату стало бы легче, взорвись Сашка,  накричи,  обругай
Асхата.  Но  Сашка  устало  махнул  рукой,  сел  на  койку   и   начал
раздеваться, позевывая...
   С того-то дня и стали замечать в батальоне, как холодеют  отношения
между друзьями-соперниками. И думают -  из-за  вакансии.  Комбат  тоже
думает. Может, потому-то и тревожно Тухватуллину на нынешнем учении  и
нет прежнего желания отдаться борьбе, любой ценой вырвать победу.
   Резкий   торопливый   голос   командира    разведдозора    заставил
Тухватуллина вздрогнуть.
   Минное поле...
   Так вот он, первый сюрприз! Первый... Смотря какое поле,  -  может,
другого не потребуется.
   Танк вылетел на приземистый увал, и Тухватуллин увидел на горизонте
серую гряду высот, манящую и грозную. Она уже так близка! И так далека
теперь,  когда  между  нею  и  танками  роты   легла   полоса   земли,
нашпигованная взрывчаткой. Дозор стоял, развернувшись  в  линию  вдоль
минного поля, и двое саперов  уже  двигались  по  краю  его  -  искали
проход. "Напрасно стараются, - подумал Тухватуллин. - Лучше  бы  сразу
попробовали определить глубину..." Он не случайно ждал ловушку  именно
здесь - между речной излучиной  и  заболоченными  пойменными  озерами.
Река и озера  покрыты  непрочным  льдом,  пытаться  форсировать  их  -
слишком хлопотное занятие. Потеряешь время. К тому же на  минные  поля
можно напороться и на другом берегу...
   Значит, разминировать? Время. Оно  дорожало  с  каждым  мгновением.
Оттого, что он воочию видел теперь гряду, ощущение угрозы  становилось
мучительным, и оно не пропадет,  пока  эта  естественная  преграда  не
останется в тылу роты. Надо что-то придумать, надо найти  выход,  пока
танки еще движутся. В движении всегда лучше думается, а там, у минного
поля, размышлять будет некогда - там надо действовать сразу...
   "Прямо пойдешь - себя потерять, направо пойдешь  -  коня  потерять,
налево пойдешь - женату быть... Шайтан чертов! О чем думаешь? Он  тебя
оженит, комбат Фисун, он тебя оженит!.."
   Тухватуллин снова оглянулся на свою роту. Она переваливала увал,  и
по гребню его, дымя и  разбрасывая  комья  мерзлого  суглинка,  ползла
замыкающая машина - приземистый танковый тягач...
   "Прямо пойдешь - себя потерять... Зачем себя? Себя  нельзя  терять,
уж если терять, так наименьшее".
   Танк остановился, и  Тухватуллин,  упершись  руками  в  край  люка,
выбросил  тело  наружу,  жестом   остановил   подбежавшего   командира
разведдозора: молчи,  мол,  сам  все  вижу!  Нетерпеливо  сделал  знак
механику-водителю подошедшего следом танка: "Глуши!" Крикнул:
   - Передайте - тягач в голову колонны!.. Живо снимайте с трех танков
бревна и вяжите плотиком!..
   В глазах молодого  взводного  мелькнуло  удивление,  но  он  быстро
передал  распоряжение,  и  танкисты  начали  выскакивать   из   люков,
торопливо снимать крепления бревен.
   Еще  ни  разу  Тухватуллину  не  приходилось   пользоваться   этими
бревнами, что служат для повышения проходимости танков, хотя случалось
попадать и в гиблые болота. Даже подумывал  -  они  лишний,  никчемный
груз  на  машинах.  А  вот  пригодились.  И  совсем  не  так,  как  он
предполагал...
   -  Связали?..  Грузите  на  мой  танк.  Кузавинис!  -   позвал   он
механика-водителя.
   Из  люка  высунулась  голова  в  ребристом   шлеме,   серые   глаза
внимательно глянули на командира.
   - Двигайтесь вслед  за  тягачом,  станете  в  двух  метрах  от  его
кормы...
   Тягач, скрежеща гусеницами,  уже  обходил  колонну,  и  Тухватуллин
поднял  руку,  привлекая  внимание  механика-водителя,  потом  побежал
впереди, указывая путь. Он остановил  машину  перед  самым  указателем
минного  поля,  подозвал  танкистов  и  объяснил   задачу:   закрепить
связанные  бревна  между  машинами  -  так,  чтобы  одним  торцом  они
упирались в башню танка, другим - в рубку тягача.
   - Тягач становится тралом, и толкать его будет танк, вы поняли?..
   Командир дозора от удивления сбил шлемофон на затылок.
   - Вот это конструкция! Сколько служу - не видывал.
   Тухватуллин усмехнулся: послужи, мол, хотя бы с мое - два года...
   Тягач был неуклюжим и слишком дорогим тралом, но что  делать,  если
нет другого? Лучше потерять тягач,  чем  потерять  целую  роту,  а  он
наверняка потеряет ее, если "противник" успеет захватить гряду. Только
выдержат ли бревна - толкать тягач придется  не  по  асфальту.  Уперев
"плотик" торцом в башню танка, танкисты поддерживали другой его  конец
на весу, тягач осторожно пятился. Бревна глухо стукнули в  его  рубку,
танк качнулся.
   Выдержат!
   Солдаты захлестывали концы стальных тросиков, опутавших бревна,  за
скобы на броне, затягивали  узлы,  Между  машинами  повис  бревенчатый
мостик, и один из танкистов пробежал по нему,  попрыгал  на  середине,
пробуя надежность.
   - Саперы, в танк! - распорядился Тухватуллин.  -  Водитель  тягача,
выключайте передачу и вылезайте из машины. Живо!
   - Товарищ лейтенант, может, я за рычагами останусь? Буду  по  колее
направлять - Кузавинису все легче.
   Тухватуллин нахмурился.
   - Товарищ Ковалев, у нас учение, а не игра в войну. Вы что,  забыли
о противоднищевых минах? Они взрываются как раз под сиденьем водителя.
   - Волков бояться...
   - Прекратить разговоры! К машине!
   Серые  глаза  Кузавиниса  смотрели  на   командира   с   выражением
спокойного ожидания. А ведь  волнуется,  наверное,  не  меньше  самого
Тухватуллина. Шутка ли - толкать по мерзлым кочкам многотонную махину.
Один неосторожный рывок - и хрустнут бревна, как спички, или  вырвутся
из петель - начинай все сначала.
   - Двигайтесь, Донатас!  -  назвал  лейтенант  механика-водителя  по
имени, и тот, прежде чем закрыть люк, улыбнулся:  все,  мол,  будет  в
порядке, товарищ лейтенант, - не такие дела делали с вами...
   Тухватуллин смотрел, как напрягались  гусеничные  ленты  танка,  и,
казалось, слышал в нарастающем реве двигателя жалобный  хруст  дерева,
но танк двинулся с места плавно, и  так  же  плавно  сдвинулся  тягач.
Молодец, Кузавинис!..
   Взрыв прогремел сразу, едва  первый  трак  тягача  ступил  на  край
минного   поля.   Он   был   негромок,   взрыв   условной   мины,   но
Тухватуллин заметил, как вздрогнули стоящие рядом танкисты.
   - Одна гусеница долой, - произнес кто-то.
   Да, гусеница долой, но у тягача оставались катки,  они  по-прежнему
давили мерзлый суглинок, прокладывая безопасную колею для танка.
   Еще вспышка - и брызги мерзлой  земли...  Еще...  Танк  с  "тралом"
удалялся, и земля под гусеницами теперь помалкивала.
   - Все!..
   Из седой придорожной травы прыгнула черная, длиннохвостая кобра,  и
на броне тягача, как раз против отделения управления, блеснула  сухая,
гремучая молния.
   - Видели, Ковалев? - спросил лейтенант.  -  Такая  прыгающая  штука
хуже фугаса.
   Танк-тральщик был уже далеко, и  сержант-сапер  доложил  по  радио:
минное поле кончилось,
   - По  местам!  -  распорядился  Тухватуллин.  -  И  передайте  всем
механикам-водителям: если кто-нибудь съедет за протраленную колею хоть
на сантиметр - выведу из строя  и  оставлю  загорать  здесь  до  конца
учения.
   Когда заминированная полоса осталась позади, Тухватуллин  посмотрел
на часы. Рота потеряла двадцать минут...
   Сколько же идущий навстречу "противник" потратит на переправу через
реку?.. А переправа ему предстоит,  ведь  река  огибает  гряду  с  той
стороны, и мосты, разумеется,  давно  разрушены.  Руководитель  учения
непременно об этом напомнит Ершову...
   Гряда   надвигалась,   серая   и   безжизненная,   уже    отчетливо
просматривался распадок, в котором  терялась  дорога.  Сейчас  в  него
вползал маленький, темный жучок - дозорный танк. Тухватуллин придержал
роту. Пока дозор не пройдет гряду насквозь и  не  осмотрит  ближние  к
дороге сопки, он решил не втягиваться в распадок.  То  ли  обострилось
чувство тревоги, то ли заговорила  та  расчетливая  осторожность,  что
заставляет опытного командира сделать все возможное ради  безопасности
подразделения.
   -  Тринадцатый!  -  вызвал  лейтенант  командира  разведдозора.   -
Развернитесь в боевой порядок и обстреляйте ближние сопки... Всем -  в
линию колонн!..
   Тухватуллин перестраивал роту, как бы готовясь к удару  с  ходу  по
гряде, имея выставленный далеко вперед щит из танков дозора. Такие вот
атаки самых неприступных крепостей не так уж редко приносят успех, и у
"противника" - если он сейчас прячется за скатами сопок,  готовя  роте
ловушку,  -  могут  не  выдержать  нервы.  Ведь  он   посчитает:   его
обнаружили. Велик соблазн открыть огонь по роте,  пусть  и  с  дальней
дистанции, пока она еще в походных колоннах, пока не  раздробилась  на
маневрирующие  стальные  тараны,  одновременно  извергающие  жестокий,
точный огонь. Лейтенант провоцировал "противника" на залповый огонь по
взводным колоннам, зная, что на большом  расстоянии  опасны  попадания
лишь в гусеницу или орудийный ствол.
   Худо,  если  бы  там  оказались  ПТУРСы,  снаряды,  которые   имеют
одинаковую силу на любом расстоянии...
   Тухватуллин во все глаза обозревал край гряды, но он мог  бы  и  не
напрягать зрение.
   Едва рота сломала походный порядок и дозорный взвод, развернувшись,
грохнул залпом по гряде, пришел ответ. Отчетливая в сером  декабрьском
воздухе, цепь красных пушечных сполохов пробежала по  гребню  ближнего
увала, и до Тухватуллина докатился тяжкий орудийный вздох.
   Тухватуллин достиг своего - не дал  заманить  роту  в  ловушку.  Он
перехитрил "противника" в этом частном поединке, но тем скорее  узнал,
что борьба за господствующие высоты проиграна. Рота опоздала.
   Но - странное дело!  -  теперь,  когда  он  знал,  что  "противник"
упредил его  в  захвате  гряды,  Асхат  не  желал  признавать  никакой
предопределенности в исходе боя. Бой шел, и  его  надо  было  выиграть
любой ценой.
   Экономя время, он развернул взводы в линию, а потом повернул  танки
направо, снова превратив роту в растянутую колонну, и повел ее в обход
сопок, готовый в любой миг  внезапным  поворотом  обрушиться  на  них.
Разведдозор  по-прежнему  двигался  ближе  к  гряде,   ведя   по   ней
непрерывный огонь и оставаясь фланговым щитом роты.
   Танки мчались  с  бешеной  скоростью.  Они  неслись  сквозь  густые
жесткие травы, и то был немалый риск - в бурьяне могли скрываться ямы,
но Тухватуллин знал, что без риска не выиграешь ни  одного  серьезного
сражения...
   Асхат так и не понял, с кем же он столкнулся, обходя гряду: то ли с
главными силами "противника", то ли с боковой заставой, высланной  ему
навстречу...
   Он  промчался  почти  до  хвоста  встречной  колонны,  в   которой,
наверное, так ничего и не успели понять.  А  потом  скомандовал  общий
поворот; танкисты ждали его и выполнили быстро. И - залп в упор...
   Горела покрытая льдом трава, горела земля, горели даже  клочья  ее,
поднятые о воздух разрывами. Рота вела бой в полуокружении, и это  был
уже полустихийный бой на истребление, где дрались танк с танком,  танк
- с пушкой, танк - с гранатометчиками...
   И все же настало время, когда руководитель учения решил,  что  рота
сделала  последний  выстрел.  Он  приказал  свернуть  подразделения  в
колонны и явиться к нему, на высоту, где уже  был  поставлен  условный
ориентир.
   Странно, вместе с беспокойством лейтенант Тухватуллин  почувствовал
и облегчение. Все же в захвате гряды его упредил  Ершов,  а  проиграть
Ершову не грех. Он-то знал это.
   Оставив колонну в глубоком распадке, куда так и не сумел прорваться
с боем, и приказав танкистам проверить машины, побрел вверх  по  скату
сопки к далеко видимому штабному бронетранспортеру. Нарочно не спешил,
однако пришел первым.
   Комбат Фисун сидел у скудного огонька, рисуя  на  карте.  Он  любил
походные костры, добрел близ огня, и солдаты, зная это, даже  в  голой
степи умудрялись разводить огонек, если позволяла обстановка.
   Выслушав доклад  Тухватуллина,  комбат  ткнул  пальцем  в  один  из
складных стульчиков у костра:
   - Садитесь. Небось, упарились?
   Тухватуллин сел. Говорить не хотелось, по крайней мере сейчас.
   - А ловко вы его, а?.. Заставили рассекретиться.  Думал  я  -  каюк
вам, как в сопки  залезете.  Дозорный-то  экипаж  проглядел  засаду...
Ну-ну, молодец - не дал взять себя голыми руками, молодец...
   "Хвалит, значит, не к добру", - с тревогой думал Асхат.
   Со стороны ближнего распадка быстро шел  Ершов  по  мерзлой  земле.
"Так ходят победители", - подумал Асхат.
   Ершов остановился в двух шагах от костра, бросил руку к шлемофону.
   - Товарищ майор!..
   Фисун махнул рукой.
   - Знаю ваш доклад! Садитесь рядом да послушайте  вон  Тухватуллина.
Оч-чень интересно вам послушать, как это он умудрился  трехсотметровое
поле  за  пятнадцать  минут  проскочить.  Уж  не  по  воздуху  ли,  а,
Тухватуллин?
   - Товарищ майор, - повторил Ершов, не  меняя  позы.  -  Я  не  могу
слушать Тухватуллина, пока вы не выслушаете  меня.  В  роте  случилось
че-пэ...
   Он  рассказывал  торопливо,  словно  боялся,  что  его  прервут,  -
рассказывал,  как  после  отбоя  учинил  допрос  саперам:  почему   не
остановились осмотреть мост - ведь  любое  могло  случиться.  И  тогда
командир  саперного  отделения  доложил,  что  не  позволил   командир
дозорного экипажа, а "какой-то"  указатель  просто  сбил  гусеницей  в
кювет. Но сапер утверждает, будто  указатель  предупреждал,  что  мост
"разрушен"...
   Ершов говорил, упорно глядя на затухающий огонь костра. Бледноватое
от усталости и холода, его лицо осунулось,  казалось  некрасивым,  под
глазами лежали тени, а в глубине зрачков  затаились  бессильный  гнев,
стыд  и  невыразимая  обида,  что  так  плохо,  позорно  вышло   из-за
нечестности  командира  дозорной  машины.  Асхату   вдруг   захотелось
броситься к Сашке, стать рядом, взять  на  себя  его  невольную  вину.
Какой же смешной, нелепой, мелочной казалась теперь  их  размолвка,  и
стыдно было, что он сам,  Асхат  Тухватуллин,  оказался  причиной  той
размолвки... Но Фисун?  Простит  ли  Фисун  Ершова?  Майор  -  человек
добрый. Но такие вот добрые в гневе особенно беспощадны.
   Когда лейтенант смолк, Фисун  нагнулся,  пряча  лицо,  пошуровал  в
костре, потом снизу вверх вопросительно посмотрел на Ершова.
   - Ну так и что ж нам теперь делать, а? Победителей не судят?
   - То не победа! - вспыхнул Ершов. - Рота потратила бы на  переправу
не меньше часа. И я не могу сказать, в каком  положении  мы  оказались
бы, потеряй этот час.
   Майор медленно сложил карту, сунул ее в планшет.
   - После учения разберемся. Сержант! -  позвал  комбат.  -  Узнайте,
когда обед готов будет. Да начальника штаба  позовите,  он  в  третьей
роте...
   - Обед через десять минут можно подавать, товарищ майор.
   - Слыхали, товарищи командиры? Через десять минут будет готов обед.
Плюс еще тридцать - людей накормить. Всего сорок - немного. Чтоб через
сорок быть в штабе!
   Лейтенанты вытянулись по стойке "смирно".
   - Вы, Тухватуллин, к начальнику штаба явитесь, А вам, Ершов, я  сам
задачу поставлю на второй этап учения.
   - Есть, товарищ майор!
   - Да смотрите у меня, друзья! -  Фисун,  хитро  сощурясь,  погрозил
пальцем. - Без фокусов. Третьего этапа не будет.
   Лейтенанты шли рядом, касаясь друг друга плечами. И когда пора  уже
было расходиться, Асхат сказал:
   - Знаешь, а ведь ты зря  огонь  открыл  издалека.  Дозор  не  видел
засады, я устроил провокационную атаку. И ты клюнул.
   - Не может быть! - удивился Александр.
   - Значит, может. Так что  нервишки  свои  не  распускай.  И  вообще
посматривай - спуску не дам.
   - И ты гляди. От любимой девушки я еще могу отказаться ради дружбы,
но от любимой роты - шалишь!
   И, шутливо толкнув друга, Александр быстро побежал к своим  танкам,
скрытым в распадке. Минуту Тухватуллин стоял в растерянности.
   "Что он сказал, шайтан? Разве можно так шутить! Или  он  не  шутил?
Ради дружбы отказаться от любимой девушки?.. Так  он,  может  быть,  в
самом деле отказался? И  нагородил  тогда  глупостей,  чтобы  какой-то
повод придумать?.. Но разве Асхат Тухватуллин просил его отказываться?
Разве Асхат Тухватуллин хочет, чтобы он отказывался?.. "Ради  дружбы"!
Что за дружба, если Асхат Тухватуллин всю жизнь будет чувствовать себя
виноватым  перед  другом!..  Погоди,  шайтан  рыжий,  я  тебя  сегодня
отколочу за твою глупость. А потом разыщу эту  самую  Елену  и  устрою
тебе с ней встречу... Нет, ты сам ее разыщешь. Ты не знаешь еще Асхата
Тухватуллина!"
   Жег лицо северный ветер, стеклянно позванивала под сапогами  трава,
мелкие камешки были скользкими, как ледышки, но  лейтенант  не  боялся
упасть. Он бежал во весь дух по склону сопки,  потому  что  оставалось
мало времени, а надо было как следует подготовить роту.
Владимир Возовиков, Владимир Крохмалюк. Сопка любви



   Центр Камчатской области - город  Петропавловск-Камчатский  обращен
лицом к  морю.  Море  -  это  и  дорога  на  большую  землю,  питающая
полуостров, и трудовое поле для  большинства  жителей  области.  Когда
смотришь с Никольской сопки на Авачинскую бухту, открываешь  для  себя
живое и будничное лицо Камчатки. Нарядные лайнеры, скромные буксиры  и
лесовозы, большие морозильные траулеры, гиганты-плавбазы  толпятся  на
рейде и у многочисленных пирсов. Под хмурым,  низким  небом  неустанно
движутся  стрелы  портовых  кранов  -  стальные   руки   Камчатки,   -
переносятся контейнеры и машины, штабеля строительных материалов, горы
бочек и соли. Камчатка в рабочей спецовке - на ударной вахте, Камчатка
борется за выполнение плана по рыбе в очередном году пятилетки. В  дни
путины,  которая  здесь  почти  не  знает  перерывов,   обком   партии
напоминает штаб воюющего флота, а управления океанского и  траулерного
рыбо